Мало знал я о них. Хотя село это расположено в трех километрах от нашей Зуевки. Заинтересовался улицей «Имени братьев Крайновых». Оказалось, братьев Крайновых до революции было пятеро: Максим, Василий, Егор, Иван, Андрей. Мужики они особенные: от природы творчески одаренные, разумные ( по уличному не зря их называли наумкины), способные, боевые и работящие. История их родословной богатая и знаменитая.

 

В семнадцатом году все как один братья Крайновы приняли революционные идеи, участвовали в ней. Хотя их семьи и не были бедными. Особенно революционным духом отличался Андрей. Старики рассказывали, служил он в Домашкинском полку, Чапаевской дивизии политруком. А когда революционные бури затихли, его должность в родном селе была востребованной. Андрей Крайнов занял должность председателя РЕВКОМа. За что в голодном 1921 — 1922 году и поплатился жизнью. В то время был он ответственным в Кулешовке по распределению продуктов международной помощи голодающим селянам. Естественно, появлялись обиженные или просто завистливые люди. Кто-то из них темной осенней ночью из-за угла в Андрея на его собственном дворе ударит шкворнем по голове. Рана оказалась смертельной. Предполагали, что бросил в него шкворень некий Павел, прозвище которого «Чалдон». На слуху по этому делу были и другие имена.

 

События нашего времени

 

В 1923 году родился у его брата Егора - Петр. С ним я и познакомился по воле случая, работая председателем Зуевского сельсовета. Куда входила и Кулешовка.

На велосипеде в обеденный перерыв он ко мне домой заявился. Не возбранялись тогда домашние визиты к председателям сельским и колхозным. А случай такой, он и его соседка Клавдия Соколова не поделили между на огородах. Клавочка медицинской сестрой в ФАПе работала, а Петр Егорович заведовал ремонтными мастерскими в лесхозе. Занятые люди, так сказать. В Зуевку Крайнов и прикатил в обед, чтобы меня наверняка захватить дома.

 

- Не с руки мне, Яколич, понимаю, воевать, как бы, с женщиной по межевому я к вопросу. Вот приезжай к нам и разберайся в скандале, - просил он меня. Я ему не отказал. Поехал, обе стороны навестил, выслушал и законную межу между ними определил. Пожурил конечно за необоснованные нападки Клавочку. Так как Петр Егорович в районе считался уважаемым человеком, пользовался заслуженным авторитетом, он участник войны и единственный участник Парада Победы в Москве 24 июня 1945 года. Крайнову тогда было 22 года. А беседу с ним я поведу 24 июня 1999 года. Оказалось, и его жена Любовь Сергеевна участница ВОВ. Перед войной их класс был выпускным в Утевской средней школе. И весь их класс добровольцами ушел на фронт. Далее, краткосрочные курсы санитаров и потом боевые операции в этой роли. Их судьбы конечно же меня заинтересовали. С Крайновым мы договорились встретиться и основательно побеседовать.

 

Пришел тот день. Разговор получился длинный, интересный. На улице Ленина они жили. Знаменитая улица. А асфальта до их дома не довели. С этого разговор начали.

 

- Позор! Как просили дорожников, чтобы асфальт дошел до нашего дома. Не слушала нас ни наша власть, ни районная, ни дорожники.

 

Да, асфальт не дошел до них буквально несколько метров. По этому поводу у фронтовика есть к главе сельской администрации претензии. Им являлся тогда Глотов Алексей Григорьевич, школьный работник в прошлом, принципиальности у него не хватило.

 

- Как я ему говорил: не подписывай заранее акт на выполненные работы, – рассказывал Крайнов. - Володя его уговорил - мастер по дорожным работам. И там они трубу водосточную под дорогу не положили. Обещали устранить, тоже забыли. А тут у них, на наш участок асфальта не хватило.

 

Петр Егорович позднее по дороге к Анисимову, к главе администрации района ездил.

 

- Принял меня он, не дожидаясь очереди - как фронтовика и как участника парада, кофем угостил и обещал содействия. Но, как говорят, «Воз и поныне там». - А виноват в итоге кто? Наш сельский голова. Не получается у новой власти ничего хорошего. С колхозами возьми, зачем их было разваливать? Колхозов не стало, и люди в селе без работы остались, молодежь спивается. Богатая нынешняя власть, но чтобы чего сделать – слабая.

 

А ты ко мне, зачем приехал вообще – то? Мне Семенов говорил, что по Лесхозу архив тебе нужен.

- И его для истории не плохо бы заиметь, - ответил я. - Но я хотел бы о тебе все узнать: о жизни, о боевых походах. И записать твои воспоминания.

 

- Давай побеседуем, коль приехал, - согласился Петр Егорович. - Ты Яколич, как я понимаю, так и продолжаешь о людях истории писать. А в районной газете тебя печатать почему перестали?

 

- Там не только меня печатать перестали, не печатают и других селькоров и рабкоров. Новая власть гласность недолюбливает и критики народной в свой адрес не допускает.

 

- Это понятно. А я слышал, книги ты выпустил. И мой товарищ по службе, москвич, о параде пишет книгу. Судьбой участников парада Победы заинтересовался, письма и мне присылал. Я ему все описывал о себе. Вот не знаю, получу ли я книгу от него, доживу ли? Тут уж как судьба повернет.

 

- До выхода книги ждать действительно долго, - согласился я, - а до моей статьи в газете «Луч» доживешь. Составим ее из твоих воспоминаний, САН САНЫЧА попросим, ее и напечатают.

 

- Да о Кулешовке чего я знаю? Мало, в общем- то. Мы же народ, какой? Когда дедушка с бабушкой живы были, не спрашиваем их ни о чем. На потом все откладываем, думаем, они вечно будут жить. - Это истина, Петр Егорович, именно так с нами и получается, - согласился я. - Мне жалко таких родителей и жалко детей, которые подобны Иванам не помнящих родства, - погрустнев, произнес Крайнов. - Мои ребята, тьфу – тьфу, интересуются моим боевым и трудовым прошлым. Интересует их и прошлое предков нашего рода. Плохо ли знать историю своей родословной. Я от бабушки чего слышал, им рассказываю. Дегтярихой в селе ее звали. А род наш по их преданию существует сто пятьдесят лет. Нас еще наумовщиками называли, к ним и семьи Орловых, Чеховских и Давыдовых относили. Они и жили долгие годы в Кулешовке обособленно, хутором особым. И дед мой Филипп про своего деда рассказывал, что он и есть выходец из тех дегтярей. Бабушка рассказывала, что род наш исстари занимался добыванием смолы дегтярной. Они ее каким – то образом превращали в деготь и им торговали. Говорили, что и в Кулешовку моих предков в одно время дорожка дегтярная привела, дегтем они приехали торговать сюда, да так со временем эти края и облюбовали на жительство. Предки мои не из дальних мест – по рассказам, из Саратовской губернии они предположительно. Природа местная предкам нашим здесь понравилась, и большой спрос на деготь. Тогда же как говорили? «Телегу не подмажешь – не поедешь». А пастбища здесь богатые, жить когда они здесь стали, за скотоводство взялись. Дед говорил, что верблюды у них водились. На них Крайновы по найму земельные наделы пахали.

 

А земледелие наш род с закладки сада начинал, до них здесь садами никто не занимался. И от садоводства у Крайновых хорошая прибыль пошла. Сад наш в пойменных ложбинах располагался, землемер по знакомству нам поймы отвел, поэтому и урожай плодов получали мои предки хороший. Яблоками и ягодниками в селах соседних они торговали. Говорили, что фрукты потребителям они и в долг отпускали – на заборе заметки об этом делали. Так мои предки долгие годы на доходы от торговли безбедно и проживали. Я в раннюю пору своего детства захватил время их торгового ремесла, мой уже отец тоже возами яблоки возил по соседским селам. Меня перед самым раскулачиванием он посадил на телегу, груженную до верху фруктами, и катал по всем селам. В 1928 году отобрать у нас сад хотело местное начальство, обобществить и отвести его территорию к землям создаваемого товарищества. А земли нарезал все тот же знакомый нам землемер, Михаилом Ивановичем, помню, его называли. Он заступился за нас, поставив межевой столб в нашу пользу.

