По-старчески кряхтя и страдальчески постанывая, я медленно вскарабкивался по ступеням крутой лестницы. И с каждым преодолённым её маршем, мне всё чаще вспоминался творец этого лишённого архитектурных излишеств сооружения. Не исключено, что в своё время этого парня исключили из иезуитской школы за чрезмерную чёрствость, жестокость и бессердечие. Отсутствие лифта в многоквартирном жилом доме можно было б смело сопоставить с самыми ужасающими преступлениями перед человечностью. Пока я добрался до нужного мне этажа, мою рубашку можно было выкручивать от пропитавшего её насквозь пота.

Из-за исцарапанной, облущенной, когда-то лакированной двери отчётливо слышался взбудораженный мужской гомон. И мне пришлось долго и настойчиво тарабанить в неё, прежде чем я услышал неуверенные, но достаточно поспешные шажочки. Дверь резко распахнулась, и предо мной предстал мой земляк Николай Кононенко, с которым мы вкалывали на одной алюминиевой фабрике. По его радостному, раскрасневшемуся лицу было сразу же заметно, что он уже принял чудодейственный эликсир, превращающий его из нытика в неуёмного оптимиста.

- Василий! Дружище! А мы ведь тебя вовсе не ждали! – восторженно взревел Николай, хотя о рандеву с ним я условился всего лишь часик назад по телефону. – Ко мне тут наведались хлопцы из «Мостостроя»! Вот мы и собрались немножечко червячка заморить! Приобщайся к нашему коллективу!

И, несмотря на мои веские возражения, Николай потащил меня за руку на гудящую от многоголосия кухню.

«Мостростроем» мои друзья гастарбайтеры называли солидную португальскую фирму с до безобразия длинным и трудно запоминающимся названием. Ну, что-то наподобие «Rodrigues, Cardoso e Sousa, S.A.». И чтобы не ломать себе язык и не утруждать мозги, украинские иммигранты величали это предприятие по-нашенски – «Мостростроем».

На кухоньке, вокруг широкого, прямоугольного стола, сидели и вразнобой галдели всё те же мне набившие оскомину лица. С правой от входа стороны степенно восседали мои земляки: Дмитрий Харитонов и Серёга Нестеренко по прозвищу Таракан. Этой кличке Сергея способствовала его овальная, чересчур вытянутая голова и коротковатая шея. Усиливали его схожесть с тараканом узковатые и покатые плечи, а так же сверх меры длинное, стволоподобное туловище. Ко всему прочему, коротенькие, тоненькие ручки и ножки придавали ему нелепый, курьезный и комический вид. Повышению важности и значимости персоны Серёги никак не благоприятствовал его длинный и толстый нос, неизменно опущенные вниз уголки тонких губ и жиденькие усы, безвольно свисающие к самому подбородку. Да и на голове у Нестеренко сохранились всего лишь жалкие остатки его некогда буйной и пышной шевелюры. Однако стоило ему заговорить своим специфическим, драматическим баритоном - и собеседник тут же забывал обо всех недостатках его несуразной внешности. К тому же Серёга был фантастически вынослив, трудолюбив и считался отличным специалистом в своей нелёгкой профессии.

Дима же, наоборот, являлся круглолицым, цветущим крепышом сорока с лишним лет с видимыми зачатками уже проявившегося избыточного веса. Статный красавец-шатен с искрящимися глазами и приятной, добродушной улыбкой вызывал у окружающих его людей неподдельную симпатию и искреннее уважение. Однако его невыразительный тенор, граничащий с контральто, основательно портил впечатление об этом добром и жизнерадостном человеке.

Рядышком с Сергеем и Дмитрием примостился спокойный и уравновешенный Миша Лапчук, уроженец благодатного Крыма и солнечной Феодосии. Михаил был приверженцем ведической культуры и практиковал йогу, о чём наглядно свидетельствовала загадочная улыбка Будды, никогда не сходящая с его привлекательного лика. Но это никоим образом не мешало ему время от времени срываться в продолжительные запои, а так же в противоречащее его принципам мясоедство.

