— Нога заныла, значит весна приходит, – сказал сам себе Фёдор,

выйдя утром на крылечко. Ногу он сломал в раннем детстве. Срослась она

неудачно. Теперь левая короче правой на пять сантиметров. Даже в армию

из-за этого не взяли.

Шёл 1941-й год.

День был нерабочий, и он тут же стал прибивать оторвавшийся штакетник

от забора. Без дела он быть не мог, посему каждую минуту старался

использовать для чего-то полезного.

Фёдор был колхозным плотником. И притом хорошим, пьющим в меру.

Даже в соседние сёла его приглашали что-нибудь починить, подправить

окна, двери или что-то ещё. Небесплатно, разумеется. Денег много не

давали. Зато кормили и поили как следует. Возвращался он всегда

навеселе. Шёл домой пешком, распевая любимые песни времён гражданской

войны. Иногда, впрочем, его подвозили односельчане на попутных подводах.

Часто он оставался ночевать у своих заказчиков, когда поздно заканчивал

работу вдали от дома. Ну, и когда приходилось засиживаться за столом с

радушными хозяевами после сделанной работы.

Так было и в этот раз. После обеда он засобирался по приглашению

подработать в село Марьевку за десять километров, собрал инструмент, и

пошёл на дорогу, по которой до наступления темноты легко было добраться

на чем-нибудь попутном. Своей молодой жене Светлане он сказал, что не

вернётся, так как работы много, а обратно десять километров в ночь не

пойдёт. Ремонт наличников он закончил быстрее, чем предполагал. А тут к

хозяевам забежал сосед с предложением подвезти попутно Фёдора до

родной Николаевки. Сели втроём за стол, выпили по одной-другой-третьей,

закусили чем бог послал, и поехали на подводе домой.

Наступила темнота. Попутчики устали петь про долины и взгорья, и ехали

в полудрёме. Лошадь путалась во тьме, то и дело сбиваясь с дороги.

Глубокой уже ночью Фёдор подходил к своему дому. Дверь, как ни странно,

была закрыта изнутри. Фёдор сначала начал в неё стучать, потом подошёл к

окну. Жена не отзывалась. Тревога мелькнула в голове Фёдора. Он открыл

баул с инструментом, который был как раз под руками, и начал отжимать

дверь. Она вдруг открылась. Фёдор вошёл в дом и увидел неприглядную

картину.

Его жена и молодой мужчина метались полураздетые по дому, пытаясь

одеться и привести себя в порядок. В юноше Федор узнал еврейского парня

Мишу лет восемнадцати из их же посёлка. Родители его работали школьными

учителями. Фёдору всё стало ясно. Он схватил Мишу за волосы и начал бить

лицом об стол. Светлана бегала вокруг, причитая: «Не убивай его, не

убивай!» Миша в какой-то момент вывернулся, выскочил полуголый на

улицу, и был таков.

У Фёдора начались длинные разборки с женой. Что и как.

Выяснилось, что с Мишей Светлана ходила вместе в театральный кружок,

где и познакомилась. По сюжету спектакля он на сцене целовал девушке

руку. На репетициях делал Миша это так нежно, что у Светланы

перехватывало дыхание. Миша норовил несколько раз провожать Светлану

домой. Она ему сказала, что это невозможно, так как она замужем. Миша не

давал покоя своими ухаживаниями, и в конце концов Светлана пообещала,

что когда-нибудь, когда муж уедет, она повесит на окно какую-нибудь

тряпицу, что будет означать, что муж не вернётся, и что с наступлением

темноты, можно будет зайти в гости.

Жизнь Фёдора и Светы продолжалась. Фёдор каждый день устраивал

сцены. Светлана плакала, просила прощения. Говорила, черт попутал, и все

в этом роде. Мучения супругов длились несколько месяцев.

 

Началась война.

Очень быстро линия фронта подошла к посёлку. Шла спешная эвакуация,

суматоха.

Вдруг, в одно утро Федор проснулся от лязга гусениц и рёва

мотоциклетных моторов. Выглянув из окна он увидел немецкую технику и

солдат. Всё было очень неожиданно.

