«Another dead end for another dead man»

Hypocrisy

 

В программе праздника:

 

Рукопись.

Заболотье. Местные.

Подъезд к кладбищу.

«У деда Макара».

Водяной черт.

Святой Антоний.

Черное солнце.

Возвращение.

 

Рукопись.

 

- Мужчина, вы не знаете, что такое парурай ума?

Алесь стоявший в задумчивости на пригородной платформе в ожидании электрички вздрогнул от вопроса неожиданно возникшего рядом незнакомца.

- Что, простите?

- Парурай ума. Что это?

Незнакомец не выглядел как-то по-особенному или необычно, но было в его лице что-то печальное, беспросветно унылое.

- Такого слова я не знаю.

- Ну как же, вот раньше по радио постоянно играла песня, и в ней были слова: ума парурай, увози трамвай… А по радио лишь бы что крутить не будут.

- Я не знаю, - развел руками Алесь.

- Не знаете..., - незнакомец разочарованно вздохнул, словно осознал, что обратился не к тому человеку, и, как будто, сам, испугавшись собственной навязчивости, отшатнулся, побрел дальше по перрону, останавливаясь возле немногочисленных пассажиров ожидающих прибытия поезда, задавая им тот же вопрос.

Алесь посмотрел ему вслед: «Парурай ума, надо ж придумать такое, что за бред, может жаргон или слэнг какой-то? Я филолог не знаю, странное слово, странный тип…».

Удобно устроившись в вагоне, Алесь уставился в окно на проплывающие однообразные придорожные пейзажи, расслабляющие сознание. Но слова незнакомца все не давали покоя. «Парурай ума. Это что-то нехорошее явно, какое то негативное воздействие на ум или поражение психики, расстройство, крах рассудка? Нет, чушь».

Не мог успокоиться, набрал в поисковом запросе в интернете. Оказалось, действительно, была некоторое время назад в ротации на радио такая легенькая попсовая песенка про трамвай, но на самом деле она содержала в припеве еще более бессмысленный набор букв «ува-па-ру-рай», чем показалось на слух этому несчастному, и про ум там речь вовсе не шла.

Странный тип с его вопросами, конечно, был не в себе. Но Алесь в данный момент тоже совершал странный и непривычный для себя поступок, и потому чувствовал себя немного не обычно. Поездка была частью этого поступка. Это было спонтанно - решение бросить все текущие дела и отправиться куда-то в глухой медвежий угол в провинцию.

Еще неделю назад в его жизни все шло своим чередом. Работая над диссертацией, в архиве национальной библиотеки, он случайно прочитал письмо одного известного прозаика к другому маститому творцу. Переписка классиков национальной литературы была издана, видимо, еще при их жизни, и, судя по небольшому тиражу тонкой брошюры, не представляла как большого интереса для широкого круга общественности, так и особого интереса для узкого круга специалистов-литературоведов. Однако несколько строк привлекли внимание Алеся.

А чтобы он заметил эти строки, словно бы мистическим образом, неловко задетая пожелтевшая книжица упала с полки и, будучи ловко подхваченная на лету, оказалась в его руках раскрытой на нужной странице. В письме шла речь о чем-то другом и не очень то важном, но в оказавшихся перед глазами Алеся строках вскользь упоминалось о рукописи, оставленной, а точнее забытой писателем в какой-то далекой деревне Заболотье. Будущий классик литературы путешествуя в молодые годы по стране, изучая фольклор и быт селян, по причине болезни вынужден был остановиться в этой деревне на пару недель. Там же и был написан этот то ли рассказ, то ли повесть. Алесь, как знаток литературы, тут же сообразил, что рукописью является ни что иное, как доселе неизвестное произведение великого писателя. Вместе с тем, странным было, конечно, что никто из исследователей творческого наследия классика до сих пор не узнал об этом факте, не обратил внимания на эти строки в переписке.

Всю следующую неделю Алесь, забросив работу над диссертацией, посвятил изучению этого вопроса, собирая сведения и анализируя тонны информации. Даже лично встретился с вдовой писателя, сказав, что изучает его жизненный путь и творчество, но не называя истинную причину своего интереса. Сомнений не оставалось – речь идет о неизвестном ранее произведении классика. По сравнению с этим открытием диссертация выглядела сущим пустяком. Теперь это занимало все его мысли. И хотя вместе с возникшей уверенностью все же оставалось ощущение авантюрности затеи, не предпринять попытки отыскать рукопись Алесь уже не мог.

