Пловец

С Евгением Валерьяновичем мы познакомились в интернете, на одном из социальных сайтов.

Интересно, что он родился на сторожевом корабле, в Охотском море, когда его отец направлялся к месту своей службы вместе с женой. Неповторимо! Интересно и то, что впоследствии Евгений стал пловцом-марафонистом и однажды ему пришла идея доплыть к месту своего рождения. Но все по-порядку.

 

Конечно, важно, - думаю я, - где человек родился, где провел детство.

Писатель Альбер Камю писал, что этаж детства многое определяет в жизни.

" Мой папа учился в Ейском Училище речного флота, но однажды пришли представители с Министерства обороны СССР и сказали: " Родине нужны летчики!" Папа прошел комиссию, его нашли пригодным быть лётчиком! И в 1937 году он стал курсантом Ейского авиационного училища. С 1939 по 1946 годы служил на Дальнем Востоке. Охранял наши границы от японцев. Кроме этого, он принимал участие по перегонке самолётов, которые шли на фронт. Дважды, жертвовал жизнью, чтобы спасти самолёты и экипаж, летая на "МБ-2". Папу, его командир, представлял к награде, но начальство "выше", дважды отклоняло, за тот момент, когда папа посадил гидросамолёт на мелколесье.

 

Мой дорогой папа был призван в армию по комсомольскому спецнабору и впоследствии, спустя 50 лет, получил памятную именную медаль! В своё время моему папе вручили значок "Ветеран КТОФ"! КТОФ - это Краснознамённый Тихоокеанский Флот.

Его служба на Дальнем Востоке, была "направлена" на поддержку Краснознамённого Тихоокеанского Флота: патрулирование границы СССР.

 

"На сайте Память народа не нашла данные о Вашем отце,"- написала я Евгению Валерьевичу.

«Наверное, потому, - ответил он ,- что мой папа не участвовал в боях на Восточном направлении. Даже о перегонке самолётов в его личном деле нет сведений! Так уж "засекретили", этот момент из службы папы! Впрочем и не только его, но и во многих других случаях!

 

Еще в годы учебы в училище, в 1939 году, папа познакомился с моей мамочкой. Она приехала в гости к двоюродному брату, который преподавал в авиационном училище. Брат познакомил ее с моим будущим папой! Встречались они всего неделю, а потом мама поехала в Таганрог, где жила. Немного позже папа закончил авиаучилище и проездом на Дальний Восток - его послали служить в истребительной авиации - заехал в Таганрог. Там папа сделал мамочке предложение, в присутствии ее матери, моей будущей бабушки. Посидели в тесном кругу, пообщались, а папе надо дальше ехать.

Перед отъездом он дал мамочке деньги, чтобы она купила себе что-нибудь (запомним эту деталь).

Через Москву - прямиком на Дальний Восток! Спустя некоторое время папа вызвал свою невесту к себе. В это время папа служил под Владивостоком, в Петровке. Вызывает папу командир и говорит: "Как слышал, к тебе жена едет. И ты думаешь, что с милой и в шалаше РАЙ?! Иди на склад и выписывай всё, что надо!" Вот так раньше было и, как я слышал от папы, сплошь и рядом!

Встретил мамочку, а она, в первый же вечер, подаёт ему деньги! Папа спрашивает, что за деньги, а она отвечает: "Мама сказала: а вдруг у вас ничего не получиться! И не разрешила тратить эти деньги». Вот так бывало раньше.

 

Зарегистрировались в местном загсе. Потом, второе место службы папы, Магадан.

И мой дорогой папа снова стал приводить в порядок то жильё, которое им выделили. Жизнь, в тех краях, была суровая: из-за погодных условий и бытовых тоже! Но любовь, настоящая любовь, делает чудеса!

Была у них одна комната, а кухня общая, на несколько семей. И что интересно: жили дружно. Мама родила дочку, Свету! Помогали, подсказывали... Памперсов тогда не было, так что приходилось "трудно", надо было стирать и сушить пеленки. И не досыпала и руки болели, стирки было немало. Зимой сугробы были под крышу второго этажа. Расчищали все: и матросы и офицеры. И взлётную полосу чистили вручную! А уже шла война! Лётчиков было мало, приходилось много летать. Летом летал на гидросамолётах*, а зимой на истребителях.

