сказка-памфлет К ЧИТАТЕЛЮ Мой читатель! Непременно Я обязан откровенно, Чтоб вопросы упредить, Теte-а-tеte поговорить. Ну, положим, очень может Наша сказка быть похожа На всамделишную жизнь: Жанра, видишь ли, каприз. В силу этого каприза, Много старославянизмов В тексте мной применено. Вышло так само оно. И, хочу тебе признаться, Было весело общаться: Разобраться то – дана В нашей сказке старина. А поелику с подвохом Был язык царя – Гороха, То на эту саму старь Нужен (правильно!) словарь. Да и на диалектизмы, Всякие там жаргонизмы, Областных наречий смак, Без которых, ну, никак. Без которых в жизни строгой Речь мне кажется убогой, Серой, скучной, никакой. Вроде как, – ни в зуб ногой. Ну, да что балакать всуе: В примечаньях объясню я Непонятные слова… С Богом!.. Первая глава. Глава первая От времен весьма старинных, Летописных и былинных, Без причуд и без прикрас, Начинается рассказ. С тех времен, когда эпоха Знатного царя Гороха, Унеслась в небытие, Как в похмелье питие. С той годины стародавней На Руси многострадальной И коптил небесный свод Разнесчастнейший народ. Так уж как-то повелося, Что невесело жилося: То война, то недород, То надега-царь помрет. Кстати, следует добавить (Сказка – ложь, а не слукавить!), Что касаемо надег, Хренотень, избави Бог. Ну не держатся на троне! Только с помпой похоронят Одного, гляди – другой В гроб сигает на покой. Отродясь такой печали. Ни в одной стране не знали А тут, нате вам, – напасть… Как скажите, не пропасть? Трудно жить, заметим прямо, Без царя в башке упрямой. А когда который год Без царя да весь народ… Это, как ушам простуда, Не найти худее худа. Извертись и так, и сяк – Выйдет наперекосяк. Бедный люд уж как крутился! То Зиждителю молился, То, собравшися горой, Ерепенился порой, Но, увы... Во всем Подлунье Оставались мольбы втуне, А восставших егеря Загоняли в лагеря. Так и жили, и тужили, Горько ели, горько пили. Но пробил недоли час: На престол взошел Манас! Нет, не тот, что в эпопеях Есть родитель Саматея, И киргизы от того Славят песнями его. В нашем сказочном творенье Это просто совпаденье. Видно в день, когда крещен, Не нашлось других имен. Но мудрой! Зело, не хило! Зная прежние посылы, Упредить их наперед, Он отправился в народ. Вот идет Манас, ликуя. - Одесную и ошую – Соподвижники его. - Не бросают одного. - Да и как родного бросить? - Он за то сурово спросит. - Не до жиру! - А потом – Глядь, отплатится добром. - Все, по самую макушку, Имут царскую кормушку. - Да и ты – не пономарь. - И, однако, – государь! Походил Манас изрядно. То ли дело. То ли ладно. И, на трон свой возвратясь, Начал царство, помолясь. Первым делом у Манаса Шел Указ о вреде кваса. Дескать, хватит, молвил он. И издал сухой закон. Смысла нет о том рядиться: Много шло на квас пшеницы. А куда нам Богу в рай, Ежели неурожай. А затем коснулся взвару. - От ужо повыдал жару Кой-кому, - А кой кого Пнул под зад... - Да что с того. Мало ль шастают в народе Кто царю то неугоден, - А-а, не будет (знает знать!) Свято место пустовать. С легкой царствующей длани Много всяких начинаний, Потому – Манас удал. И народ возликовал. - Ну, дожили! - Наконец-то! - Не найти счастливей места. - И Манасу там и тут Панегирики поют. Что греха таить. Манасу Инда лепо час от часу. Благоденствие одно. Если