Противоположную же сторону стола занимали братья Марчуки с суровыми, как у индейцев из американских вестернов лицами. Чёрноволосые и чёрноглазые погодки Богдан и Станислав больше напоминали обитателей горного Кавказа, чем жителей прикарпатского городка Бурштына. Они всегда реалистично смотрели на Мир, жили крайне экономно и рачительно, и улыбались единожды в тридцать дней при получении своей очередной месячной зарплаты.

Над братьями величаво возвышался двухметровый богатырь Микола Орлов с длинными и собранными в конский хвост смоляными волосами. Поэтому в моей телефонной книжке он значился как Коля Патлатый, а мой земляк, херсонец Кононенко, – под творческим псевдонимом Николай Маленький.

Микола Орлов обладал весьма могучей мускулатурой и весил не менее ста двадцати килограмм. Так что померяться с ним силой был в состоянии лишь мой приятель Степан Тягнибеда, отсутствующий нынче по неведомой мне причине.

Сервировка стола отличалась чрезвычайно богатым многообразием разнокалиберных пивных и винных бутылок, а так же чрезмерной скудностью закусочного материала. Тем не менее, скромная и нехитрая закуска, едва маячившая между опустошёнными бутылками, оставалась почему-то почти что не тронутой. Однако в то же самое время практически весь ассортимент алкогольных напитков оказался уже подчистую выпитым. Посему я явственно уловил реально ощутимую напряжённость окружающей меня атмосферы. Тем более, что за обеденным столом звучала осточертевшая мне «старая песня о главном». Как обычно, спорили об экономической обстановке на покинутой нами Родине, об административном и территориальном устройстве страны, и о приоритетном сближении Украины с НАТО и Объединённой Европой. Мнения разделились на диаметрально противоположные в зависимости от места проживания дискутирующих сторон.

У Орлова, жителя славного города Ровно, отец был русским офицером, а мать – чистокровной, врождённой украинкой. Но именно Микола и являлся самым яростным апологетом европейского пути развития Украины. Он постоянно пытался вскочить на ноги, чтобы мануальным способом отстоять свою непреложную точку зрения. Однако братья Марчуки, между которыми он сидел, тут же повисали на его руках, не давая забияке перейти к противоправным действиям.

- По нашей беспросветной глупости мы упускаем уникальный шанс - стать полноправным членом Европейского содружества! – громоподобно провозглашал ровенский исполин. – Вступления Украины в Евросоюз и НАТО откроют неограниченные возможности перед нашей раздольной и благодатной страной! Инвестиции с Запада изобильным потоком вольются в нашу экономику и поднимут промышленность Украины до высочайшего мирового уровня! А наши плодородные чернозёмы смогут обеспечить европейцев дешёвыми и высококачественными сельскохозяйственными продуктами! И мы, украинские гастарбайтеры, сможем беспроблемно найти себе высокооплачиваемую работу в любой точке Объединённой Европы или Америки! А ядерный зонтик Североатлантического альянса прикроет нас от претензий и диктата нашего заносчивого северо-восточного соседа! Не забывайте, что Украина имеет выгоднейшее географическое положение – в самом центре Европейского континента! Кстати, наши учёные определили, что географический центр Европы как раз находится в непосредственной близости от моего родного Ровно!

- Да-да. И вскоре Ровно переименуют в Новый Брюссель, а захиревший Брюссель – в Старое Ровно, - тихонечко прыснул Николай Маленький, но тут же заткнулся под испепеляющим взором Орлова.

Миша Лапчук, папаша которого был выходцем из Прикарпатья, а мать - коренной крымчанкой, придерживался абсолютно иного мнения:

- Кому мы в этой долбанной Европе нужны? Что мы можем предложить европейцам, кроме наших выскочек-олигархов, которые научились только грабить богатства своей страны? На кой чёрт им надобны наши богатые чёрнозёмы, когда они не знают, куда сбывать продукцию своих фермеров? Да и товары нашей отечественной промышленности никогда не будут в состоянии конкурировать с европейскими. Западу Украина нужна лишь только как свалка токсичных и радиоактивных отходов, а так же как плацдарм для военного сдерживания возрождённой России. А вот Россия крайне заинтересована в недорогой украинской сельхозпродукции, а так же в изделиях нашей тяжёлой промышленности. И именно российские инвестиции смогут возродить нашу загубленную коррумпированными политиками экономику.

