Томик

«Осень. Снова осень, такая же, как и тогда. Точно помню, была осень, когда это случилось. Дул сильный ветер, и в шерсти запутались сухие листья и ветки. Я с трудом шел по переулку, пока лапы не подкосились. Сил не оставалось.

Люди говорят, что перед смертью, вся жизнь проносится перед глазами. Что ж, думаю, в этом они не соврали. Я лежал в куче палых листьев и вспоминал свою жизнь. Это было не быстро, нет. Я пытался вспомнить до мельчайших подробностей все события, произошедшие в моей жизни. Боли я уже не чувствовал, я ничего не чувствовал, я будто даже не дышал. Я не хотел умирать, пока не вспомню все, всех тех, кто был в моей жизни, кто повлиял на мою судьбу.

Самое яркое воспоминание, это мальчик. Обычно, когда говорят «яркое» это что-то радостное. Я не могу сказать, что стал счастливым после знакомства с ним. Но когда меня, еле живого, принес мальчик к доктору, успокаивал, говорил нежные, ласковые слова… это было ярко, в красках. Мальчика звали Ваней. Он нашел меня здесь же, в заброшенном переулке. Я не знаю, что он там делал, не мог его об этом спросить, но мальчик не бросил меня умирать. Я был очень удивлен, когда почувствовал его маленькую ладошку на себе, был поражен тем, что успокаивая меня, мальчик плакал. Мне были непривычны эти давно забытые ощущения.

От этого я, оживая, зашевелился и, посмотрев в глаза ребенка, увидел в них себя: брошенного, потерянного, никем не любимого, лишнего в этой жизни. Вначале мальчик выглядел растерянным, но он быстро пришел в себя и, сняв свою слишком легкую для осени курточку, обернул меня в нее. Это он сделал очень осторожно, будто я величайшее сокровище, и, держа меня на руках, куда-то побежал. Я думал, что заплачу от облегчения, от благодарности к этому мальчишке, который, как мне сразу показалось, такой же, как и я – никем не любимый…

Иногда я жалею, что не человек, но это только иногда…Все же хорошо, что я собака.

По внешнему виду можно многое рассказать о человеке: о его статусе в обществе, его характере, уровне жизни. Мальчик Ваня, был одет в потрепанные штанишки, такую же потрепанную маечку, заношенные кроссовки и легкую куртку. Ему наверняка было холодно, но меня потрясло то, что, несмотря на это, он с легкостью снял единственное, что его хоть как то грело, для того, чтобы укутать меня – грязного брошенного бездомного пса.

Так вот, за мальчиком, явно, никто не следил. Если у него и были родители, то было видно, что они просто «плевали» на своего ребенка.

Да… он, как и я, брошен...

Совсем скоро Ваня добежал до здания, которое люди называют больницей. Я не знаю, зачем он меня туда принес. Но я знаю точно, что мне человеческий врач не поможет из-за мешающих им брезгливости и равнодушии. Хотя…ветеринары попадаются такие же.

Но, к счастью, я ошибся.

Судя по всему, мальчик был знаком с какой-то тетенькой - учительницей в школе и, как я понял, она когда-то подрабатывала в этой больнице, и по счастливому случаю, зайдя к своему знакомому, встретила Ваню.

Она-то и спасла мне жизнь.

Нет, она, разумеется, не зашивала мне раны, которые нанесла мне более сильная и более злобная собака. Она выслушала Ваню, жалостливо посмотрела на меня (причем без брезгливости, за что я вильнул ей хвостом), а потом пообещала помочь мне, чем сможет.

Мне очень повезло, ведь учительница уговорила какого-то врача осмотреть меня и при этом она даже заплатила ему за лекарства и помощь, вместо Вани. Мальчик очень радовался помощи и заботе учителя, чем опять повергал меня в шок. В голове у меня кружилось множество вопросов, ведь я все не мог понять, почему маленький человек мне помогает? Я же ничего не сделал ему хорошего, ничего ему не дал, да и дать в будущем вряд ли смогу - а он переживает, помогает… жертвует…. Откуда в нем столько доброты? Или он такой же как все – поиграет и бросит? Я не знал ответов на эти вопросы и, наблюдая за людьми, интуитивно полностью подчинился их воле….