 

В Кулешовке и в соседних селах уполномоченные появились, их обязанность - организация коллективных сельхозпредприятий. Крестьяне с опаской относились к нововведениям. Тем более что во времена НЭП большинство крестьян стали зажиточными. Крестьяне считали, что индивидуально им живется свободнее и лучше. Государственное мероприятие срывалось, коллективизация шла туго. В этом году сельских кулаков и середняков стали увозить из села в Казахстан, в Сибирь, в северные края. Говорили, что ссылка крестьян будет безвозвратной. Уже шло активное раскулачивание, когда моему отцу предложили поступать в местное товарищество. А чтобы напугать, ему обещали тоже ссылку. Чего делать? Отец обратился за советом к провидцу Чубуку (другие его называли «Казанец), проживал у нас в Кулешовке старик такой.

 

О нем говорили, что он все заранее определяет и умеет людям судьбу предсказывать. О нем старики много интересных историй рассказывали. Как он еще в гражданскую войну одного красноармейца за своей спиной от белогвардейцев спрятал. - Спрячь меня дедушка, - испуганным голосом взмолился он. И Чубук велел красноармейцу за его спиной схорониться. А в это время уже и беляки во двор входили. Спрашивают дедушку о беглом солдате, а его за ним не видят. Отвел глаза им старик. Этим и спасся красноармеец от расстрела. А еще кулешовцам его пророческие способности пришлись к стати во времена НЭП. Выделанное кожсырье у кулешовцев не принял Богатовский предприниматель, забраковал. Возвратились в село крестьяне расстроенные, к Чубуку пошли за советом. Старик их выслушал, подумал и говорит «Вот чево я посоветую: не заважить (не повредит), если он их и не принял. Вы дюже – то не убивайтесь, случается и такое, под богом все ходим. А кто не принял у вас сырье, он одумается. Ступайте домой, а на зорьке вставайте, укладывайте сырье опять на телеги и поезжайте. И тот человек сырье у вас примет. Но сырье помять бы не мешало». Поехали крестьяне утром к тому предпринимателю, все кожсырье через конопляные мялки пропустив. И предприниматель все их кожсырье теперь принял не глядя.

 

- А мне как поступать, вступать своим хозяйством в их товарищество или продавать свое добро и на чужбину самому подаваться? – спрашивает Чубука мой отец. Он ему не сразу дал ответ, а стал в уме прикидывать. Потом ему и говорит «Нынче в одиночку не дадут тебе выжить, поди, и затравят. Отведено им жить малость. А к весне гляди все и распадется, лопнет их товарищество, как мыльный пузырь лопнет. А ты подумай Егорка сам о себе. Бог тебе судья». И отец подумал, продает сад, хозяйство с домом, и увозит семью на жительство в город Кинель. Там он определился конюхом в милиции. И стали в организации его величать Егором Филипповичем. Он не плохо зарабатывал, по меркам того времени, и благополучно содержал семью. Зажили мы в Кинеле спокойно, но его начальство, какими – то путями узнало, что кулаком отец был в прошлом. Увольняют его с работы по специальной статье. Пришлось нашей семье возвращаться опять в Кулешовку. Отец не стал больше испытывать свою судьбу, он подает заявление теперь уже в колхоз имени пролетарского писателя Демьяна Бедного. Первым председателем которого был назначен уполномоченный Селезнев.

 

Шел 1931 год, я в сентябре пошел учиться во второй класс, учила нас Леонтьева Александра Михайловна. Наши классы размещались в кулацком доме семьи Гордюшиных. Дом добротный, срублен из массивных, смолистых бревен, покрытый тесом, отапливался от голландки. А Гордюшиных выселили из села, посадили всех на большую телегу с вещевыми узлами и увезли как опасных элементов в Казахстан. (Кстати, местные власти практиковали такой способ завладения домами кулаков и середняков. Семью богача Соколкова и в нашей Зуевки сослали, а их добротный дом заняли под детский приют и больницу. Эти дома потом так и называли: Соколковым и Гордюшиным. Оба они потом долго служили нашим людям. У них, как и у людей, тоже есть судьба).

 

- Я в Гордюшином доме четыре года учился, а потом школу построили. Но перед войной от отопления она сгорела. Из дома Гордюшиных больницу и библиотеку пришлось выселять, а учеников вселять. И до средины пятидесятых годов Гордюшин дом служил школой. При директоре школы Сергее Ивановиче Орлове в1955 году его ученики освободили. Школу он новую построил. И в нем теперь больница и сельский Совет разместились. И только к семидесятым годам двадцатого века дом Гордюшиных продали частному гармонисту, весельчаку Горелову Василию Петровичу. А после его смерти в Гордюшином доме стала проживать его вторая жена Люба. Родом Любовь Павловна из Зуевки. Такая вот судьба домов репрессированных крестьян. А мы в своем доме на время вынужденной поездки в Кинель окна и двери досками крест на крест заколачивали. До тридцать девятого года жил я потом в Кулешовке: учился, потом в колхозе работал. Понимать жизнь немного стал, завидовал людям живущих в городе. А тогда же паспортов у селян не было и самовольно деревню никто не покинет. Но к нам гостевать дядя с Кинеля приехал, пробивной мужик, справку в колхозе они с отцом мне выхлопотали. Увез он меня в город.

 

- Там ты специальность получишь, а в колхозе так и будешь быкам хвосты крутить. – уговаривал он меня у нас за столом. – Вон мой Максим, тебя чуть старше, на заводе работает. И я у его сына Максима прописался, паспорт получил. Определил он меня учеником токаря на заводе № 12. Пробки изготовляли, потом более сложные детали. Двоюродному брату Максиму спасибо, душевным человеком он оказался и наставником опытным. На путь истинный он меня направил, перспектива в жизни у меня стала складываться. С друзьями на танцы я ходил, кино с девушкой посещал, купались в реке Кинель по выходным, на песочке загорали и отдыхали. И в этот раз яркое воскресение было. На реке Кинель массовые гуляния проходили. Был там и я с девушкой. Пикник мы организовали с выпивкой. В Кинель поехал еще за напитками и провизией, один из нас, а там по радио про войну объявляют. Веселое настроение со всех как рукой сняло, спешно сворачиваемся добираемся до райисполкома. На площади у здания шел митинг, ораторы выступали, агрессоров вероломных клеймили, клялись отомстить за вероломство. В понедельник мы митинговали уже на заводе, через три дня повестку на войну получает Максим. Он недавно женился на красивой девушке, война прервала их семейную идиллию, перспективу на счастливую жизнь. Проводили мы Максима с его женой до вокзала, посадили в вагон, она махала ему в след платочком и им же утирала себе слезы. С дороги Максим ей письмо прислал, второе письмо он писал из города Вязьма. «Тут старые солдаты нам сказали, что с немцами дело серьезное. Скоро бои тут сильные должны быть», - сообщал он. И больше писем от Максима не приходило. А еще через месяц его родителям извещение пришло: «Ваш сын пропал без вести». Был человек, и нет человека. Всем как-то не по себе. Какая – то неопределенность и непривычность вокруг. Жизнь на заводе проходила по военному времени: напряженно, суетно, тревожно. Повсюду лозунги и призывы «Все для фронта»! «Станочник! Даешь две нормы! Фронт требует трудового напряжения». И мы напрягали свои нервы и мускулы, по двенадцать часов к ряду у станков за работой стояли. Четвертого марта 1942 года я во вторую смену поступил работать, слышу оклик: - Крайнов, мастер в каптерку зовет! Ветошью руки вытер, к нему захожу.