Несмотря на удаленность деревни от столицы добраться туда, как он выяснил, не составляло особого труда. Вся дорога на электричке, затем на автобусе занимала около четырех часов. Последний отрезок пути, около шести километров, оставалось преодолеть пешком. Навыки туриста с недавних студенческих лет он еще не позабыл.

 

Заболотье. Местные.

 

Василь с утра не пошел на работу. Впрочем, так же было и вчера, и две недели до этого. Потому, что идти далеко – пешком до центральной усадьбы километров шесть, и потому, что трактор сломался, и потому, что починить нельзя – у СПК нет денег оплатить деталь, и потому, что главный механик – козел, и потому, что он, Василь, председателя, агронома и механика и еще участкового - вертеть на одном месте их всех хотел и в гробу их всех видел. В общем и целом причин не пойти на работу было более, чем достаточно. Поэтому Василь с утра выпил, как поступал и две недели до этого ежедневно, потому что выпить было за что.

Сегодня он все же решил сходить на центральную усадьбу, но не работу, а потому, что там был магазин, а в его родное Заболтье, давно зачисленное властями в неперспективные населенные пункты, даже перестала приезжать автолавка, которая привозила продукты еще два года назад трижды в неделю. Теперь нескольких доживающих там свой век стариков иногда посещал социальный работник. Василь прикинул, что не спеша дойдет до соседнего большого села как раз к открытию магазина.

Пройдя по улице, где почти ничего не менялось из года в год, разве что старые серые срубы ветшали, и все глубже врастали в землю, Василь остановился у одного из домов. На подворье возилась совсем молодая девица, развешивала белье. Поглощенная своим занятием, она не заметила появления хмельного тракториста. Василь пару минут, ухмыляясь, разглядывал бойкую молодицу, прежде чем окликнул:

- Здарова, Даш! Когда ужо мне дашь?

Традиционное приветствие было сопровождено традиционным смехом.

- Пошел ты! – ответно поприветствовала его девушка, также традиционной фразой, - Опять нажрался с утра.

- Ну, гляди, те трахаться уже пора, а я тут те один жених, единственный. Как есть - первый парень на селе, потому как единственный! Скоро сама ко мне прибежишь, проситься будешь, - продолжал ухмыляться Василь.

- Ага, мечтай, импотент.

- Как дед то?

- Тебе дело? Иди, куда шел.

По забору от угла сарая пришел черный кот. Он, в отличие от молодой хозяйки, заметил приближение пьяного соседа еще издали и все это время наблюдал, а теперь занял позицию на заборе как раз между ними, недружелюбно зашипев в сторону Василя, обнажая клыки.

Тракторист перестал улыбаться, пробормотал себе под нос что-то вроде «у-у-у, чертово отродье» и продолжил свой путь.

Услышав голоса, из дома на противоположной стороне улице выполз беззубый дедок.

- Василю, с утра залудиу вжэ гляжу?

- А то! – начал пьяно рисоваться сорокалетний тракторист, - Что нам молодым да не жанатым! Это ж тебя, Федорович, жонка в строгости держит.

- Да что мне ужо, старому, по праздникам то, по праздникам то всегда позволительно, дело святое. Ты ж Василек, уговор не забыл наш, огородик мне подымешь?

- Ни вапрос, дед, вспахаю в лучшем виде! Ты главное магарыч готовь, скажи бабке, что б ужэ выгоняла.

 

Подъезд к кладбищу.

 

До прибытия на нужную остановку оставалось совсем немного. Алесь отслеживал свое перемещение с помощью навигационной программы в смартфоне, замечая при этом, что прием сигнала мобильного оператора с каждым километром пути становился все слабее, и вышки сотовой связи давно уже не попадались на глаза.