бы не это – но... Только он, не для проформы Проведя свои реформы, Сделав дело, так сказать, Сел на лаврах почивать, Ожидая доброхотов, Как беда катит в ворота. Но, читатель дорогой, Час пришел – главы второй Глава вторая Как и вызналось Манасу, Был народ охоч до квасу. - И на этот самый квас Вся пшеничка шла подчас. - Но какая, разумей-ка: В красный день цена – копейка! - Коли в поле не сгниет, Так в сусеке пропадет. - Потому – и в дождь и сырость (Вечно Божия немилость! Но Его я не виню...) Погибает на корню. - Жница жито не скосила, А зерно уж забродило. - Так ить лучше – смолотить Да на квас его пустить, Чтоб добро не пропадало. - Все хоть польза есть. - Да мало Хлеб скосить, япона ма. Надо ж ссыпать в закрома! - О то ж! А Указ с запретом На квасные пируэты?.. - Он то – надобный Закон, Токмо нам от – не резон. - На тока зерно свозили И о нем болеть забыли. - Ить нескладица одна: Нет амбаров нихрена! - Тут накладка. Там накладно. - Все не то и все не ладно. - Дык скоту скормить зерно – Даст по мясу вал оно! - Э-э… и с валом неувязка: Той пшенички подзавязку. А, крути, верти – не та... Начался падеж скота. И другой Указ, по взвару, Стал воистину ударом По крестьянскому труду, На лихую, на беду. - Фрукт для взвара то годится, Что под дерево свалится. - То ли червь его заел, То ль от ветра полетел. -Ну! А взвар от под запретом! Как быть с падалицей этой? - Вона – преет на земле, Шо прокисшее желе. - В перегной – добро бы вроде, Так ить руки не доходют. - Нам, садовникам, забот Без того невпроворот. И случилось, что случилось. Мухота, как есть, взбесилась: Тучей прямо так и прет На растерянный народ. И пошла гулять холера Безо всякого предела. Много душ людских унес Мор великий на погост. Скоро сказка говорится. Долго дело не рядится, Если рвем себя за страх Без ума да впопыхах. А ведь истово хотели, Чтоб скорей, без канители. От того и вся беда. То бишь, вышло, как всегда. И опять возроптали массы, И давай крестить Манаса, В смысле, то есть, костерить: - Как с таким царем от быть? - Инда царь то взбеленился! - Ровно не опохмелился! - Бо бе дружески зане C грешной мерою оне. Глава четвертая То не ветер ветки клонит – Вершник-яр конягу гонит, Останавливаясь там, Где народ не по углам, Где расхристанные души Так его могли бы слушать, Чтобы в страхе не бежать, А на ус себе мотать. Не прогонят, то и ладно. А глаголал любо складно: - Я – царев слуга, увы. Но такой же, как и вы. Пусть я знатный воевода – Из простого я народа, В чем доподлинно божусь. Чем хотите, поклянусь! Все в миру у нас от Бога. Но почто мы по берлогам? Бог, миряне, он то – Бог, Но и сам не будя плох. Не довольно ли мытарства? Если крикните на царство Вы меня на сходке всей, Буду вам отца родней. Натерпелись от Манаса Всяких разных выкрутасов. Так бузите все окрест – Бог не выдаст, хряк не съест. За бузу не ошельмую. На себя грехи возьму я: Научён одолевать И судьбой повелевать. А коли промашка выйдет, Всяк воочию увидит Я не вскинусь на дыбы, Оправдать себя дабы, А потомкам в назидаху Положу башку на плаху: Коль моя неправота, – Не жалею живота! Так иль что-то в этом роде Он гуторил на народе. И народ ему внимал, Понимал и принимал. А тем временем в столице Прямо черте что творится. Не правительственный дом, А Гоморра и