 

- Ты Петр не икал сегодня?- копаясь в нарядах, спрашивает он меня.

 

- Не икал. – А с чего это я икать буду?

 

- На, почитай, узнаешь с чего. - Мастер подает мне уже теперь всем знакомый листок. Читаю:- «Повестка». - Иди, Крайнов домой, отработался ты у нас. Ученика не успели подготовить, не твоя теперь проблема. Твое дело теперь воевать. Не подводи коллектив и там, как тут работал. Утром почти не отдохнувший я отправлялся на сборный пункт к военкому. Моих погодков набралось 69 человек, целый вагон с Куйбышева и до Чапаевска нас ехало. Там в здание привели и сообщили, что учиться мы в ней будем на младших командиров.

 

ПО ДОРОГАМ ВОЙНЫ

 

Через три месяца присвоили нам младших сержантов и отправили в 566 – й стрелковый полк, 153 стрелковой дивизии. Она формировалась в Чапаевске. Меня назначили командиром отделения автоматчиков, взводом назначили командовать преподавателя нашего училища Бирюкова, а политруком - Хохлова. На товарняках до Урюпинска везли дивизию ночью, на маленькой станции спешились и пешком шли в сторону Дона. У станции Мигулинская был отдых, но с тактическими занятиями. Бирюков и Хохлов бывали в боях, имели опыт и передавали его нам. Натаскивали правилам рукопашного боя. У ротного Бирюкова я в заместителях числился. И он приказывает мне:

 

- Так, младший сержант Крайнов, берешь свое отделение с карабинами. Будем с тобой учить солдат штыковому бою. Построил я на лужайке солдат, взводный подходит и командует сурово: - Ко мне Крайнов! Карабин наизготовку! Я быстро выполнил его приказ. - А вы солдаты помните, в штыковом бою с противником по ловкости и смелости с русским солдатом не было равных. В этом успех русской армии. Поэтому мы сейчас с вашим сержантом преподадим первые навыки штыкового боя. Смотрите и запоминайте. После этих слов лейтенант ощетинился, карабин выбросил вперед, принял боевую позу, согнув в коленях ноги. - Младший сержант Крайнов перед тобой ловкий и коварный противник. Штыком его коли! В противном случае он на свой штык тебя нанижет. Я был растерян. А Бирюков еще грознее кричал: «Коли»!! Закрыв глаза, я резко выбросил штык вперед, но он воткнулся в его приклад. И последовал такой силы удар по моему карабину, от чего мой штык воткнулся в землю, а его штык упирался лезвием в мою грудь. Я был поражен «противником» и сконфужен, мне было не ловко перед солдатами. Так повторилось еще раз, меня это разозлило, и я зло ощетинился на Бирюкова и уже не допускал его штыка до моей груди. - Молодец сержант, за тебя я спокоен, немцу теперь не поддашься,- похвалил лейтенант.

 

Миссия его закончилась, теперь я с каждым солдатом осваивал приемы штыкового боя. Возраст у них был разный, некоторые старше меня и уже участвовали в боях. Наши в это время наступали, воевать мы учились в боях, неся большие потери. Многие солдаты, отличившись, становились офицерами. Катков Василий из Карелии был в моем отделении смелым и находчивым. Таких бойцов начальство замечает и выдвигает в командиры. Он стал офицером и занял должность заместителя начальника штаба полка. Молодые солдаты воевать учились у старослужащих. Были такие и у нас: Шитиков, Катков, Оличев. И молодежь отличалась. Того же Оличева я в бою спас. Увлекся он: одного немца застрелил, другого, в третьего целился. А в него с другой стороны немец целился. Я заметил, в немца того выстрелил. Немец упал наповал. Тогда немцы за высотку крепко держались, с трудом, но выбили мы их. Нашу роту они так потрепали, в резерв ее отправили. На войне ситуация меняется быстро, в окружение батальон Цыганкова попал, а там был как раз командир полка Лузин. Он нашей резервной роте по рации позвонил. И пришлось прорыв вражеского кольца осуществлять нам. Танкистов наших была большая заслуга. Они в тылы к ним ночью зашли, панику там сеяли. страх наводили. А мы прорывали кольцо окружения с другой стороны. В результате большая часть вооружения и личного состава противника нами было захвачено. Политрук Лапа с переводчиком устраивали допрос пленным. Год шел 1943-й, немцы офицерских чинов на допросе вели себя еще нагло. Лапа их солдата допросил, потом офицера допрашивал, тот надменно врет ему во всех ответах. Наш офицер не выдержал и ладонью наотмашь ударил пленного офицера по лицу. Немец в ответ забурчал чего-то недовольно.

 

- Он сказал «Это в будущем и на вашем допросе зачтется», - объяснил Лапе переводчик.

 

- Расстрелять бы тебя за вранье не мешало, но сочтешь за месть, а мы не мстим немцам, мы наказываем вас за вероломство вашего фюрера, - спокойно проговорил политрук.

После этого с тяжелыми боями мы освобождали город Млава. Запомнился он мне снайперами немецкими, которые буквально охотились за нашими офицерами. А наши таежные охотники их отстреливали. Они их по приборам оптическим обнаруживали. Блеснет на солнце их оптика и охотнику нашему этого достаточно. Они их снайпера снимали. Разведывательные подразделения нашей дивизии языков немецких каждую ночь добывали и через них укрепления города изучали. Этим мы потери личного состава и сокращали. А дивизию нашу за взятие города Млава назвали гвардейской. Там меня и моих солдат корреспондент из «Огонька» у подбитого «Тигра» фотографировал и написал статью. Читал я и ее, вырезка была, со временем затерялась. А после этого наши войска окружили город Чирков. Не бомбили мы его и не разрушали снарядами. Такой дан приказ. Измором немца брали. Соседние войска противника далеко ушли на запад. А немцу в городе, окруженному кольцом чего оставалось делать? Выбрасывать белый флаг и сдаваться. Этим сохранялась жизнь с обеих сторон. Я теперь свой путь войны анализирую, ищу причину, которая мне жизнь сохранила. Были трагические моменты. Казалось порой – конец, но, нет — рассосалось.

 

Под городом Старобельском так было. Дрались мы за него безуспешно долго, потери и с той и с другой стороны огромные, город в руинах то в их руках, то в наших Там мое отделение автоматчиков в дозоре было. Встречаем извозчика на телеге, который сообщил нам о танках противника. О слухе по рации доложили, а факты проверяем. До села леском доехали, там о танках немецких говорят: «Проходили вчера вечером». Учли в нашем штабе слухи, подкрепили стрелковые части танками. Нашей роте четыре танка Т – 34 выделили. Мое отделение на их броне расположилось. Вооружены мы автоматами и гранатами. Едем среди развалин Старобельска, мои автоматчики в подозрительные предметы стреляют, танки по окнам уцелевших домов из снарядов палят. За угол заворачиваем, по нашему танку снарядом немец шандарахнул. Мне в ушах заложило, а Шандурина осколками ранило. От второго разрыва Горбунова убило и туляка Санкина ранило. Страшно под обстрелом на броне ехать, держимся за башенные поручни, раненых придерживаем, подбадриваем, а мысль так и сверлит «кто из нас следующий»? Их орудие показалось, водитель на пушку танк направил, хода прибавил. Танк по немцам стреляет, мы палим из автоматов. Фрицы от пушки бегут врассыпную, а танк с ходу сминает орудие. Танк остановился, мы с Миляковым спрыгиваем. О раненых и убитом решают позаботиться танкисты. Водитель танка крикнул: «Стреляйте и этих». Двое их: один руки поднял, а другой с конфеты нам показывает. Рука не поднялась стрелять немцев. Стрельба началась, пули сразили Милякова, на моих глазах он скончался. Те немцы скрылись, и я за сараем укрылся. Стрельба прекратилась, я ветошью укрыл Милякова, сам за угол, с автоматом выглядываю. Не по себе одному, ползу дальше от этого места. Стрельбы не стало слышно, отзвуки снарядов доносились. Ночь в развалинах скрывался. Утром отправился на поиски своих, разыскал к вечеру. Пороков разных в нашем обществе предостаточно.