В кабине водителя автобуса, увешанной разноцветными вымпелами и флажками союзных государств, разрывая шаблон и ушные перепонки, как ни странно, звучала отнюдь не попса или тюремный шансон, а тяжелый металлический рок. Вокалист рычал и ревел по-английски:

- Tie yourself to the devil

They kiss away your life

What were your impressions?

They'll blow your mind

 

It's time to cleave up your worst enemy

And see how bad they bleed

Trapped in your own cage

Sliced from humanity

 

How does it feel

To be locked up in your own free world?

Trapped in the shell

Another dead end for another dead man

Four walls are closing in

You're screaming but you can't be heard

You better believe it

Another dead end for another dead man

 

Oh! Strike back with your anger

 

Автобус въехал на улицу относительно большого поселка. Должно быть, это был центр сельсовета, так как над входом в двухэтажное кирпичное здание конторы был закреплен государственный флаг. Алесь заметил, что флаг вывешен неправильно, перевернут - зеленая полоса находится сверху. Но, судя по всему, кроме него никто не обращал на это внимания, и больше никого это не волновало.

 

- You'll face against the wall

Just another day

Been watching over you

What you wanted to see

 

You all the years

But you can't feel the difference

Your futures assigned

You're now part of the system

 

«А что за праздник, - задумался Алесь, - по какому поводу вывешен флаг? Ах да, кажется, день конституции». Он стал готовиться к выходу, снимать с багажной полки свой рюкзак.

Маршрутный автобус лихо затормозил, подняв дорожную пыль.

- Use your anger

Reap revenge

Use your anger

Don't turn away, aaa, - напутствовала злая песня выходящих пассажиров, -

 

How does it feel

To be locked up in your own free world?

Trapped in the shell

Another dead end for another dead man

Four walls are closing in

You're screaming but you can't be heard

You better believe it

Another dead end for another dead man

 

Несколько сельчан направились вдоль улицы к местам своего проживания, а Алесь направился искать нужный поворот, за которым начиналась грунтовая дорога, ведущая к деревеньке Заболтье.

Неплохо ориентируясь на местности с помощью навигатора, он обнаружил необходимое направление без труда. Это была грунтовая колея, заросшая посередине травой - продолжение короткой улицы поселка. Колея уводила на луг, за которым виднелся лес. Алесь уверенно направился по грунтовке. Минут через сорок ходьбы в среднем темпе он рассчитывал достичь пункта назначения, к которому стремился.

Несмотря на то, что была еще ранняя весна, и снег растаял совсем недавно, трава на лугу зеленела. По-видимому она так и оставалась зеленой всю зиму под снегом. Веселая зелень и мартовское солнце создавали позитивный настрой.

Но не успел Алесь пройти и сотню метров по лугу, удаляясь от поселка, как за спиной послышался торопливый топот. Кто-то догонял его, почти бегом.

- Постойте, подождите!

Алесь от неожиданности испуганно обернулся. Нелепо ковыляя, к нему приближался чудак. Алесь сразу оценил его, как чудака и еще как «хипстера». «Именно так выглядят хипстеры» - подумалось ему, вспомнив модное словечко. Незнакомец вполне дружелюбно улыбался.

- Я так вижу, мы с Вами попутчики, в одну деревню идем, - запыхавшись, быстро заговорил он извиняющимся тоном, - подумал, вместе идти веселее.

- Ну, давайте идти вместе.

- А я вас еще в автобусе заметил, а когда вместе вышли, так и подумал сразу, что тоже в Заболотье, меня Борис звать, может на ты перейдем, вроде ровесники, -едва переведя дух продолжал тараторить разговорчивый хипстер.

- Я Алесь, давай на ты, да.

- Уже бывали, бывал, в этой деревне? Смотрю - сразу в нужном направлении пошел, а я так не сразу сообразил, в другую сторону сунулся, спросил там, в поселке, хорошо женщина шла, подсказала, а тут смотрю – ты впереди идешь. Я обрадовался, что не одному идти, а то в лесу еще сверну не туда куда-нибудь.

- Нет, я впервые. Сначала по карте изучил, по пути с навигатором сверяюсь.

- Вот я балда, - хлопнул себя по лбу Борис, - а я не сообразил, по старинке, дома карту глянул разок, схему автодорог и в путь, думаю, язык до Киева доведет если что. А что туда позвало, если не секрет? Меня вот, так сказать, научный интерес.