Содом. Каждый, с правом и без права, Тянет скипетр и державу. (Вот Манас бы посмотрел Да узнал, кого пригрел.) В общем, споры и раздоры, Не регенты – волчья свора. И стрельцы подстать двору Глотки, знай себе, дерут. Им, стрельцам, не все равно ведь Кто усядется на троне. От того и ералаш Да излишний в службе раж. Словом, хочешь ли, не хочешь, Как там сердцем не клокочешь, – Собирай честной народ: До зарезу нужен сход. Паче это не гулянка. Да и то – лихая пьянка Разойдется враз, конец, Режь последний огурец. А когда на государство Поношенье и коварство Чешет всяка шелупонь Ровно масло на огонь, Тут ужо куда деваться. Не подряд же всем стреляться. Да живот не положить, Ежели охота жить. И не где-то в серых массах, А вкушая хлебы с маслом, Чтоб царю ласкать бока, Вплоть до пляски гопака. Лишь бы царь тебя приметил, Выше всех тебя отметил, Как родного возлюбил, Одесную усадил. Хоть на час халиф, а все же – Первый номер ты вельможа. Ну а там, как масть пойдет. Вдруг да этот самый сход, Под галдеж: "Сарынь на кичку!" - Да царем тебя покличет?. Так, блюдя мирской закон, И усядешься на трон. Вон, к тому же, челядь бает Что стрельцы тебя желают. А стрельцы, что, не народ?.. Правда, то ж свое гребет… С ними цацкаться – не в жилу... Но стрельцы – крутая сила. А когда крутая власть Ей самой живется всласть. Но о ком тут я?.. Не важно. Сей крамолой грешен каждый, Кто Манаса подсидел И на царство захотел Не по Божьему веленью, А по тайному хотенью, Ожидая для того Только часа своего. Ну и – то не наше дело, Чем кому башку свербело, Будто ржою булаву. Пишем пятую главу. Глава пятая Жизнь, она, как говорится, В перепевах мастерица. И порою выдает Нам такое в один год, Что хватает на столетье Этих самых перепетий, Исполняемых при том На миру да всем гуртом. Только все, что происходит, Не до каждого доходит. Вот и маемся подчас, Повторяясь, всякий раз. Мы могли б вполне успешно Завернуть сюжет, конечно, И закончить этот сказ. Ну, а что тогда Манас? Так и бросим бедолагу Слову красному во благо? Нет, знать требует сюжет – Как там наш Анахорет. А чего ему – пирует. Жив, здоров и в ус не дует. Яства ест и воды пьет, Жизнь трезвейшую блюдет. То есть, скоро исцелится И в столицу воротится (Так уж мьнити се ему), Знамо – будет по сему. Он же слово только скажет. Лишь попросит (не прикажет!), Как ни как он – царь!! Манас!!! Все исполнится тот час. Только… вот какая штука. Есть одна тут закорюка: Слугам – истинно вольно, И затей полным полно. То проказы спозаранку. То подложат полонянку. То спектакль устроят вдруг... Все Манасу недосуг Оторваться от веселья. Тем и славится безделье, Что не только блажь оно, А коварней, чем вино. Хошь семь пядей он детина – Засосет не хуже тины, И, мудрец великий наш, Не заметит, что – алкаш. И понять себя он просит. И твердит, что тут же бросит, Стоит только захотеть... А ведь не преодолеть... То на нервы он кивает, То жена ему пеняет, То зело печальна весть, То… всего не перечесть. Грусть-тоска пропойцу гложет. А того понять не может, Что причина тут одна, Что зависим от вина. То ж оно и с государем. Пить не пьет, а как в угаре. Нет веселию конца. А пора бы слать гонца, Да узнать, как говорится, Что там деется в столице. И, в дорогу кликнув рать, Царский поезд собирать. Но... милей поразвлекаться. Ну, а