Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: РассказАвтор: Сергей Залевский
Объем: 41902 [ символов ]
ФРАКФУРТ НА...
Три часа ночи. Двадцать восемь градусов – минус – по Цельсию. Не сильный, но пронизывающий и почему-то неимоверно влажный ветер. Такое ощущение, как будто вылез из постели и, не одевшись, выскочил на улицу. Стараюсь отворачиваться от обжигающего потока воздуха. И все же возвращаюсь взглядом к фигурке под навесом, распростершимся над посадочными площадками Центрального автовокзала.
Видно, что это женщина. На ней масса всякой одежды, просроченной временем и неухоженной. Она – на коленях, на заснеженной цементной плитке, а половина туловища и голова, на сложенных одна на другую руках, покоится на огромной с закругленной спинкой скамье. Если бы она периодически не шевелилась, можно было бы подумать, что она не жива, учитывая нынешнее состояние погоды.
К женщине подошли два молодых парня в милицейской форме – наряд, патрулирующий окрестный район, грубо растолкали, заставили подняться. Она кое-как встала, постояла, пьяно шатаясь, и села на скамью.
Патруль ушел в сторону железнодорожного вокзала.
Женщина посидела еще немного, а потом сползла со скамейки и приняла уже знакомую мне позу. «Замерзнет ведь», - подумал я. Совесть зашевелилась, обличая меня в черствости к вопиющему с человеческой точки зрения событию. Но здравый смысл возобладал, заталкивая ее обратно в дальний уголок души: «Ну что я могу сделать? Чем могу помочь?» Во мне возникли отвратительные чувства. Совесть из своего уголка тихо нашептывала, что это неправильно, что я что-то должен сделать, должен помочь каким-то образом. А здравый смысл орал, что это невозможно, что всем не поможешь, и что она могла бы пойти на железнодорожный вокзал и там погреться. «Ты же знаешь, - шептала упрямая совесть, - что у бомжей своя иерархия, и раз эта женщина здесь, то там ее быть не может. А еще, не забывай, ты живешь не в Западной Европе: наше человеколюбие от их человеколюбия очень отличается – на вокзал ее никто не пустит, не смотря даже на такой мороз».
Я жду автобуса – еду в Германию, и потому одет для такой температуры довольно легко. «Может, поэтому мне и кажется погода совсем уж невероятно холодной, может не так уж и холодно?» - мелькнула мысль. И тут же стало стыдно за предательское молчаливое согласие с несправедливостью урбанизированного социума, который ближе по своим законам к джунглям, чем к человеческому обществу с его понятиями о том, как должно относиться к живым существам. Двойственность чувств и философских категорий, заполонившая все мое сознание, на некоторое время увела от реальности бытия. Время сжалось, и я не заметил последнего получаса, на который опаздывал автобус.
Двухэтажный исполин причалил к посадочной площадке, на которой сгрудилось десятка два пассажиров.
Наконец все расселись. Старший группы попросил «проверить документы и деньги, на всякий случай, чтобы проблем не было потом». Как будто сейчас, если забыты документы, это и не проблема вовсе.
Мне вдруг вспомнился Юнг со своим параллелизмом, и я подумал о том, что все события сегодняшней ночи – это какие-то приметы, смысл которых я пойму лишь потом, когда появятся те самые параллели, которые я обязательно узнаю. Но все это будет потом. «А вот интересно бы узнать сейчас».
Ну вот - порядок. Автобус трогается. Уплывает автовокзал с одинокой замерзающей в согбенной позе бомжихой, укрытой огромным длинным навесом посадочных площадок. Проплывает улица за улицей, то освещая ярким светом весь салон автобуса, то приглушенно заглядывая только в лица сидящих у окон людей. Я начинаю согреваться, и от этого все острые противоречия, все споры во мне отходят на задний план, высвобождая место измененному состоянию сознания, где все интегрируется, все умиротворяется и сглаживается. Я, наконец, уплываю – я засыпаю, примирив совесть и здравый смысл естественной потребностью. Последнее, что приходит в голову, что я еду в Германию. Я еще понимаю, что улыбаюсь – и что-то еще… о мудрости нашего организма… о жене, оставшейся дома… Свет, просачивающийся из-под ресниц, начинает меркнуть и, наконец, все исчезает.
 
Дорога, длинная и утомительная, с преодолением двух границ, закончилась для нас в Штутгарте, где меня встретили друзья на машине.
Таня познакомила меня с мужем, статным немцем, переводя наши любезности на доступный для каждого язык. Мы улыбались друг другу и расшаркивались дольше, чем следовало, пытаясь что-то говорить друг другу, пока она куда-то отлучалась. Потом Ханс, которому, видимо, надоела наша клоунада, сделал вид, что забыл сделать важное дело, открыл багажник и стал там что-то перекладывать. Я же тупо стоял, переступая с ноги на ногу и разглядывая все, что попадалось на глаза.
Пришла Таня, и мы поехали в Кальв, где они с Хансом жили.
Быстро закончился Штутгарт, и машина выехала на неширокую дорогу, с двумя достаточно узкими полосами движения, где, казалось бы, чуть могут разъехаться два автомобиля. Вокруг – поля. То здесь, то там дома, окруженные большим количеством всевозможных сельскохозяйственных построек. Разная техника во дворах. Все это казалось игрушечным, ненастоящим издалека. Каким-то уж слишком ухоженным, и оттого для меня нереальным.
- Ну как там, дома? – спросила, наконец, Таня, до этого разговаривавшая с мужем. Она повернулась ко мне с переднего сиденья.