 

В начале осени 1942 года назначили на новое место службы и - опять в путь.

Мама была в положении вторично! Тогда, к месту новой службы, только морем и можно было добраться, так что всех - на военные корабль и в путь. Мама, папа, моя сестрёнка Светочка, были "погружены" на Большой сторожевой корабль, по названием "Феликс Эдмундович Дзержинский"**... Вышли из Магадана, в сопровождении двух подводных лодок, так как на корабле были лётчики, техники и их семьи... А вокруг "шастали" подводные лодки Японии.

 

Шли долго: осень, штормило - 7 балов... и вот тут-то я захотел появиться на свет! Что и сделал, в Охотском море, при подходе к Татарскому проливу. Если бы Вы знали, что творилось на корабле, когда сообщили о моём рождении! Это не передать словами! Вся команда, сочла нужным, подарить что-то нашей семье. Папа ходил довольный. Некоторые, из команды, лежали укачанные, а мой папа гордо передвигался по кораблю! Команда просила назвать ребенка Феликсом, но меня, чуть позже, назвали Евгением. Высадили нас в устье реки Амура, на пристани, в районе села Софийского.

 

А по сходням, которые не то, что сейчас, бравые матросы, посчитавшие гордостью это сделать, сносили один - меня, а другой - маму на берег.

Как рассказывал папа, здоровенные гренадеры. Тогда на флот брали соответствующий, чтобы сильные были! Кстати, если, мой папа, был ростом 178, то его папа, то бишь мой дедуля - 185. И служил он, в молодости, на царской яхте "Полярная звезда"... Так что, мой дедушка, лично видел Николая Второго!

 

Приписали меня к селу Софийскому, а так как в то время (начало октября 1942 года) война была в разгаре, то не до подтверждения было, что я родился на корабле.

Впоследствии, когда мне стало интересно, я спрашивал папу, где я родился, а ему всё некогда было. Позже, когда папы не стало, мой знакомый военком сделал запрос, но из архива такую глупость написали! А в конце приписка, что бортовые журналы были уничтожены. Лично я не верю, ведь сегодня чего только не "выковыривают" из архивов, а тут такая военная тайна!

В Советской Гавани родился мой братик Лёша.

 

Заболел я в дороге с Дальнего Востока, когда папу направили на новое место службы в город Таганрог. В Москве ничего не смогли распознать, да и в Таганроге тоже. Когда болезнь приняла катастрофический характер, пожилой врач, который давно уже не работал, распознал болезнь. Он обматерил всех предыдущих врачей и назначил лечение, но я был, в таком критическом состоянии, что доставка меня по железной дороге, исключалась.

Благодаря тому, что мой папа был лётчиком и отношение, к людям, было несколько другое, командующий Военным Округом (СКВО), дал разрешение, доставить меня самолётом. Интересно, что мой папа на этом самолёте до этого не летал. Но через несколько дней самолёт, за штурвалом которого был мой мужественный папа, взмыл в небо и взял курс на город Евпатория. Представьте, через год после окончания войны такое могло быть!

Посадка в Багерово на дозаправку, и опять в небо. Вот это был мой первый полёт. Недавно, я подсчитал, сколько самолётов я "облетал", а про самый главный, забыл! Мамочка моя, самая лучшая, но не только из-за того, что моя, а потому что, рядом с ней, мой папа, был истинный мужчина... Настоящая Женщина облаграживает любого мужчину! Часть черт характера у меня, бесспорно, от мамочки.

С какого класса я начал ходить на костылях? Это самый трудный и в тоже время самый главный момент в моей жизни, когда я, как впрочем и все, кто ходил на костылях, испытывал каждодневные неудобства! С мая 1946 по август 1948 года (с 4 до 6 лет), вообще не ходил, а лежал в санатории в Евпатории. Санаторий помню, но смутно. Врачи и весь персонал санатория были чудесные: ведь они мне заменили родителей на 2 года и 3 месяца! Я выжил после тяжелейшей формы туберкулёза, коленного сустава. И я боготворю этих добрейших людей, но, к сожалению, не помню их имена. Помню, что делали уколы, наверное, был и массаж, но главное - свежий воздух. Каждый день нас куда-то вывозили.

