Электричка медленно тащилась по раскаленным от жары рельсам обратно в город, будто на ходу засыпая от накопившейся за целый день усталости.

Летний сезон распределил рабочую неделю садоводов по собственным законам: трудовые подвиги они вершат за воротами своих загородных шести соток с середины пятницы до воскресного вечера. Понедельник – выходной: наденут ситцевые платья, отглаженные рубашки – и на службу. Забренчат пузатые телефоны, зашелестят белоснежные кипы бумаг, и разноголосица каблуков наполнит широкие коридоры пунктирным ритмом торопливых, бодрых и размашистых шагов тех, кому в субботу-воскресенье пришлось отлеживаться на диване в тесных панельных коробках, отгородившись от палящих солнечных брызг серебряной фольгой на оконном стекле и плотными ночными шторами. Тихая зависть бледнокожих сослуживцев не помешает подрумяненным солнопеком садоводам уронить натруженное тело в кресло за письменным столом, незаметно вытянуть под ним гудящие ноги и, сбросив тесные туфли, крутить круги отечными ступнями.

«Жаль, не успела сегодня грядки полить. Да и малину пора собирать. А яблони нынче – загляденье, с макушки до каждого пальчика усыпаны гирляндами розовых плодов» – невысокая женщина чуть за пятьдесят, полузакрыв глаза, стояла в проходе между другими людьми, не успевшими вовремя занять места вагонных скамеек. Простая одежда – темные хлопковые брюки, да красная ветровка – ничем не выделяли ее из пассажирской толпы. Лишь ослепительно белый платок, сложенный в косынку и повязанный на крестьянский манер, маячил среди кепок и фуражек стоящих рядом попутчиков.

Завтрашний день для нее не будет выходным: в поликлинике начинается плановая проверка горздрава. Все внутренние документы готовы, приказы подшиты, бухгалтерские отчеты сложены ровными стопками. К проверкам ей, вот уже более пятнадцати лет возглавляющей одну из лучших в городе поликлиник, не привыкать.

Карьера Марии складывалась из нелегких ступеней премудрого врачебного дела ровно и закономерно. Первая ее специальность после окончания медучилища в конце пятидесятых, была, что ни на есть самой женской. Дипломированную акушерку комиссия по распределению направила в роддом Колхозного района, где ребятишки появлялись на свет с завидным постоянством. Принимать роды у деревенских баб – мускулистых дородных скотниц и доярок – было боязно только в самый первый месяц, когда красный, сморщенный живой комочек так и норовил соскользнуть с Маниных ладоней. Потом привыкла, приноровилась, и маленькие акушерские руки научились ловко управляться с орущими новорожденными младенцами.

Дальнейшая институтская учеба перемежалась с ночными дежурствами в родильном зале городского роддома, и оказалось, что ночью детей рождается ничуть не меньше, чем днем. Маня грезила о модной специальности гинеколога, однако, после окончания института ее направили в заводскую больницу. Участковая служба, а затем заведование отделением в стационаре выполнялись честно и добросовестно. Природная решительность и приобретенное со временем умение рассуждать, настаивать и убеждать, казалось, вымостили путь будущего руководителя и превратили деревенскую курносую девчонку, когда-то лихо отплясывавшую в сельском клубе вальсы и пасадобль, во властного и энергичного главного врача.

 

– Врача! Срочно! В пятый вагон!

Переполненная электричка словно встрепенулась и постепенно стала набирать ход оттого, что неполадки возникли не в отлаженной железной конструкции, а в самом сердце, учащенно забившемся в сотнях ее пассажиров, как одном на всех.

Мария открыла глаза, услышав пробежавший током призыв о помощи, и тотчас стала протискиваться сквозь встревоженный улей толпы. Пятый вагон был соседним, и в несколько секунд она – женщина, не имевшая права оставаться на своем месте – оказалась там. Беспомощная суета и тревога во взглядах десятков испуганных глаз рассеялись при виде этой маленькой женщины в белой косынке. Стоящие в проходе люди расступились, и словно свет надежды дорожкой пролился к сидящей на скамье и склонившей голову на плечо мужа молодой роженице.

То, что женщина начнет рожать с минуты на минуту, не оставляло никаких сомнений. Околоплодные воды отошли: скользкая прозрачная жидкость стекла по ноге и оставила небольшую лужицу. Мария положила руку на живот беременной женщине. «Матка в тонусе. Вот-вот начнет прорезываться головка. А до ближайшей станции ехать минут пятнадцать», – просто и ясно пронеслось в голове.

– Вставайте. Нужно уложить ее на скамью, – обратилась она к мужчине, до сих пор не произнесшему ни слова.

Молодая женщина не плакала и не причитала, только тихо стонала. Она будто забыла, что роженицам положено кричать. Но и говорить она не могла – немая, как и ее муж, дрожащими руками помогающий лечь своей беременной супруге. Только мольба в их глазах – немая мольба к тому, кто в небесах. И к той, что в белой косынке…

– Принесите воду. Нужна чистая одежда и нож, – громкий повелительный голос маленькой женщины пронесся по вагону, и слова повисли в воздухе, готовом разорваться от напряжения в ответной гробовой тишине.

Мария стянула с себя косынку, и, вспомнив о свежевыстиранной белой футболке под ветровкой, сняла и ее, не стесняясь вытаращенных и пялящихся на ее крепкую, схваченную бюстгальтером грудь взглядов.

Толпа вдруг будто очнулась – майки, белые рубашки передавали со всех сторон. Откуда-то взялся чайник с водой, спирт, ножницы, бинты, и под стук разогнавшихся колес вагон стал превращаться в операционную полевого хирургического госпиталя.

После нескольких потуг показалась головка, и крошечное розовое тельце вынырнуло, словно игрушечный дельфин из теплой, пенистой морской пучины. Акушерские руки привычным движением удалили слизь с лица младенца и повернули его вниз животиком. Мария держала ребенка одной ладонью, второй тихонько хлопала по спинке, и вожделенный курлыкающий плач пронзительно возвестил о рождении нового пассажира летящего на всех парусах состава.

Бежавшие к станции садоводы удивленно сверяли часы, увидев прибывший поезд раньше положенного времени и кричали стоящим на платформе: задержите электричку! И невдомек им было, как и наскоро укутанной в белую косынку крошке, что прошедшие пятнадцать минут по рельсам неслась бригантина, спасаясь от надвигающего шторма.

 

Проверка шла своим ходом. Начальник горздрава и несколько его сотрудников расположились в кабинете главного врача со всеми причитающимися удобствами и не спеша рассматривали подготовленные отчеты, приказы и документы. Кто-то время от времени потирал ноющую поясницу, а кто-то уже скинул туфли под столом и крутил круги, пытаясь размять отекшие ступни.

– По радио несколько раз за утро передавали о вчерашних родах в электричке. Вы слышали? – между делом обратился к своим подчиненным начальник горздрава.

– Да-да. Где-то возле Потанино. – откликнулась дама с пышной прической, – Машина скорой помощи смогла подъехать только к станции. Роженице посчастливилось – в вагоне ехала акушерка, она и приняла мальчика. Но кто она, откуда – неизвестно.

– А что с ними теперь? – Мария насторожилась.

– Ребенок здоров, мать тоже, находятся в роддоме под наблюдением. Роды прошли благополучно, хоть и скоротечно.

– Ну что ж, по такому случаю объявляю перерыв, – начальник потянулся, встал из-за стола, вслед за ним задвигали стульями другие проверяющие, а в кабинет уже внесли горячий дымящийся чай, кофе и полное блюдо спелой садовой клубники.