 

Случай на фронте и такой был. Старшего лейтенанта Вострикова по приговору полевого трибунала расстреляли, а его разведывательную группу расформировали по штрафным ротам. А за что? Офицер Востриков и комбат Суриков медсестру любили и ее между собой не поделили. И появился у Вострикова коварный замысел отомстить сопернику Сурикову. Не сообщил он ему про обнаруженную его дозором группу немецких танков замаскировавшихся в засаде на пути следования батальона Сурикова. В результате от его батальона при столкновении с противником такое месиво получилось, мало не показалось. А главное, сам комбат погиб от первых же выстрелов из танков по его машине. Санитарка с ним обычно ездила, в этот раз сидела она в санитарной машине, которую наводчики немецких танков не тронули. Предполагалось, что их танкисты пощадили санитарную машину. Возможно и так, такие гуманисты у немцев попадались. От батальона кое кто уцелел, в их числе и медсестра Нина. Нам она позднее об этом случае рассказывала, сообщила она и о следователе из особого отдела, который ее допрашивал. Из мести одного человека столько потерь бессмысленных получилось. Я тому писателю из Москвы, кажется Маслович его фамилия, про этот случай рассказывал.

 

Следующим городом на нашем пути был Житомир. Выбили мы немцев из него довольно легко. Он сгруппировался и нанес нам контрудар. Наши солдаты расслабляются после взятия, и противник этим воспользовался. Неделю Житомир был занят немцами. Штурмом город не стали брать, выжидали, пока наши танковые части в обход зайдут. Тогда была устроена немцам мясорубка. Не хотели они сдаваться, подмогу ждали, дрались как обреченные. Под Житомиром полегло наших солдат много, а их еще больше. Приближались к городу Родомышль, был ноябрь, слякоть, дороги от техники - непролазное месиво. Пехоте из крутой грязи сапог не вытащить. А пушкари на себе еще и оружие тащат, лошадям помогают. Матерщина солдатская лилась как из рога изобилия. Мат русскому солдату в трудных условиях помогает. Приготовились мы к боям, но немцы оставили город почти добровольно. Довольные этим наши штабисты собрали командиров, включая ротных. Расположилась в городе войска на отдых. Солдатами заняты дома и общественные здания. Вечером в нашей роте появился военный в плащ - накидке, звания не видно. Назвался генералом Казаковым. Взводным командирам он дал разгон за расслабление. Другого начальства в расположении не было. Взводным он сообщил, что в нашем направлении приближаются танки противника, и приказал не пропускать их, вступить с ними в бой. Не появись Казаков, чего бы они с нами натворили. Мы приготовились к их встрече. Через небольшое время на улице появились четыре «Пантеры». Они шли парами, прижимаясь к зданиям парами, а на небольшом удалении за ними шли немецкие автоматчики. Мы свои роты расположили за развалины домов в хорошо просматриваемых местах. Наш взводный напоминал нам не торопиться бросать под танки гранаты и без его команды не стрелять по пехоте из автоматов. За время прошедших боев мы научились себя сдерживать и не паниковать. И сейчас забрасывать гранатами танки мы начали с близкого расстояния. Подбили две «Пантеры», автоматчики очередями заставили немецких автоматчиков попрятались во дворах и в домах. Два танка, стреляя с ходу, стали пятиться назад. Казалось – ликуй братва, победа. Но немцы повторили огневой натиск. Силы оказались неравными, немцы мощный резерв подтянули. Их автоматчики пошли нам в обход, пытаясь взять в кольцо. Положение становилось безвыходным. Но именно в это время в оставшийся коридор влетает «Виллис» с нашим ротным Макаровским. Его отчаянный шофер Еременко не раз проявлял находчивость и сноровку. Он сбавил ход, а ротный нам крикнул: «Немцы вокруг! Садитесь все к нам!» По бортам Виллиса сели: лейтенант Маджуга, автоматчики Антипов, Кочетов, Сумгаилов и я, заняли оборону. Шофер Еременко «Виллису» дает полный газ, круто уходит влево, с бешеной скоростью мчится узкими улицами и проулками. Немецкие автоматчики не успевают нам дорогу перехватить, Зато мы их автоматными очередями накрываем, уходя в безопасное место от противника. Но оказалось, рано успокаиваемся, их танки и цепи автоматчиков оказываются и впереди. Еременко уходит вправо, и там боевые заслоны, всюду на нашем пути появлялись немцы. Пока удачно уходили от их танков и автоматов, но в одном месте ротного ранило, позднее подбили и наш «Виллис». Мы всей группой укрылись в подвале. Стрельба идет вокруг, а мы в нем отсиживаемся. Сумгаилов - способный парень, санпакеты собрал со всех нас и перевязкой раны Макаровского занимается, Антипов – всех опытнее и старше, ящики в подвале нашел, в окно он с них теперь на улицу выглядывает, сообщает нам обо всем происходящем. Тишина зловещая наступила. И речь чужая послышалась.

 

- Немцы к развалинам идуть, - сообщает Солдат Антипов, беря автомат наизготовку. - Не стрелять, - тихо приказал ему ротный. - А с ними как тады? Они в дома гранаты бросают. - Пальнуть успеем. Наблюдай пока и мне докладывай, - наставлял солдата стоявший внизу перевязанный бинтами Макаровский. А у немцев привычка забрасывать на всякий случай гранатами чердаки и подвалы. Вот, думаем, смерть примем глупую. Но они подняли дула автоматов и направились к окну нашего подвала, Антипов приник к прицелу своего автомата, мы по кромке стены на полу улеглись. Два дула просунулись в окно и очереди пуль прошили наш подвал. Штукатуркой всех осыпало, но пули не поразили никого. И на этот раз пронесло. Немцы минут десять бормотали в двадцати метрах от нашего подвала и их позвали другие немцы. У тех была машина, они забрались на нее и в другом направлении уехали. Старый солдат Антипов обернулся от окна и чему-то заулыбался. - Пронесло с божьей помощью, - наконец-то вымолвил он. - Итить пытались к нам былк и другие с гранатами. А я иконку просить ее начал. Матушка моя мне ее в грудной карман положила. И она мне помагаеть. Упаси нас Божия Матушка и сохрани. За город Славенск меня медалью « За отвагу» наградили, за освобождение Старобельска медалью « За боевые заслуги».

 

Под Харьковом были неудачи. В сражениях за него мы понесли огромные потери. Наш командир дивизии там погиб. Я его и фамилии не запомнил. Но любили его солдаты как отца, заботливым был командиром. Особисты его донимали за неудачи, он после этого в боях и не щадил себя, с солдатами наравне шел в бой, показывая примеры мужества. При освобождении Днепропетровска меня ранило в обе ноги, в госпитале № 1084 я их лечил. Петр Егорович после этого долго молчал. И я решил беседу нашу на этом закончить. Возобновим мы ее с ним в мой очередной приезд.