Сергей и Дмитрий синхронно закивали головами, выражая своё безоговорочное согласие с разглагольствующим оратором. Но так как лично я придерживался нейтральной точки зрения и отдавал предпочтение швейцарскому варианту, то сразу же попытался откланяться и безболезненно удалиться восвояси. По своему опыту я знал, что в отсутствие Степана, который умел сглаживать накаляющиеся страсти, такой диспут мог запросто перерасти во всеобщую рукопашную потасовку. И хотя обычно всё кончалось слезами раскаяния, дружескими рукопожатиями и братскими объятиями, но такой happy end едва ли стоил разбитых носов, рассечённых бровей и высаженных передних зубов.

Я решительно направился к выходу, но Коля Маленький, преградив мне дорогу, открыл помятую дверцу своего холодильника. Он вытащил оттуда бутылку «Ламбруско», которая мгновенно покрылась холодной испариной.

- Твоя любимая «Ламбрушка»! – угодливо улыбнулся Колёк. – Сейчас подойдёт Рома и принесёт ещё с полдюжины бутылок вместе с закуской! И вот тогда мы с помпой отпразднуем День Независимости Украины!

- Насколько я знаю, День Независимости будет только на следующей неделе, - недовольно проворчал я.

Однако холодненькое, освежающее «Ламбруско» существенно поколебало моё твёрдое намерение побыстрее ретироваться. Да и как на заказ, грядущее появление Ромы значительно увеличивало численное превосходство южан. А это, в свою очередь, весьма заметно снижало вероятность силовой конфронтации между дебатирующими сторонами.

Входная дверь без стука отворилась, и в коридор ввалился Рома Варивода по кличке Кузен, вспоминая по ходу свою, да и ещё чью-то совсем постороннюю мать. В обеих руках он тащил пластиковые пакеты, в которых глухо позвякивали наполненные чем-то бутылки. Кузен, несомненно, находился в мерзопакостном расположении духа, так как танком попёрся прямо на нас.

- Чего коридор загородили? – сердито буркнул он. – Не видите, что ли? Хрусталь несу!

Мы растерянно попятились назад в кухню, поражённые таким вызывающим поведением чрез меру раздражённого Ромы. Я тяжело плюхнулся задом на услужливо подсунутый кем-то стул, а Коля Маленький принялся суетливо убирать со стола опорожнённую ранее стеклотару. Кузен походкой Вини Пуха, вперевалочку приблизился к столу и безмолвно выставил на него принесённый с собой хрупкий груз. Серёга Таракан с любопытством заглянул в пакеты и его жиденькие брови, коромыслообразно выгнувшись, поползли вверх:

- Мы же договаривались пить «Ламбруско», а тут только бутылки с «Масиейрой»! А где же обещанная тобой обильная закуска?!

- У «Масиейры» градус покрепче! – кратко урезонил критика Рома. – А на закуску денег попросту не хватило. Но для слабаков, хилых и немощных я всё-таки кое-что приобрёл.

И Кузен небрежно бросил на стол двухсот пятидесяти граммовую упаковку фисташек.

- Ты уж извини меня, пожалуйста, Рома, за мою непростительную невнимательность, - вкрадчиво заговорил Коля Патлатый. – Но мне почему-то почудилось, что всего лишь сорок минут назад ты уходил отсель без фингала под левым глазом.

- Всё-таки заметил, - смущённо пролепетал Кузен и, неожиданно, его прорвало: - Да! Представьте себе! У нас в Фафе, оказывается, кунфуисты завелись!

- И это в нашем-то захолустье?! – непритворно удивился Дмитрий.

- Ага! Всё понятно! – лукаво подмигнул слегка охмелевший Михаил. – Ты совершенно случайно проходил неподалеку от татами кунфуистов. И как-то ненароком угодил под чей-то пролетающий мимо кулак.

- Меткий кулак, - с индейской лаконичностью подметил Богдан.

- Не в бровь, а в глаз, - поддакнул ему Станислав.