- Да все нормально, - я не знал, что говорить.
Мы еще перебросились несколькими фразами. Разговор не клеился. У меня всегда так поначалу.
- Ну ладно, дома поговорим. Нам тут с Хансом нужно кое-что обсудить – срочно: мы квартиру хотим поменять.
Таня повернулась к мужу, и они стали перебрасываться фразами. Мне было интересно наблюдать тончайшую смену их психических состояний, которые я ощущал, не имея возможности понимать сказанное. Странное это было ощущение. Я так хорошо чувствовал их, что даже, казалось, понимал, о чем они говорят. «Вот это да, - я задумался, расфокусировав спонтанно взгляд, - да даже из-за одного такого момента стоило здесь оказаться». Я осознавал, что не понимаю, о чем шел между ними разговор – разве что тематически, но суть-то совершенно в другом. Суть-то в том, что в данный момент для меня исчезла отвлекающая от непосредственного человековидения павловская сигнальная система – вербальная. Она не увлекала мой рациональный ум, и ему не хватало привычной работы, а потому он в меньшей степени мешал подсознанию схватывать картину мира во всей ее общности, во всей окоемности.
Жаль, но состояние это продлилось недолго. В сознании вдруг высветилось табло у автовокзала в Штутгарте, показывающее в промежутке между временем температуру – четырнадцать по Цельсию. И это – плюс. «Вот это декабрь», - подумал тогда я. Вспомнился другой автовокзал, замерзающее человеческое существо. Но все как-то в виде констатации, почти без чувств, как будто не из моей жизни. «Черствый ты, однако», - промелькнуло в голове.
Мой интеллект вновь взялся за свою привычную работу. Он беспорядочно скакал по убранным полям, по непривычной архитектуры строениям, по горизонту, откуда уже был виден Кальв – Таня сообщила. Ее фраза прозвучала как извинение за невнимание ко мне. Но я, наоборот, был очень доволен, что не нужно разговаривать, высасывая из пальца что-то, о чем и думать не хотелось. Не сомневаюсь, что и Тане это тоже не было нужно.
Припарковались с трудом, Хансу даже пришлось ждать, когда освободится место: он присоединился к нам позже почти на полчаса.
Я забрал из багажника, услужливо открытого Хансом, свою огромную сумку, купленную специально по этому случаю, и мы с Татьяной, пройдя метров сто довольно крутого подъема по улочке, свернули к дому.
Двухэтажное строение – образчик старой архитектуры юго-запада Германии. Белые оштукатуренные стены, разрезанные темными деревянными балками по горизонтали и вертикали с диагональными вставками, напомнили виденную когда-то давно картинку. «Вот и посмотрел наяву». В душе что-то шевельнулось: не то удовлетворение от увиденного, не то жалость, что данный факт так долго реализовывался. Но, тем не менее, чувство было светлое, пусть даже и с налетом пришлой из бессознательности печали. Бессознательность моя за последние сутки, выйдя из спячки привычной жизни, беспокоила меня постоянно, вбрасывая восприятию целые букеты эмоционально-чувственных состояний. Иногда они осознавались, ярко выражая отношение к чему либо, а иногда теплились, лишь намекая на что-то – на что-то, чего никак не могло одолеть сознание, полностью выявить из невыразительного волнения.
Поднявшись по деревянной достаточно крутой со скрипом лестнице, мы с Татьяной оказались на втором этаже. От всего, что замечал глаз, веяло старостью. Мы вошли в квартиру. Здесь уже не ощущалось того специфического аромата коридора – все же обжитое пространство, за которым – было видно – следят.
- Так, - скомандовала Таня, - раздевайся, распаковывай свои вещи.
Она сбросила куртку, на мгновение замерла, что-то соображая.
- Сейчас мы быстренько перекусим, и нам с Хансом надо будет часа на два отъехать. А ты пока тут обживайся. Душ примешь с дороги. А вечером посетим гипермаркет – это в соседнем городке, километров десять отсюда. Посмотришь хоть.
Приехали они не через два, а часа через четыре, после чего мы осуществили задуманное.
Гипермаркет - это целый город со своей инфраструктурой, где было, казалось бы, все, кроме, разве что, бани. «Да ведь его за неделю не обойти», - подумалось мне. Но я, оказывается, даже близко не представлял себе масштабов этого состоящего из многочисленных блоков сооружения. Его не то что за неделю, его за месяц невозможно было обойти.
- Вот, я тебе тут газет набрала, будешь читать, - улыбнулась Таня на мой недоуменный вопросительный взгляд.
- Да это просто, - обнадежила она меня, - все объявления похожи друг на друга, я тебе все покажу. И завтра до обеда – будешь начитывать, пока нас не будет. А после обеда, или вечером, обзвоним тех, кого ты выберешь, договоримся о встрече. А послезавтра поедем смотреть.
- Ого, как долго, - спонтанно, не успев подумать, возмутился я. И в голосе моем - я сам почувствовал это - просквозила обида. Вроде бы, все должно было вертеться вокруг меня, вроде, ни у кого не должно было быть своих дел.
- А ты как думал? – возмутилась Татьяна, уловив мое настроение.
- Да не, Тань, ты не поняла меня, просто я не думал… я думал, что за пару дней все успею… да и не хотелось бы напрягать вас так долго.
- Да ладно, - улыбнувшись, съязвила Татьяна, - ты все равно уже нас напряг. Так что не оправдывайся. Да, в конце концов, я же должна отработать джинсы, которые ты мне привез, а Ханс – «Мальборо»… аж два блока…
Она рассмеялась. А я успокоился. А то уже начинал нервничать по поводу того, что сморозил глупость. Вот уж поистине – происхождение не спрячешь.