двор и рад стараться. Предостаточно потех Для манасовых утех. И, как не парадоксально, Очень даже не случайно. Тут своя корысти цель: Чтоб не рвался он отсель. Чтоб гулял и веселился, Чтоб в самом себе забылся, Чтоб зажился на водах, Как со братией монах. А в столице тем моментом Самозванные регенты, Миру головы дуря, Изберут-таки царя. И тогда одна дорога Остается безнадеге – Выбирать: в изгнанье жить Или постриг совершить. О, как дело закрутилось!.. Да, но как-то позабылось, Где наш Стольник удалой? А про то в главе шестой. Глава шестая Вот жена, бывает, спросит, Где тебя, мол, черти носят, Что ответить дорогой На вопрос ее такой? Ну, поплачешься, конечно, Как ты маялся, сердешный, По горам да по долам. Но – все токмо по делам. И на это половина Не скроит ехидной мины, Не зароется в себе, А доверится тебе. Ибо душу не морочил, Но сбивал свои олочи Ради злата-серебра, Всяко прочего добра. А уже за это злато Для тебя в родных пенатах Расстарается она, Верная твоя жена, Чтобы дома были рады Чтобы в доме был порядок, Чтобы ты, родной, сумел Сил набрать для ратных дел. Потому тебе покойно. Все прекрасно. Все пристойно. Даже если ты и плут, В доме ждут тебя и чтут. А не так ли с государством? Кто б ни восходил на царство, Свой растрачивая пыл, Главное – надежный тыл. И, куда б царь не умчался, Свой порядок оставался. Потому с таким царем Жизнь катит чин-чинарем. Рассуждая так вот, Стольник Возвращался в город стольный. И у самых у ворот Зьре толпящийся народ. Он с коня тихонько сходит, Час другой в народе бродит, И такое узнает. Инда оторопь берет. Да сам-друг не растерялся, На коня скорей взбирался, И понесся вскачь опять, Но уже царя спасать. Что за притча, мой Создатель, Удивится вдруг читатель. Что взбрело на этот раз? Нахрена ему Манас? Тут и буча, и разруха, Тут тебе и карты в руки, А он, буий вьзьре, умчал. Будто век по нем скучал. Так то так оно. Да только Не простак, вестимо, Стольник. Это нас етерь волна Удивляет: «Нахрена...» Он же вышел из народа! Он прошел огонь и воду Одному благодаря, – Ничего не делать зря. И, наверное, в затее Есть глубокая идея. А тогда зачем гадать? Надо вслед за ним скакать, И уже, как говорится. Самолично убедиться Отчего и почему Так решилося ему. А поелику на это Подвигает ход сюжета, То и след, читатель мой, Перейти к главе седьмой. Глава седьмая Вихрем снова пыль клубится. Снова конь стрелою мчится По дороге столбовой. Это вершник удалой, Сиречь, Стольник разлюбезный. Горячит коня болезный, Торопясь во весь опор. Не жалеет острых шпор. Долго ль, коротко ль, но только Прискакал на воды Стольник. Что ж он видит? Тишь да гладь. (Богу наше исполать!) Никаких тебе волнений. Ни раздрая, ни сомнений. Кущи райские цветут, Все ликуют и поют. И еще он видит, братцы, До Манаса не добраться. Хоть умри, а кто-нибудь Преградит визирю путь. То затянут в разговоры, То навадят буи споры, То поставят мугарец, То прогонят, наконец. Страх воротник как надежен! Наши церберы-вельможи Государевой редут Пуще глаза стерегут. Ни увидеть, ни окликнуть, Ни в палаты не проникнуть, Чтоб царя предупредить, Чтоб вернуться убедить. А, небось, и – повернется, Убеждать то не придется, Как дознается Манас Кой кому грядеши час. Что ж, берут на поле брани, Часто ворога обманом. Так