 

ДОЛГОЖДАННАЯ ПОБЕДА И ПАРАД В ЕЕ ЧЕСТЬ

 

Петр Егорович, и война ведь без любви не бывает. Например, дядя мой, Георгий Петрович с фронта с Ниной голубоглазой приехал. Медицинской сестрой она воевала. У майора Куприянова он ее отвоевал. А как у тебя с этим? - спросил я Крайнова. Да, затронул ты струну. Я тогда полночи не спал, о поцелуе ее думал. Вот, Яколич, представь картину. Весна, освобожденная деревушка вся в цветущих садах благоухает. Вошел наш полк в нее, радуются жители освобождению, приветствуют нас, девушки с цветами нас встречают. Не выделяю я пока из них никого, все красивые, порхают вокруг как бабочки, виснут на плечи обнимают. Прошло это ликование, мы начали по деревни расквартировываться. Дом не жилой, большой заняли, по соседству с домом моего отделения автоматчиков проживают две сестры, хохлушки: Оля и Галя. Затишье долгожданное, чисткой оружия солдаты занялись в дневное время. А вечером эти две девицы к нам с картами приходили, играли мы с ними в подкидного дурака. В обществе молоденьких девушек находиться нам очень приятно. Оля мне приглянулась. И я замечаю, она тоже взоры на меня бросает. Балалайку они где-то раздобыли, станцевал я с ее сестрой Галкой, которая и шепнула мне, что нравлюсь я ее сестре. И я, обрадовавшись таким сообщением, вечером проводил Олю до ее калитки. На прощание она как козочка поднялась на носочки и в щеку меня поцеловала. Убежала, махая приветливо платочком. Я полночи не спал после этого, мне вспоминался ее поцелуй и я думал снова о встречи. А состоялась она так: постучался я на следующий день им в окошко, матушка ее выглянула, смотрит удивленно и с волнением о передник руки вытирает. Форточку открыла. Я сказал ей, что меня Оля в гости пригласила. И матушка ее меня через некоторое время в хату запустила. Мать стряпается на кухне, пахнет сдобным приятно, а мы с девушкой разговариваем в горнице. Непривычно мне, успел уже отвыкнуть от домашней обстановки. Но на приглашение ее мамы сесть с ними за стол я не отказался. А когда мы после съеденных пирогов стали пить чай – наш офицер к ним пришел. Оля смутилась, не нашлась чего ему ответить, когда он предложил ей погулять. Мать выручила, сказала, что я их родственник и Оля с нами останется. На другой день она мне сказала, что не нравится ей офицер. Сказала, что он настырный и назойливый, а она таких парней не любит. - Он возомнил о себе, что я не я – офицер. А зачем мне его погоны, мне человек нужен – простой, красивый, доступный. - Так она мне его представляла и ситуацию поясняла. Я посчитал, что этими словами Оля меня положительно характеризует. Более смелым с ней я стал после этого, более уверенным. Неделю мы с Олей еще встречались, полюбили друг друга, как нам казалось, целовались, обнимались, рассказывал я ей о себе, она о себе. И опять нам команда дана отправляться на запад, преследовать и бить фрицев, изгонять их быстрее с нашей территории. Адрес Оля мне дала, просила письма писать. Обещала ждать меня до Победы.

 

Днепр мы после этого форсировали более удачно, чем соседние войска выше по течению. Видать у них не легко форсирование прошло, трупы по течению долго плыли. Водные преграды на войне всегда преодолевать тяжело, а если в спешке и до конца не продумав стратегию, огромные потери при переправе неминуемы. Немцев в начале войны у реках останавливать нам нечем было, и они их форсировали беспрепятственно. А на нашу долю лиха при форсировании рек доставалось много. Мудрые командующие были у немцев, - задумчиво проговорил Крайнов. – Потом и у нас стратеги военного дела появились. Перед войной они были, но многих расстреляли по ложным доносам. Немецкая разведка хорошо поработала. Сталину о шпионаже докладывала, а он верил. От Днепра наши войска на запад шли быстро.

 

На реках: Висла, Неман и Одер были небольшие задержки, приходилось хитрить, ложные переправы возводить, ну и техника переправочная стала совсем иной, авиация наша в воздухе господствовала. Реально Победу мы ощутили при переходе границы Германии, воевать стали мы, уверенней. Техника американская поступала интенсивнее в наше распоряжение, трофеи у немцев отбивали. Радио приемник, каким – то чудом у солдат оказался, голос Левитана на привалах слушали. Это помогало нам знать обстановку на советских фронтах. Мы его почти не стали выключать, все ждали долгожданного сообщения – Победа! А достигло нас это известие в лесочке, от Эльбы недалеко. Ликовали все невероятно; в воздух стреляли, вино пили, как и положено. Там наши подразделения с американцами встретились. Нас на общий банкет пригласили, командиры с их стороны и с нашей речи держали, через переводчиков мы их слушали, и братание после выпивки началось. Как же – союзники по оружию. Адресами обменивались, но писать потом никому не довелось. Победа на время всему человечеству затмила неисчислимые утраты и разрушения. О потерях мои земляки вспомнят после возвращения с войны уцелевших бойцов. По моим данным здесь арифметика такова: из двух сот кулешовцев отправленных на фронт, домой возвратятся сто десять человек. Погибло девяносто человек. На обелиске указано погибших воинов 78 человек. По ряду причин здесь не точные сведения.

 

ЕДЕМ В МОСКВУ

На временное жительство обосновались на равнине, землянки выкопали, стеллажи, стенды установили. Занимаемся строевой, боевой и политической подготовкой. Ожидаем обещанной отправки домой. И вдруг 18 мая 1945 года на верху слышу, меня спрашивают. Выхожу из землянки – лейтенант стоит незнакомый.

 

- Вы будете Крайнов Петр Егорович? – спрашивает.

 

- Да, А кому я понадобился?

 

- В штаб вам прибыть приказано. И не медля. Командир полка со мной беседовал, интересовался биографией, в каких войсках служил, в каком звании, орденами и медалями интересовался, судим ли, и т. д. Набралось нас в штабе человек сто таких. На следующее утро капитан из штаба мне сказал: «В Москву для участия в параде Победы отбор ты выдержал, артиллеристов представлять там будешь». Ехало нас со всех фронтов и различных родов войск 1200 человек. В купейных вагонах везли, обслуживали в дороге нас классно официантки: красивые, вежливые. На крупных станциях нам оркестры марши военные играли, люди с цветы дарили. А в Москве на привокзальной площади в честь нашего прибытия москвичи торжественный митинг устроили. И было ощущение у всех нас большой радости и необычайного восторга. Победа на время всему человечеству затмила неисчислимые жертвы, утраты и разрушения. О потерях и мои земляки вспомнят после возвращения с войны уцелевших бойцов. По моим данным здесь арифметика такова: из двух сот кулешовцев отправленных на фронт, домой возвратятся сто десять человек. Погибло девяносто человек. На обелиске указано погибших воинов 78 человек. По ряду причин здесь не точные сведения.

 

Разместили нас в старых Холмских казармах. Это рядом с Москвой – рекой, не далеко от парка имени Горького. Там я написал письмо Гале на Украину, впечатлениями поделился, о том, что нахожусь в Москве, сообщил и домой. Думал, получу ответы от них, но тщетно, письма их где-то цензура тормознула. А пока нас не только муштровали, но и в свободное время время возили в театры, в музеи, в школы, в ВУЗЫ, на фабрики и заводы. А мы же из деревень в основном, до войны не были нигде и не видели ничего. Нас теперь москвичи как героев о войне расспрашивали, а мы им в ответ и слова связать не могли, стеснялись без привычки. Умение рассказывать о войне потом придет. В дни Победы, когда его будем ежегодно встречать. Я считаю, постановка патриотического и нравственного воспитания молодежи на селе в годы советской власти была правильной. Маршируем по красной площади На нее мы вышли 24 июня 1945 года, мой ряд в строю третий от зада и третий я в ряду от правофланговой линии. На нее мы равнялись, видя грудь соседнего солдата и кося взор на трибуну. Шли мы строем, чеканя строевой шаг под бой барабанов и под духовой оркестр. На последней тренировке маршал Жуков лично готовность нашу проверял. Ему Иосиф Сталин поручил парад принимать, он ответственный, акомандовал парадом маршал Рокосовский. Говорили, что Сталин их вызвал и сказал: «Я теперь староват на лихом коне перед парадом появляться и принимать, а вы молодые и наездники опытные. Вот и проводите парад нашей Победы как и положено». Он и доклад читать поручил Жукову, а сам он большую речь держал на большом банкете перед участниками.