Назавтра я рылся в кипе газет, выискивая то, что меня устроило бы по деньгами и по вместимости. Но ничего толкового – толкового для меня – не находилось: то слишком дорого, то очень старая, то битая, то с техническими дефектами, при которых не поедешь, тем более на такое расстояние, какое мне придется преодолеть – порядка двух тысяч километров. Я уже начал расстраиваться: надо же было с такими деньгами ехать в Германию. Лучше бы в Польшу поехал на немецкую границу: в Щецин или в Слубице. «Хоть бы деньги сохранил за дорогущий билет, да за визу». Что-то, правда, я нашел, но сердце как-то к найденным вариантам не лежало. «Черт с ним, не ехать же обратно на автобусе, потратившись на дорогу и подарки». Да и в гипермаркете я уже кое-что прикупил: и продуктов всяких и вина на триста марок. Уже без машины никак – не уволоку. «Уволоку, конечно, но возвращаться без машины…».
Вечером Татьяна обзванивала мои варианты. С двумя продавцами договорилась о встрече.
За ужином Ханс неожиданно вспомнил, что, вроде бы, соседка собиралась продавать свой автобусик. В прошлом году техосмотр обошелся ей в полторы тысячи, и она месяц назад говорила ему, что не прочь продать автомобиль, потому что боится, что и в этом году может выложить энную сумму. Он тут же отставил тарелку со спагетти и взял с висевшей рядом полки сотовый телефон.
Татьяна переводила. Конспективно, насколько я сообразил. Короче, к двум завтрашним вариантам прибавился третий. И почему-то я уже возжелал этот автобусик и был уверен, что выберу именно его, хотя представления не имел, «что это за оно».
Проснулся я очень рано. Видно, покупательское вожделение, зудевшее во мне с вечера сильнее обычного – видит око, да зуб неймет - торопилось реализоваться. Но предварительно должно было еще насладиться моими сомнениями, садистски вампиря из меня энергию. За окнами еще темно. Я долго ворочался, осмысливая приходившие сомнения, надуманные «а если», «может быть», «а вдруг», пока до меня не дошло, что все это дутое многообразие – всего лишь мои страхи. И вскорости заснул.
Растолкал меня Ханс, говоря что-то сам себе и посмеиваясь. «Вот чучело». Я улыбнулся. «Что бормочет? Знает же, что я ни хрена не понимаю». Из другой комнаты послышался голос Татьяны, она как будто услышала мои мысли:
- Он говорит, что ты слишком крепко спишь для человека, который собрался покупать машину... ну типа – кота в мешке. Он имеет в виду, что ты должен волноваться.
- А я и волновался… ночью – часа два не спал, думал.
Я засмеялся, встретив любопытно внимательный взгляд Ханса.
Опять заговорила Татьяна, но уже на немецком, после чего засмеялся и Ханс.
Найденный в газете первый вариант, когда мы подъехали, я отмел сразу. Это был красный «Мерс», универсал с достаточно ржавым кузовом. Татьяна позвонила, и мы даже не встречались с хозяином. Вторым на нашем запланированном вчера маршруте стал автобусик, как назвала его Таня.
Мы подъехали к овощной лавочке, около которой стоял этот самый автобусик - Фольксваген-Транспортер. «Это мой», - сразу же подумалось мне. Ханс сходил за хозяйкой, и у нас, а вернее, в большей степени, у Ханса состоялся с ней разговор.
Хозяйка – турчанка, как я до этого слышал, лет пятнадцать уже живущая в Германии. Ханс задавал ей вопросы. Она отвечала. Татьяна, как могла, переводила технические термины. Наконец, разговор закончился. Таня сказала, что машина в хорошем рабочем состоянии. Единственная проблема – торговаться хозяйка наотрез отказалась – цена вчерашняя.
- А что, смотреть мы машину не будем? Завести… ну, проехаться там…
Таня перевела мои опасения. Ханс расхохотался. После чего мы поскалили зубы, прощаясь. Мне очень нравилось это «чу-узз». Какой-то отголосок от нашего отдания чести – «честь имею». Об этом я подумал, вспомнив польское прощание: «чэшьч».
- Я не понял - это что было? Вот так просто посмотрели и все? Ни «да», ни «нет»?
- А что? Нужно было сразу говорить? – Таня засмеялась, - Ты что - уже сделал выбор? Так, может, уже дальше и не поедем?
- Честно говоря, мне машина понравилась, но мы же ее не проверяли, - возмущенно сказал я.
Ханс снова расхохотался, слушая, что синхронно переводила Татьяна. Теперь стал говорить он, Таня переводила, а я слушал:
- У нас так есть… я задаю вопросы… она отвечает… все это при свидетеле… в конце я спрашиваю… есть ли какая-то неисправность… которую я не спросил… Я могу вернуть машину… если мне сказали неправду.
- Ага, а как я ее верну, если что?
- Не бойся, - перевела Татьяна, - она не обманет, ей не нужны лишние проблемы – она не немка, - и от себя добавила, - Она же не тебе продает машину, а Хансу. Она даже знать не будет. Он завтра заберет у нее бриф – техпаспорт, и вы поедете оформлять машину без нее. Здесь не так, как у вас.
Она сказала «у вас», и это как-то резануло мне слух.
