Мам, ну хватит, голова уже отваливается, так дергаешь!

 

Еженедельная экзекуция подходила к концу.

Посредине кухни, на ножках перевернутой табуретки был установлен таз. На плите бурлила здоровенная кастрюля с водой, правда воды в ней уже осталось немного.

Геля стояла на коленях перед тазом, а мать, вся потная и распаренная стирала так, как стирают бельё дочкины волосы хозяйственным мылом. Все пробы нормально помыть голову оказывались неудачными, Геля совершенно не справлялась со своей гривой и промыть ее не могла.

 

Потом мать в ковшике развела уксус и шарахнула в таз, окатив многострадальную дочь. Кое-как отжав рыжую массу, завернули ее в огромную простыню, а потом еще долго отжимали полотенцем.

 

Обе красные, как раки, устало плюхнулись пить чай.

Прихлебывая с ложечки бабкино вишневое варенье с вязкими вишенками и сплевывая косточки в блюдце, Геля говорила матери раздраженно и уверенно:

 

- Мам, я косу отстригу!

 

-Чтооо? Ты сдурела, что ли? Да в ней вся красота твоя, чуднОе созданье! Не вздумай, смотри!

 

- Сейчас это не модно совсем. У меня платье... Ты представь, как с ЭТИМ платьем и новыми сережками будет выглядеть твоя дурацкая коса.

 

-ТВОЯ коса! Отлично будет выглядеть! Платье пышное, косу мы поднимем, сделаем ракушку на затылке, а потом туго заплетем, уложим на шее, завитки выпустим. Серьги на виду! Красавица будешь, глаз не оторвать. Геля, добром прошу, не трогай волосы. Не дури!

 

- Идиоткой я буду выглядеть. И деревней! Мне вчера Лилька журнал показывала, так там ни у одной манекенщицы нет волос длинных. Максимум - бабетта. Ты знаешь, что такое бабетта?

 

- Дуррета! Это я знаю - вот, напротив сидит. Дочка, отрежешь косу -прокляну!

 

Обе надулись. Молча доев варенье, умяв целую вазу, пили чай, задумчиво смотрели в окно, на стекло ложился снег, заметая окно почти полностью, отражение елки, стоящей в углу комнаты, становилось все более нереальным и смутным. Оно пропадало, теряло блеск в белой массе. А снег на стекле почему-то не таял...

 

...

 

Пожилая парихмахерша устало посмотрела на Гелю, усевшуюся в кресло. Тугая корона и волнистый хвост, чуть не до попы, такой цвет... Потрогав хвост, скорее, погладив его и пристроив поровнее на стройной спине девушки, она, тоном, которым разговаривают с неразумными, тихо спросила

 

- И что ты делать собралась?

 

- Стрижку ! Такую, знаете, что бы сзади пышно и ровно, кончики от ушей остренькие вперед, и челочка. И бантик мне приколоть, чтобы спереди видно было, вот, я принесла.

Геля выложила из кармана бантик из блестящего газа, который они вчера с Лилькой мастерили почти всю ночь.

 

- ну, давай посмотрим. Только иди, сядь вон на соседнее кресло и сама все расплети, я инструмент помою пока.

 

Геля вытащила шпильки из своей короны, расплела косу. Подошла к парикмахерше и мотнула головой, окончательно выпуская волосы на свободу...

 

Тяжелый искрящийся в свете ярких ламп темно-рыжий водопад упал вниз, закрыв спину почти до пят.

 

- Ты что? ЭТО отрезать хочешь?

 

- Мне стрижка нужна, пожалуйста, давайте побыстрее, я еще к подруге должна заскочить, за платьем. А бантик сегодня прямо сделайте, я косынку повяжу, в косынке буду спать. Да. Мне еще покрасить надо волосы, светлее намного.

 

- Мать знает?

 

- Конечно знает! И вообще! Я взрослая уже.

 

Женщина посмотрела на задорно вздернутый конопатый нос и покрасневшие в запале щеки, тугие , налитые. Белая, почти до бледности кожа и очень яркие губы. Красивая девочка...

Постояла, подняла прядь, взвесила зачем-то на руке. Потом пробралась рукой через всю шелковую, упругую толщу волос, подняла их. Помолчала и отошла.

 

- Нет, детка!

 

-Что нет?

 

- Не буду я их стричь. Я просто не могу, это похоже на убийство. У меня рука не поднимается! Пойди поищи еще кого. Равнодушных много. И не проси. Не могу.

 

Геля наспех заплела косу, путаясь в прядях, и выскочила на улицу, в сердцах хлопнув дверью.

 

Быстро взбежав по лестнице, подскочила к дверям, прислушалась. Тихо. Мать была еще на работе, отчим тем более. На всякий случай, осторожно, чтобы не щелкнуть, повернула ключ в замке и на цыпочках прокралась на кухню. Положила на табуретку доску, взяла топор, которым мать рубила мясо, и одним взмахом, как можно ближе к голове, рубанула по косе. Голове стало непривычно легко. Коса толстой тяжелой рыжей змеей сползла на пол...

 

- Теперь сможете? Геля сдернула платок и мотнула головой. Неровные, обгрызанные по краям волосы все равно были красивыми. Они легли тяжелыми волнами вокруг нежного лица.

 

Парикмахерша вздохнула...

- Вот глупая то!

 

И взяла ножницы...

 

... Анна с ужасом смотрела на косу, валяющуюся на полу.

- Что наделала. Дрянь!

Она поймала себя на том, что разговаривает с колонкой, которая в ответ ей подмигивает синими газовыми огоньками через эмалевую прорезь.

 

- Теперь на кого похожа? На этих...как их. Которые задницей крутят, сигареты тушат ногами. Я что теперь с ней делать буду? Небось тоже курит! А и пьет? И этот, коко, так его что ли?

 

Анна сама испугалась своих мыслей, ей стало даже жарко.

 

- Все! Хватит. Заканчивает училище, отправлю на год в деревню. Работает пусть!

 

Мать резко распахнула дверь в Гелину комнату и обмерла.

 

У зеркала, вся в золотых искорках, чуть покачиваясь на непривычно высоких каблучках, в пышном, как пачка платье, туго стянутом у талии стояла девушка. Незнакомая и необыкновенная. Она стояла вполоборота, пышные светло - рыжие волосы чуть прикрывали тоненькую шейку.

 

Девушка обернулась. Знакомые глаза, чуть подкрашенные длинные ресницы, курносый нос. В граненых под настоящий бриллиант огромных серьгах странно преломлялись лучи, перечеркивая пространство.

 

Анна прислонилась к стене, слезы защипали глаза, но не пролились.

 

...Господи...Какая же ты взрослая, Алюся. Какая же ты стала взрослая....