Эти слова несколько напрягли Алеся – «что еще за интерес, неужели тоже охотник за рукописью?». Но болтливый хипстер в следующую секунду развеял его опасения:

- Я не то чтобы специалист, но сейчас занимаюсь орнитологией, и в этих местах, судя по всему, обитает ранее не описанный подвид одной птички. Вот решил выдвинуться на место, разобраться с этим вопросом, если повезет, если мои предположения верны.

- Меня тоже, можно сказать, научный интерес, иду по следам писателя ******, изучаю его творческий путь, для диссертации нужно, - слегка приврав, сказал полу-правду Алесь.

- А ты надолго сюда? Я думаю дня два-три задержаться.

- И я, надеюсь, ненадолго.

- Тоже в агроусадьбе остановишься? Удобно! Удивился, что в таком месте что-то подобное может быть, комфорта не ожидаю, но крыша над головой. Случайно рекламу в интернете увидел. А то проситься на ночлег к каким-то бабкам не охота и в палатке - сейчас не сезон еще.

- Да, и я на сайте увидел. Ты созванивался насчет свободных мест?

- Ага, боялся, что охотники займут или еще какая компания отдыхающих. Но сказали порядок, не занято, ждем. Хотя не похоже чтоб, сильно туристическое направление, посещаемое. Редкие гости у них должно быть. Ну, мы то вдвоем, думаю, разместимся. А знаешь, где мы идем?

- В смысле? Где?

- По подъезду к кладбищу.

- Почему? – удивился Алесь

- Вот эта колея так официально называется, - объяснил хипстер-птицевед, - я в атласе автомобильных дорог посмотрел – «Подъезд к кладбищу д. Заболтье», причем не к деревне Заболотье подъезд, а именно к кладбищу подъезд, приколись!

- Да уж, странный символизм, - согласился Алесь, подумав про себя «Этот хипстер всегда такой болтун или только в пути? Ведь придется провести с ним некоторое время под одной крышей».

Алесь не считал себя интровертом, но знал, как могут быть невыносимы слишком общительные люди. В то же время в компании этого чудака он чувствовал себя увереннее, направляясь в незнакомое место. Если бы он появился в заброшенной деревне один, то в глазах местных жителей только он выглядел бы странным чудаком-пришельцем, явившимся с непонятной целью.

- А что за птица? Которой тут подвид водится? – поинтересовался он.

Ответ Бориса был на удивление лаконичен:

- Сыч.

- Сыч, маленькая сова такая?

- Да, сыч, совиные.

- А откуда такая уверенность, что здесь водится его новый подвид?

- Ну, не новый, а просто ранее не описанный, новый он будет для орнитологии. Чисто случайно я пришел к такому выводу, конечно пока теоретически. Дело было так. Есть у меня друг, увлекается историей, реконструкцией там определенных периодов и все такое, в частности он детально изучал историю некоторых шляхетных родов, а там же гербы и прочие регалии. И вот у одного шляхетного рода на гербе изображена птица, ну сова по общепринятым обывательским понятиям, так друг мне показал, хотел узнать какая именно, я же в этом немного разбираюсь. А там изображен именно сыч, это точно. Но не просто сыч как сыч, а с определенным окрасом оперения, отличным от обычного. И вот тут уже меня заинтересовало, это художественная деталь или отражение действительности? Посмотрел другие изображения гербов, родственных, где он также присутствовал, и разных веков из разных грамот и книг. Там и на польском, и на латыни документы были, всяческая геральдика, короче. Изображения отличаются деталями, оформлением и прочим, но сыч всегда на всех гербах показан именно с таким оперением. Значит это неспроста! А шляхетный род из этих мест. Один из них, друг говорил, в магнаты выбился, так тут даже где-то его замок был с двенадцатого по семнадцатый век. Так что, я сделал вывод, пусть от того шляхетного рода кроме герба ничего не осталось, но птички то здешние на гербе изображенные до сих пор в этих местах водятся! Правильно я рассуждаю?

- Есть логика, - согласился Алесь, - А как ты их найдешь? Это и для подтверждения, видимо, надо отловить экземпляр?