И все же я волновался. Ну как так? Это же – лохотрон. Если бы не Таня и Ханс, я бы в жизни на такое не пошел. Но мне было неудобно перед ними за их терпение, за отзывчивость, за возню со мной, хотя своих забот полон рот. И я успокоился: будь что будет. Тем более, я знал кучу случаев, когда крутых специалистов наши русские, а точнее, казахские немцы имели как сосунков, впаривая такие машины, что иногда те и до Польши даже не доезжали. Судьба есть судьба, и чего ее гневить. Все же хорошо.
Транспортер меня полностью устраивал. Подумаешь, ну есть несколько «пауков» по кузову. Ну а что я хотел? Машина-то не новая. Да совсем не новая – пятнадцать лет. Единственное, что меня настораживало, это двигатель с воздушным охлаждением. Но, как говорил Ханс, двигатели эти очень надежные, высокотемпературные, и скорость можно держать хорошую, даже с четырехступенчатой коробкой передач. Сказал, что это самолетный двигатель, с «Мессершмитта», с двумя карбюраторами. Бундесвер приспособил их на машины, когда появились реактивные двигатели, чтоб не валялись на складах – слишком много их было выпущено.
«Ну и ладненько. Самолетный так самолетный – главное не спикировать по дороге домой. Интересно, а как у него «печка» работает?» Этот вопрос – совсем не праздный. За несколько прошедших дней похолодало и здесь. Днем температура не поднималась выше семи градусов. А по ночам падала до минус двух-трех. А ведь мне ехать предстояло в настоящую зиму, где без обогрева лобового стекла – каюк. Да и самому будет не сладко.
Короче, дальше смотреть мы не поехали. Я уже был согласен. Но Татьяна настояла на том, чтобы я подумал хорошенько, взвесил все «за» и «против».
Какое там? Выбор уже сделан, и, судя по всему, не мной. Мне оставалось только подчиниться желанию обладать этим чудом – детищем союза авто- и авиапрома Германского Вермахта. «Судьба привела меня к нему, вот пусть теперь обо мне и позаботится». Я даже где-то внутренне испугался такой кощунственной наглости со своей стороны. «Тьфу, тьфу, тьфу». Однако выбор сделан: «Беру!»
- Ну что ты решил? – первое, что спросила Татьяна, когда они с Хансом вернулись вечером домой.
- Беру, - отчеканил я.
- И нет никаких сомнений? А то еще поищем, - как-то не искренне проговорила она.
Чувствовалось, что ей уже надоела вся эта котовасия с моим неожиданным приездом, нарушившим ее привычный ритм жизни. Гость хорош до трех дней. А завтра – еще один, и того – пять. Почти неделя. Конечно, они устали от меня – все-таки напряжение есть.
- Нет-нет, Танечка, все путем. Этот вариант меня устраивает. Можешь звонить.
Наутро Татьяна ушла по своим делам. Мы же с Хансом должны были пойти забрать машину, потом оформить документы, получить транзитные номера и докупить кое-что для дома. Самое смешное из того, что следовало купить, были яйца. Обыкновенные куриные яйца, которые у нас, почему-то, исчезли. Хансу этот факт понять оказалось не под силу, сколько мы с Таней не пытались объяснить. Он твердил одно: если яйца не продавать людям, то они пропадут. Однако пропадали они, к сожалению, только для нас - белоруссов, потому что с повышением цен в России, у торговых посредников появился соблазн продать их дороже.
Впервые мы с Хансом оказались вдвоем, без Татьяны, и этот факт поначалу напрягал меня – как будем общаться. Но Ханс знал, что делать и без меня, а простейшие затруднительные моменты, возникавшие в процессе общения, разрешались жестикуляцией, общеупотребительными в разных языках словами и нашей проницательностью. Ханс оказался совсем не глупым человеком, и мои затруднения минимизировал, как мог. Единственное, о чем было забыто – «печка».
Факт снятия с учета автобуса меня просто потряс. Двадцать минут. Номера штамповались тут же, на небольшом станочке, через валики которого пропускались алюминиевые заготовки. Насколько я понял Ханса, мне даже предлагали набор цифр и букв придумать самому. Я показал, что мне все равно, и на заготовке помимо букв появились три пятерки.
До обеда мы управились. Съездили в мелкооптовый магазин, где я докупил еще разных продуктов, вина и яиц. Затем заехали за аккумулятором, потому что турчанка сказала, что тот, что в автобусе, слабенький. На всякий случай по совету Ханса я купил жидкость в баллончике для того, чтобы не обмерзало лобовое стекло.
После обеда собирался выезжать, но Татьяна отговорила меня, сказав, что лучше поехать завтра утром, чтобы до темноты пройти немецко-польскую границу.
Если бы она только знала, какие судьба приготовила мне коврижки.
 
Позавтракав, мы вышли на улицу. Еще не рассвело. Правда, света хватало и от фонарей. Моя машина стояла как раз под одним из столбов и достаточно хорошо освещалась, чтобы еще издали я увидел - стекло полностью заиндевело.
- Ну что, сам справишься? – спросила Таня, или остаться Хансу на всякий случай.
Я сказал, что справлюсь, потому что вчера все проверил, аккумулятор новый, только стекла отскрести от инея – и все. Я знал, что они едут заключать договор на новое свое жилье, и мне не хотелось больше их напрягать своими делами. Тем более, что все «на мази». Хотя, конечно, мне очень не хотелось оставаться одному, как маленькому ребенку, которого покидают родители, куда-то отлучаясь. И, тем не менее, я осознавал – одному мне теперь куковать еще придется долго. Посреди «долбанной Европы». Без знания языка. Без связи с теми, с кем можно посоветоваться в случае чего.