Немцы заняли посёлок и начали быстро обустраиваться. В доме, где был

раньше сельсовет, расположилась комендатура. По улицам ездил грузовик с

громкоговорителям, из которого на русском языке звучало требование лицам

еврейской национальности явиться в комендатуру для регистрации. Также

объявляли про комендантский час.

Колхоз немцы распустили.

Оккупанты хозяйничали уже три дня. Ночью Федор проснулся от лая

собаки. Он подошел к двери и услышал, что за дверью кто-то скребется.

Федор подумал, что пришли немцы и открыл дверь. Какого же было его

изумление, когда он увидел того самого Мишу, которого три месяца назад

застал со своей женой. Миша вошел в переднюю, закрыл за спиной дверь.

Он был осунувшийся и грязный.

Шёпотом Миша рассказал, что два дня назад к ним в дом пришли немцы,

забрали родителей, сестер и бабушку, посадили в грузовик и увезли куда-то.

Сам он был в это время в сарае, а когда увидел приехавших немцев,

потихоньку сбежал задами и спрятался в маленькой рощице. Два дня и две

ночи Миша просидел там, дрожа от страха. Ничего не ел, а только пил

иногда воду из грязной лужи.

— Должен тебя огорчить. Родни твоей, скорее всего, уже нет в живых.

Всем известно, что евреев расстреливают в овраге у Чёрной речки, и

закапывают там в больших ямах.

Миша зарыдал.

— Спасите меня, я не могу идти к родственникам! Их тоже, наверное, уже

… увезли.

Миша не мог выговорить «расстреляли»:

— И к друзьям своим я тоже пойти не могу. Там меня быстро найдут.

Светлана заверещала:

— Федя, пусть он у нас посидит несколько дней! Потом придумаем что-

нибудь.

— Дура! Если мы его выгоним, и жидёнка твоего поймают немцы, то

расстреляют. Если его найдут здесь – повесят на площади всех троих!

— Но нельзя же вот так просто на смерть отправить человека.

Комендантский час. На улицах патрули! Ты же православный, Фёдор! О

страшном суде подумай!

— Проваливай отсюда, актёр-любовник, не доводи до греха! Не то я сам

отведу тебя за руку в комендатуру, – отрезал Фёдор.

Светлана упала на колени:

— Федя, умоляю, будь человеком! Давай рискнём. У нас всё получится.

Пересидим. Никого не повесят. Он ничем не хуже нас с тобой. Ну, родился

евреем. Не за любовника прошу, за раба божьего.

— А если немцы никогда не уйдут? Он вечно с нами жить будет?

Федор неожиданно принял решение:

— Лезь в подпол, сволочь!

В подполе соорудили наспех кровать – доски, матрац, подушка, одеяло.

Миша выкопал себе туалет – полуметровую яму. Образовалась куча земли.

— Будешь дерьмо своё закапывать, – сказал Фёдор.

Светлана спустила вниз кое-какую еду и воду. После этого Фёдор навесил

на люк подпола новенький замок, а ключ повесил себе на шею на верёвочке.

Супруги многозначительно переглянулись.

— Устал я от всего этого. Налей стакан.

Самогона было в доме завались. Почти каждый за работу совал бутылку.

Светлана налила стакан мужу и присела сама. Фёдор выпил залпом и

закусил солёным огурцом и салом. Потом повторил. Начал хмелеть:

— Рассказать кому – не поверят! Я, добропорядочный плотник, прячу в

собственном подполе любовника жены, еврея, рискуя, что меня за это

повесят. Света, это не сон? Так может быть? Ты сама-то будешь меня после

этого уважать?

Жена молча вытирала слезы, с благодарностью глядя на мужа.

На следующий день поздно вечером Фёдор полез в подпол. Он тащил с

собой еду для добровольного узника и самогон. Начался тяжёлый разговор:

— Ну рассказывай, ублюдок, как же тебя угораздило с моей женой завести

шуры-муры.

Фёдор налил себе и Мише по полстакана самогона.

— Я не пью, – пытался отговориться Миша.

— Придётся начать, я тебя научу.

Не в положении Миши было спорить. Они выпили, закусили.

— Я жду подробного рассказа.

— Что рассказывать. Всё как в книжке. Влюбился.

— В чужую жену!

— Не прикажешь сердцу.

— А мужа не испугался? Не боялся, что прибью?