Живя в Николаеве, учился ходить по новой, так как вестибулярный аппарат отвык мною "управлять"!

А вообще, воспоминания о хождении на костылях можно писать и писать. Ведь при том, что было трудно, я умудрялся помогать маме по дому, ходил в магазин, покупал молоко и нёс в бидоне. Как это получалось, не знаю. Наверное, хотел быть нужным.

Зимой, бывало, мама скажет, что печка прогорает так, что утром холодно будет. Я вставал с постели, одевался и шел в сарай. Колол глыбы угля и нёс, притом большое ведро (2/3 ведра). А на дворе грязь страшная, но надо помогать мамочке! Мыл полы, без подсказки, просто хотел и всё. Кстати, пол я мыл, ползая на четвереньках. Вот так и жил, не думая о том, что мне трудно. Мой брат был не такой!

 

С братом мы не дрались - папа и наказать мог! Брат был совершенно иным, но играли и бегали мы вместе, а игрушки были общие. Да и немного было игрушек. У нас было два конструктора, один из которых был подарен мне в Риге. Чего только мы ни делали из них. Так они, в тех же коробках, конкретно мой, дожили до 66 –го года. Когда уехал на работу в Таганрог, их, без моего на то согласия, отдали внуку соседей. Он быстро раскидал их по огороду - не стало наших любимых конструкторов!

 

Всплыло в памяти: жизнь в городе Риге! Там мы жили в 1953 году, поскольку папа учился на Высших офицерских курсах. Мамочку, по этому случаю, считаю героиней, ведь она на девять месяцев бросила насиженное место, всё раздала, кроме минимума и поехала с тремя детьми к любимому мужу. А ведь могла переждать, пока папа закончит учёбу и дождаться нового назначения. Ригу, центр, я обходил на костылях и, когда годы спустя ездил в гости к бывшим соседям, то безошибочно ходил и любовался тем, что восхищало в далёком детстве! Там я и полюбил архитектуру, ведь после Николаева, который был ещё в руинах, город Рига блистал!

 

Сколько воспоминаний! На углу, улицы Ленина и улицы Лачплеша был магазинчик, там продавали хлебо-булочные изделия и конфеты. А батоны-то были с изюмом, да такие вкусные. Нас, меня и брата, послали за ними, а там их не оказалось. Так мы обошли несколько магазинов, пока не нашли, а наш папа вышел на поиск, но напрасно. Тогда, ничего не могло случиться, в отличие от теперешних времён. А вкус батона с изюмчиком до сих пор во рту!

 

Воспоминания, которым нет конца. Мы, в Москве, когда ездили (летом 1958 года) на консультацию, ходили: я, брат, двоюродная сестра и её подруги от Рождественского бульвара, рядом с которым жили, на Красную площадь вечером пешком на Красную площадь. Шли, шли, и никого не встретили. Тишина и спокойствие в столице нашей Родины. Посмотрели развод охраны у Мавзолея и обратно. Был в Москве весной 1995 году, и в начале 2016, когда меня пригласили на телевидение для передачи о необыкновенных рождениях. В основном: съёмка, поездка до сестры и в метро к брату, и все это не впечатлило меня. Первый раз я ездил в метро в 1952 году.

 

Родился Евгений совершенно здоровым ребёнком, но, видно, не судьба быть, как все.

В три с половиной года заболел. Врачи сделали все, чтобы поставить на ноги, но еще больше сделали родители. Они не заостряли внимание на увечье, отправили в обычную школу, воспитали в сыне качества, которые помогали ему расти среди своих сверстников, не чувствуя себя ущербным. Евгений закончил Таганрогский авиатехникум и 25 лет проработал инженером на авиазаводе в N. Он увлекался многим; иные увлечения проходили, но фотографией и спортом занимался регулярно.

 

12 августа 1995 года я осуществил первый в моей жизни марафонский заплыв, переплыв, Ейский лиман : Глафировка - Ейск.

После этого было много, заплывов, но этот – самый важный! Это даёт мне стимул в жизни, не даёт пасть духом. Мои главные судьи во всех моих действиях и мыслях – мои родители! Потерявшие эту невидимую нить, связывающую с родителями, обречены на вечные ошибки и поражения!

Тепло родительской любви может многое компенсировать.