Тут орнитолога, что называется, понесло:

- Ну, отловить, как уже выйдет, на всякий случай ловушку компактную тоже прихватил, сложена в рюкзаке, но это не главное. А найти - найти дедуктивный метод поможет! У них сейчас брачный период уже начался, всю весну, считай, длится до мая. Самец будет свистом приманивать самку, еще засветло начиная, а эти свои серенады он тянет бывает по часу и больше без перерыва, так что по звуку могу вычислить. Потом, где они гнездятся? Больше всего любят дупла, которые дятлы сделали, «отжимают» у них «хаты», понимаешь! Сыч, он вообще крут! Может напасть на зверюшку размером даже крупнее, чем сам. И часто бывает жрет не все, а выедает только глаза и мозги. Гурман! Тогда тушки безголовые брошенные неподалеку валяются. Вот по этим приметам и буду находить.

От воодушевления у Бориса засветились глаза.

- Короче говоря, совы - не то, чем они кажутся? – улыбнулся филолог.

- Это да, а сколько мы еще о них не знаем!

Не уловив иронии в словах Алеся, спутник принялся перечислять многочисленные любопытные и не очень факты о жизни птиц и птиц семейства совиных в частности из того, что было науке на сегодняшний день уже доподлинно известно и изучено, а также то, о чем ученые умы еще не пришли к единому мнению или не нашли приемлемых для себя объяснений.

Сосновый лес за лугом оказался относительно не широкой полосой, и через пару сотен метров они опять оказались на лугу. Но здесь местность была уже более низменной, заболоченной, в колеях часто стояли лужи. Поэтому путники внимательно смотрели куда ступать.

Вдруг с краю дороги они увидели ноги. Точнее грязные сапоги, в которые были обуты чьи-то ноги. Тот, кому принадлежали эти ноги и сапоги, обнаружился лежащим за кустиком. Первой мыслью обоих столичных жителей было испуганное: «Мертвец!». Но тело подавало признаки жизни, а сильный запах перегара красноречиво свидетельствовал о причинах такого его положения в пространстве. Мужчина лежал лицом вверх, раскинув руки в стороны. Глаза были устремлены в никуда, небритое лицо выражало полное отсутствие мыслительных процессов, иногда он высовывал язык и облизывал губы и никак не реагировал на появление возле себя людей.

- Вот она, сельская нирвана, - произнес Алесь, осмотрев лежащего.

- Что делать будем? Будить? Так он вроде и не спит, - заволновался Борис, - Или так оставить, ему, похоже, не привыкать так лежать, тепло, не замерзнет же?

- Не знаю, не нести же его на себе. Может быть, там, в деревне сказать, на чем-то приедут, машина может или конь с телегой. Эй, мужик, слышишь меня? Вставай! Куда идешь? Вставай! Але? Ты с нами или весь в себе? Зовут как? Слышишь меня?

Пьяный не реагировал. Алесь попытался его приподнимать, хотя бы в сидячее положение. На прикосновение тот отреагировал на удивление живо.

- Ааааа, бляяя! Пидарасы! Пидарасы! Не выйдет, ааааа, бляяя! – закричал он и неожиданно бодро попытался ударить филолога кулаком по лицу, но промахнулся.

- Да пошел ты! - уклонившись от удара, Алесь оттолкнул его от себя, вернув в лежачее положение.

- А ни хера… не выйдет, бля… пидарасы, бля… ни хера, бля…, - пробормотал пьяный, затихая.

- Вот урод!

- Да ну его, пусть себе лежит. Он тут, похоже, в своей экосистеме и ничего ему не угрожает. Правда что, придем в деревню, если что, расскажем, что он тут.

Оставив пьяного в том же положении, в каком нашли, они направились дальше. Дорога снова завела в лес. Близился вечер, и в лесу уже было темновато. Если бы Борис знал, что их передвижение по лесу не остается незамеченным, то несказанно обрадовался бы. Птица сыч, сидящая на ветке недалеко от дороги, поворачивая голову, внимательно наблюдала за путешественниками своими большими круглыми глазами, пока те не скрылись из виду.