— Боялся, конечно. Как-то страх смог перебороть.

— Ах ты, скотина! – Федор разлил ещё самогон:

— Рассказывай подробно про ту самую ночь. Пришел, постучал, и что

дальше?

— Зашёл, выключили свет, сели на кровать, я Свету обнял.

— А она?

— Прижалась.

— Потом?

— Стал её целовать. В лицо, волосы, губы.

Миша не знал, как ему быть. Молчать он не мог. Врать тоже. Фёдор же

выпытывал подробности. А слушая их, багровел лицом. Миша боялся, что

Фёдор вот-вот потеряет самообладание и убьёт его.

Фёдор разлил по третьей:

— Ну, давай! Что замолк?

— Я стал гладить её грудь.

— Неужто правда? Грудь моей жены? И она позволяла тебе трогать грудь?

И не сопротивлялась?

— Сопротивлялась. Нехотя. Отводила руку. Иногда.

Фёдор начал свирепеть, но потом взял себя в руки, успокоился:

— Ладно, завтра дорасскажешь.

Он задул свечку и поднялся из подпола. Люк захлопнулся, лязгнул замок.

Жизнь Миши была сущим адом. Он всё время валялся на своей лежанке в

полной темноте и прислушивался к звукам снаружи. У него немели пальцы от

страха, когда во дворе лаяла собака или скрипели половицы. Ему казалось,

что пришли немцы и обыскивают дом.

С одной стороны, он ждал Фёдора, так как тот приносил еду и свечку. Свет

огня простой свечки начал казаться ему таким же ярким, как свет солнца. С

другой стороны, Миша боялся разговоров с Фёдором, которые постепенно

переходили к допросам о пикантных подробностях его незаконченного

свидания со Светланой. Эти разговоры под ненавистный Мише самогон могли

в любой момент для него плохо закончиться.

Прошла неделя с того дня, когда явился Миша. Фёдора начал обуревать

страх, что немцы вот-вот их раскроют. Появилось ощущение, что немцы

пришли надолго, может быть навсегда. «Надо сдать еврея, пока не поздно»,

– решил он: «Скажу, вчера пришёл. А если Миша про неделю будет

говорить, скажу, что врёт. Сидит в темноте без часов и календаря, вот и

потерялся во времени, один день неделей показался».

Федор не спеша шёл к бывшему сельсовету, обдумывая свою речь немцам.

Он подошёл к комендатуре и остановился в трёх метрах от двери. Через

несколько минут в дверях появился немецкий офицер.

— Was brauchen Sie? * — спросил он.

Федор молчал, стоя как вкопанный. Вышла девушка, переводчица из

местных.

— Господин Рау спрашивает, Вы что-то хотели сообщить?

Дар речи вернулся к Фёдору. Он, не моргнув глазом, выпалил немцу:

— Да, я хотел вам сказать, что дверь ваша еле висит на петлях. Скоро и

вовсе отвалится. Я плотник. Могу починить.

Девушка перевела. Немец кивнул и ушёл.

Федор быстро сходил за инструментами. За час дверь была исправлена.

Была как новая, открывалась и закрывалась без скрипа. Вышла переводчица

и протянула Фёдору банку мясных консервов. Плотник понял это по

нарисованной на этикетке свинье.

— Комендант распорядился, — сказала девушка.

Фёдор шёл обратно, ругая себя последними словами: «Не мужик я, а

рубанок тупой… Доска сучклявая… Петля ржавая…» Оскорбительные

выражения в свой адрес, приходившие в голову, все были связаны почему-

то с его плотницким ремеслом.

Увидев дома немецкую тушёнку, жена подозрительно посмотрела на мужа.

— Чего уставилась? Заработал, – сказал Фёдор и выругался.

Прошла ещё неделя. Грохотала канонада. Бои шли совсем рядом. В одно

утро Фёдор увидел на улице проезжающий грузовик с красноармейцами.

«Что за чертовщина?» – подумал он. Быстро пошёл в центр, и там узнал, что

ночью немцы в спешном порядке покинули посёлок.

Вернувшись домой, Фёдор первым делом открыл подпол, и сообщил Мише:

— Выходи, гадёныш! Ушли немцы.

— Шутите?! – Миша не мог поверить.

