Пенсионная прибавка Вязьма. Как и во многих небольших провинциальных городках России, здесь прекрасно себя чувствуют артефакты советской эпохи. В глубине сквера возвышается бюст Карлу Марксу, главные улицы носят громкие названия, призванные постоянно напоминать о прошлом: улица Ленина, 25 Октября, Парижской Коммуны и тому подобное. Мудрое не очень богатое местное начальство справедливо считает, что на переименования потратится куча денег, а люди все равно будут называть улицу к трассе Комсомольской, а ту, что ведет на вокзал, Красноармейской. И это совсем не говорит о политических пристрастиях вязьмичей, а скорее, наоборот, о философском провинциальном пофигизме. На центральной площади под названием «Советская» установлен памятник В.И.Ленину. Ухоженный и отмытый от голубиных следов внимания вождь уже несколько десятилетий вдохновенно указывает на церковь с противоположной стороны площади, переделанную в краеведческий музей. Рядом приютилась автобусная остановка с двумя бетонными скамейками. Вот на этих не поддающихся подростковому вандализму надолбах под металлическим козырьком и прятались от мокрого осеннего ветра две пожилые женщины-пенсионерки. – Ты куда ж это, Нинка, собралась такая нарядная? Аж губы накрасила. – А ты не закудакивай. Я всегда така. – Ой, я не могу. Поглядите на нее, – обратилась та, что была без помады, к несуществующим зрителям, – да я 60 лет знаю, кака ты. – Да не ори ты, Зин, – Нина наклонилась к собеседнице и прошептала, – на почту я еду за пенсией. Но Зина, всю жизнь проработавшая крановщицей в монтажном цеху, тихо говорить не умела. – Тю! Охота тебе два часа в очереди стоять?! – Ничего ты не понимаешь, мы же не просто там стоим. Мы там разговариваем. У кого, что нового, рассказываем. Кто умер, кто заболел, все узнаем. Как какую болячку лечить. К какому врачу лучше сходить. Вот ты не знаешь, а я знаю. Потому что раз в месяц пенсию на почте получаю. – Темнота ты, Нинка. Мне мою пенсию давно на карту кладут. – Это как? – Да так. – Зина достала из потертого мужского портмоне пластиковую карточку.– Вот видишь, это пластмассовая карта. Сюда деньги и кладут. – Погодь, куда кладут-то? Где? Как сберкнижка, что ли? В сберкассе, значит, тусуешься? – Ну, дура ты, Нинка. Как была в школе троишницей, так и осталась. Вон видишь, «Банка мать» стоит? Ну, ящик такой железный, «Банка мать» называется. Я в него карту запихиваю, а он мне мою пенсию выдает деньгами. Повисла пауза, изредка прерываемая урчанием проезжающих машин и плюханьем крупных холодных капель в грязную лужу. Нина, обиженно поджав ярко-красные губы, обдумывала, чем бы ответить. – Сама ты, Зинка, дура! Ничего тебе эта «Банка мать» не расскажет. А я вот все новости знаю. Мне пенсию повысили с того месяца. – Женщина гордо задрала подбородок и свысока посмотрела на товарку, ¬– Вот! – Да ну?! За что? – За характер мой хороший. А еще я на демонстрации всегда ходила и палку с президентом носила, а ты и сейчас зятя больше, чем Путина любишь. – Ты на Лешку маво не кати! Он настоящий мужик, правильный! – перешла Зина на крик, приподнимаясь со скамьи. – Не то, что некоторые. Нина быстро вскочила и побежала к подошедшему автобусу, крича на ходу: – Вот у него прибавку и проси, у Лешки своего, а мне государство дало! Сама дура, мать банка! Зинка бросилась за обидчицей, и, размахнувшись клеенчатой сумкой, смачно шлепнула по уже закрывающейся двери. Внутри пакета что-то звякнуло и потекло. Раскрасневшаяся бывшая крановщица осталась стоять неотомщенной на тротуаре. Автобус тронулся. Нина достала из кармана заранее приготовленные деньги за проезд до почты и отдала хмурой кондукторше. Все те 15 рублей, которые