В деревню пришли быстрее, чем ожидали. Алесь даже сверился с навигатором, действительно ли это та деревня. Но вариантов не могло быть, других населенных пунктов поблизости просто не существовало. Неподалеку поле, а дальше на много километров тянулся сплошной лесной массив.

Заболотье выглядело вполне обыкновенно, как тысячи похожих одна на другую малонаселенных деревень. Одна улица, вдоль нее по сторонам расположились десятка три домов, преимущественно деревянные срубы, половина или больше из которых заброшенные, на некоторых даже провалились крыши. Никого из жителей не повстречали, но, судя по колыханиям занавесок за немытыми стеклами окон, прибытие незваных гостей не осталось незамеченным. Улица заросла травой, так как движение транспорта по ней практически отсутствовало. Ведь ехать было некуда. В конце улицы на лесной опушке находилось деревенское кладбище, у которого дорога и заканчивалась.

 

«У деда Макара».

 

Лишь одна хата на деревенской улице имела существенное отличие от остальных, впрочем, внешне только это единственное отличие. У ворот была закреплена вывеска, информирующая о том, что здесь располагается усадьба «У деда Макара», в которой «всегда рады гостям». Именно в нее и направлялись столичные исследователи.

На сайте, который попался на глаза и Алесю и Борису при поиске информации о деревне, эта усадьба рекламировалась, как объект агроэкотуризма, гарантирующий прекрасный отдых на природе. На развитие и поддержку таких усадеб в последние годы властями даже как будто выделялись целевые кредитные деньги для поощрения частной предпринимательской инициативы в этом направлении. Однако было совсем не похоже, что этот объект пользуется успехом у туристов, а тем более приносит владельцу доход.

На стук открыл крепыш среднего роста.

- А, день добрый или, так сказать, вечер уже, проходите, проходите, мне сказали, что я не единственный постоялец буду. Значит, это вы и есть! Я Петр, хозяйка скоро должна вернуться, а хозяин дома, правда он болен сильно, но удивительный человек, даже в таком своем положении… Давайте пройдем к нему, поздороваетесь, сами увидите.

После поспешного приветствия и знакомства на веранде постоялец, не давая, даже как следует осмотреться в помещении, увлек их через сени в комнату. Алесь отметил про себя, что этот Петр весьма болтливый и суетливый субъект, не меньше чем его спутник Борис. И еще подумал, что будь у него не такое короткое имя – Петр, а длиннее на пару-тройку букв, то даже не запомнил бы его с первого раза во всем этом потоке многословия.

В полутемной комнате с зашторенным окном на массивной деревянной кровати неподвижно лежал худощавый старик. Когда вошедшие приблизились, он отреагировал лишь небольшим поворотом зрачков в их сторону. Алесю стало как-то не по себе. Борис явно испытал схожие чувства. Черный кот, дремавший в углу на табурете, приоткрыл глаза и стал лениво, но в то же время внимательно изучать новых людей.

- Вот, Макар Андреич, еще гости прибыли, Алесь и Борис. А это наш хозяин - Макар Андреич, - представил присутствующих Петр.

Гости поздоровались, а хозяин агроусадьбы только слегка пошевелили пальцами левой руки, да медленно опустил и поднял веки.

Прежде, чем последовало объяснение, Алесь уже и сам догадался, в чем дело. Старик был практически полностью парализован и уже давно.

- Но! Что хочу вам сказать, – не унывающий Петр, который, как оказалось, гостил здесь уже не в первый раз, поспешил удивить прибывших, - не смотря на болезнь, Макар Андреич человек огромной силы духа и воли, и интереснейший собеседник, и вы в этом очень скоро убедитесь, благодаря, так сказать, возможностям технического прогресса. Пусть разговаривать в своем нынешнем состоянии он не может, но прекрасно слышит и набирает текст пальцами, которые сохранили подвижность. Так мы и общаемся. Скоро Даша вернется, так сказать, младшая хозяйка, взяла планшет с собой что-то там сфотографировать, и тогда с его помощью мы сможем с Макаром Андреичем, так сказать, контактировать.

