Невыносимая лазурь и нескончаемое пекло. Контрразведчики пасут Трех что ли стран – оставим это. Сидим без шашек, без погон. Луна таращит глаз циклопий. И муэдзина клич вдогон рассвету шлет Константинополь. То день, то ночь – и сутки прочь. И месяц прочь. А там, за морем… Но, впрочем, горю не помочь. Или помочь возможно горю? Чужое небо! В вышине, недостижимой и гнетущей, кружАтся тучи, будто мне гадают на кофейной гуще. «Духовной жаждою томим» – Так верно и велеречиво! А за спиной остался Крым, предательство, позор прорыва. Как покатились – в душу мать! – герои давешних ристалищ, раз дал команду отступать дражайший Петр Николаич. Дрожащий! Мигом – на причал, там корабли уже под паром. А корпус наш оборонял Крым целый год – и все задаром. Ты помнишь, Нина: март, Чонгар, два километра гиблой гати, соединившей берега, разъединившей бывших братьев. И ненависти был накал такой, что воздух стал инаков – плотней. Сквозь орудийный шквал я поднял юнкеров в атаку. В литавры ударял оркестр. Чеканя шаг, в огонь и в воду с оружьем шли наперевес – и ты, мой мичман Нечволодов, кричала первая: «Ура-а!» Где, смерть, твое двойное жало? Их больше было в десять раз, чем нас, но как они бежали! Теперь… К чему терять слова? И не воротит смысл витийство. А знаешь – снилась мне Москва, у набережной храм Софийский... Так бы стоял, пока река не унесет кораблик каждый и кучевые облака не утолят духовной жажды. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