прибавило ей к пенсии государство… О том, как бабушка зятя спасала Два раза в месяц Алексей возил бабушку Зину «в город». По большому счету она не была его бабушкой. Бывшая крановщица, родившаяся еще до войны, была прабабушкой его двух дочек и мамой его тещи. Да и понятие «в город» тоже было относительное, так как жила старушка в черте этого самого города, в собственном стареньком домике с печкой и двумя кошками. Леша был любимым зятем, потому как нрав у него был покладистый, характер спокойный и он единственный в большой семье имел автомобиль. Пользовались этим все, кому не лень, но приоритет всегда отдавался бабушке. Маршрут ее поездки был одинаков: рынок, магазины, библиотека, аптека. Вот и сегодня началась закупка с рынка. Бабушка любила покупать. Нет, торговаться она не умела и не пыталась. Ей нравилось разговаривать с продавцами. Любила она пошутить и сама радовалась, громко и заливисто смеясь, своим шуткам больше, чем уставшие задерганные тетки в грязных фартуках по ту сторону прилавка. Переваливаясь с одной артритной ноги на другую, старушка, наконец, вышла к стоянке автомашин. Яркое майское солнышко слепило, отражаясь в витринах, стеклах стоящих автомобилей и в большой луже, возле которой ее час назад высадил зять. Бабушка подошла к серебристой иномарке, открыла заднюю дверцу и с облегчением залезла в салон, устроив рядом два пакета с продуктами. – Ну, теперь в «Рыбкин рай» поехали, – выдохнула она. Машина тронулась – Сало купила, консерву купила, девочкам пряников… – перечисляла она свои приобретения, шурша пакетами и проверяя, все ли на месте. Магазин «Рыбкин рай» нравился всем вязьмичам низкими ценами и всегда свежим ассортиментом. Единственное, что смущало покупателей, так это название. И, правда, если вас в раю режут, жарят, коптят и расчленяют, какой же тогда ад? Автомобиль остановился возле торговой точки. – Восемьдесят рублей с вас, уважаемая. Бабушка во все глаза смотрела на незнакомого чернявого мужчину нерусской национальности, который сидел на месте, где должен был сидеть любимый зять, и, повернувшись к ней, требовал деньги. – Это как? ... Это что? … А где Леша? – и тут бабушка сообразила, что перед ней угонщик, которому она помешала украсть их машину, с ужасом представила избитого, совсем убитого Лешу, засунутого в багажник с кляпом во рту… – Какой Леша? Вихади, да. Приеха… – договорить мужчина не успел. На его голову обрушился пакет с консервными банками. Бабушкина неженская работа и долгая нелегкая жизнь научила ее бороться за свое до конца. – Я тебе покажу «вихади»! Где мой зять, вражья морда?! Отвечай, буржуин бандитский, куда Лешку дел?! – кричала старушка, мутузя через сиденье пакетом с соленым салом съехавшего к педалям «буржуина». И тут раздался громкий звонок мобильного. Бабушка остановилась, тяжело дыша, и трясущимися руками достала из кармана телефон. – Лешенька, ты?! Живой! Ты где? Как ждешь? Переехал, потому что лужа? – по морщинкам на щеке покатилась одинокая слезинка, – А я… я это … я в «раю». – Тебе туда еще рано. Сейчас приеду, – ответила трубка. Зинаида молча засунула обратно в карман телефон, вытащила оттуда же смятый клетчатый платок, вытерла щеки, глаза, высморкалась. Потом перегнулась через переднее сиденье и тем же платком примирительно вытерла пряничные крошки с трясущейся лысины. – Ты это, извиняй, невразумение получилося. Затем бабушка собрала по салону остатки продуктов в рваные пакеты и, прижав их к груди, вылезла задом из «жигулей» на тротуар перед «Рыбкиным раем». Ошарашенный неожиданными «невразумениями» водитель рванул с места машину с «шашечками» на крыше, даже не вспомнив про восемьдесят рублей. |