Оказалось, что у меня много рваных ран, которые сильно кровоточили. Это все, что я понял из нудной речи безэмоционального и с виду абсолютно равнодушного доктора. «Лучше бы помог Ванюшке! Вон он ногти грызет, да и по виду явно голоден!» - пронеслось у меня в голове. Но доктор в упор не замечал состояния ребенка. «Наверное, как и все люди, думает, что это не его дело». Все люди такие… Только Ванюша другой и я это сразу почувствовал. Ваня сразу понравился мне, как человек и я думаю, что как друг он тоже неплох. Размышляя о людях, я придумал тест-испытание для своего юного знакомого: если Ванюша, играя со мной, будет меня не только гладить, когда я приношу мяч, но и кормить, да еще и в дом к себе пускать, то он хороший друг. Если нет, то… все понятно, что друг из него так себе… Жадный.

Мне стало весело от этих мыслей, я вспомнил что-то давно забытое, но потом этот доктор – зануда сказал: «Такс, что тут у нас? Хорошо же тебя потрепали, с кем же ты кость не поделил, собака?». Да.. в оригинальности ему нет равных. Собака-то я, собака. Только все ж таки пес. Для людей мы все собаки, они особо не углубляются в нашу половую принадлежность? Средний род мы для них?

Потом меня укололи. Признаться, все мое хорошее настроение испарилось, когда я увидел иглу с жидкостью. Мне стало очень страшно, я не смог сдержаться, заскулил. Стыдно, но мне самому стало жалко себя…и тут я услышал быстрые шаги: в комнату вбежал Ваня. Мальчик попросил доктора подождать, мол поговорить он со мной хочет.

«Томик, ты сильно испугался? Не бойся, все хорошо, Томик, я буду рядом, я не брошу тебя, тогда не бросил и сейчас не уйду. Потерпи немного милый, пожалуйста…»

Ванюшка еще что-то говорил, я замер. Томик….Он успел мне дать кличку? Томик? Он это странно сказал, может от имени Том? Или как? Но не Пушистик, не Хвостатик, и не Собака. Томик….От этого имени мне стало теплей и тут я понял, что этот мальчик действительно другой, не такой, как все остальные люди. По всему было видно, что этот маленький человек уже успел познать жестокость этого мира на себе, но, не смотря на это, его сердце не стало грубее. Он не очерствел. Ванюша чистый, непорочный, добрый. В общем, он не такой, как все. Ваня преданный.

Размышления о мальчике и слова Вани подействовали на меня успокаивающе, я перестал скулить и ерзать.

«Молодец, Томик. Тебе же нравится имя, да? Спасибо..дай лапку, я не отпущу…»

Проснулся я видимо нескоро. Первое, что увидел, это свою лапу в руках Вани. Да…он выполнил свое обещание.

Путь к дому Вани я запомнил плохо, но когда мы пришли, то сразу понял, что мальчику в этом месте плохо… очень плохо. В доме, где жил Ваня, я вдруг почувствовал непреодолимое чувство страха и ужаса. Каждой шерстинкой своего тела я буквально ощущал физическую боль и, чувствуя всю эмоциональную напряженность этого места, я невольно съежился в руках Вани, а он, будто защищая меня, сильнее прижал меня к себе и прошептал: «Не бойся, я рядом. Мама с папой хорошие и я их очень люблю, но ты только не выходи из моей комнаты, не хочу, чтобы они расстраивались». Едва Ваня вбежал по лестнице на второй этаж и спрятал меня за последней дверью под кроватью, как хлопнула дверь внизу, от чего Ваня вздрогнул.

«Сиди тихо и не выходи, пожалуйста. Я принесу что-нибудь поесть, только прошу, только не вылезай, Томик…».

Томик…не вылезай… но я и при желании с места тронуться не могу- швы, бинты, слабость... Но почему Ваня так боится? Страх….я то знаю, каков он на запах и я чувствовал, что жуткий цепенеющий страх буквально охватил все существо Ванюши. Страх мальчика передался и мне, дрожь стала бить мое тело. Ваня нежно посмотрел на меня, погладил по голове и быстро вышел из комнаты. Было слышно, что мальчик спустился вниз по лестнице и через несколько долгих минут снизу стали доноситься глухие удары и крики Вани: «мамочка, не надо, прости, я тебя люблю, не надо…мне больно…». Ужас завладел мною, я просто умирал от безысходности. Его била собственная мать? Но …как? Он же говорил, что родители хорошие? Может что-то произошло? Не могла же она без причины, раз хорошая? Нет, она не хорошая, так не должно быть. Мать должна защищать свое дитя, хотя бы, как моя меня защищала. Неумело, без всяких шансов на победу, но защищала. Я ее любил, но забыл. Почему только сейчас вспомнил о ней? Наверное, сравнивал. Теперь понятно, почему Ваня так боялся идти домой. Но еще он не хотел расстраивать маму и папу, говорил, что любит. И за такое он ее любит? В этом маленьком сердце столько доброты, столько душевности...