Стукнула входная дверь и через несколько секунд в комнату вошла девушка, на вид лет шестнадцати-семнадцати. Это и была, как ее назвал Петр, молодая хозяйка, внучка старика. Она держала в руке небольшой непрозрачный зеленый пакет, в какие складывают продукты в магазинах, с чем-то продолговатым внутри. Как показалось Алесю, она не ожидала застать здесь постояльцев. Словно смутившись, торопливо поздоровалась и вышла. Впрочем, тут же вернулась, уже без зеленого пакета, но с компактным персональным компьютером с сенсорным экраном. И уже с другим выражением лица, уверенным и невозмутимым, должно быть, являющимся ее традиционной «маской» для общения с гостями агроусадьбы.

Планшет был помещен на специально изготовленную деревянную подставку под руку парализованного старика, таким образом, что он мог прикасаться пальцами и видеть экран.

Постояльцам показали их комнаты. По сути, это были две смежные комнаты, следующие за комнатой с больным дедом, а наспех установленные тонкие перегородки из листов гипсокартона превращали их в четыре отдельные комнаты с общим коридором посередине.

Алесь сообщил Даше о пьяном мужчине лежащем у дороги на лугу, однако она не придала этому особого значения. Только переспросила:

- Усатый такой?

- Да.

- Ай, за этого не волнуйтесь, он всегда так. Проспится и домой.

Прибывшие кратко поделились с хозяевами целями своего визита. Дед Макар, оказалось, весьма быстро печатает на сенсорном экране тремя пальцами. Выслушав гостей, он набрал ответ:

- Это похвально, что у вас есть еще интересы в жизни, что ищите. Скажу вам в ободрение – у нас тут бывает такая година, как старики говорили, когда светит черное солнце, оно восходит ненадолго и если при обычном солнце, то глазом этого почти и не заметно, только что тени по особенному ложатся, кто знает - тот может заметить. Вот тогда настойчивым людям то, чего ищут, обычно открывается. И мне такое счастье выпадало. Чувствую, на днях будет такое время, когда черное солнце взойдет. Надеюсь, и вам повезет в делах ваших и поисках.

- Спасибо, но что такое черное солнце? – удивился Борис.

- Так это называли местные старики. Природа этого явления мне не известна. Может быть это названо образно. Но определенно что-то случается, - написал дед Макар в ответ.

Петр рассказал, что его влечет в эту деревню также научно-исследовательский интерес. Он археолог, преподает в университете. А здесь неподалеку на краю поля находятся хорошо сохранившиеся древние курганные захоронения времен раннего феодализма, дохристианские, которым лет семьсот или больше. И именно здешние, в силу некоторых примет и особенностей, по его мнению, отличаются от прочих известных подобных захоронений и тем уникальны. Петр приехал, чтобы тщательно обследовать их и подготовиться к проведению летом раскопок. Необходимые документы для этого уже оформлялись, и будущим летом он планировал приехать с отрядом студентов-практикантов археологов и историков, непосредственно приступить к раскопкам, а результаты использовать в написании научной работы.

До заката оставалось еще около часа, и Борис выразил желание осмотреть прилегающий край лес на предмет наличия в нем примет обитания сычей. Молодая хозяйка объявила, что через час состоится ужин, и она всех гостей агроусадьбы ждет к столу. Борис обещал не опаздывать.

Алесь решил, не теряя времени, расспросить старика о визите в деревню известного писателя. К его радости оказалось, что тот не только помнит о писателе, но и сам общался с ним, мало того, классик тогда останавливался у них дома. Старику было не трудно печатать текст, напротив он охотно общался, что и понятно, в его тягостном положении, когда сознание было заключено в телесную тюрьму, он был рад любому общению. Старик вспоминал о писателе многое и детально, параллельно рассказывал о своей жизни. Алесь из неподдельного интереса даже стал делать кое-какие пометки в блокноте для себя. Но, увы, к рукописи все это не имело отношения.

Макар Андреич родился и вырос в этой деревне, затем получил неплохое образование, овладел несколькими профессиями, поездил по миру, периодически возвращался жить в родные места, опять уезжал, а когда заболел, внучка забрала его из больницы сюда и ухаживала за ним. Причем, идея открыть агроусадьбу принадлежала ему. Старик активно пользовался интернетом, был в курсе всех текущих событий и новостей в стране и мире.