Важно заметить и оценить человека, его успехи,- думаю я.- Человек и война. А может быть, надо было дать младенцу, рожденному на корабле, имя Феликс? Может, это могло бы повлиять на благоприятные обстоятельства судьбы? Возможно, это был знак, и вся команда просила назвать ребенка Феликсом.

Может, стоит все претензии убрать, ведь все ушло; и надо понять: в душе должны быть не претензии, а любовь. Слова, идущие от души, склонность к ласкательным суффиксам, но и стремление сравнивать, излишне критиковать. А у самого нежная, ранимая душа. Не лишен крайних суждений. Дважды был женат. Но, полагая, что раз не люб - надо уйти, уходил.

Странно, старше меня лет на десять, но такое ощущение, что мы из разных поколений.

 

"Если откровенно, то всё больше и больше, проявляю желание, говорить и вспоминать, только хорошее!"- написал Евгений.

Mне захотелось написать не о том, что меня огорчает в мои 72 года, а о том, что приводит в восторг.

 

Хорошо бы вспомнить и о личном,- написала я Евгению.- Молод был, хорош собой, явно нравился женщинам. Это ведь часть жизни, причём особо интересная! Переехал жить к родителям, они очень любили и были внимательны. Довелось ли встретить женщину, которая, подобно матери, любила бы?

 

Может, когда-то и нравился, то это было так давно... И тогда боялся действовать, а милые девушки чувствовали это. Был один случай: к нам в столовую ходили глухо-немые девушки и женщины из швейной мастерской, так она девушка на меня поглядывала, я на неё. И когда наши взгляды встречались, то она краснела, и было видно, что нравился я ей. Прошли года, а я это помню и думаю: «Почему я не смог подойти, почему? Сейчас, все эти воспоминания, обжигают, но ничего не вернёшь. Остаётся стараться быть в душевном равновесии и вспоминать это с теплотой и с грустинкой в сердце.

 

- Посмотрела в инете современные гидросамолёты и самолёты-амфибии, фантастика, еще могу представить, как взлетают, но как садятся на воду - не могу.

 

- Мой, хоть и скромный, вклад в сборку самолётов "Б-12" был, когда я работал на N-ском заводе в городе Таганроге. Это был самолёт-амфибия. Помню, были какие-то неполадки в сборке очередного самолёта, а потом, мой руководитель группы мне сообщала, что "мой" самолёт в воздухе. И гордость за то, что сказали: он мой!

Лично я видел, как самолеты взлетают и садятся: и на воду и на сушу. Особенно красиво взлетают с воды.

- А это не опасно - садиться самолету на воду?

- Так он и предназначен садиться на воду. Но лучше было бы задать этот вопрос моему папе: он взлетал и садился на воду, но, к сожалению, его уже нет с нами.

 

- Гидросамолет водонепроницаем, как часы?

 

- Как часы, но не всё! Вот мой самолётик - "БЕ-12". Когда я первый раз увидел, как взлетел он с воды, то за ним потянулся шлейф. Я думал, что что-то ужасное, а оказывается, всё гораздо проще: ниши шасси невозможно идеально герметизировать.

Для этого существуют дренажные отверстия, через которые попавшая вода удаляется из ниш.

- Что могу, всегда отвечу, ведь я авиатор с пелёнок! Этот же самолёт садится и на летное поле. Кстати, однажды ездил в район, а трасса идёт рядом с лётным полем. И я увидел, что этот самолётик стоит на стоянке. У меня прямо сердце забилось от радости.

 

…Ейская коса (не надо путать с островом Ейская коса!) пустынна.

Виднеется противоположный берег Ейского лимана. Вот туда и обращены мои мечты:

мне было тогда 20 лет. Войти в бушующее водное пространство, когда другие

этого не могут себе позволить, когда шквалистый ветер, вздыбливает волны -

у меня, тогда 20-летнего, столь сильно желание переплыть Ейский лиман,

желание плыть навстречу свирепым волнам, с которыми шутить просто опасно...

Плыву и что-то необыкновенное уводит меня всё дальше, вглубь пространства, откуда возвращаются только те, которые имеют опыт и выносливость.

 

Взяв курс на поселок Глафировка, начинаю новый отсчёт гребкам.