 

- А я у Владимира Карпова в книге «Генералиссимус» читал, что Сталин перед парадом ходил на конюшню. Там его наездник тренировал: как садиться на коня, какую держать осанку. И конь его дважды сбрасывал, - дополнил сведения я. – Сталин сильно ушибся при падении и отказался от своей затеи.

 

- Карпова я знаю, разведчик, герой Советского Союза, на банкете его видел, он тоже участник парада, - радостно сообщил Крайнов. – На приеме у Сталина он выступал. Дослуживал в Германии После угощения и времени для передышки отправили нас опять по своим частям. В немецком городе Ютеборге я дослуживал командиром орудия. Жили мы в кайзеровской казарме, мрачное, подковообразное здание…

 

- Вот, случай! И я в этом же городе служил в 1956 и 1957 годы, - удивился я. - И в подковообразном здании мы жили. Полигоны армейские там: Эйлер и Эссен.

 

- Мы на них из пушек стреляли, - подтвердил Крайнов.

 

- А мы из танков. В этом городе родился маршал Паулюс. Нам майор Курсков особняк его показывал. Он доживал там свое время после возвращения из русского плена.

 

- Мир тесен. Бывает и такое, - слушая меня, улыбался Петр Егорович. - Нам политруки тоже о судьбе талантливого маршала Германии рассказывали. Хвалили его. Мудро он в Сталинграде поступил, не послушался Гитлера, сдался в плен и жив остался. Я был комсоргом в артиллерийской роте, с командирами в отношениях был на «Вы». Свободного времени много, письма писал Оле на Украину. После отката войны на запад она в педучилище поступила. Я продолжал служить до весны 1947 года. Эшелонами, по 1500 человек отправляли нас в Россию. Главная и первостепенная мечта – встреча с родными, а далее поездка к невесте на Украину. В письмах она меня постоянно звала, напоминала о красоте их природы весной. Она же после педучилища в город Львов переехала и учителем там работает. Мои мечты – увидеть отца и мать, а в положенный нам по закону отпуск, съездить к Оле. В городе Кинеле я с поезда сошел, у родственников погостевал, с друзьями заводскими встретился, на родной завод с ними сходил. А через трое суток меня довоенная подруга Надя через знакомого машиниста на товарный поезд посадила. На нем мы с ней доехали до Малышевского разъезда. Проводила меня моя Надежда, помахала платочком из пригородного вагона и уехала домой, а я пешочком через мост реки Самарки, на Покровку и далее степью добирался до Кулешовки. С бидончиком мы с отцом сходили в магазин за сырцом (водка разливная), мое возвращение в кругу родственников отмечали.

 

Мирские заботы наступали, посевная шла. Пришел и я через три дня в МТС насчет работы. Директорское кресло занимал главный инженер Маловицкий Яков Павлович. Андрей Андреевич Тришкин был на курсах повышения квалификации. Он директором в МТС работал до войны и всю войну. (историческую справочку приведу. МТС в Кулешовке в 1935 году образовалась. Техника тогда в стране выпускалась простенькая, поэтому и руководителем первым в МТС был мужик без специального образования, но сообразительный, хозяйственный. Им был житель нашего села Коптев Илья Семенович. Он до этого два года был председателем колхоза имени Демьяна Бедного. В 1935 году имя колхоза сменят, назовут именем Пугачева, а председателем станет приезжий уполномоченный, некто Селезнев. Он им будет управлять до соединения с другим колхозом имени Чкалова. А получится от их слияния в 1954 году колхоз Правда). Вызывает Маловицкий заведующего мастерскими Левашева Платона Кузьмича, спрашивает: - У тебя станок токарный простаивает? Смекнув, в чем дело, тот зыркнул глазами в мою сторону. - Он что ли на него просится? – задал он вопрос. И тут же на него ответил.- Я согласен. Человек он местный человек, не привозить его и не отвозить. - Тогда веди его Кузьмич, показывай. Понравится если, приступает пускай к работе. А то заказов к посевной по токарному делу у нас под завязку. Так быстро решился вопрос с моим трудоустройством. А мне эта работа была знакома еще по заводским делам.

 

И ПОБЕДИТЕЛЕЙ СУДЯТ

В письме к Оле я сообщаю ей об этом, она одобрила мой выбор и обещала в летние каникулы приехать в Кулешовку. Мои родные и я этому обрадовались. Но, обещанное три года ждут, в народе говорят. Лето проходило, а с приездом у Оли чего-то не вязалось. До 1949 года я ее ждал, о женитьбе на другой девушке и не мыслил. А в этом году за усердие на работе и за активность в общественных делах меня руководство МТС направило в Обшаровскую школу механиков. Пишу и оттуда ей письма. На два письма ответа не было. Потом пришло с ее родины письмо, но написанное не ее почерком. Вскрываю с волнением, читаю: «Уважаемый Петр! Это тебе пишет родной брат Оли – Иван. Без всяких выкрутасов и хитростей скажу тебе. Хватит крутить моей сестренке голову и пудрить мозги. Ты к чему ее приведешь? Она отшила одного парня, потом другого, третьего. И чего дождалась? А тут к тебе собралась ехать. Мы ее отговорили кое-как, парень мировой нашелся. Но куда там, ты у нее на переднем плане. А я добром тебе скажу – отстань от сестренки. Тебе чего девок там своих мало? Она выучилась, специальность хорошую приобрела, семьей обзаводиться бы ей, а тут ты с ложными обещаниями. Отстань от нее, вся родня моя тебя просит. Девке же неудобно первой от ложных мечтаний отказываться. С глубоким уважением к тебе – Иван Крамаренко. Внизу приписка ее почерком: «Читала. Прости. Возможно, брат и прав. Кому еще верить? Мы так мало были вместе, не разглядела я тебя, а ты меня. И не изучили мы наши характеры. Прости и прощай, я буду тебя помнить». Крамаренко Оля. Октябрь – 1949 год. Я потом несколько раз ей письма посылал, объяснял, что намерения у меня в отношениях серьезные. Писал об этом и ее брату. Но они молчали. Поставлена точка в нашем романе. Значит, тому и быть, война нас свела с Олей, война же и развела.