взбирайся на поветь, Чтоб заслон преодолеть. Покружив вокруг да рядом. Поломав мозги порядком, То и это примерял, А надежды не терял. Словом, так или иначе, Лихо челядь околпачив, Он таки докочевал, Где Манас опочивал. А когда влетел в покои, В ноги пал и все такое, Зьре чудеснейший прикид, Инда зенки из орбит: На огромном царском ложе Две испуганные рожи, Торс мужской, девичий стан, Кама-сутра и канкан. В тот же миг немая сцена Разнеслась на три колена: Стольник – в ужас, баба – в визг, Царь со страху ринул в низ. И пошла гулять потеха!.. Только зря визжала плеха. И напрасно Стольник наш Пел себе прощальный марш. Дело в том, что за стеною Вои гвардии (стеною!), На все звуки эти вот Лишь смеялись: «Во дает!..» Наконец и Стольник въехал, И отвесил плюху плехе, Свой дабы закрыла рот, Не тревожила народ. И в нервическом ударе Обратился к государю: - Не к лицу тебе, Манас, Труса праздновать сейчас. Надо, бросивши манатки, Гнать в столицу без оглядки, Все хвосты поотрубав. А не то тебе – труба... Царь же вдрызг изматерился, Потому как не врубился, А когда дошло ему, Что к чему и почему, Вдругорядь переругался. Заспешил, засобирался: Потерять боялся он Паче чаяния трон. Тихо, тихо, словно тати, Любодеицу спровадя, Заплатив серебрецом, Распрощались со дворцом. И рассветной заряницей Понеслись ко град-столице, До соборного двора... Тут восьмой главе пора. Глава восьмая А в восьмой главе в столице – Даже неба синь ярится: Ведро ясное кругом, Но окрест гуляет гром. Да не надо, ради Бога, Всуе тут пенять Сварогу, – Это в городе загул. В небе только эха гул. Потому как, на просторной Самой площади соборной Собрался честной народ Проводить всеобщий сход. Но решить не может ладом. Никакого нету сладу, – Люд одно себе поет, А регенты про свое: Мол, о вас же и печемся, Мол, давайте заречемся Времени не тратя зря, Кликать миром всем царя. И все будто бы пристойно. Да мирянам не спокойно: Чтой-то тут оно не так! Он, народ то, не простак. А его, народ, изволят На Егора объегорить, Ну, а где загадка тут, Докопать невмоготу. Только вроде подобрался Сход к всеобщему согласью, Как поднялся снова хай. И опять вовсю раздрай. Будто не толпа людская, А побоище с Мамаем, Будто немцев грозный ком Топит Невский на Чудском. Да и как не биться буче: - Их, регентов, цельна куча! - Удальцы, как на подбор, А на деле – каждый вор. - И каким же выкрутасом Предоставить им Манаса, Если тот сейчас отсель Сам за тридевять земель? - Болен царь или не болен, Правду скрыть никто не волен. - Ты хоть око заложи, А Манаса покажи! - Вот тогда народ поверит, Строго правилу отмерит. - Покумекать мы могем, Государя изберем! Ну и тянется морока. От мороки нету прока. Сходу нонеча, видать, Так царя и не избрать. И ярится гудом площадь: - Зря судачить нету мочи! - Мы т ишшо не в бунтарях! - Подавай, как есть, царя! И опять кричат народу: - Царь изволит быть на водах! - Среди райских кущ и роз Лечит батюшка цирроз. - И по сведеньям оттуда Так ему, кровинке, худо, Что, гонец коли не врет, – В одночась, поди, помрет. - От те, бабка, снова номер! Царь, туды т твою, не помер?! - При живом ить, вашу мать, Льзя ли нового то звать?! Что? Да – как? Да кто? По новой Развивается поневой, Домотканый клеш словес. Что ж, ликуй коварный бес! Ибо в Русском обиходе Искони живет в народе Пустобрешества черта, Чтоб не делать ни черта. То есть, вроде бы и хочешь, Прямо клушкой сирой квохчешь, Паришь, крутишь и мудишь, А венец раденью – шиш. Почему? Да потому, что, Та еще порою штучка Вся всамделишная жизнь: Ты ей – вверх, она те – вниз. Не случайно повелося Не совать свой нос без спросу, И талдычим потому, Про Ярему и Фому. Словом, – лыко да мочало, Возвращаемся к началу. Ну, ей-ей, – от трепачка Сказка белого бычка. А тем временем за спудом Передряг да пересудов И грядеши перебой – Жизнь решит сама собой. Я скажу без экивоков: Хорошо оно иль плохо, Вывод делать не берусь – Русь, на то она и Русь. Но не лезть же на попятный! Потому в главе девятой, Продолжаем разговор: Чем решат миряне спор? Глава девятая Еще круче в этой части Пышут страсти и мордасти: Кто-то хлещет говорком, Кто-то машет кулаком. Одесную да ошую Площадь главная бушует, Как незрелое вино. А оно – ни тпру, ни но. Крест перстом клади до пуза, Но раздоров-споров узел Рвет разумных толков нить. Остается – разрубить. Хитромудрые регенты Уж и рады оппоненту, Выдать, дурой топоча, Неподобное с плеча, И в экстазе оголтелом Враз покончить с этим делом: - Там… ужо сподобит Бог. - Ну, а вякнет, кто – в острог. - На Руси со всей любовью Извечь хавали любое, - Что на уши не надень. Схавали же Юрьев день. - А тогда почто базланье? Эка хрень – голосованье! - Как, бывало, княже в старь: «Вот – порог, а вот те – царь». Вот уже, в пылу момента, Самый рьяный из регентов Поднял длань свою, дабы Обороть накал толпы, Вот уже по знаку длани, Все тишее всплески брани, И безмолвия венец Наступает, наконец. Вот вельможа, полон рвенья, Рот раскрыл для объявленья Думки грубой, но простой, Как народ услышал: - Стой!!! Будто молния всплеснулась. Взгляды разом обернулись На могучий дерзкий бас. - Что за враг хоронит нас?! И над сходкою людскою В тот же миг взлетел стрелою Шепотков неровный глас: - Ба – Манас! - Манас?! - Манас!!! - А с Манасом вместе Стольник!.. - Слышь ты, баяли – крамольник: Подбивал народ, того, Чтобы кликали его… - А тоды, с какого Спаса Он тащщит с собой Манаса? - А тобе и невдомек? Да с того, шо сам царек! - У Манаса ён – десница! - Тот, конечно же, сторицей За такой воздаст кульбит! - Царь, ён отблагодарит! - Ан, рука то руку моет. - Так и есть, уж будь покоен, - Уж расщедрится Манас! - Жаль та щедрость не про нас. Сквозь глухих речей гуденье Сквозь людей столпотворенье, Пробирались чинно, в рост Царь с десницей на помост, Где коварная измена Обмерла немою сценой, Потому как в отрубах: Делу – полная труба. Да и как мозгам врубаху, Коль горит затея прахом, Коль один единый миг, Без ножа зарезал их. Остается лишь в немогы Падать всем Манасу в ноги, Кинув распри на потом, Да покаяться гуртом. Ну, а можно попытаться Да на ком-то отыграться, Был бы лишь достоин гусь. Вот она, святая Русь! Сколько их, детей опалы, На расправу ты кидала Буйной черни, словно кость, Коль зело кипела злость. Пусть оно и непотребство, Но – единственное средство, Чем-нибудь толпу отвлечь, Ну и как-то мир сберечь, Жалкий, шаткий, но который Все же лучше доброй ссоры, Да и как волков кормить, Чтоб овечек сохранить. Словом, как там не немели Всевельможные емели, А такая вот, кажись, Одному вступила мысль. И лишь только наши гости Оказались на помосте, Он Манасу, подмигнул, На зачинщика кивнул, Дескать, вот он, заговорщик, Самый, что ни есть, крамольщик, - От его – за удила, Да в толпу, и все дела. Намекал, однако, всуе. Кабы знал, что царь пасует, Ибо свары не хотел: Инда в страхе сам потел. Он в надеже и тревоге Ждал от Стольника помоги, Заявить свои права… Но – десятая глава. Глава десятая Ждет-пождет Манас, когда же Стольник миру слово скажет, Тот, черт бы его побрал, Словно в рот воды набрал. Наконец ему доходит: Это площадь колобродит! То бишь, гвалт всему виной. Дело лишь за тишиной. Ну, сейчас им Стольник скажет, Вот уж истинно покажет, Что почем, а паче то, Где зимуют раки то. Слава те, угомонилась. Тишина установилась. В ожидании народ. Стольник выступил вперед, И в приветственном экстазе, Будто Минин перед князем, Перед всею голытьбой, Поднял руку над собой. Тут, уже совсем освоясь, Поклонился людям в пояс, Выпрямился в сажень плеч, И давай глаголом жечь, Указуя на регентов. Дескать, вот вам аргументы, В продолжение сего Велеречия его. Дескать, – эти, мать их в душу, Мастера лапшу на уши Вешать с утра до ночи Хоть мочи ты в очи им. - И от этого коварства Мзде худою быти царству, Потому привыкши бе Думать токмо о себе. Ить надумали клевреты Ворожить окрест наветы, Мол, Манас, того, готов… Вот он, зрете, жив здоров. Тут, Манас перекрестился, Молодцом приободрился, Очи, мря, возвел горе: Час пришел его поре. И, монарше приняв позу, Сеял зенками угрозу, Как положено царям, Правосудие торя. Вмале умиротворенный, Весь собою окрыленный, Чуя силу этих крыл, Рот уж было приоткрыл, Чтоб глаголать круто, смело, Все что на сердце кипело У него, отоле как Кинул радостей бивак. Но, увы! Не тут то было. Что бы там не накатило На Манаса – все молчал: Стольник речи не кончал. Но, глашатаю подобно, Рисовал зело подробно, Жизнь людскую без прикрас. Что – виной кругом Манас. Что – навел сухим законом Неподобно шуму-звону, То-то как невпроворот В нужде бедствует народ. Что – беда в окно стучится, А Манас умчал лечиться. Даже глазом не моргнул, Будто кто в огуз боднул. Перечислив прегрешенья Нерадивого правленья, Акнул, горестно вздохнул, И десницею махнул. Но махнул скорей для виду, Накалить дабы обиду – Обличати всяк остер. И опять рукой простер: - Там, за нашим городищем Верст немереные тыщи, Богом данные орать. Это все – Россия-мать. Но от края и до края Наша вотчина святая Не радения полна, А гуллива и вольна. Аще вдруг беда нагрянет, Виноват всегда болярин. Ну, болярину притом, Может быть, и поделом, Чтобы думкою вальяжной Не щемил услады бражной, Да уклад мирской не тряс, Как указами Манас. Я готов прибавить воли Всем, кто день проводит в поле От зари и до зари. Даже если лопари. Все одно, – Трудись оратай! Станешь истинно богатый, От тогда Россия-мать, Выну будет процветать. Вот мое такое слово. Вы царя назвать готовы? Так кричите, кто не глуп, Люб я вам али не люб?! И толпа, пленена бяше, С крепостию вопияше Во всю ширь крестьянских губ: - Люб, державный! Вечно люб!!! Так невольник обстоятельств Из сословия сиятельств, Хоть и был без роду он, Посадил себя на трон. И за сим без проволочки Я, читатель, ставлю точку, Ибо требует момент Непременно – happy and. И ОПЯТЬ – К ЧИТАТЕЛЮ Если, друг, тебя забавит, Как он, Стольник, ныне правит, Я могу лишь пожелать Сказку вновь перелистать. Не сочти за труд, напрасный, С коим сладишь ты прекрасно, Замени лишь часть имен Приснопамятных времен. Почему? А потому как Жизнь царя – не мед, а мука, Искушения удел: Тма больших и малых дел. И, к тому же, всякой власти Хуже пакости-напасти Самую себя лишать, Чтобы те дела решать. Ну, а что ей не смогнется, Нам во зло и обернется, И опять пойдет раздрай. Так что, лучше не замай. И еще. Оставь в покое Лаять власть и все такое. И якшаться не резон – Есть неписаный закон: Трона верная подруга Ходит, мечется по кругу, Как в миру у простачка, Сказ про белого бычка. СЛОВАРЬ СТАРОСЛАВЯНСКИХ, ДРЕВНЕРУССКИХ, ОБЛАСТНЫХ И АРГОТИЧЕСКИХ СЛОВ И ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ АЩЕ – 1. если; 2. хотя. БЕ – быть. БО – так как, потому что. БУИ – буйный. БУИЙ – неразумный, неумный, глупый. ВАРНАК – разбойник. ВЕЛЕРЕЧИЕ – красноречие. ВЕЛЬМИ, ВЕЛИ – очень, весьма. ВЕРШНИК – верховой, всадник. ВЗВАР – отвар из фруктов. ВМАЛЕ – вскоре, немного. ВОЙ – ратник. ВОРОТНИК – страж у ворот. ВРУБАХУ (по аналогии: «идя не идаху») – врубаться (разг.), то есть, нечто понять, осмыслить. ВЫНУ – во всякое время, всегда. ГРЕБИЩЕ – погребение, могила. ГРЕШНОЮ МЕРОЮ – напиться до состояния риз, перепить (из скасок И. Москвитина наместнику Сибири: «А Ивашко Нехороший грешною мерою потерял вожей»). ГРЯДЕШИ – идти, приходить. ГУТОРИТЬ – (обл.) говорить, разговаривать. ДЕРЖАВА – сила, крепость, могущество. ДЛАНЬ – ладонь. ДОКУКА – пытливый. ЕТЕРЬ – некий, некая. ЗЕЛО – сильно, чересчур. ЗЬРЕ, ВЗЬРЕ – видеть, посмотреть. ИМАТИ – хватать, схватывать, ловить. ИНДА – аж, даже. ИНО – иначе, нежели. ИСКУШЕНИЕ – опыт, попытка. ИСПОЛАТЬ – слава. КЛЕВРЕТЪ – товарищ, соучастник, слуга. ЛЕПОТА, ЛЕПО – красота, великолепие. ЛИКЫ, ЛИКОВАТИ – танцы, танцевать, плясать. ЛУКАВСТВИЕ – коварство, хитрость. ЛЮБОДЕИЦА, ЛЮБЛЕНИЦА – блудница. МЗДА – плата, воздаяние, награда. МУГАРЕЦ – ¬(обл.) магарыч. МУДИТИ – медлить. МЫСЬ – белка. МЬНИТИ – предполагать. НАВАДИТИ – подстрекнуть, подговорить. НАЗИДАХУ – в назидание (см. примечание к «врубаху»). НЕМОГЫ, НЕМОЖА – немощь, болезнь, в болезненном состоянии. НЕПОДОБНЫЙ - нечестивый, непристойный. ОДЕСНУЮ, ОШУЮ (ОШУЮЮ) – справа, слева. ОЛОЧИ (вост. сиб.) – носки с кожаной обшивкой и подошвой; род поршней шерстью внутрь. ОРАТЬ, ОРАТАЙ – пахать, пахарь. ОТОЛЕ – с той поры, с того времени. ПЛЕХА – продажная женщина. ПЛЮХА (жарг.) – оплеуха. ПОЕЗД – ряд повозок, следующих одна за другой. ПОЕЛИКУ – ввиду того, что... ПРИСНОПАМЯТНЫЙ – то есть, достойный постоянного воспоминания. РАТЬ – войско. "САРЫНЬ НА КИЧКУ!" (сарынь – толпа, чернь; кичка, кика – перекладина, укрепляющая палубу на носу расшивы) – по преданию – команда волжских разбойников, завладевших судном. СГИБЛЕ БЕ И ОБРЕТЕ СЕ – потерялся и нашелся (из библейской притчи о блудном сыне) СЕ – это, вот. СЪ КРЕПОСТИЮ ВОПИЯШЕ – сильно, громко вопить (из книги пророка Даниила). СТОЛЬНИК – придворный, назначавшийся из представителей знатных дворянских родов и занимавший высшие должности в царской администрации. ТАТЬ – вор, грабитель. ТМА – название числа 10 в четвертой степени (10000), много, множество. ЧЕЛЯДЬ – дворовые люди, приспешники. |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