 

Сейчас волна набегает слева на меня: я - то её вижу, но только её, но ни Глафировки,

 

ни маяка на Острове не видно, из-за высоких волн. Приходиться периодически посматривать

 

на ориентиры, что на родном берегу. Когда плыву на спине, то вижу солнце,

 

которое всё ниже опускается к горизонту, облака, постепенно закрывающие его

и удаляющую дамбу, по которой гуляют отдыхающие,

 

но они, уж точно, не могут разглядеть меня в хаосе волн...

 

Один я в этом пространстве и могу рассчитывать только на свои силы,

 

которые пока не оставляют меня! Видно, ветер крепчает – волны аваливаются на меня,

 

слева, гораздо выше и круче. Но выхода нет, и

 

приходится плыть, преодолевая трудности, постепенно уходя от мыса, вглубь

 

лимана... Вот уже и дамба меньше и люди малюсенькие, а элинг яхт-клуба весь

 

на виду: это говорит, что плыву правильно, и есть надежда вернуться на берег,

 

к тому месту, откуда стартовал. Но врать не буду, разбушевавшаяся, водная

 

стихия и усилившееся течение из лимана отнимают много сил. Сделав,

 

3000 гребков, я далеко отплыл от мыса (так я называю оконечность Ейской косы) и

 

решил плыть к яхт-клубу, принимая левее, учитывая течение. Но здесь, ещё одна

 

неприятность, когда я плыву кролем, волны, с шумом накрывают меня, иногда и

 

разворачивают... Делают со мной, что хотят, и нет этому конца, этой свирепости и

 

желания подавить во мне уверенность в своих силах и надежду на успех... Плыву на

 

яхт-клуб, а так как при плавании кролем дышу под левую руку, то не вижу

 

берега и дамбы. Только иногда озираюсь и вижу, что сносит меня обратно в

 

сторону Таганрогского залива и опять дамба рядом со мной и виднеются волны,

 

разбивающиеся о её камни. Но дамба в такой близости, что приходится

 

разворачиваться и плыть вглубь лимана... А люди на дамбе, всё так же спокойно

 

прогуливаются. Вторично ухожу, в сторону Глафировки, и всё было бы хорошо, но...

И силы, ещё остались и желание вернуться на берег, а вот горло,

 

начало беспокоить: я так много, «принял» воды, вовнутрь, что откашливаясь,

 

что-то стало с моим горлом. Когда плыву на спине, появлялся хрип и боль в горле и,

 

из-за этого приходилось плыть кролем всё оставшееся время...! Плыву,

 

уже и не считаю гребки, а только стараюсь сохранить темп плавания и не

 

получить новую «партию» воды в рот... Но это плохо мне удается. Я пытаюсь

 

определить: далеко ли ушел то дамбы и как мне поступить... А может, отдаться

 

воле течения, и оно вынесет меня ваганрогский залив. Но тогда возникает

 

вопрос: а зачем тогда упирался, боролся с волнами и «доказывал» себе, что могу

 

выйти победителем? Зачем? Хорошо, что температура воды достаточно

 

теплая, а может, в борьбе за «выживание» забыл о таких «мелочах»!

А вот на вопрос, зачем, я никогда, наверное, не отвечу... Плыву и

думаю, только о том,

 

как можно попасть в такую ситуацию, вблизи берега, на глазах зрителей, которые

 

видели меня, но ничем не могли помочь. Значит, надо «выгребать» самому и не

 

надеяться, что кто-то кинется в это нагромождение волн. А обстановка такая,

 

что, как я не старался, опять, но уже ближе, рядом дамба. Уже в такой близости,

 

что видно, как разбиваются волны, обрушивая мощь на нагромождение каменных

 

глыб! Только остановлюсь, хоть чуть-чуть отдышаться, а течение сносит меня, да

 

ещё «прижимает» ближе к дамбе...

Третий раз предпринимаю попытку, борясь с течением,

 

и плыву вглубь лимана. Но это скорее лишь попытка уйти подальше от дамбы и

 

решить, как быть. Солнце, в облаках, почти коснулось горизонта. Ещё момент

 

и наступит сумрак. Окружающее пространство принимает зловещий вид: ничего не

 

восхищает и не отвлекало от желания закончить эту бесконечную борьбу...