Мы тепло попрощались, обнявшись по очереди. Похлопали с Хансом друг друга по плечам. Я сказал, что жду их с ответным визитом в гости, когда приедут к нам. И они ушли к своему «Пассату», стоявшему чуть поодаль передом к зданию, и потому с чистым лобовым стеклом. Через пару минут они укатили – Ханс никогда не прогревал двигатель.
Начинались мои приключения.
Я совсем не подумал о скребке, потому что до этого утра иней меня не волновал, и даже мысли не возникало на эту тему. А пока мы прощались, ее почему-то тоже не возникало – ни у меня, ни у Ханса. Сказывалась озабоченность каждого своими раздумьями. Я – о своем одиночестве, а он, видимо, о квартире. А сейчас пришла насущная проблема.
Вентилятор «печки» гнал ледяной воздух, и надежды на его потепление не было. Я пожалел, что не хватило ума спросить у турчанки, где стоит переключатель, потому что после безуспешных поисков, пришло понимание, что это осуществляется не из салона. Мозг стал соображать, чем же «отодрать» стекла. Под водительским сидением нашлась коробка от магнитофонной кассеты. «Здорово! Вот у меня и скребок есть».
Иней снимался легко. «Подумаешь, каких-то три-четыре градуса». Но появилась другая проблема: стекло снова запотевало, и ничего не было видно. И тут я вспомнил, что купил «незамерзайку».
Лучше бы я этого не делал.
Когда стекло покрылось распыленной на него жидкостью, оказалось – туманности это не поубавило, а, наоборот, прибавило. Дворники размазывали по стеклу содержимое баллончика, от чего оно оказывалось мутным, и все за ним виделось не в резкости. Спасибо турчанке: в «бардачке» нашелся рулон бумажных полотенец. Я протер, как мог, тщательно «лобовуху» снаружи. Потом – изнутри, потому что, пока сидел и соображал, выключил вентилятор «печки», чтобы от стекла не дуло холодным воздухом в лицо. «Надо трогаться, иначе зависну до солнца». Я рассчитывал, что поток воздуха при езде подсушит стекло, а изнутри чтобы не запотевали стекла – оставлю приоткрытой форточку. «Скоро потеплеет», - обнадеживало подсознание.
И я тронулся. Через каких-то несколько километров, стекло уже не искажало внешнего вида. Вот-вот из-за горизонта выглянет солнышко. «Куртка у меня теплая, свитер теплый, перчатки зимние – все нормально». Единственное, что досаждало – мерзли ноги, и особенно, коленки. Но у меня в сумке есть плед, который я брал в дорогу на случай, если по дороге в Германию, в автобусе будет холодно. Это был опыт, приобретенный в коммерческих поездках в Польшу. Когда сидишь у окна, даже в теплом автобусе все же не жарко. А когда я уезжал, было двадцать восемь мороза…
Сознание вытащило из небытия автовокзал, «юных ментиков, браво и бескомпромиссно тянущих свою лямку», замерзающую «бомжиху»… «Женщину», - поправился я, ощутив подобие легкого неудобства перед ней. «Может, ее уже и в живых-то нет?»
Джинсы, обтягивающие на изгибе ноги, настывали, и коленки уже промерзли настолько, что было невмоготу. В первом же «кармане» я остановился и достал из сумки плед. Сходил в туалет – холод стимулировал повышенное желание посетить это заведение. Размялся немного. И когда сел в машину и накрыл ноги пледом, ощутил почти что состояние счастья. Вот оно: «все познается в сравнении». Вспомнил Пушкина, и улыбка сама собой появилась на лице: «Ай, да Дёнька, ай, да сукин сын - пледик взял с собой. Молодец!»
Уже позади был Нюрнберг, навеявший воспоминание о Второй Мировой, о процессе, виденном не раз в многочисленных кинохрониках, которые сопровождали ежегодные празднества победы. Солнце нагревало металл кузова, и от этого в машине стало тепло. Плед лежит рядом на сидении. Я еду без перчаток, без куртки. На спидометре – сто тридцать, и вторая полоса – моя. Рядом по третьей полосе с шумом меня обходят немцы. Километров под двести скорость. Иногда мне приходится кого-то обгонять. Я высовываюсь на третью полосу, и они терпеливо ждут, пока я совершу опережение более медленно едущего участника нашего совместного предприятия. Мы – в едином организме автобана, а вернее, мы и есть этот единый организм – Е51.
Часа через два после Нюрнберга случилось то, чего я больше всего боялся – «страхи нечестивых сбываются». Четыре часа в пробке. Все мои надежды по теплу добраться до Франкфурта на Одере провалились. Четыре часа пришлось двигаться по принципу: третий день – четвертый километр, нервничая вначале и надеясь на скорый конец задержки. Через час я уже тупо газовал и тормозил, газовал и тормозил, по два-три метра продвигаясь к отдалившейся на необозримый срок цели, и завидовал тем, кто мчался со стороны Берлина за высокой металлической перегородкой. В воздухе барражировал полицейский вертолет. Прилетал и улетел вертолет с красным крестом. По всей видимости, впереди случилась авария. «Дай бы бог, без человеческих жертв», - подумалось мне, и мысль, обнаружившая свою собственную аналогию, снова услужливо подсунула мне эпизод на Центральном вокзале. «Наверно, сработало слово «жертва». А может, вся эта напряженная обстановка, связанная с моей общей тревожностью? Трудно сказать. Времени для размышлений предостаточно. А мотивы… «Наивный ты. Если бы сейчас загорал где-нибудь на Мальдивах… О-па… Эка понесло тебя, брат. На машину более-менее толковую денег не нашел, а туда же… Мальди-ивы…».