 

В 1950 году в Утевке встретил Аню Ванечкину, она с поселка Каменный дол. Договорились, что я на велосипеде к ней буду ездить. До них вдоль Святого лога и через поля – рукой подать. В августе пятидесятого года (день этот мне на всю жизнь запомнился) случай выпал. На их поселок наш бригадир тракторного отряда плуг вез. Обменять его кулешовцы решили на запчасти. Попросился у Григория Старухина, не возражает. Запрыгиваю на ЗИС – 5 в кузове на грязной телогрейке устраиваюсь, и покатила наша машина в гору. Побродили мы с ней вокруг ее дома, за кустарники схоронились, поцеловались пару раз, и машина мне уже сигналит. В Кулешовке я, поравнявшись с домом, с «ЗИСА» спрыгнул и отправился домой. Ужинали семьею. Чай мы с отцом допивали, в окно кто-то постучал. Отец в сени отправился, через минуту возвратился, сказал: «Это к тебе». За дверью стоял шофер Николай, на его машине мы ездили. Он повел меня к машине, по колесу постучал, полез в кузов, попросил влезать и мне. Было не так темно, и я разглядел там мешки. Примерно их было пять или шесть. Он сказал, куда их везет (это рядом) и попросил меня помочь сгрузить их по тому адресу. Как не помочь шоферу, который скатал меня к невесте только что? Помог. И попал к нему в соучастники. Потом велось следствие по краже зерна в особо крупных размерах. Следователь скрупулезно все изучал, докапывался и дело по нам составил. Судила нас Краснова. Бригадиру пятнадцать лет тюрьмы, водителю десять лет она приписала. По мне сам первый секретарь Утевского РКВКП (б) Паршин хлопотал. Я же был и партийцем почетным, и работником авторитетным. Поэтому, Краснова определила мне божеское наказание – пять лет условного срока. Действительно, сейчас мне даже трудно представить, а не то чтобы видеть Петра Егоровича на скамье подсудимых. Я видел, как Крайнов, этот герой войны, труженик прославленный, общественник почетный и теперь волновался, рассказывая столь давнюю историю. А тогда время такое было. За пять килограммов зерна людей судили, а тут его 0,5 тонны. - Переживали за меня все родственники и друзья, но только родственники осужденных приговором моим были недовольны. Они желали мне лиха, слухи про меня разные распускали. Дошли они и до комсомолки Анечки Ваничкиной, которая вскоре отвергла мои ухаживания и видеть меня больше не хотела.

 

Год меня следователи не трогали, а потом участковый Васька Щекаев приехал к нам и к другому следователю меня увез. Тот меня опять целый день, с перерывами допрашивал. Домой из Утевки он меня не отпустил. Знали они наверно, что первый секретарь райкома Паршин в отпуске был в это время, на юге отдыхал, вот правосудие и заторопилось. К тому времени я успел жениться на Любе Росляковой. Она учительница, родом из Утевки. Всего полгода мы с ней прожили. Первый секретарь райкома Паршин в отпуске был, на юге отдыхал, вот правосудие и заторопилось, влепило ему по полной — восемь лет... Но таких людей, как Петр Егорович судьба легко не ломает. Лагерное начальство, изучив его личное дело и учтя положительные характеристики, направило Крайнова на особо важное задание, он с группой строителей возводит военные объекты, стартовые площадки и шахты для ракет ближнего и дальнего действия. – Вкалывали мы там Яшань как рабы - по черному. Зачет нам шел по сроку, один день за два, и мы. Зная это, бетон замешивали с утра и до ночи. Рукавицы не успевали менять. Разницу улавливаешь?- восемь лет или четыре. Но, слава Богу, амнистию объявили по случаю смерти Сталина. Грешно было нам, может быть, но когда он умер - все ЗЭКИ ликовали. И еще никто не говорил об амнистии, а мы все равно ликовали. Почему?

 

ОСВОБОЖДЕН И РЕАБЕЛИТИРЫВАН

 

В тюрьме как на войне. Там и там были командиры. Через них мы нужные вести и получали. - Наверно у людей надежда, какая – то появилась, - предположил я. - И не ошибся народ, Маленкова речь я слушал. Обнадеживающую перспективу он рисовал в ней после смерти Сталина. Налоги у крестьян до него были кабальные, их отменяют, цены на товары начали снижаться. Власть они с Хрущевым не поделили и Маленкова быстро с поста скинули. А то глядишь, жизнь была бы иной. Хотя гневить Бога не стоит, потом – то зажил народ нормально. В августе месяце 1953 года я уже был дома. Директором МТС Тришкин меня на должность разъездного механика поставил. Интересная работа, с людьми. Через год судимость сняли, восстановили в партии. По справедливости, но камень на душе оставался. В феврале 1954 года сорока тысячников на село прислали. Директором МТС Петра Ивановича Рязанова поставили, а онсугубо городской человек, кулинарный техникум закончил и его в село направили исправлять недостатки... Андрей Андреевич был человеком разумным, серьезным. Он хорошо разбирался в людях и технике. И Рязанов артист по природе, а не производственник. Мне про него Юнгова рассказывала, она тогда на поселке Березовом агрономом работала. А председателем колхоза там был Леус Петр Семенович, жесткий мужик, бывший политрук. И туда еще по снегу на лошадке конюх правленческий – Григорий нового директора привез. Познакомиться же надо было Рязанову с людьми, с производством. Они его повели в курятник, который был построен в ту осень. Впереди идет Петр Иванович, наряженный, с иголочки все на нем, не чета одежде крестьянской. А там бочки с просом в углу стояли, к ним директор почему-то направился. Полюбопытствовать видимо решил, уж не яйца ли там? - О, пшено! А зачем оно здесь? Вы кашу курочкам варите? – спросил он, пересыпая с перчатки на перчатку корм куриный. А агроном Аня говорит ему, что это не пшено, а просо, которое они для курей приготовили. И дают они просо не вареное, а в натуральном виде. - Так, с этим понятно, а яйца где же? Там лесенка стояла, по ней курятницы к гнездам поднимались и яйца вытаскивали. А зимой, какие там яйца? Один помет. Но Рязанов туда руку сунул и выпачкал ее. И курятницы объяснили и здесь директору, что только по весне куры активно несутся, а зимой несутся только малая их часть. И они повели его к отдельному гнезду, где Рязанов и увидел впервые свежие яйца. Далее их путь лежал на молочно – товарную ферму, в уголок зашли, а там телята новорожденные. - О, коровки! Какие маленькие. А почему они мокрые? Директору объяснили, что это новорожденные телята, их только что от матерей принесли, в уголке теплом они высохнут. И так везде и всему новый директор МТС удивлялся, видя все впервые. Учили всему нового директора крестьяне, а опытного директора, умеющего и знающего взяли и беспричинно отправили на пенсию. Это ли не русское самодурство? И это не все. Весной Рязанов на поле к Ане на «Бобике» один подкатывает. Тришкин если на поле выезжал, то обязательно с ним была и агроном МТС Афанасьева Мария Сергеевна. Вопросы-то на поле к ней возникали. А тут Рязанов приехал опять со своими вопросами, которыми ошарашил сходу агронома Юнгову: - Так, Аня, я вас как агронома спрашиваю. Пора благоприятная, а почему у вас агрегат стоит? - С дисками занимаюсь, - Петр Иванович. - Кукурузу начинаем сеять. Норму высева устанавливаю, нужное количество отверстий для семян подбираю. - Отвечает она директору. Ожидать решил наверно он начала сева, в белом костюмчике на траве за машиной развалился. А там только что заправочный агрегат стоял, траву мазутом выпачкал. И у директора на белом костюме все это отпечаталось. Заметил он это, когда с травы встал. Сильно расстроился, ругал Аню за то, что техника у нее заправляется не осторожно. Рассказала Аня этот случай Марии Сергеевне, она весело смеялась. Сказала «Ну и поделом ему Анечка, ничего, со временем оботрется среди крестьян. А не оботрется, то с ярлыком чудака из краев наших так в город свой и уедет.