 

Стемнело, и ориентироваться стало труднее, но я знал, что меня подстерегает, ещё

 

одна опасность: где-то рядом, под высокими, бесконечными волнами, притопленная

 

насыпь, бывшей узкоколейки. В этот раз мне удалось, миновать её, где глубина

 

еще позволяла плыть, не доставая до обломков свай и нагромождение камней,

 

которые являлись основой насыпи... Всё, подумал я, пора прекращать это

 

безумное желание победить течение. Ведь оно на мысу особенно сильное... Пока

 

я так «соображал», как я понял, чуть позже: меня начало «прижимать» к дамбе, да

 

в такой близи, что волны, после удара о дамбу, откатывались на подходящие. Это

безумный хаос, водной массы, где нет возможности, ни плыть, ни дышать...

Пытаюсь осмотреться и вижу сваи, невдалеке,

 

которые уходят вглубь... Выходить на дамбу, это практически невозможно, при

 

такой высокой волне. Ещё один рывок, невероятный, через силу, через мои

 

возможности, и я ухватился за сваи... Тут уж особенно чувствуется сила течения,

 

которое хочет оторвать тебя от свай. Но меня не оторвёшь - силы вернулись ко

 

мне и я почувствовал, что дома... Ну не дома, но почти

 

рядом! Вот переползу насыпь и можно считать, что все трудности позади... Но,

 

трудность большая: волны, как раз и являются большой

 

помехой! Вот представьте, что под водой, нагромождение камней, бесформенных и

 

скользких! Вот тут, можно не только ноги поцарапать, но и повредить запросто...

 

Приготовился морально и начинаю продвижение, преодолев сваи. Дальше, как тот

 

варан, ощупывая каждый камень, подбирая только большие, так как с маленькими,

 

волна может сдвинуть, и тогда жди неприятности... Вы, мой дорогой читатель, не

 

забыли про волны, которые всё те же и, всё с такой же силой, пытаются оторвать меня

 

от камней... А я помню! Мне нельзя допустить ни одной, даже

 

мелкой ошибки, иначе

последствия невозможно предвидеть: протянет по подводным

 

камням и ... Но не будем отвлекаться, будем продумывать не только, каждое своё

 

движение, но учитывать удар волны. В этот момент я затихаю и жду, когда можно

 

продолжить этот опасный путь. Вот уже половина пройдена. Затихаю, чтобы

 

передохнуть и вновь продвигаюсь, и вновь застываю... Когда-то в одной из

 

тренировок я попал на камни, чуть ближе к яхт-клубу, и это стоило мне порезов

 

рук и ног, да так, что кровь текла, а я, довольный, что легко отделался, не

 

замечал, таких мелочей! Вот, второй ряд свай, со стороны лимана, цепляюсь за

 

них и тихонько переношу, больную ногу, через сваи и, ещё одно движение, мне

 

трудно сознавать, но трудности позади... Вот я на берегу и, как только встал, на

 

твердую поверхность – все забыл: и волнение, и всё, что пережил...

 

* Гидросамолёт - самолёт, способный взлетать и приземляться на водную поверхность. Раннее название — гидроплан. Гидросамолёт взлетает с воды, а самолёт-амфибия и с воды, и с земли!

* «Дзержинский» - краснознаменный пограничный сторожевой корабль, имеет славную боевую историю, начало которой уходит в далекий 1933 год, когда советское правительство сделало заказ итальянцам на постройку двух сторожевых кораблей, предназначенных для охраны морских границ. Они строились под номерами ПС-26 и ПС-18. После их постройки и спуска на воду корабли вышли из Генуи и, пройдя южным путем, в декабре 1934 года пришли во Владивосток. Позже корабли стали именными. ПС-26 был назван в честь Феликса Дзержинского, а ПС-18 – в честь Сергея Кирова. Ими был пройден славный боевой путь. За образцовое выполнение задания командования в войне против Японии Указом Президиума Верховного Совета от 19 сентября 1945 года сторожевые корабли «Дзержинский» и «Киров» были награждены орденами Красного Знамени. Краснознаменный СКР «Дзержинский» первого поколения находился на службе более 22 лет и закончил ее 11 июня 1957 года.

На смену Краснознаменному СКР «Дзержинский» первого поколения в 1959 году пришел пограничный сторожевой корабль «Дзержинский» второго поколения.