Я уже почти вылез из-под кровати, чтобы помочь своему маленькому хозяину, как услышал рядом с дверью шаги, замер, прислушиваясь. Распахнулась дверь, вошла какая-то женщина, волоча за собой Ванюшку. Если бы можно было бы описать то, что я почувствовал! Я никогда не видел, чтобы с ребенком так обращались: за шкирку, как какую-то псину блохастую, швырять на пол! Я зарычал, но наткнулся на взгляд Вани: «Не надо, Томик, не надо», прошептал он. Я не понимал, он не хочет, чтобы я причинял вред его маме? Но это женщина никак не могла быть его мамой, это было чудовище, она пинала ребенка, била его в живот, по лицу, не жалея на это сил и при этом она наслаждалась его болью, его беспомощностью. Я не злобный пес, но как же я хотел в ту минуту впиться зубами в эту женщину…. Когда, наконец, она успокоилась и бросила моего Ваню, еле живого, она громко хлопнула дверью, со словами: «Пусть отец с тобой разбирается, гаденыш».

Я подполз к Ване, начал его утешать, как мог. Попытался ему помочь встать, он только улыбнулся и протянул мне руку: «Дай лапу, Томик». Я оторопел. Как он может думать об играх, в такой ситуации?! Но я протянул лапу и даже вильнул хвостом. Взамен он мне дал сосиску и стал рассказывать мне свою историю. Как я потом убедился, мы с ним похожи, оба лишние здесь. Только я это понял, а он еще нет. Он начал свой рассказ со знакомства:

«Знаешь, Томик, мои родители хорошие, они любят меня, просто не показывают этого. Они волнуются за меня и я не хочу их расстраивать. Правда, родители меня все время бьют, но я честное-пречестное слово стараюсь порадовать их чем-нибудь. В школе я очень стараюсь учиться, только со мной никто не дружит, Томик. Может, они меня боятся? Но, я, правда, не делал ничего плохого. Я пытался с ними подружиться, но они только обзываются. Я не знаю почему. Еще, правда, есть у меня друг, ну не друг, конечно, но она мне помогает. Это моя учительница, мы ее сегодня в больнице видели. Правда, она добрая, Томик?»

Чем больше Ваня говорил, тем тоскливее мне становилось. Почему ребенок вынужден так страдать? Я заскулил, чем отвлек его от рассказа. Я посмотрел в его глаза и увидел в них все его невыплаканные слезы, всю боль, что он держал внутри, все ожидания, которыми не делился ни с кем.

«Я просто хочу, чтобы меня мама обняла. Поцеловала. А еще, я хочу, чтобы она меня укладывала спать и читала сказки на ночь. Хотя нет, мама много работает, ей нужно высыпаться. Томик, может, я маму отвлекаю? Ну, многого хочу? Просто я мечтаю о семье, которая есть у всех моих одноклассников. Хочу с папой поиграть в машинки, помогать маме, готовить.… Я их так люблю, правда, люблю, Томик. И тебя я очень люблю, Том, очень. Мы с тобой так похожи. Ты ведь тоже хочешь семью, да? Я это сразу понял. Но теперь все изменится. Учительница сказала, что скоро будет конкурс, кто его победит, у того исполнится любое желание. Только нужно это желание нарисовать. Мне она сказала, нарисовать, о чем я мечтаю. И я буду стараться. Очень стараться, и выиграю конкурс, и мама с папой будут мной гордиться, и я буду с ними играть, они не будут злиться на меня. Хотя, я так и не понял, в чем я провинился? Может, они думают, что я их не люблю? Мама говорит, что я неблагодарный. Что же мне сделать, Томик, чтобы они поняли, что я им очень благодарен, я их люблю? Мама говорит, чтобы я лучше учился. Еще говорит, что не перестанет меня наказывать, пока я не исправлюсь. Папа думает так же, только еще наказывает за то, что я ему мешаю и забираю у него и мамы много сил и времени. Они, говорит, много работают на меня, но ничего не получают взамен. Что мне сделать еще? Я маленький еще, не знаю, чем мне заняться, чтобы показать им, что я не бесполезный? Как думаешь, Том?»

У меня звенело в ушах, когда он говорил. Он, правда, считает, что в чем-то перед родителями виноват? Но нет же, нет! Почему он не поймет, что это люди такие жестокие?! Что это они поступают несправедливо и неправильно! Почему он видит только хорошее, даже там, где его нет? Почему ты такой, а? Такой доверчивый, наивный мальчик? Ты такой уязвимый в этом мире. В мире, который гниет на глазах. Невольно сравнивая Ваню с собой, я так не хотел, чтобы он сломался, повторил мои ошибки… Не хочу видеть в его глаза видеть безразличие, мертвую душу….

Помню, каким я был раньше. Я тоже хотел верить людям, но однажды на меня, еще щенка, напали мальчишки. Моя мать защищала меня, последнего из троих щенков. Она защищала меня до последнего вздоха, пока ее пинали ногами, били палками и добивали камнями. Я помню, что она не хотела обижать мальчишек. Она любила людей, она желала добра этим маленьким садистам, не хотела причинять боль их матерям. Вот так, она любила людей и вот так ее предали те, кому она доверяла. У нее был хозяин, который вовремя не подоспел, чтобы помочь ей, однако она погибла не зря. Хозяин успел спасти меня.

Этот мужчина был отставным военным. Соседи его не очень то любили, считая его злым и угрюмым. Не любили также и его собаку- черную, как уголь. Черная - значит плохая, живет у замкнутого человека - значит злая и кусачая. На самом деле, мужчина был очень хорошим, просто ему не повезло. Дети бросили его доживать свои годы в заброшенной деревушке, изредка присылая кульки с бумажками. Деньги, как говорил мужчина. Его звали Степан и он заботился о моей маме, называя ее ласково – Соня. В общем, Степан потому и был необщительным, что тоже познал предательство, не хотел больше ни с кем общаться.

….В тот день было очень жарко, ветра не было совсем. Степан, как обычно сел на двуногую железяку с резиной. По человечьи - велосипед, и поехал в магазин за продуктами. Мама меня подозвала и мы отправились на речку, она недалеко от нашего домика. Там мальчишки купались, бегали, смеялись, но когда увидели нас, остановились, сели на бережок и стали о чем-то тихо переговариваться. Мама выкупала меня, и мы, шутя, плескались в прохладной воде. Но когда мы собрались вернуться домой, нам не дали этого сделать: мальчики вооружились палками и камнями и напали на нас. Я плохо помню, что было. Меня пытались утопить, но мама защищала, не давала в обиду. Я навсегда запомнил ее глаза – они лучились любовью. Это последнее воспоминание о ней. Ее убили, Степан опоздал, успел спасти только меня. Он очень злился, не понимая причин поведения детей? Откуда такая жестокость? Они же такие маленькие, а уже на их совести убийство. Степан был сам не свой, я никогда не видел его таким: его некогда лучистое лицо осунулось, сам он стал уставать быстрее, часто сидел без движения, уставившись в одну точку. Я старался его расшевелить, как мог: заигрывал с ним, подносил вещи. На меня обращали внимание, Степан говорил со мной, играл. Только часто извинялся передо мной, он чувствовал вину за собой, что не смог спасти мою маму. Но я его совсем не винил, даже мысли не возникало.

Мы уехали оттуда через неделю. Приехала дочь Степана, предложила пожить у нее. Говорила, что не знала, как поступили ее братья по отношению к своему отцу. Впрочем, она была не так уж и плоха, как человек, но через полгода Степан все таки умер – сердце… Его сердце давно плохо работало, бывало почти не стучало, пульс не был слышен. После его смерти, его дочь, Катя, оставила меня у себя, правда, ненадолго. К ней переехал ее жених - плохой человек, жадный и подлый, так и норовил на хвост мне «случайно» наступить, а Кате все говорил, что я опять кусаюсь. Выбросили меня, если короче. Повезли на прогулку и «потеряли». Обидно было, наверно, в тот самый момент я и сломался, но даже после этого я продолжал верить людям.

Мне так хотелось Ване рассказать обо всем этом, чтобы он понял. Но как жаль, что я собака, как здорово, что я не человек…

Побои моего Ванюши продолжались на протяжении недели, как только он приходил со школы. Я ждал его всегда в его комнате, под его кроватью, чтобы никто ненароком меня не заметил. Во время издевательств я не мог ему помочь. А мне так хотелось… но Ваня объяснил мне, почему его родители не должны меня видеть. Если упустить все добрые и наивные речи Вани, то получится, что его просто изобьют до полусмерти за то, что он меня привел в дом. Мне было стыдно, что из-за меня ребенок страдает вдвое сильнее. Я заметил, что если Ванюшка не выходит из своей комнатки, то его не трогают. Но он бегает на кухню, чтобы достать мне еды, он заботится обо мне, страдая сам, жертвуя собой.

Как-то Ваня пришел со школы весь в слезах. Видя его таким, я думал, что в обморок упаду, так у меня в глазах от сострадания помутнело. Я бросился к нему и Ваня, присев около своей кроватки, обнял меня. Уткнувшись заплаканным лицом мне в шерсть, всхлипывая, он прошептал: «Томик, я выиграл конкурс. У меня получилось! Я был так счастлив. Моя учительница вызвала меня к доске и при всем классе поздравила меня. Она попросила рассказать о моем желании. Я рассказал, что хочу настоящую, дружную семью. Родителей, которые со мной играли, чтобы не ругали меня, ведь я стараюсь изо всех сил. Но…»

Ванюшка запнулся. Я очень был удивлен. Если он выиграл конкурс, то почему он сейчас такой? Такой несчастный, ничего не понимающий… он выглядит обреченным. Кажется, он перестал верить в исполнение своего желания. За что его так?...

«Мои одноклассники опять меня обзывали. Они кричали и ругали меня из-за того, что я выиграл, что это несправедливо, что такой как я.. такой как… как я… победил» - совсем шепотом закончил мой маленький хозяин.

«Том, это, правда, неправильно? Я не могу побеждать? Я какой-то не такой, да?» – едва сдерживая рыдания, срывающимся, дрожащим голосом проговорил Ванюша. От слов Ванюши, меня как кипятком обдало. Я прочувствовал всю его душевную боль, она пронизывала, она убивала меня. Медленно настолько, что я прочувствовал каждый оттенок этой боли. Положив голову на колени Вани, я заскулил. Я, как и он, не знал, за что его так? Что не так сделал в своей жизни этот маленький человечек? В чем провинился перед одноклассниками? Мамой? Папой? Я знал, что мир жесток, но не знал, что от его жестокости страдают такие, как Ваня.

В какой-то момент я почувствовал боль там, где находится сердце. Я не придал этому значения, но с того момента меня не отпускало чувство тревоги.

Примерно через три дня я опять слышал, как моего хозяина бьют. Для меня это было невыносимо. Я выбрался из под кровати и ринулся к двери. Она всегда была немного приоткрыта, замок был сломан, хотя дверь не выглядела старой. Я не хотел думать, как ее сломали…

Когда я почти пролез через щелку в двери, я услышал жалобные возгласы Ванюши.

«Мамочка, мамочка не надо! Мама, сердечко болит, очень-очень. Мамочка, пожалуйста…»

Я застыл на месте. Я вспомнил, как у меня заболело сердце. Собаки чувствуют подобные вещи, они очень чувствительны не только к настроению человека и ауре помещений. Мы чувствуем, когда человек болен.

Как я мог не понять, что Ваня болен?! Что у него еще болит, кроме души? Я плохо разбираюсь в болезнях, но он очень болен физически, я чувствую.

Пока я в ужасе над всем этим думал, я не заметил, как Ванюшка подбежал ко мне. Он был весь побитый, в слезах… но, несмотря на это, мое чудо меня отчитывало.

Я думал, собаки не плачут.

Уже три месяца я живу у Ванюши. За это время я несколько раз сбегал, подстрекая Ванюшу к побегу. Но каждый раз он говорил, что не может уйти и бросить семью – он все также не хотел расстраивать маму с папой. Каждый вечер он радостно говорил мне о своих мечтах, желаниях. Но видя грусть в глазах ребенка, я еще и чувствовал его физическую боль. Ваня все реже стал со мной играть, чаще стал, морщась, присаживаться…Позже, ложась спать, он мне признался: «Томик, я не могу, у меня так сердечко болит. Вот тут… но мама не слушает меня, а мне так больно…».

Ваня говорил это не плача, не срывающимся голосом, не прося меня о чем-то. Он говорил это с легкой грустью, как бы говоря о своем состоянии. Он часто говорил вслух, чтобы я знал, о чем он думает. Жаль, что я не мог ему сказать ничего в ответ.

Как-то утром меня разбудил крик женщины. Она ввалилась в комнату и споткнулась о маленькую табуретку, на которой Ванюша мне обычно рассказывал свои истории, упала, разбудив и своего сына и меня. Но меня она не только разбудила….я был обнаружен. В какой-то момент наши глаза встретились. Не знаю, что эта женщина увидела в моих глазах, но я в её «зеркалах души» увидел только ярость.

Все произошло быстро. Ваню за волосы на пол, меня - за шиворот об стену. Никогда еще я не видел, чтобы она так сильно и яростно била Ваню. Здесь я уже не сдержался, меня накрыла буря эмоций. Весь негатив, вся злость и ненависть, что копились у меня все это время – вырвалась наружу. Я вгрызался в руки, ноги, царапая её своими когтями. Когда я немного отрезвел я увидел перед собой Ванюшку…. Я чуть его не зацепил. Он прикрывал свою мать. Вернее, женщину, что родила его. Чудовище, что его ни капли не любило, не заботилось, не проявляла никаких нежных и трогательных чувств. Это создание не заслуживало даже смотреть на Ванюшу… почему он Это защищает?!

Я осмотрел женщину. Ожидаемой мной реки крови не было. Небольшие кровоподтеки и маленькие красные полоски на руках. Даже бессознательно, я не хотел сделать больно Ване.

….Меня вышвырнули на улицу. Зима, холодно, страшно. За Ванечку страшно.

Я неспешно передвигал лапы. Позади послышался крик…. Ваня…. Он зовет меня….Я, остановившись, обернулся… Нет..показалась.. Это мое воображение….

На следующий день я встретил Ваню возле его дома, мне хотелось проводить его до школы, я хотел о нем заботиться. Он, как знал, что я буду здесь, подал мне кусочек сосиски и ломоть хлеба. Он хоть сам поел?

Но в школу Ванюша так и не зашел…. Дойдя до ступенек, он поднялся всего на несколько….и… упал…..ни звука… ни движения….

Он умер. Его маленькое сердечко не выдержало. Оно хранило слишком много любви и так мало ее получало. Если бы я мог ему помочь… Первым человеком, который его увидел – была та самая учительница. Она, когда поняла, что случилось, разрыдалась. Вместе с ней плакал и я. Думаю, что тогда я умер вместе с Ванюшей.

Я снова чувствовал одиночество. Как тогда, когда меня бросили, только сильнее. Намного сильнее. Мне не хотелось видеть эту серость, я не хотел видеть, как гниет этот мир. Возможно, есть и другая жизнь, но мне известна только такая сторона мира… и она сгнила.

В самом начале нашего знакомства я хотел протестировать Ваню на то, какой он друг. Этот тест Ванюша с блеском прошел. Хотя мы не играли, как я мечтал, он дал мне больше, чем просто игры. Он дал мне, псу –дворняге, всего себя, без остатка, без жалоб, упреков, сожалений, без возврата... Я был единственным, кто принимал его любовь, но меня было мало. Это я виноват. Если бы не я….

Но без меня ему было бы больней.

Но… не зная любви, не так больно, когда теряешь.

Так что больней? Когда зная, что есть лучше – теряешь, или когда не знаешь и не находишь? Я не знал. Я чувствовал себя виноватым, хотя и признавал, что был его небольшим спасением от душевной боли.

Последние несколько лет после смерти Ванюши я слонялся, ничего не видя вокруг себя. Мое существование разбавляли добыча хоть какой-то еды и поиск безопасного ночлега.

Вчера вечером я забрел «не в тот переулок» и наткнулся на огромного пса. Он был не в себе. Я и не надеялся избежать драки и мне сильно досталось…

И вот теперь я лежу здесь. Я еле дополз до того самого места, где меня нашел мой Ванюша – мальчик, душа которого не знала материнской ласки и любви, но которая от этого не стала менее светлой и доброй. Мне его так не хватает. Пожалуйста… Пожал…».

«Пожалуйста, будь счастлив в другой жизни, найди меня снова, в этом же переулке. Спаси меня вновь. Пусть у тебя будет семья. Я очень хочу увидеть, как исполнится твое желание, которое ты загадал, когда выиграл конкурс. Ты же победил, ты должен получить свой подарок, хоть и не в этой жизни. Пусть все исполнится в другой жизни. Пусть, все будет по-другому. Как ты этого хотел…».

Это были последние мысли Томика. Перед тем, как исчезнуть совсем, ему пригрезился мальчик. Он, играя, смеялся и убегал от женщины, что бежала за ним и тоже, как и он, смеялась. За всем этим наблюдал мужчина и рядом сидящий пес. Это был рисунок Вани. Это была Ванюшина мечта….