Через три часа я впервые увидел немецких полицейских. С любопытством смотрел на их форму. «Почему не видел? Не думаю, что не обратил ни разу на них внимания за неделю пребывания в Германии. Просто, видимо, им не нужно шакалить на дорогах, как нашим, - подумал я, отводя взгляд от пристально взглянувшего на меня полицейского, – От греха подальше».
С правой стороны автобана стояло несколько изувеченных автомобилей, два грузовика с прицепами-площадками и кран, непонятно каким образом сюда добравшийся: разве что по «встречке». Суетились люди в комбинезонах, полицейские, люди в штатском. Вся атмосфера тревожности как-то начала рассасываться, сменилась на любопытство вначале, когда проезжал место аварии, и переросла затем в чувство извечной грусти по поводу бренности человеческой жизни, чьим заложником, как ни крути, являюсь и я.
Снова «защелкали» последние цифры на спидометре, но прежнего удовольствия от движения по автобану, от сменяющихся видов, от периодически появляющихся перспектив, когда несешься вниз с высоченного холма, от солнечной теплой погоды уже не было. Стало смеркаться. Я снова сидел в куртке, в перчатках и с пледом на коленях. Уже включены фары, и габариты впереди движущегося транспора представляют собой красный движущийся поток. «Видимо, не зря дороги ассоциируют с артериями».
Стрелка «топлива» неуклонно приближалась к «резерву». Надо было куда-то заворачивать, во избежание вынужденной остановки. Я свернул в первый попавшийся «городок» - так я назвал для себя АЗС с разветвленной инфраструктурой всякого рода необходимостей.
Это и вправду целый город. С огромными территориями стоянок, с гостиницами, кафе, ресторанами, магазинами, туалетами, душами, автомастерскими и еще какими-то зданиями и сооружениями, о назначении которых я даже не пытался догадываться. Да и некогда мне было. Удивляло количество колонок. Их, наверное, десятка три – не меньше. И только на пяти из них стояли машины.
Наивный человек, я решил, что только на этих колонках есть топливо. Ну а как я мог тогда рассуждать? Постсоветское пространство в этот момент, словами нынешнего поколения, «колбасило» со страшной силой. Перебои с топливом случались часто. И где мне, не имевшему опыта общения с заграницей, кроме чуть лучше чувствовавшей себя Польши, осознать изобилие в полной мере.
Я пристроился за одной из машин, и стал ждать, когда она заправиться и уступит мне место у пистолетов. Минут через пять выключил двигатель, и стал уже нервничать. Но тут увидел как к ближайшей колонке подъехала машина. Водитель вышел, вставил шланг в горловину бензобака и ушел. Минуты три еще стоял я и ждал божьей милости. И вот пришло озарение: я – лох. Мне как-то обидно вдруг стало за себя, за свою страну, где-то вдалеке, как щенок, «переедающий червяка», бьющуюся в конвульсиях политического, и как результат, экономического кризиса. Я завел машину, сдал назад, и причалил к свободной колонке. «Будь что будет». Вставил пистолет в бензобак и пошел искать, где можно заплатить.
Кассир быстро сообразил, что мне нужно, и я уже через пару минут сидел за столиком и пил кофе, полностью осознав систему здешнего сервиса. Обида на огромное количество непорядочных людей, повыползавших на свет в трудный для огромной страны период не давала покоя. Они как гиены на своем пиршестве разрывали ее на части, тянули все, что плохо лежит, обремененные только мыслями о наживе. Я на какое-то время ушел в себя, в свой внутренний диалог, где моим оппонентом был я сам. Одна сторона меня – обличающая, другая – оправдывающая. Прокурор и адвокат. Я говорил себе, что я умный человек, что зарождается новая иерархия, что это неизбежность любой перестраивающейся системы. Но совесть как завзятый прокурор изобличала естество социальных катаклизмов, и вся естественность аргументов о восстановлении нарушенного гомеостаза нашей распроклятой умирающей и возрождающейся системы, ей были до одного места.
Допив кофе, я вышел из здания. Согревшись в помещении снаружи и чашкой кофе изнутри, мне уже не было так зябко. На табло колонки обозначились мои пятьдесят литров топлива – до Варшавы, наверное, хватит. Я завелся и направился в сторону автобана и темноты озаряемой фарами ночи. Гостеприимное место, приютившее одинокого в этом огромном мире путешественника, уплывало в небытие бессознательной памяти, чтобы, может быть, когда-нибудь вернуться короткой вспышкой ностальгии по уходящей жизни.
Мой курс – на Берлин. Немного не доезжая, я должен повернуть направо – к Франкфурту на Одере, переехать мост и оказаться в Слубице, на территории Польши, где в гостинице меня уже должен ждать брат. Я вызвонил его еще от Татьяны, сообщив, когда там буду.
По моим подсчетам с преодолением границы, где я собирался вернуть кое-какие деньги за приобретенный товар (президентский налог на добавленную стоимость), у меня займет около двух часов. Согретый горячим напитком и уютом кафе на заправке, я чувствовал усталость: сознание изменилось – бодрость покинула меня, и ей на смену пришло отстраненное состояние. Я уже вел машину автоматом, думая о переходе границы, о том, что еще ехать через всю Польшу, о брате, который подменит меня за рулем.
И вот, наконец, указатель поворота на Франкфурт – поворот направо. Я инстинктивно обрадовался: еще какой-то час и я – в Слубице. Мое состояние сознания выхватило большими буквами написанное слово «FRANKFURT» и… проворонило маленькими - «am Main».