— Клянусь! – Фёдор улыбался. Впервые, наверное, за несколько месяцев.

Миша, щурясь от яркого света, поднялся из подпола.

— Куда мне идти?

— Ты меня спрашиваешь? На восток иди, подальше от немцев.

— Спасибо вам! Простите!

Светлана сказала:

— Миша, ты не рассказывай никому о том, что мы тебя прятали. Немцы

могут вернуться. Подумай о нас.

Миша вышел со двора и побрёл в центр посёлка. Фёдор и Светлана

проводили его взглядом.

Прошло пять дней, и немцы вернулись. Началась долгая жизнь в

оккупации.

 

Через два года Красная армия окончательно освободила посёлок. А ещё

через полтора года война закончилась.

О том, как они две недели прятали в подполе еврея, Светлана и Фёдор

никому не рассказывали. Сначала боялись немцев, потом думали, что никто

не поверит, так как Миша бесследно пропал. Да и эти воспоминания только

портили настроение Фёдору.

В общем, героями они не стали.

Жизнь они прожили нелёгкую, как и все. Вырастили сына и дочь. Сын жил

с семьёй по соседству, дочь закончила в Москве институт, осталась там жить

и работать.

Историю про Мишу они вспомнили только два раза за всю жизнь.

В первый раз, когда дочь прислала письмо, что выходит замуж за еврея.

Помятуя антисемитские разговоры отца, она прямо так и написала: «Папа,

не падай со стула, тебе придётся смириться с тем, что мой жених еврей. Мы

с ним давно вместе. У нас будет ребёнок».

Фёдор наехал на Светлану:

— Это ты во всём виновата! Тебя тянуло на еврейских мальчиков. И дочь

такую же вырастила!

Второй раз был в 1995-м году, когда почтальон вдруг принёс странный

конверт, оклеенный иностранными марками.

Фёдор к старости стал совсем плохо видеть. Светлана надела очки, долго

вертела конверт в руках:

— Федя, получателем значишься ты, а откуда письмо, я понять не могу.

На конверте был указан отправитель:

 

Mendel Katz

18 Kalaniyot St.

Haifa

Israel

 

Светлана распечатала письмо, быстро прочитала его про себя и молвила:

— Это из Израиля от нашего Миши.

— Какого нашего? Твоего любовника, который в подполе сидел?

Слёзы выступили у Светланы на глазах. Она прочитала письмо ещё раз

вслух. Фёдор молча слушал. Вот что там было написано:

 

«Дорогие Фёдор и Светлана!

 

Всю жизнь я мысленно пишу Вам это письмо. Но каждый раз, начав его

писать на бумаге, я останавливался. Я не мог словами выразить свои

чувства.

Как мне благодарить человека, униженного мной, за то, что он зачем-то спас

меня от верной гибели, сам рискуя виселицей? Я спрашивал себя, а как бы я

поступил на Вашем месте? Так же? И у меня не было ответа. Нет его и

сейчас.

Став стариком, я все-таки решился написать. Не знаю, застанет ли это

письмо Вас живыми и здоровыми.

Я старался жить без греха. Не уверен, что смог. Одно могу сказать, что

прелюбодеяний в моей жизни не было. Не было и мыслей об этом. Урок я

получил на всю жизнь.

Я давно живу в Израиле. Если решитесь приехать, то я оплачу Ваш приезд.

Жить столько, сколько захотите, будете в моём доме на правах самых

дорогих гостей. Я небогат, но накопления кое-какие имеются. Я готов их все

потратить.

 

Простите!

 

Ваш навсегда,

Мендель (Миша) Кац

 

P.S. Я стал очень набожным. Хожу в синагогу почти ежедневно. Эту молитву

я проговариваю по несколько раз в день. На иврите и по-русски:

 

Я благодарю Тебя, Творец, Царь Царей, Повелитель Вселенной, за то, что Ты

множество раз помогал мне, поддерживал меня, спасал меня, радовал меня,

исцелял меня, охранял меня, вдохновлял меня.

Я благодарю Тебя за трудности, которые Ты посылаешь мне, ведь только

после пережитых трудностей я могу оценить хорошее; только тот, кто

находился во тьме, может в полной мере оценить свет.

Амен.»

 

* — Что тебе надо? (нем.)