Дело №…

или разорение Вознесенки

 

Летом 2009 года мы с моей двоюродной сестрой Галиной поехали в село Вознесенка.

Всю мою жизнь Вознесенка была некой обетованной землей. О ней я постоянно слышала от моей бабушки, от моего отца, от других родственников, родившихся в разное время и обитавших в ней какое-то время. И все говорили о Вознесенке с какой-то особенной теплотой. Позднее я поняла почему - это было родное гнездо, это была родина.

В книге В.В. Морозова «Город в золотой долине» (Южно-Уральское изд-во. Челябинск, 1973.) - на странице 15 сказано: «Для вспомогательных работ на пожиге угля в рудниках с 1754 по 1797 г. были основаны селения: Тургоякское, Куштумгинское, Поляковское, Кизнекеевское, Кирябинское. Сюда Лугинин выселил крепостных с Златоустовского и Саткинского заводов, которые стали заниматься добычей медной руды».

Итак, село Кизнекеевское. Вот это самое село, переименованное позднее в село Вознесенка, стало прародиной нескольких поколений Кузьминых. Географически село находится на краю современной Башкирии, на самом её востоке, а с 80-х годов XVIII-го века и вплоть до советского периода оно входило в Троицкий уезд Оренбургской губернии.

Название села обращает внимание своим нерусским звучанием. Только на очень подробной карте можно рассмотреть, что это село находится на небольшой речушке Кизнихта, являющейся притоком реки Уй.

Первым делом крепостные построили часовню – попросили благословения на заселение у Бога. Затем на месте часовенки возникла первая церковь. В 1871 году сильнейший пожар спалил две трети деревни, в том числе и церковь. На прежнем месте сельчане соорудили вторую деревянную церковь.

Нынешний храм, третий по счету, начали возводить в 1890 году на средства местных золотопромышленников, которые пожертвовали 36 килограммов золота на его сооружение. Строили на совесть, медленно, с использованием в качестве составляющих цементирующего раствора куриные яйца и известь четырехлетней давности. Храм построен в древнерусском стиле. В образе куполов предстают шлемы русских богатырей, в чем угадывается исторический замысел дореволюционных архитекторов. К сожалению, имена приглашенных архитектора и мастеров, которые расписали храм внутри, не сохранились, как не сохранилось и само село в прежнем виде. Но храм устоял, несмотря на годы революции и гражданской войны. И конечно же такой величественный храм мог находиться только в большом и богатом селе. Рассказывал мой отец, что три центральные улицы тянулись от края и до края села километров шесть. Все дома добротные, многие двухэтажные – низ каменный, верх деревянный. В нижних этажах располагались лавки. Искони жили здесь ремесленники, рудознатцы, в шахтах добывалась медь, а потом было открыто и золото.

Рядом с храмом уцелел еще один памятник архитектуры – монумент Александру II в честь освобождения России от крепостного права, воздвигнутый ориентировочно в 1883 году. Памятник имеет вид срезанной сверху пирамиды. В былые времена на его вершине блестела позолоченная императорская корона, а по середине была надпись: «Александр II, родился в 1818 году, короновался в 1841 году, в 1861 году освободил крестьян от крепостного ига, в 1881 году умер мученической смертью. Вечная ему память». Советским деятелям корона помешала. Вместо нее установили жестяной знак союза крестьян и рабочих, а надпись на мраморе выдолбили и вставили в образовавшуюся нишу … бюст Ленина. Заметим, что памятник также представляет историческую ценность.

Нынешний местный батюшка – представьте себе тёзка моего отца и мой однофамилец – отец Андрей (Кузьмин) рассказывал:

- То, что вы видите перед собой - настоящее чудо, если учесть антихристианскую экспансию большевиков. Только по воле Божьей сохранились многие старинные иконы, фрески и сам стиль, здание, которое не поддалось никакому бульдозеру. В 30-ые годы сбросили с церкви купола, в военное лихолетье хранили в ней зерно. Но что удивительно, до 1965 года внутреннее убранство церкви сохранилось в первозданном виде. Пик варварства пришелся на семидесятые годы. Вывозились иконы, приезжие «следопыты» бродили здесь с миноискателем, долбили фрески в тех местах, где располагаются металлические стяжки, пытались найти золотой клад. Клад, естественно, не нашли, а ценные произведения искусства обезобразили. Кто-то даже осмелился стрелять в образ Христа Спасителя из ружья. Когда десять лет тому назад открыли церковь, народ Божий ужаснулся от увиденного. Кругом – невероятный хаос, верхний ярус храма – без стекол, стаи перепуганных голубей. В связи с тем, что здесь была повышенная влажность, многие фрески осыпались.

И моя двоюродная сестра Галина, родившаяся в Вознесенке, жила вместе с родителями несколько лет, помнит, каким красивым был храм, с цветными стеклами в куполах, через которые в храм попадал поистине волшебный свет.

И я, стоя перед храмом, думала:

«По этим каменным истершимся ступеням ходило столько ног нескольких поколений Кузьминых и Густоевых! Тут их крестили, венчали и отпевали. Тут венчались мои дед Кузьмин и бабка Густоева. Тут крестили моего отца…» (фото 1).

 

Что же случилось с богатой Вознесенкой? Сейчас в селе несколько десятков домов и население в основном башкирское. Мы с сестрой были на Богослужении в день св. Апостолов Петра и Павла. День праздничный – и всего десятка два прихожан, включая нас с Галиной.

Тотальное разорение Вознесенки случилось вовсе не в годы революции и гражданской войны, а в 30-е годы, годы коллективизации.

Расскажу об этом на примере жизни моего деда.

Мой дед Кузьмин Алексей Васильевич родился 12 апреля 1878 г. в семье горнорабочего.

С первого же месяца он остался сиротой, отца убило в шахте обвалом земли.

Мать осталась с четырьмя детишками и, когда два мальчика подросли, отдала их в батраки к зажиточным людям. Но и сельскую школу в 4 класса мальчики окончили. Мой дед прожил в батраках до 18-ти лет, а затем перешел на горные работы, откуда в 1900 году был взят на военную службу. В 1905 году он служил в Пензе. Как известно, 1905 год - это год Первой буржуазно-демократической революции. Революционный подъём коснулся и армии. Помните восстание на броненосце «Потемкин»? И между прочим, первые Советы возникли в солдатской среде, а потом уж в среде рабочих.

Каким-то образом, находясь на военной службе, политизировался и мой дед. В 1905 году он вступил в РСДРП - партию, запрещённую с самого начала её существования. В биографии он сообщает: «Моими идейными руководителями были студенты Грачев, Соловьёв и землемер Шошунов».

За участие в забастовке на «стульном» (так написано в биографии, т.е. на мебельном) заводе последовал первый арест деда и ссылка на Дальний Восток. В это время русская армия уже потерпела поражение в русско-японской войне. Дед попал в тыловую армию в городе Харбине. За участие в забастовке и митингах его арестовали и отправили этапом в Саратовское жандармское управление. Уже действовала транссибирская магистраль. Дед ехал в относительной чистоте и при сносной кормёжке. Никаких тебе кандалов и прочих неудобств. При оформлении проездного документа дед указал «ложную родину» - город Оренбург. Проезжая через станцию Миасс, он тихо сошёл с поезда. Никаких героических побегов, как сейчас пишут, не было.

В родной Вознесенке поначалу он занялся выгонкой дёгтя в уральских лесах – был тогда такой промысел, существовавший от начала заселения этих краев. В 1907 году женился на дочке местного кузнеца Густоева Пимена. Поначалу жизнь семьи складывалась благополучно. Дед не забыл свою горную специальность и одно время даже стал горноуправляющим золотого прииска, принадлежащего некоей Софье Павловне Немирович. Впрочем, прииск был уже истощённым и не давал Софье Павловне большого дохода, но благодаря своей должности мой дед в 1915 году побывал в Москве, где жила Софья Павловна.

Наступил 1917 год. Во время Февральской революции в Троицке (цитирую по биографии деда) «был организован партийный кружок, руководителями которого являлись Аксельбаум, Васильев, Порошкин, Дерибас и другие. Ими был назначен окружной съезд Советов на 5 февраля, который состоялся под председательством товарищей Карпова и Тарасова. Второй съезд Советов был назначен на 15 марта 1917 года, который начал работу, но 16 марта был обстрелян уральскими казаками Дутова, после чего участники съезда вынуждены были бежать и скрываться. Оба съезда проходили в Троицке». Дед был участником этих съездов. Опасаясь ареста, он скрылся на своем лесном хуторе.

В биографии деда что-то ничего не говорится об Октябрьском перевороте в Петербурге и приходе к власти большевиков, словно до Урала эти события не дошли. Говорится о феврале 1917 года, и сразу скачок в 1918 год. Весь 1918 и половина 1919 года шли в непрерывной «борьбе и тревоге», как поётся в песне о гражданской войне.