Вот уж поистине, как гласит старинная иранская поговорка, - когда приходит судьба, слепнет зрение. Радость встречи с братом, предвещавшая конец вселенского одиночества, окончательно убаюкала бдительность. Не пришло соображение и того, что, спускаясь вниз, и все более по кругу заворачивая вправо, я нырнул под мост, и, фактически, ушел влево. Судьба сыграла со мной злую шутку, ввергнув в состояние сознания, позволившее сделать такую нелепую с точки зрения логики ошибку.
А не было логики. Она куда-то испарилась. Или затаилась где-то в глубинах полусонного царства психики. Да и не важно, что там и как произошло во мне. Не важно, где случилось короткое замыкание, вырубившее в нужный для судьбы момент всю систему нормального восприятия действительности. Факт оставался фактом: я ехал в противоположную сторону от Франкфурта на Одере – во Франкфурт на Майне. Но я еще об этом не знал. Я еще пребывал в состоянии эйфории от скорой встречи, от того, что верну где-то около ста пятидесяти марок на границе, а еще от того, что скоро – Польша, ставшая роднее после поездки в Германию, потому что с братьями славянами можно было довольно сносно общаться. Все мысли приближали к дому, и, казалось, ничто не может разрушить этот внутренний комфорт, образовавшийся во мне после того, как я повернул.
За окнами проплывали в отдалении огни населенных пунктов, мелькали высокие заборы, ограждающие на поворотах те из них, которые слишком близко расположились у автобана. Впереди текла красная река габаритных огней. На душе – спокойно и умиротворенно.
Через пару часов, когда я выскочил, наконец, из затяжного подъема на один из достаточно высоких холмов, передо мной расстелилась бесконечная перспектива, мерцая огнями на десятки километров. Автобан уходил бело-красной полосой, казалось, в бесконечность. И ни о каком Франкфурте, судя по небольшим скоплениям огней, не было и помина. И тут во мне что-то сработало. «Не может быть – по идее, я уже должен был быть на месте». Мое тело получило порцию адреналина. Я снова ощутил знакомое состояние, когда густеет кровь, и все процессы в организме замедляются. «А может, я плохо сориентировался по карте, и мне не пару часов, а часа три нужно ехать?» Легче от такого предположения не стало. И тут в расстроенных чувствах боковым зрением я уловил высветившееся табло с указанием расстояния, где мелькнул «Frankfurt». «Ну вот – слава богу. Точно - я просто ошибся в расчетах». И я снова отдался мыслям, уже не думая о времени, а только ожидая скорого конца путешествия по Германии.
На очередной возвышенности, когда снова уже начинало напоминать о себе здравомыслие, я увидел в перспективе ночи огни большого города. До него – рукой подать – километров двадцать, не больше. «Ну, наконец-то». И я снова успокоился, совершенно не осознавая, что ехал больше четырех часов, и что так - просто не должно быть.
Наконец, я въехал в город и стал двигаться все время прямо, надеясь увидеть указатель движения к пограничному пункту. Справа показалась река – дорога пошла вдоль русла. Один мост - я это понял еще издали - оказался сквозным. «Странно – такого не может быть». Но внутренний голос объяснил, что может. Что, наверное, граница здесь делает какой-то крюк, и территория за рекой – немецкая. Так же было и со вторым мостом. Но на третьем я уже решил повернуть и посмотреть – что же там такое. Я ехал по мосту, вглядываясь в очертания противоположного берега, ища хоть какую-то зацепочку, которая сказала бы мне о пограничной заставе. Но нет – ни одного намека. Я уже преодолел мост, решив повернуть налево, что бы продолжить путь в ту же сторону, куда и ехал. Повернул, выехав из-за деревьев, стоящих между рекой и улицей, и… чуть не остолбенел. Вдали, из перспективы многоэтажных домов, вырастали здания-исполины. «Небоскребы!» От неожиданности со мной чуть не случился удар. Я почувствовал, как кровь рванула в лицо, как загорелись щеки и уши. «Почему я не видел их раньше?» Мне стало нехорошо. До меня доходило – и верилось, и одновременно не хотелось верить, - что это Франкфурт… но совсем не тот. «Федот, да не тот», - услужливо выплыло из подсознания. Потрясение оказалось настолько сильным, что я чуть не заплакал от досады. Я еще какое-то время ехал на автопилоте, но потом понял, что нужно куда-то причалить. Надо узнать дорогу назад, потому что в запарке у меня все выскочило из головы, и я уже не помнил всех нюансов пути назад.
Я припарковался у какой-то стройки. Посмотрел на часы, и получил еще одну порцию адреналина – без четверти десять. А действие визы заканчивается в ноль часов. Я как ошпаренный выскочил из машины и стал приставать к прохожим с одним и тем же словом – «Берлин». Один из немцев понял, наконец, что мне нужно, и попытался объяснить. Он, видимо, называл улицы, по которым мне предстояло ехать – я слышал насколько раз слово «штрассе», но это все, что я понял. Остальное было слишком мудреным. В конце концов, он развел руками, что-то пробурчав - уже скорее себе самому, потом сказал мне почему-то по-английски «извини» и пошел, еще пару раз оборачиваясь. «Ну да, я придурок, посмотрите на меня. Я «русиш швайн» - забрался в вашу цивилизацию, твою мать, не бельмеса не соображая по-вашему. Ночью. Один». Я понимал всю нелепость претензий, пусть и про себя, к прохожему немцу – всю нелепость обстановки. Понимал, что через два часа я стану персоной нон грата в этой гостеприимной стране. Мне было страшно, потому что денег у меня осталось немного, и если меня остановит полиция после двенадцати, то самое малое, мне казалось, – я лишусь машины: вряд ли экстрадиция будет бесплатной. От этих переживаний резко напомнил о себе мочевой пузырь. Я стал искать укромное местечко, и нашел-таки его, да простят меня немцы за то, что я осквернил их строительную площадку. Пока я получал облегчение в одном месте, другое - моя спина – оказалась в ужасном положении. Она была под ударом возможности быть застигнутым врасплох. Штраф также не входил в мои планы, но делать было нечего – больше терпеть я не мог.