- А ты-то где был, когда под твоим глазом фонарь ставили? – полюбопытствовал Коля Маленький.

- С феноменальной удачливостью нашего Ромы, стоит ему только на секундочку выскочить на балкон и он уже воротится оттуда или с подбитым глазом, или с расквашенным носом, - не преминул и я подлить масла в огонь.

Затем все разом затараторили, загалдели, и о возвышенной полемике о судьбах Украины было тотчас напрочь забыто.

- Вам-то смешочки, а меня, неведомо за что, чуть было глазика не лишили! – не на шутку рассерчал Кузен.

- Ну, давай! Рассказывай о своих похождениях в самых злачных закоулках бандитского Фафе, - подзадорил я Кузена, наполняя откуда-то приблудивший к столу чистый бокал взбадривающим «Ламбруско». Обыденно на Колиной кухне, кроме эмалированных кружек и стандартных стаканов, изысканной посуды для пития не водилось.

Начатую мной бутылочку с охлаждённым вином я потихонечку придвинул к себе поближе. Однако, как это ни странно, моя своекорыстная предусмотрительность оказалась совершенно излишней. Мои предприимчивые сотрапезники, с энтузиазмом комсомольцев первых пятилеток, принялись разливать по стаканам более привлекательную «Масиейру».

- Пусть подлому злоумышленнику, оскорбившего Рому деянием, воздастся по заслугам! – сурово провозгласил Микола Орлов и все единодушно выпили за неизменно торжествующую справедливость.

Кузен занюхал португальское бреди португальской интегральной булочкой и принялся рассказывать о выпавших на его долю злоключениях:

- Иду я, значит, из «Пинга Досе» с выпивкой по проспекту Бразилии, сворачиваю на улицу Серпа Пинту. (Прим. «Пинга Досе» - сеть супермаркетов в Португалии) Вдруг меня на огромной скорости обгоняют два парня и, домчав до развилки, разбегаются в разные стороны: один - в направлении нового городского парка, а второй – к скверику Дома Культуры. И хотя уже начинало смеркаться, но в свете уличного фонаря я отчётливо разглядел, что один из спортсменов – Мигель Сигану с улицы Кумиейра. (Прим. О Мигеле Сигану повествуется в рассказе «Волта а Португал») Ещё и подумал:

- Надо же! Всего три месяца назад на костылях ходил, а нынче носится по улицам городка будто угорелый! Ну, словно заправский, профессиональный спринтер! Не иначе как пива с другом надудлился, а теперь ищет местечко, где бы опорожниться.

И как бы вскользь подметил, что у Мигеля такие же, как и у меня, кремовые штаны и очень схожая с моей цветастая рубаха. Спокойненько иду дальше.

Внезапно слышу, за моей спиной некто истошно по-португальски визжит, вот только с каким-то чудным чирикающим акцентом:

- Стой, мошенник! От меня не уйдёшь! Так ты ещё и что-то ценное изловчился из ресторана стащить?!

С любопытством оборачиваюсь и с ужасом вижу, как прямо в моё лицо резиновая подошва тапка летит. Я попытался было увернуться, но куда там! Ведь у меня-то в руках бесценный общественный груз, лишивший меня и резвости, и манёвренности! Звездонуло так, что я и без всякого телескопа все звёзды Туманности Андромеды пересчитал! Вот тут-то я ясно осознал и ощутил, что тапочек был обут в чью-то изрядно натренированную, крепкую ногу! Прижимая к себе пакеты с выпивкой, я так и сел пятой точкой прямёхонько в клумбу, что на развилке улиц Тринидаде и Серпа Пинту. Я словно предчувствовал грядущую напасть и ещё в магазине переложил каждую посудину толстыми рекламными проспектами. Да так прилежно и удачно, что при моём неуклюжем падении ни одна бутылка так и не разбилась! А ко мне подскакивает озверевший азиат, пружинисто наклоняется и замахивается на меня своим мозолистым, костлявым кулачищем!

- Ну, всё! – думаю. – Гаплык! Не дождётся меня моя милая мама.

(Прим. Гаплык! – простонародное украинское выражение, в дословном переводе напоминающее название белой полярной лисицы)

Неожиданно физиономия китаёзи вытянулась, челюсть отпала, а в глазах отразился такой жуткий страх, будто он узрел пред собою португальского министра юстиции. Он вскочил на ноги, сложил перед собой ладошки в замочек и, подобострастно кланяясь, залебезил:

- О, сеньор! Простите! Я Вас по ошибке за нашего клиента принял.

- Какое же всё-таки счастье, что он меня со своим тестем не спутал, - возрадовался я в душе. – А то убил бы, наверное, с первого же удара.

Мой взор постепенно прояснился, и я пристально присмотрелся к свалившемуся на меня с неба джедаю. Он был облачен в белоснежную форменную курточку, просторные брюки и мягкие прорезиненные тапочки. Если б не эти тапочки, то от удара его пяткой мой глазик вылетел бы через задний проход, как пробка от полусухого шампанского. На голове же кунфуиста красовался поварской колпак, прикреплённый тоненькими завязочками под его подбородком.

- Ах ты, сумеречный бандит!!! – вознегодовал я. – Да ты чуть было меня на всю оставшуюся жизнь калекой не сделал!!! Сейчас же идём в полицию! И пусть они составят протокол о разбойном нападении на мирного иностранного гражданина!

- Не надо в полицию! – взмолился азиат и упал на колени. – Если моё имя внесут в «Кадастро криминал», то мне уже никогда не продлят визу! Вы же сами, как я вижу, иммигрант и отлично знаете, что такое быть нелегалом!

- Так что же ты тогда озорничаешь посредине центральной улицы Фафе! – возмутился я.

- Всё вышло из-за нелепого стечения обстоятельств, - заискивающе заглядывая в моё не подбитое правое око, покаялся узкоглазый. – Я работаю старшим помощником главного повара в ресторане мадам Киао Ронг «Звезда Макау». И зовут меня Хун Сунь… Или Сунь Ху…

И Кузен досадливо сморщился, напрягая так некстати отказавшую ему память.

- Ну, в общем, в Украине с таким именем – только повеситься! – наконец махнул он рукой. – Короче! Сегодня ресторан навестили два наглых типа, которые наели деликатесов и напили изысканных напитков на две с половиной сотни евро. Затем они вышли в туалет освежится – и растворились, будто ушли через канализационные сливные трубы. А на поверку вышло, что мошенники смылись через маленькое вентиляционное окошко, заранее приставив со стороны двора деревянную лестничку. Или же её приставил сообщник по тайному знаку пронырливых ловкачей. Пока рестораторы приходили в себя, драгоценное время было безвозвратно упущено.

Кулинары выскочили из ресторана. Повар помчался в сторону автовокзала, а его незадачливый ассистент – к центру города. Там он и увидал подозрительного субъекта разительно похожего одёжкой на одного из бесстыжих жуликов. Свою ошибку помощник повара осознал слишком поздно, заметив, что волосы у случайного прохожего не волнистые, а прямые.

Жалко мне стало этого раскосого недотепу, и я милостиво согласился пойти на мировую, но только на традиционных условиях, укоренившихся на моей Родине. Китаец сразу же всё понял и радостно закивал головою:

- О, сеньор! Можете в любой день, хоть сегодня, посетить наш ресторан со своей женой или подругой! Обслужу Вас бесплатно, по высшему разряду! Пальчики оближите!

На том и разошлись. Обидно конечно, что из-за чьей-то бестолковщины мне приходится теперь ходить вот с таким вот распрекрасным светочем под глазом. Да ещё и объяснять каждому встречному-поперечному, что я не сам нарвался на неприятность, а совершенно случайно стал жертвой несчастного случая.

На кухне послышались приглушённое ехидненькое хихиканье.

- Да не расстраивайся ты так, Рома! – снисходительно хлопнул Кузена по плечу Орлов. – Всем хилякам и недоумкам, вроде тебя, так и положено - носить отличительный фирменный знак на своём «фасаде». Ну, чтобы издалека было видно, с кем дело имеешь. Вот мне, персонально, ни разу в жизни не приходилось иметь на лице чего-либо подобного.