Мой дед был сторонником советской власти. В изданной на Урале книге я нашла такое свидетельство одного жителя Вознесенки, арестованного в дни «белого террора»: «В дополнение к своему показанию указываю на некоторых лиц, т.е. активных деятелей во время организации земства, которые, узнав, что земство открывается на основании законов Временного правительства стали злорадостно смеяться над законами правительства, но сами в то время всячески стремились к тому, чтобы ввести в жизнь законы не Временного правительства, а законы или партию большевиков. Лица эти следующие: Кузьмин Алексей Васильевич и Семён Погонялкин. Кузьмин, уезжая по своим делам в г. Троицк, возвращался оттуда с прокламациями и программами партии большевиков и раздавал их населению села Вознесенка, чем вкоренял дух большевизма в население и способствовал процветанию партии большевиков. Просил бы о предании Кузьмина к ответственности». И 8 ноября 1918 г. дед был арестован белыми и приговорен к расстрелу, но бежал и скрывался на своем лесном хуторе.

После разгрома белых в 1919 году мой дед активно включился в строительство новой жизни в Вознесенке – неоднократно был делегатом на различных съездах, работал в Канземуправлении Башкирии, в земельных комиссиях. В 1928-29 гг был организатором сельхозартелей (прообразов колхозов). И вдруг в 1931 году «вычищен» из колхоза по доносу земляка, как «разлагатель колхоза и как кулак». Дед пытается защищаться, обращается в Прокуратуру района, пишет в БашЦик в Уфу о безобразном состоянии колхозных дел. Впрочем, читайте, что он пишет: «Да, я разлагатель и я признаю себя таковым при настоящем положении жизни, так как бесплановость, неправильный учет труда, дурацкие задания, отступничество от агрономии, беспорядки, вредительство, безответственность за колхозное имущество, преувеличенная привязанность к пустякам, воровство, несправедливое распределение по достоинству работающих - есть бич для всего народа, что мы можем наблюдать в нашем колхозе.»

Не помогло. 10 марта 1933 года пришли с обыском , а 12 марта деда арестовали…

Мой отец в начале 1934 года получил письмо из Акмолинска от некоего Жирдяева, который извещал, что Кузьмин Алексей Васильевич 8 декабря 1933 года скончался в лагерной больнице от дизентерии.

Всю свою жизнь мой отец оплакивал своего родителя и винил себя, что он по своей молодости (моему отцу в то время было 18 лет) многого не понимал и не смог помочь родителю, которого, как он считал, оклеветал житель Вознесенки Селиванов Иван, по прозвищу Коляс. В 70-е годы мой отец ездил в Акмолинск и пытался найти место захоронения родителя, очень страдал от того, что не нашел могилу и, когда хоронил свою матушку Анну Пименовну, на ее могиле установил памятник папе и маме. На памятнике укрепил фото, когда его родители только-только поженились в 1907 году. (фото 2)

 

Не могла успокоиться и я, подхватив эстафету памяти уже после смерти моего отца.

В 2009 году я была в паломнической поездке в Челябинске с группой братьев и сестер нашего Малого Свято-Троицкого братства, возглавляемой Сергеем Шинкевичем. Среди нескольких задач и целей нашего паломничества была тема репрессий священников на Урале. Мы встретились с историком Лобашевым Анатолием, который по этой теме собрал в своем рабочем столе компьютера десятки следственных дел. Я поинтересовалась, как ему удалось собрать эти дела и разве они не засекречены? Он ответил, что доступ к этим материалам открыт уже несколько лет. Причем по запросу в архивы местных ФСБ каждый, у кого есть репрессированные родственники, может получить следственное дело своего деда, отца и т д. Можно также в интернете поискать своих родственников в опубликованных Книгах Памяти.

Вернувшись домой в Москву, я нашла в интернете Книгу памяти республики Башкортостан и увидела такую запись, от которой дрогнуло мое сердце:

 

Кузьмин Алексей Васильевич

Родился в 1879 г., Башкирия, Учалинский р-н, д. Вознесенка; русский; образование

Начальное; б/п; старатель.

Арестован 12 марта 1933 г.

Приговорен: обв. По ст. 58-7.

Приговор: ссылка без указания срока.

Реабилитирован 5 сентября 1989 г.

Источник: Книга памяти Республики Башкортостан

Да здравствует интернет! Нашла адрес архива ФСБ г. Уфы, написала запрос для ознакомления следственного дела моего деда, приложив копии документов, подтверждающих, что я являюсь внучкой репрессированного. Отправила запрос обычной почтой.

Прошло какое-то время, получила такой ответ:

Уважаемая Людмила Андреевна!

На Ваше заявление сообщаем, что архивное уголовное дело (подчеркнуто мной) в отношении Вашего деда – Кузьмина Алексея Васильевича направлено нами в Управление ФСБ РФ по г.Москве и Московской области, откуда Вы получите приглашение на ознакомление с ним.

При ознакомлении Вам необходимо предоставить паспорт и документы, подтверждающие родственные отношения с репрессированным лицом (свидетельство о рождении, свидетельство о браке). Зам. начальника подразделения К.А. Шевелев

Не веря своей удаче, я нашла московский адрес Управления ФСБ:

Адрес: Большой Кисельный переулок, 13 дробь 15. Управление ФСБ РФ по г. Москве и Московской области.

Позвонила (да здравствует Интернет! Всё можно найти!), мне сказали по телефону, что Следственное дело моего деда находится у них, и я могу приехать в удобный для меня день.

Поехала, прихватив документы, толстую общую тетрадь с авторучкой и фотокамеру.

Сотрудник выдал мне присланную из Уфы толстенную папку объёмом в 600-650 страниц, в которую было включено следственное дело моего деда с подлинными материалами следствия. (фото 3). Но оказалось, что вместе с моим дедом одновременно проходили следствие 18 жителей Вознесенки. Мой дед значится под номером 10. (фото 4) И это всё уголовники, вспомнив, что дело обозначено как уголовное? – удивилась я.

 

Трясущимися руками я первым делом открыла папку моего деда, увидела его собственноручную подпись под материалами допроса и … расплакалась.

В комнате сидели и читали следственные дела несколько человек, а я не могла справиться со своими эмоциями. Дежурный сотрудник принёс мне стакан воды, предупредил, что мне дают неделю для ознакомления материалов, после чего Следственное дело обязаны вернуть обратно в Уфу, да и неделя – это пять рабочих дней, а днём можно здесь находиться с 10 и до 14, пока он тут дежурит.

Взяла себя в руки, стала читать. Увидела конверт с изъятыми при аресте подлинными документами деда, подлинник описи при обыске. Про себя несколько раз восклицала, адресуясь к моему отцу: «Папка, мой папка! Если бы ты знал, до каких материалов докопалась твоя дочь!?»

Многие записи сделаны карандашом или обычной перьевой ручкой, прочитать их было трудно, а мне надо было спешить. К счастью, дежурный сотрудник разрешил мне сфотографировать страницы дела на мою камеру, и дома, загрузив снятое в мой компьютер, долгими вечерами я читала протоколы допросов обвиняемых, протоколы допросов свидетелей. Причём все они по содержанию были похожими: одна-две лошади до ареста, одна-две коровы, столько-то земли в личном пользовании, столько-то домашнего скота сдано в колхоз. И в обвинительном заключении указано, что никто из осужденных не признал себя виновным ни по статье 58, ни по добавленным статьям уголовного кодекса. Дело в том, что осужденные, «вычищенные» из колхоза, забирали свою лошадь, поскольку надо было жить и содержать свою семью, пахать, косить, и без лошади с сельскими трудами не обойтись. И это было оценено как хищение колхозного имущества.

Против каждой фамилии осужденного карандашом была сделана непонятная мне пометка: «с.п.» или «к.л.» Наверное это означало «спец-поселение» или «конц-лагерь», что ли? Против фамилии моего деда стояла еле заметная пометка «к.л».

И в деле находились также справки о состоянии здоровья осужденного, подписанные врачом, с заключением «годен к труду». И совсем не было указано, куда отправлен осужденный после окончания следствия. Зато приложены отпечатанные на машинке результаты пересмотра дел в 1989 г. И признано, что осужденные не виновны ни по одной статье. В деле моего деда имеется справка адресного бюро по месту жительства, в которой указано, что искали родственников моего деда, чтобы сообщить о реабилитации, но не нашли. Где там найти? Деда давно нет в живых, а в 90-е годы от Вознесенки осталась примерно одна шестая часть, и бывшие коренные жители растеклись по России. Кто-то оказался в ГУЛАГе, кто-то, спасая семью от голода, уехал на заработки в другие места. Например, мой 19-летний отец вместе с матерью, подался на горные работы. Чего, чего, а шахт и приисков на Урале хватало. Стране необходимо было золото.

А где , образно говоря, то золото – крепкие мужицкие руки, кормившие страну хлебом?

А.И. Солженицын пишет в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ»: «был поток 29-30 годов, с добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллионов пятнадцать мужиков (а как бы не поболе). Но мужики – народ бессловесный, бесписьменный, ни жалоб не написали, ни мемуаров. С ними и следователи по ночам не корпели, на них и протоколов не тратили – довольно и сельсоветского постановления. Пролился этот поток, всосался в вечную мерзлоту, и даже самые горячие умы о нём почти не вспоминают. Как если бы русскую совесть он даже и не поранил. А между тем не было у Сталина (и у нас с вами) преступления тяжелей.»

Читая протоколы следствия, я поняла: не только мой дед, вся Вознесенка подверглась разрушительному катку государства в 30-е годы. Зачем это надо было – другая тема.

И вот что мы с сестрой увидели в 2009 году, когда посетили Вознесенку: несколько десятков домиков в центре и огромные пустыри вокруг села, заросшие травой… (фото 5).

 

Л. Кузьмина.