«Слава богу, все обошлось. Хоть здесь повезло». Я сел в машину. И вдруг, ни с того, ни с сего, мне стало все «по барабану». Видимо, сработала защитная функция организма. Все равно: и что у черта на куличках, и что осталось два часа, и что не знаю, куда сейчас двигаться.
Я выехал на дорогу и повернул налево - в обратном направлении. Доехав до моста, свернул на него. Понял, что мост не тот, что был в прошлый раз. Но возвращаться поздно. «Перееду здесь – какая разница. Все равно там вдоль реки ехать».
С полчаса я маячил по городу, пытаясь найти то, что мне было нужно. Облом. Направлений видел много, но все они, как правило, обозначали улицы. Таблички с волшебным словом «Берлин» - как будто не существовало. Я нервничал, потому что скорее хотел выехать из города, который стал для меня огромной мышеловкой. Наконец, я увидел табличку со знакомым словом - «Нюрнберг». «А-а, была-не была». Мне почему-то показалось, что от Нюрнберга до Берлина - всего-то ничего. Я совсем не представлял, что я с таким же успехом могу поехать и обратно в Штутгарт – до него еще ближе, чем до Нюрнберга. Но вот так вот все складывалось, и я ничего не мог поделать. Было ощущение, что какие-то силы бросают меня из огня да в полымя, от одного неверно принятого решения к другому. Так не хотелось по-настоящему думать плохо о себе, но приходилось. Я был совершеннейшей тупицей, идиотом, дебилом, страдающим пространственно-топографическим кретинизмом – всем тем, чем мы в изобилии называем себя, не придавая настоящего смысла и значения этим понятиям.
Я становился на круг, я возвращался почти что к истокам своего путешествия, где был утром, часов в десять. И где буду еще часа через два, судя по километражу на табло. Однако, я приобрел направление, и мне больше не хотелось рыскать по Франкфурту в надежде найти указатель на Берлин, не хотелось попасть в лапы полиции по какой-нибудь нелепой случайности. Мне хотелось скорей вырваться на оперативный простор, на автобан, где я буду спокоен в стремительном потоке бело-красных огней, мчащихся каждый в свою сторону.
Часа через два, уже после того, как в районе Нюрнберга повернул на Берлин, я совсем выдохся. Заехав на одну из заправок, залился топливом под завязку и решил перекемарить. Мне уже до фонаря было все. Я – персона нон грата. Терять нечего. Определился на стоянку, лег на заднее сиденье, накрылся с головой пледом, чтобы согреться своим собственным дыханием и моментально вырубился.
 
Просыпание оказалось настолько болезненным, что уж лучше бы и не просыпаться вовсе. Сна как не было – слетел с первыми телодвижениями, от которых пришли дикие мысли о том, что «я после такого остывания организма хрен выживу».
Стекла изнутри запотели – снаружи ничего не видно, кроме расплывчатых огней на заправке.
Я вылез из машины и стал разминаться. Ног почти не чувствовал, особенно пяток – их вообще как будто не существовало.
Разогнав кровь и умывшись из бутылки минералкой, я завелся, вытер стекла и выехал из этого гостеприимного местечка.
 
К границе я подъезжал уже засветло. Шел мелкий непрекращающийся дождь. Я настолько продрог, что было все равно, что со мной происходит: главное - быстрее пройти границу. Ни о каком возврате денег я уже не думал. Лишь бы пропустили без проблем.
Очереди в том направлении, куда я стал, почти не было – машин десять, не более.
Когда подъехал к шлагбауму, около него не оказалось ни пограничника, ни таможенника. «Ну вот, еще и ждать придется», - как-то совсем отстраненно подумал я, - «Быстрей бы уже».
Но тут шлагбаум поднялся. А я, привыкший к польско-белорусской границе, стоял и ждал команды. Сзади нетерпеливо посигналили. «Будь, что будет». Я включил первую и тихонько тронулся. Никто меня не останавливал – я никому не был нужен. «Неужели же все?» Тело вдруг стало легким, даже холод уже так не доставал.
Я въехал на мост.
В конце моста, среди небольшой группы людей, заметил родную фигурку. Все мое существо пронзила жалость, замешанная на чувстве вины: «Сколько же ему пришлось простоять здесь на холоде и дожде?» На глаза стала наплывать пелена. «Слава Богу, доехал».
И не важно, что впереди еще будет Польша и пол-Беларуси, порванный трос механического сцепления во Вроцлаве, неимоверный холод, усиливающийся по мере удаления от Гольфстрима. Все это будет потом, как и флажок переключателя «печки» за задним колесом, который мы найдем уже дома – по купленной на авторынке книге.
Но в этот момент иллюзия окончания мытарств настолько заполонила мое существо, что я не хотел и думать ни о чем другом. Мой уставший организм отказывался понимать действительность.
Все – потом.
Copyright: Сергей Залевский, 2016
Свидетельство о публикации №354063
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 03.04.2016 16:35

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта