Старый разбитый песчаный шлях тихо и мирно стелился под моими пыльными босыми ногами. Жгучее солнце неторопливо клонилось к закату, и мало-помалу начинало вечереть. Со стороны реки Конки задул легкий, прохладный ветерок, и невыносимая, удушливая жара стала потихонечку идти на убыль. По обеим сторонам дороги в две шеренги выстроились довольно-таки зрелые ореховые деревья, будто воины встречающего меня почетного караула. За деревьями, насколько хватало глаз, тянулись бесконечные виноградники, разделенные на громадные квадраты широкими и тенистыми лесополосами. Наконец-то пришло благодатное время сбора урожая. Крупные ягоды шаслы до краев налились щедрым солнечным светом и уподобились бусинам янтаря, нанизанным на развесистые золотистые кисти.

Вот справа от дороги замаячил аккуратный, ухоженный домик, где рабочие совхоза хранят свой инвентарь и инструмент, и укрываются в случае внезапного нагрянувшего ненастья. За домиком, через три сотни метров, я сверну на проторенную тропинку и углублюсь в молодую акациевую рощу. Затем пройду стежкой через поле скошенной ржи и выйду наискосок на тихую окраину благословенного Богом Подстепного. Мне никогда не нравилось входить в село со стороны шляха и шествовать по шумной и пыльной центральной улице. Уж сколько помню себя, всегда любил подходить к домику моей матушки со стороны полей и огородов.

Вот уже показался наш заросший камышом и осокой ставок со склонившимися над его зеркальной гладью старыми ивами. А там, дальше, мой фруктовый сад и маленький виноградник, где я так люблю хозяйничать и возиться по праздничным и выходным дням.

Мама! Она, видно, сердцем почуяла мое скорое приближение и, с мягкой улыбкой на старческом лице, неспешно вышла навстречу своему непутевому сыну.

Но это будет потом. А пока ещё надо добраться до маячащего вдали бригадного домика. На его фронтоне красуется кумачовый транспарант с какими-то плохо различимыми с такого расстояния лозунгами.

Неожиданно что-то переменилось. На сердце почему-то стало невыносимо беспокойно, больно и гнетуще. Мягкий, прохладный северный ветерок сменился шквалистыми порывами с почти что мгновенно потемневшего запада. За считанные минуты, словно в ускоренном кино, небо заволокло тяжелыми, свинцовыми тучами. Яркие изломанные молнии прорезали хмурое и неприветливое небо. Мощные и продолжительные раскаты грома болезненно ударили по моим барабанным перепонкам.

Я бросился к заветному домику, уповая найти там надёжное прибежище от так нежданно разбушевавшейся стихии. Но ураганный встречный ветер ожесточено валил меня на промокший от мелких капелек песок. Я наклонился вперед, и мое тело буквально лежало на встречном воздушном потоке. Но медленно и упорно, шаг за шагом, я приближался к такому желанному и необходимому мне приюту.

Внезапно невыносимо ослепительная молния разорвала сумрачный небосклон, и оглушительный грохот с ужасающей силой потряс просёлок и его близлежащие окрестности. Могучая ударная волна безжалостно швырнула меня на грешную землю. Я совершенно оглох и на какое-то время утратил способность хоть что-то соображать и видеть. По всей вероятности, убийственная молния угодила в густую крону соседнего орехового дерева. А может …

А может это последние мгновения моей бестолковой и скоротечной жизни. Но обрушившийся на мою голову ледяной ливень убедительно опроверг мои самые мрачные и пессимистичные опасения. Штормовой ветер неожиданно стих и я, вскочив на ноги, во все лопатки кинулся к уже совсем близкому спасительному пристанищу. Однако по мере приближения к домику, мой бег мало-помалу замедлялся, и я непроизвольно перешел на обычный неспешный шаг. За несколько мимолетных мгновений что-то противоестественным образом изменилось в этом совхозном подсобном сооружении.

На выцветшем, надорванном транспаранте лишь с большим трудом можно было различить размытую ливнем надпись «Перестройка». Окна и двери строения были кем-то злокозненно выбиты, а проемы замшелых стен зияли унылой, чернильной пустотою. Я уж было собирался войти внутрь заброшенного помещения, но зловещее шипение волной безотчетного ужаса отбросило меня назад. В столовой и в комнате отдыха деревянные полы бесследно исчезли, а на оголённой песчаной подстилке кублились серо-буроватые степные гадюки. Их было неимоверно много: и больших, и средних, и ещё совсем маленьких. Я опасливо отошел от покосившегося домика и удивленно осмотрелся по сторонам. Виноградники были отчасти вырублены, а в основном лежали на земле, в густых зарослях колючего степного бурьяна.

Да, именно такими я видел окрестности Подстепного перед самым моим отъездом в далёкую Португалию.

-Вася! Вася! Очнись!– послышался где-то вдали до боли знакомый голос.

Кто-то назойливо и бесцеремонно тряс меня за онемевшее от холода плечо.

-Вася! Прекрати дремать! Уснуть здесь, в такой легкой одежде, да ещё и при нуле градусов было бы просто безумием!

Я еле-еле протёр глаза и будто в густом тумане узрел встревоженный лик моего приятеля Степана Тягнибеды.

-Слазь с дощечки! А давай-ка сейчас разомнемся и разогреемся! Раз, два, три, четыре, руки выше, ноги шире!

Степан так энергично тряс меня, что уже через десяток секунд я ощутил, как горячий пот заструился у меня между лопаток.

-Да не тряси ты меня, как перезрелое фруктовое дерево! Если кое-какие плоды ненароком отвалятся, то моя супруга за это тебе глаза выцарапывает!

-Ну, если ты жаждешь подхватить воспаление легких, то можешь и дальше дрыхнуть на парапете ограды этого особняка,- предупредил меня исполин.

-Да я бы может и не закимарил, если бы ты вдруг не осерчал на меня и не перестал бухтеть о том, как космические корабли бороздят просторы Большого театра,- нехотя начал оправдываться я.

-Ладно. О чем ты там меня спрашивал?– проворчал мой друг, сызнова усаживаясь на эвкалиптовую дощечку.

-Ну, если ты забыл мой скромный вопрос, то я могу тебе его и напомнить. Почему твои дочки остались в Украине, жена бесследно пропала где-то в Италии, а ты очутился в Португалии? С какой стати ты торчишь здесь, а не в богатой Австралии, куда все вы так отчаянно и страстно стремились? Тем более, что у вас там живут состоятельные и влиятельные родственники.

-Да я, вообще-то, и не очень стремился покидать мою Родину. А вот моя предприимчивая половина только и грезила о счастливой и беззаботной жизни на далёком, но зажиточном Пятом континенте,- угрюмо поведал мой собеседник. -Но я её ни в чем не виню. Ведь женщина, по своей природе,- существо космополитическое. Для неё главное, чтоб ей и её потомству было уютно, сытно и привольно. И неважно, в какой стороне, в каком государстве, и на каком материке. И в этом, видно, Великий Божественный Замысел. Иначе человечество давным-давно бы исчезло с лица нашей плодородной Матушки Земли.

Я потрясённо, широко раскрытыми глазами, смотрел на философствующего великана. Видит Бог, этот парень, действительно, не так-то и прост, как мерещится с первого беглого взгляда.

-Развалу нашей семьи способствовала целая цепь несуразных событий, которые снежной лавиной обрушились на наши беспечные головы,- уныло продолжил исполин, погружаясь в воспоминания о тяжких годах на нашей покинутой, но всё ещё любимой Родине. -Как я уже тебе говорил, мне никак не удавалось удержаться более года ни на одной более-менее пристойной работе. Жизнь с каждым днём всё дорожала и дорожала, а найти хорошо оплачиваемую работу становилось всё трудней и трудней. Да и я, если честно признаться, в те годы стал частенько выпивать по всякому и без всякого повода. А торговля в нашем бутике вяла и чахла буквально день ото дня. Любаша крутилась с раннего утра до позднего вечера, чтобы одеть и прокормить быстро растущих дочерей, да ещё и бьющего баклуши супруга.

А всё началось с обыкновенной базарной истории. В Тернополь нежданно наведался Рома Варивода, мой вертлявый кузен из Херсона. Он как раз перегонял из Луцка почти что новенький «Опель», в надежде перепродать его разбогатевшему на выращивании ранних арбузов земляку. Рома собирался отхватить солидный куш на этой сверхприбыльной коммерческой операции. Его аж распирало от гордости за удачную покупку. И ему не терпелось побахвалиться своим умением проворачивать доходные торговые сделки.

Естественно, мы опробовали новую «тачку» и с шиком прокатились по центру Тернополя, заплатив солидный штраф за превышение скорости у городского суда. Затем мы решили обильными возлияниями «обмыть» вновь приобретённое транспортное средство в гостиной моей штаб-квартиры. Я быстренько накрыл праздничный стол, разогрел первое и второе, выставил горячительные и прохладительные напитки, и хлебосольно пригласил моего гостя смачно откушать.

Мы начали пиршество весело и игриво, разбив пробкой из-под шампанского один из плафонов новенькой чешской люстры. Спасая закуску от падающих осколков стекла, Рома резко вскочил, зацепил локтем столешницу и снёс на пол супницу, салатницу и ещё три предмета английского фарфорового сервиза. Роскошная турецкая скатерть ручной работы была безнадёжно испорчена опрокинутым соусом. И никакой стиральный порошок так и не смог одолеть безобразных коричневых пятен. Соус оказался чересчур жирным и насыщенным, поэтому и с персидского ковра, лежащего на полу, мы его тоже отчистить и отмыть не сумели. Ну, разве что равномерно размазали эту не счищаемую гадость по всему оригинальному пёстрому узору. Это маленькое приключение только раззадорило нас, и мы принялись энергично поглощать всё то, что уцелело после торжественной «увертюры» застолья. После того, как пришлось четырежды сбегать в магазин для пополнения убывающих запасов напитков, мы нежданно обнаружили, что наши наличные деньги непонятным образом испарились. Поэтому мы отправились на базар в наш бутик, чтоб взять у Любаши пару-тройку червонцев на продолжения банкета. Но наш славный магазинчик-кормилец по какой-то неведомой мне причине оказался наглухо заперт. Хотя обычно в это не слишком позднее время моя жёнушка всё ещё продолжает торговать. Понятно, что мы не растерялись и зашли со стороны чёрного хода. Навесного замка снаружи не оказалось, однако дверь почему-то была заперта изнутри на стальную задвижку.

Стучу. Слышу, внутри какая-то мышиная возня и сдавленные крики моей законной супружницы. Быстро соображаю: не иначе, как в нашу сокровищницу грабители забрались. Дёрнул я со всей моей дурной силы дверь, а она, представь себе, не поддаётся! А я с раннего детства терпеть не могу закрытых дверей, особенно, если мне куда-то нужно срочно наведаться. Кровь вскипела в моих жилах, я разбежался, да как пну ногой это стальное чудо запорно-затворной техники! Каленая задвижка лопнула так ровненько, будто её гильотиной срезали. А дверь зря, что наружу открывалась. Винтом прогнулась и распахнулась вовнутрь помещения. Внутри кто-то нервно взвизгнул. Захожу и вижу репродукцию с картины великого русского художника Серова-Перова-Водкина «А мы вас не ждали».

Там, на паках джинсовых брюк, наш пожарный инспектор пытается взыскать с Любаши ежемесячный добровольный взнос в фонд развитие противопожарного дела. Причём в самом что ни на есть натуральном виде! Моя жена была немного растрёпана, слегка помята и даже уже отчасти распакована. Да и брюки у пана капитана оказались расстегнуты и беспардонно съехали почти что на самые пятки. Видно, кассу общественных пожертвований он хранил у интимного места, чтобы случайно карманники не стибрили. На нашем базаре так многие дошлые торговки делают.

Я почувствовал себя как-то неловко, из-за того, что так бесцеремонно прервал деловые переговоры двух заинтересованных сторон. Но так как, выбивая дверь, я вроде бы постучался, то тут же галантно интересуюсь у всех присутствующих в торговых кулуарах:

-Извините! А я вам случайно не помешал?

Но тут я вдруг вспомнил, что ещё на прошлой неделе мы уже произвели ежемесячный платёж в фонд развития противопожарного дела. Причём наличными деньгами, без лишних свидетелей и даже без всякой официальной квитанции. Сначала я страшно возмутился, но потом заподозрил, что пан инспектор страдает склерозом в прогрессирующей форме и попросту позабыл о уже внесённых нами денежных средствах. Но внезапно в моей памяти всплыла невообразимо четкая и яркая картинка: гражданин начальник вписывает в свой блокнот точную сумму нашего добровольного взноса.

-Постой-постой!– начал было я успокаивать сам себя. -Вполне возможно, что пан капитан зашёл в наш бутик с намереньем что-то прикупить как для себя лично, так и для своего обширного семейства. Не исключено, что он собирается приобрести в подарок любящим детишкам и супруге сверхмодные обновки к наступающим семейными торжествами. Бедняга месяцами недоедал и недопивал, чтобы прилично приодеть себя, а также своих обворожительных домочадцев. Вероятно, Любаша закрыла магазин, чтоб индивидуально обслужить такого солидного и уважаемого клиента. Пан инспектор как раз собирался примерить джинсы, а тут внезапно нагрянул я со своим пьяненьким кузеном Ромой. Хотя нет! У капитана спущены не только форменные брюки, но и цветастые семейные трусы. Однако, насколько я осведомлён, наше коммерческое предприятие нижним бельём вовеки не торговало.

-Стоп!- думаю я себе. -А не дурак ли я? Вне всякого сомнения, в нашем торговом заведении произошло спонтанное возгорание! А пан пожарник, совершенно случайно, прогуливался неподалёку от нашего воспламенившегося бутика. И оказался рядышком как нельзя кстати, чтобы предотвратить порчу имущества почтенных граждан Вільної України. Об этом явственно свидетельствовал конец «шланга» пана инспектора, который нагло торчал у него между ног. Несомненно, пожарный рукав находился под очень высоким давлением, готовый приступить к тушению очага возгорания. Хотя беззаветный борец с огненной стихией мог бы воспользоваться и огнетушителем, висевшим у входа торгового павильона.

Однако внутри бутика не наблюдалось даже лёгкого дыма и не чувствовалось запаха удушающей гари. И, вообще, в коммерческом помещении ничего не горело, кроме нахальной рожи пана капитана, которая была красная, как новенькая пожарная машина.

-Значит, остаются только две правдоподобные версии,- мысленно рассуждаю я. –Либо у капитана склероз, либо он обнаружил серьезную недоимку в произведенных нами платежах. И стоит ли так удивляться? В стране галопирующая инфляция, поэтому и размер «добровольных» пожертвований неукоснительно повышается.

-Пан капитан!– обращаюсь к мастеру противопожарного дела. –В отличие от ушлых базарных торговок, мы в лифчиках и рейтузах выручку от проданных нами товаров не прячем. Я вижу, что мою супругу на этот счет Вы уже детально обследовали. А чтобы наши отношения основывались на принципах взаимного доверия, я добровольно покажу Вам, что и в моей «сокровищнице» государственные казначейские билеты не хранятся. Ну, разве что Вы там обнаружите семейную реликвию, которая в нашем роду передается по мужской линии из поколения в поколение.

Говоря эти вежливые слова, я начал медленно расстегивать куртку, а затем и брючный ремень моих фирменных джинсовых штанов «Левис». Лицо капитана посерело, и он задрожал как осиновый лист на пронизывающем и холодном осеннем ветру. Затем горемыка побледнел как мел и попытался напялить на себя свои спущенные на пятки трусы и брюки. Но мелко трясущиеся пальцы рук страдальца объявили всеобщий бессрочный бойкот. Предметы одежды, предназначенные для прикрытия срама офицера, раз за разом сползали к его специфически «благоухающим» носкам. Бедняга пытался что-то сообщить мне своими конвульсивно дергающимися устами, но слова благодарности застряли где-то в глубине его пересохшей глотки. Тогда он попытался объясниться какими-то неведомыми мне каннибальскими знаками и отрицательно замотал своей бестолковой курчавою башкой.

И в этот момент счастливая догадка озарила мой затуманенный алкоголем разум:

-Ой, пан инспектор! Что же Вы сразу не признались, что принадлежите к славному отряду вышедших из опалы сексуальных меньшинств! Признаюсь Вам откровенно, что я не любитель нетрадиционных интимных отношений. Но если Вы обнаружили недостачу в произведенных нами платежах, то я обслужу Вас по высшему разряду в счет этих непредумышленных недоимок. А мой херсонский кузен Рома нам с удовольствием в этом деле поможет! Тем более, что Ваш «сейф», как я заметил, уже приоткрыт и готов к приемке недоплат в натуральном виде. Василий! Что с тобой?! Ты побледнел даже пуще, чем пан капитан в тот судьбоносный для его и меня вечер!

-Святой Гомосекулус!– наконец-то прорвало меня. –Я даже представить себе не мог, что мой лучший друг обладает такими извращенными сексуальными наклонностями!

И я потихоньку начал отодвигаться от гиганта на дальний край эвкалиптовой дощечки.

-Ну что ты, Василий!– укоризненно покачал головой исполин. –Я же просто-напросто чуть-чуть пошутил! Ну, чтобы хоть как-то разрядить чрезмерно острую, напряженную обстановку. Однако чувство юмора у начальственного пожарника оказалось не ахти какое. Впрочем, как и у тебя, мой добрый консервативный товарищ.

Степан ещё раз осуждающе взглянул в мою сторону и продолжил свою отдающую душком «голубизны» историю:

-И тут я заметил, что личико инспектора начало лиловеть, а карие глазки медленно-медленно закатились. И он стал судорожно хватать ртом воздух, как жирный карась, вытащенный из пруда на топкий и илистый берег. Вижу, что человеку стало нехорошо, чистого кислорода в лёгких для дыхания явственно не хватает. И не удивительно! Ведь воздух в нашем магазинчике чересчур спёртый и насыщен вонью слежалой ткани, кожи и не высохшей краски. Хватаю я пана капитана за грудки и тащу его поскорей наружу, на отрезвляющий свежий воздух.

Когда мы с супругой ставили павильон под бутик, то я ещё тогда предупреждал её, что заднюю дверь надобно соорудить повыше и пошире. Ну, чтобы через неё было удобнее проносить тюки и упаковки со вновь привезёнными товарами. Но Люба настояла на небольшой дверце. Мол, так она будет намного крепче и прочнее. Да и ворам, и грабителям будет куда труднее проникнуть в наш магазинчик со стороны черного входа.

А я, торопясь освежить синеющего инспектора, настолько разволновался, что позабыл пригнуться у входа, да ещё и не вписался в дверной проём. Ну и слегка зацепил паном пожарником о стальную дверную раму. В результате у него случилось сотрясение мозга, перелом ключицы и к тому же раскол тазобедренной кости. Да ещё и на двух или трёх рёбрах образовались глубокие трещины.

Потом Любаша отчитала меня как мальчишку, за то, что я припёрся так не вовремя, да ещё и с моим охмелевшим кузеном.

-Уж я как-нибудь сладила бы с паном бабником. Конечно, уже давно нужно было набить морду этому сексуально озабоченному самцу. Но зачем же было отбивать ему кобчик, да ещё и вдобавок мошонку надрывать?- злилась она.

-Интересно!- возмутился я, впервые в жизни усомнившись в верности моей супруги. -И как бы ты сладила с этим наглым бабуином и кискаманом?!

-Не твоё дело!- злобно огрызнулась Люба. -Меньше знаешь - спокойнее спать будешь! И за что же только Господь Бог так жестоко меня наказал?! Из-за моего бестолкового мужа-балбеса одни только проблемы, убытки и сплошные напасти!

Но я-то здесь был абсолютно ни при чём! Ведь всё произошло из-за фатального стечения обстоятельств. Ну ладно, кобчик отбило инспектору дверью, когда я не очень аккуратно вышиб её ногой. Распахнувшись, она угодила ребром точнёшенько в центр кормового отсека пана капитана. А когда и за что этот похотливый прыщ зацепился своей необъятной мошонкой, ей-Богу, не знаю! Нечего было её распускать как павлиний хвост, в столь слабоосвещённом и тесном подсобном помещении!

Конечно, мошонку бедолаге в больнице кое-как заштопали. Но отечественная медицина уже не давала гарантий, что этот орган и впредь будет функционировать так же безотказно, как и в прежние развесёлые годы. И эта неуверенность врачей повергла в дикую панику капитана, так незаслуженно пострадавшего за чрезмерную любовь к ближним. Ведь он даже не мог вообразить своего существования без интимной близости с распрекраснейшим женским полом. Из-за роковой производственной травмы любитель клубнички попросту утратил смысл своей кобелиной жизни. Хотя супруга пострадавшего оказалась очень даже довольной. Я лично слышал, как она говорила подруге у приёмного покоя больницы:

-Так ему и надо, борову ненасытному! А то уж совсем, чуть ли не до смерти, меня затрахал! И вечно домой то мандавошки принесёт, то триппер, то ещё какую-нибудь половую болячку!

-Эх, дурочка, дурочка!- осуждающе покачала головой подруга. -Побудешь два-три месяца без мужской любви и ласки, так посмотрим, что ты тогда запоёшь!

-Ничего страшного!- отмахнулась жена потерпевшего. -У моего благоверного на службе много близких друзей и преданных товарищей. Они всегда помогут сослуживцу и его семье в трудную и ответственную минуту. Особенно его супруге.

Я, честно говоря, здорово перетрусил. Думал, что меня неизбежно посадят в кутузку за оскорбление насилием государственного служащего при исполнении служебных обязанностей. Тем более что вся кобелирующая общественность силовых структур была возмущена таким непочтительным обращением с их многострадальным коллегой.

-Ведь этот конфликт можно было разрешить тихо и полюбовно, без применения грубой физической силы,- судачили между собой они. -Надо было обсудить сложившуюся ситуацию за рюмочкой коньячка в тёплой и дружеской обстановке. В счёт морального ущерба и оскорблённой чести, инспектор мог бы вполне освободить пострадавших на пару месяцев от негласной противопожарной дани. И вовсе было не обязательно размазывать капитана по стальным стенам бутика. За такое своеволие и самоуправство надо беспощадно и жестоко карать.

Но в высших начальственных кругах управления внутренних дел и органов правосудия возобладало иное мнение. Там ещё почиталась святость семейных уз и традиция супружеской верности. Тем более, что в свете предстоящих выборов было и вовсе неуместно будоражить умы украинских избирателей сомнительным судебным процессом. Всё это рассказал мне наш участковый, с которым я всегда был на дружеской ноге.

- Тебе крупно повезло, Стёпа! - поведал он мне как-то за рюмочкой водки. - И если б твой капитан ранее не забрался в «курятник» очень важного областного начальника и тот не узнал об этом, то ещё неизвестно, чем бы закончилась вся эта эпопея!

Однако моё везение оказалось весьма призрачным и недолговечным. И хотя инспектор в суд на меня не подал, но у него оказались обширные связи и не в меру длинные руки. К тому же, очевидно, сказалась и негласная солидарность коррумпированных государственных служащих. На нас неожиданно обрушились внеочередные проверки налоговой, санитарной и пожарной инспекции. Да и милиция к нам зачастила.

Слава Богу, ни милиция, ни налоговая «нарыть» на нас чего-либо серьезного не смогли. Документацию моя супруга вела исключительно грамотно, аккуратно и точно. Ведь она, как-никак, родная и законная дочь талантливого казнокрада-бухгалтера!

А вот с пожарной точки зрения наш бутик, как оказалось, представлял ужасающую угрозу для всего нашего тихого и мирного городка. Ни павильон, а бомба замедленного действия с закодированным часовым механизмом! До сих пор не понимаю, как базар не сгорел в адском пламени по причине существования нашего порохового погреба... То есть, я хотел сказать, нашего торгового заведения. Мы только успевали выполнять предписания прошлой инспекции, как тут же появлялась новая и выдвигала гораздо более обширные претензии. Одну только электропроводку и счётчики мы меняли четыре раза! То электроприборы оказывались некондиционными, то изоляция не выдерживала проверки, то по каким-то новым правилам проводку нужно было сместить на три сантиметра вправо, а розетки поднять на три фута выше уровня пола. И попробуй ошибиться хотя бы на миллиметр! Наш магазинчик стал похож не на бутик, торгующий промтоварами и одеждой, а на склад разнообразного противопожарного инвентаря. Огнетушители висели на всех стеллажах и во всех углах павильона. На тыльной стороне бутика у чёрного хода висел огромный противопожарный щит с набором инвентаря, которым можно было бы экипировать целую пожарную бригаду. Раз за разом, в ночную пору, инвентарь бесследно исчезал, и его приходилось приобретать заново. А если поздно вечером мы заносили инструменты со щита вовнутрь павильона, то уже раненько утречком у входа стоял проверяющий и выписывал нам штраф за несоблюдение норм пожарной безопасности. Приходилось ночевать в бутике каждую Божью ночь. Несколько ночных похитителей, вопреки ожиданиям, возвратились домой не с противопожарным инвентарём, а с разбитыми носиками и подбитыми глазиками. Тем не менее, невзирая на столь болезненный исход, попытки поживиться нашим добром с завидным упорством повторялись.

Однако, безусловно, это бесчеловечное издевательство до бесконечности продолжаться не могло. Пожарную инспекцию мы как-нибудь, в конце концов, всё-таки пережили бы. Да и у воришек, рано или поздно, я полностью бы отбил охоту к нежданным ночным визитам. Но постоянные налёты налоговой полиции были гораздо страшней. Не знаю, как сейчас, но тогда торговать по всем законам и нормам нашего законодательства - это значило работать себе в убыток. Все поголовно скрывали значительную часть выручки от налогообложения. Иначе выжить было бы просто невозможно. Приходилось делиться прибылью с налоговыми инспекторами, но после того злосчастного случая мы словно в глухую стену упёрлись. Деньги с нас не брали, а требовали неукоснительного соблюдения действующего украинского законодательства. Наконец, и моя железная половина не выдержала и надломилась.

-Всё! С меня предостаточно! Моё ангельское терпение лопнуло! Едем отсюда!- сквозь горькие слёзы твердила она. -Не могу и не хочу больше жить в этой коррумпированной, мафиозной стране! Продаём бутик и едем к Артемиде в Австралию. Уж она-то нас точно в беде ни за что не оставит.

-Но как это сделать?– в который раз повторил я мои дежурные возражения. -Ведь в Австралии строжайшие иммиграционные законы. Там нужны врачи, инженеры, компьютерщики, высококвалифицированные специалисты. А мы с тобой - двое недоучек, которые бросили институт.

-Ты сам говорил, что из каждой безвыходной ситуации есть как минимум два запасных выхода. Езжай в Одессу вот по этому адресу,- жёстко приказала жена и сунула мне в руку бумажку. -Там найдешь совместное украинско-австралийское предприятие «Кенгуру». Его генеральный директор - хороший знакомый Артемиды и он-то уж нам непременно поможет.

Однако моя деловая поездка в Одессу оказалась не просто неудачной, а совершенно провальной. При всем моем старании, я так и смог договориться с заносчивым и корыстолюбивым директором «Кенгуру» мистером Маркусом.

Тогда в «Жемчужину у моря» отправилась моя пробивная половина. Два дня моей жены не было, а на третий она вернулась ещё мрачнее, чем уезжала.

-В Австралию нам с тобой пути нет,- не глядя мне в глаза, сухо молвила Люба. -Мистер Маркус оказался на удивление любезным и отзывчивым человеком. Он сразу же позвонил в Аделаиду и тут же передал мне трубку. Я говорила с Артемидой по поводу нашего переезда к ним. Но, к несчастью, эта дурочка недавно проболталась Сэму, что в юности была просто без ума от мужа своей кузины. Узнав об этом, Сэм взбесился, как потревоженный в теплой берлоге медведь, и просто обезумел от дикой ревности. Он заявил, что Тягнибеды приедут в Австралию только через его хладный труп. А с Сэмом, как ты знаешь, шутить не стоит. Артемида надеется, что Сэм, в конце концов, перебесится, поостынет и сменит свой гнев на милость. Но для этого нужно время. А времени у нас с тобой нет.

Слава Богу, мистер Маркус вошёл в наше бедственное положение и пообещал безвозмездно помочь мне найти работу в Италии. У него в Риме живёт друг, которому нужна заботливая сиделка для его престарелой матери. Он при мне позвонил сеньору Фабио и договорился об условиях контракта. Итальянский профессор пообещал платить мне по 1100 долларов в месяц при полном пансионе. Так что на еду и проживание у меня расходов не будет. Дорогу в Рим мне оплатят. Мистер Маркус так же пообещал содействие в открытии итальянской визы. А пока что мне надо усиленно изучать язык.

И Любаша достала из сумки русско-итальянский разговорник, купленный ей в Одессе.

Как это ни странно, но мистер Маркус нас не обманул. Менее чем через три месяца Любаше открыли визу, и она укатила в овеянный легендами Вечный город. Каждый месяц она высылала мне по 500 долларов. А я ухаживал за дочерьми и ждал, когда же моя супруга найдёт и мне там подходящую работёнку. И я смогу, наконец-то, и сам уехать на солнечные и благодатные Аппенины.

Но... Через полгода деньги перестали приходить. А вскоре я получил письмо без обратного адреса. Конверт был подписан чужой рукой и, судя по печати, опущен в почтовый ящик в Одессе. Внутри конверта был маленький листок, на котором рукой жены было лаконично написано: «Не жди. Не ищи. Я вышла замуж. Живи, как знаешь». И больше ни словечка. Ну, пусть я был далеко не подарком! Пусть в то время здорово выпивал! С работой у меня не ладилось, супруге я уделял мало внимания! Но девочки?! Как она могла вырвать из сердца любовь к своим родным дочерям?!!

Степан умолк, закрыл тяжёлые веки и, понурив голову, уткнулся лицом в свои широкие длани. Локти гиганта упёрлись в колени, и он застыл, словно каменное изваяние на парапете ограды затемнённого особняка.

Я безмолвно сидел на обрезке эвкалиптовой доски рядышком с гигантом и тупо глядел в серый асфальт пустынного проспекта Авенида Боавишта. Как все-таки невообразимо тяжко жить на сломе эпох и времён. Сколько изувеченных и изуродованных судеб! Сколько беспощадно разорённых и навсегда угасших семейных очагов! Рвутся связующие близких людей незримые нити, рушатся вековые привычки, обычаи и устои. Старое неумолимо уходит в небытие, и ему на смену приходит что-то новое и незнакомое.

И коли уж выпало жить нам в такое безрадостное лихолетье, то глупо печалиться и сожалеть о том, что утрачено. В сумрачном и незадачливом прошлом ни счастья, ни благополучия, увы, не отыщешь. Однако их можно найти где-то там впереди – в неизведанном и неиспытанном будущем. Так почему бы нам не взять и не сотворить это? Ведь именно для этого мы и приехали сюда – на самую западную окраину старушки Европы.