И поигрывая бугристыми мышцами, Микола с надменным и не затаённым злорадством добавил:

- А мне частенько приходилось раздавать схожие «сувениры» некоторым несознательным гражданам, чтоб научить их Родину любить. И кое-кто, из здесь присутствующих, может на «Библии» подтвердить это, основываясь на своём собственном опыте. Скажу без лишней скромности, если бы вечерком на Киевском Республиканском стадионе собрать всех наставленных мной на путь истинный личностей, то они своими «фонарями» осветили бы всё футбольное поле. Вот так-то, Рома!

Кузен обиженно надул губы, и за трапезным столом воцарилось напряженное молчание. Через минуту Таракан встал, подошёл к Роме и доверительно заглянул в карие очи страдальца:

- А скажи мне, Рома, откровенно. Если перед тобой сейчас поставить десять китайцев, то ты узнаешь среди них своего нового друга?

Глаза у Кузена выпучились, и челюсть обвисла до полного неприличия.

- Вот-вот! – усмехнулся Серёга. – Так и мы все для них - на одно лицо! Синяк у тебя не ахти какой и не сегодня-завтра сойдёт. И вспомнит ли тогда о тебе твой несмышленый восточный должник? Народная мудрость ведь не зря гласит: куй железо пока горячо. Так что пошли в ресторан прямо сегодня, покуда ещё не совсем поздно. А я, так и быть, составлю тебе компанию.

- Да-да, мой добрый господин, Рама Варуна Вода! – глумливо подковырнул Рому Вариводу Миша Лапчук. – Как говорила видавшая виды японская гейша, обслуживая русского капитана дальнего плавания: «Куй зилезний пока галячий!»

Судя по всему, пары пива, вина и бренди, перемешавшись в черепной коробке крымчанина, развернули флюгер его восприятия в сторону Индостана и Страны восходящего солнца.

Однако Кузен, огорошенный рассудительными словами Таракана, не обратил на измывательства Миши никакого внимания.

- Но ведь ты же, Серёга, – не женщина, - только и пролепетал Рома.

- Скажем, что мы с тобой геи, и я – твой гражданский супруг.

- А почему это ты – мой супруг, а не супруга? – налились кровью глаза Кузена.

- И действительно! – поддержал Кузена Дима Харитонов. – Лично я согласен быть твоей законной женой и по праву отужинать с тобой в ресторане.

- Из тебя, Митра Харе Кришнатонов, выйдет замечательная спутница жизни для моего господина, Рама Варуна Воды, - продолжал ёрничать заметно окосевший Мишутка. – Конечно, только при непременном условии, что ты сбреешь усы, а так же хорошенько подкрасишь ресницы и губы. Ну, и ещё выщиплешь в ниточку свои загустевшие брови. Но так как на это уйдёт уйма времени, то супружницей господина Рамы в китайской харчевне буду сегодня я.

- Цыц! Прекратите сейчас же ваш идиотский, шкурнический спор! – раздражённо зыкнул Микола Патлатый. – Пойдём все вместе! И запоминайте легенду! Рома – завгар, то есть владелец гарема! А вы, херсонцы и крымчаки, – его четыре законных супруги! Я – старший евнух гарема!

- Только, чур, я – любимая жена моего господина! – запрыгал и захлопал в ладоши пьяненький Миша.

- А мы-ы-ы? – тревожно переглянувшись, промычал братья Марчуки.

- А вы – юные наложницы, которых властелин побоялся оставить дома без надзора! – прогремел Орлов, явственно наслаждаясь ролью режиссера-постановщика. – Все мы – дружная и сплочённая семья геев, сбежавшая с Востока от преследования консервативных и радикально настроенных мракобесов. Сейчас выпьем ещё по стаканчику «Масиеиры» и пойдём бесплатно наслаждаться деликатесами китайской кулинарии.

- Но ведь китайцам всё это может очень даже не понравится, - резонно предположил Кузен.

- Сначала надо было головой думать, а уже потом в око бить! – резко отрезал Орлов и, притянув Рому за шиворот, осуждающе указал пальцем на его левый глазик. – У нас есть неоспоримый обличительный документ! За нами - правда, за нами - закон! А если эти агрессоры надумают вдруг артачиться, то пусть уж тогда, касатики, сами пеняют на себя!

И Микола показал свой довольно-таки внушительный пудовый кулак.

- Не хотелось бы вас слишком огорчать, но Хун Сунь говорил, что и он, и главный повар обучаются кун-фу у очень именитого и опытного мастера, - попытался отрезвить товарищей Рома.

- Это только в китайских боевиках кунфуисты крушат всех подряд, кто только под руку им попадётся, - криво ухмыльнулся ровенский богатырь, разливая по стаканам янтарную «Масиейру» - Меня ведь в армии не зря величали Неотразимым Ломом! А даже для последнего олуха и тупицы - не секрет, что против нашего лома нет приёма!

- Ну, вы, ребята, как хотите, а я - пас, - категорично возразил я. – Я самый старший из вас, и меня воспитывали на принципах взаимоуважения и дружбы между народами. Да и бренди я вам сейчас хлебать решительно не рекомендую. Там 40 градусов, а спорные вопросы и конфликты разрешаются только на трезвую голову.

- Да ваша «Масиейра» - это жиденький диетический компот по сравнению с перваком моей бабки Одарки! – презрительно сплюнул в мойку Микола и оценивающе взглянул на лампу сквозь содержимое своего залапанного стакана. – Да тут всего-то не более ста пятидесяти грамм будет. Сейчас оприходуем эту девичью болтушку и пойдём в ресторан смачно закусывать. И только в крайнем случае, при ослином упрямстве клиента, придётся нам там китайскую «гадь гатить»!

Ровенский амбал любил повторять эту дважды перефразированную украинскую поговорку, коли хотел надавить на кого-либо массой своего мышечного авторитета.

- Но подозреваю, что до такой жёсткой экстремальности дело навряд ли дойдёт, - ухмыльнулся атаман и величественно прогремел: - Ну что, хлопцы, вздрогнем?!

И новоявленные представители нетрадиционного гарема встали, неспешно выпили и не очень твёрдой походкой направились к выходу. А Рома незаметно смахнул со стола пакетик с фисташками и украдкой засунул в карман своих грязных и вымятых брюк.

- Колёк! А ты-то куда?! – в панике взвыл я. – Ты же обещал мне одолжить до следующей пятницы 30 евро!

- Извини, Васёк, - сконфуженно замялся Кононенко, одарив меня мягкой, обезоруживающей улыбкой. – Всю наличку я отдал Роме на покупку «Ламбруско». Но ты не волнуйся! Я по пути загляну в мультибанк и сниму необходимую тебе сумму. Приходи завтра утречком.

 

Кряхтя и мученически постанывая, я медленно взбирался по ступеням крутой лестницы, вспоминая незлым, тихим словом создателя этого жилого сооружения. Только закоренелый изверг и садист мог спроектировать многоквартирный дом, не предусмотрев даже простенького четырёхместного лифта.

Дверь нужной мне квартиры оказалась отворена настежь, однако из-за неё не доносилось ни единого звука. Я осторожно заглянул на кухню и узрел всё те же мне набившие оскомину лица. Представшая предо мной композиция чем-то напоминала известную картину классика Высокого Ренессанса «Тайное похмелье». На столе стояли пустые бутылки и стаканы с недопитой янтарной жидкостью. Однако в облике моих таких разных и непохожих товарищей проявилось нечто сходное, что заметно сроднило и сблизило их. И внимательней приглядевшись к моим угрюмым соотечественникам, я наконец-то уловил то объединяющее, что зримо уподобило их.

У всех без исключения членов нетрадиционного восточного гарема под глазиками расплывались роскошные, сочные синяки. Я уже и не говорю о прочих отметинах руко и ногоприкладства на их лицах. А у крайне огорченного Ромы появился вдобавок ещё и довольно-таки внушительный бланш, но теперь уже и под правым оком.

- О-о-о! – по достоинству оценил я последствия запоздалого ужина. – Судя по вашим постным, апостольским лицам, китайская кухня не очень-то и пришлась вам по вкусу!

Лучше б я этого не говорил. От быстрой, неотвратимой и беспощадной расправы меня спасли только резвые ноги.