 

Знала Мария Сергеевна Афанасьева жизнь деревенскую и характер крестьянский, поэтому так и говорила. Молва в селах о новых людях, особенно о руководителях распространяется быстро. Шла она и о его предшественнике, о Тришкине Андрее Андреевиче. О его мужских похождениях с женщиной известной, уважаемой, главным врачом Утевского района шла молва. С ней он почти открыто встречался, люди говорили, и что водочку выпивать любил, говорили. Но и говорили что как директор он авторитетом в народе огромным пользовался. И что поэтому он многие созывы подряд депутатом Верховного Совета Российской Федерации избирался. У него поэтому и был особый статус в правах. Поэтому людям простым помощь он оказывал разную, и по многим вопросам. - А однажды он ехал из Куйбышева, - рассказывал Крайнов, - наша машина с сеялками у переправы стоит. Весна была, посевная, сеялки в колхозах ждут. А на паром очередь огромная, ждать долго придется. Он с депутатским мандатом к милиционеру подошел, поговорил и нашу машину без очереди пропустили. До авторитета Тришкина Рязанову не дотянуть. Но зато на охоте и в кулинарии мастак. Об этом Юнгова Аня нам рассказывала: - На этот раз Рязанов к нам в уборочную приехал, у комбайнов меня застал. Я решета регулировала. На одежду его не обратила. Он с комбайнерами беседовать стал. А когда я с решетного стана слезла, Рязанова с ружьем на плече, в трусах и в рубашке на распашку увидела, испугалась, вскрикнула от неожиданности и в сторону шарахнулась. А в это время Петр Семенович, председатель колхоза подъехал, услыхал. Выходит его в такой форме, стыдить Рязанова начал. Не прилично, мол, так, в селе перед девушками появляться. А директору хоть бы хны, смеется над отсталыми.

 

Но он директором МТС мало работал. В 1957 году его заменит главный инженер Маловицкий Яков Павлович. Этот еврей хорошо руководил производством, был он человеком умным, с рабочими ладил и в технике прекрасно разбирался. И специалистов способных было много в МТС. Главным агрономом долгие годы работала Афанасьева Мария Сергеевна: красавица женщина и умница. Любили ее механизаторы за обходительный и мягкий характер. Вот я ее сына Сергея Николаевича сравниваю с матерью. Он и по красоте и по характеру в нее пошел. И ее муж Николай Андреевич кассиром в МТС работал. Тоже был обходительным человеком, простым, доступным. У него друзей и кулешовских и зуевских было полно. А родом он из Утевки, Лучше, когда у руля находится человек разбирающийся в деле, умный и толковый. Главным механиком в МТС работал зуевский Решетов Иван Васильевич. Красивый мужчина, женщины в него влюблялись. Он шофером на фронте при медсанбате служил и рассказывал, как наперебой его там медсестры любили. А через сорок лет он приезжает в Москву на встречу с ветеранами, с поезда выходит и его уже женщина оглашает: «Ура! Решетов приехал!» Как руководитель он очень требовательный и принципиальный, от механизаторов его требования постоянные, ухода за техникой и ее сохранности. Чистоту мотора трактора, автомобиля и комбайна он проверял носовым платочком. И если грязный мотор, особым отделом грозился – Вагулиным. Который служил в МТСе. Обижался он долго на Тришкина, который отшил у него Ковалеву Елизавету Александровну. Контролером – механиком, хорошо знающий свое дело работал и Павлов Леон Егорович. Разъездным механиком Некрасов Николай Иванович. Механиком по ремонту, работал инвалид войны Дорохин Сергей Алексеевич. Все трое они родом из Зуевки. Два брата Давыдовых в МТС работали: один механиком, Никита Алексеевич, а другой – главным бухгалтером, Степан Алексеевич. Они из нашей Кулешовки. Главбух, бывало, по счетам шашки пальцем своим гоняет, гоняет – копейку ищет. «Копейка рубль бережет» – его поговорка. Найдет , не найдет, но гонять не перестает. Скрупулезный был мужик, экономный и толковый, как и все перечисленные специалисты. И еще один был Давыдов, его имя Давид, отечество – Кузьмич. Он в одно время мастерскими заведовал. Этими людьми и держалась наша МТС и великая страна СССР.

 

В 1958 году на уборку целинного хлеба потребовалась дополнительная техника, призыв о помощи был от целинников. Маловицкий меня вызывает, расспросил о семье, о делах на работе (еврей) и говорит: - Мы тут посоветовались и решили тебя старшим группы комбайнеров назначить. Хлеб на целине будете убирать. Ты не против нашего решения? (А чего? Приказ директора не обсуждался). - Но ты туда тоже поедешь с комбайном, - добавил он, когда я уже дал согласие. Товарный поезд технику повез, а мы ехали пассажирским поездом. На станциях встречали нас как героев, приветствиями, митингами. И на целине по радио мы услышали о реорганизации МТС. Я думаю, МТСы Хрущев необдуманно ликвидировал, умнейшая организация была, которая и колхозы держала. МТС помогала развитию села. В МТС был хозяин – директор, дисциплина железная держалась на его приказе. Потом было решение Хрущева о передачи всей техники из МТС колхозам. Поэтому домой мы возвращались без комбайнов. На скорбное празднество по поводу реорганизации МТС все руководители, специалисты и лучшие механизаторы выезжали на дальний бугор. Там последнее выездное собрание проходило, директор доклад коротенький сделал, специалисты, механизаторы выступали, вспоминали только хорошее. Потом за богатыми «столами» посидели, выпили добром, и плотно закусили.

 

А в колхозе с техникой обращаться стали уже по другому, не по хозяйски. Там техника по рукам пошла, тракторист стал ее хозяин, чего хочу то и ворочу. По улицам техника пошла, улицы испортила, пастбища. Все было, поломали тракторов, комбайнов, автомобилей – не есть числа. Механиков и и специалистов из МТС по колхозам распределили, а я в лесхоз механиком устроился. Он на базе МТС образовался. Эх, Яколич, время прошло, нам остается только прошлое вспоминать. Дети успели вырастить – разъехались по городам и весям. Выучили мы их, специальности у них. Василий живет в Нефтегорске, в РИДС работает. Сергей, летчик гражданской авиации. Горка трагически погиб, жениться собрался, беда постигла. Он в самарском «Доме промышленности» работал, направили по командировке в Ригу. Имел перспективу, во время службы в армии преподавал высшую математику студентам Красноярского военного училища. От потрясений никто не застрахован, полосами жизнь проходит: полоса белая, полоса черная, - с грустью в голосе говорит Петр Егорович. Ты на дому угловом улицу имени братьев Крайновых читал? Это моих дядьев увековечили. Андрей Филиппович Крайнов, брат моего отца в этом доме жил и погиб в 1921 году на посту председателя Кулешовского сельсовета. Отец рассказывал, в тот вечер они с матерью в баню к ним ходили. Пили чай из самовара, говорили и разошлись. Уснули они: жена, он и детей четверо. В полночь в окно постучали. Мужикой тихо его жене на крыльце сказал, , мол, беляки в Кулешовке. Посоветовал сказать Андрею, что активистов они ищут. Она разбудила Андрея, тот быстро собрался и вышел на темный двор. А темнота на дворе стояла кромешная – осень же. И Андрея шкворнем от телеги из-за угла кто-то хлопнул. Грешили на Семеновых, на Глотовых и на других селян, но в народе говорят: «Не пойманный – не вор».

 

А их дети воевали в Великую Отечественную войну, и все погибли геройски. Это история нашей родословной. У меня есть друг в Москве, кандидат технических наук, специалист по авиамоторам,Орлов Алексей Федорович. Ранее занимал высокие посты, с Рыжковым Н.И. работал. Толковый мужик и хороший собеседник. Он когда в Кулешовку приезжает, приходит в гости ко мне, и мы с ним беседуем о жизни сутками. Теперь вот с тобой мы о жизни битые два дня разговариваем. Тема эта интересная и неисчерпаемая. Поезжай, а то тебя дома твоя Раиса Васильевна теперь заждалась. Мне тоже пора другими делами заниматься. Любовь Сергеевна вон на крыльце на нас с нетерпением поглядывает. Крайновы тогда еще в Кулешовке жили, потом им в Нефтегорске квартиру дали – как фронтовикам и престарелым людям. Аденомой Петр Егорович страдал, и вскоре его болезнь скрутила, Крайнов умер скоропостижно. Жаль, маловато пожил, а вот пережить ему приходилось много чего.