- Даша моя, замечательная. Бывает, правда, не понимают ее люди. Ее слова, поступки. Вот еще малая была, пошла на полосках соседям колоски позаплетала, так серчали на нее, злились крепко. Но уже нет никого тех людей, померли все, - нахваливал он внучку.

Орнитолог вернулся к ужину несколько разочарованным, но не теряющим оптимизма. Сычей не нашел, но рассчитывал завтра посвятить поискам весь день.

За ужином на столе появилась бутыль самогона. Даша сказала, что у них имеется официальная лицензия, одна из двух выданных в районе, на изготовление самогона в малых количествах, как одного из народных ремесел у профильного объекта туризма. Употребить никто не отказался, и за ужином разговор пошел веселее. Что удивительно, немного самогона налили и коту. Тот, уже ожидая привычного угощения, молнией метнулся к блюдцу и принялся жадно лакать. Постояльцы раскрыв рты наблюдали за животным. Вылакав все и облизав блюдце, кот вернулся на свою табуретку в угол.

- Не фига себе, - удивился Борис, - Кот алкаш!

- Он уже взрослый, сам решает пить или не пить, - ответила Даша серьезным тоном и добавила, - Он у нас матерый котище, давит мышей, крыс, даже кротов из земли выдергивает!

Сама она, тоже не поморщившись, выпила рюмку.

- Это вы хорошо придумали с планшетом, - заметил Алесь.

- Да, может, в каком-то фильме видели, или случайно в голову пришло, не помню уже.

- А много ли постояльцев бывает? Место тут не бойкое.

- Да нет, не много, так, охотники в сезон приезжают. Летом один художник каждый месяц на несколько дней приезжает пейзажи писать. Человек семь постоянных клиентов.

- Но как ты одна управляешься со всем этим хозяйством? И еще, наверное, учишься где-нибудь? Заочно?

- Не, не учусь. Отучилась в училище в райцентре полгода и академический отпуск взяла, деда глядеть надо. Учебу пока отложила.

- С дедом хлопот немало. Помогает кто-нибудь?

- Да не надо мне ничьей помощи. А с дедом хлопот почти нет никаких. Он лежит себе спокойно и все.

- Ну, не скажи, как почти никаких хлопот? Мне тоже доводилось за лежачими больными присматривать, знаю, что хлопоты есть и немалые, - искренне удивился Алесь.

- Да вот так, совсем никаких, - пожала плечами Даша, - есть и пить ему не нужно, поэтому в туалет не ходит, пролежней тоже нет.

- Как это не нужно есть и пить? – пробормотал филолог, еще больше удивляясь странной беседе.

Самогон, конечно, был крепкий, но не столько же его было выпито, чтобы договориться до таких нелепостей.

- Вот так, обычно - не нужно. Дедушка – йог, - объяснила девушка, и Алесь понял, что она не шутит, говорит вполне серьезно, - ему только время от времени нужно солнце для «подзарядки». Вот к кровати колесики приделаны, когда ясная погода, я его к окошку подкатываю. Он полежит на солнце и этого достаточно.

- Йог? Солнце? – тупо переспросил Петр, - Не знал.

Он вдруг оказался сильно пьяным, почти засыпал сидя, пытался подпереть щеку рукой, но локоть постоянно соскакивал со стола.

- Я тоже сразу не верила, что ему еда не нужна, но оказалось и в самом деле не нужна. Дедушка жил в Индии шесть лет и там научился.

- Удивительно…

Филолог подумал было подойти к Макару Андреичу, спросить его самого посредством планшета об этой поистине волшебной особенности, но как-то постеснялся.

Борис, выглядевший тоже неплохо захмелевшим, наклонился к Алесю и сказал на ухо вполголоса:

- Там, слышишь, не понял я этого юмора, но странно как-то. В лесу, короче, кто-то развесил по деревьям кладбищенские венки. Много и высоко. С земли не достать без стремянки. Делать нефиг кому-то было что ли? Зачем это? Увидел - аж вздрогнул, смотрю и дальше, и еще, и еще, на соснах венки. Не один десяток. И вообще, лес какой-то странный, не знаю чем, но странный.

- Может, дети баловались? – предположил Алесь.

- Дети? Ты здесь хоть одного видел?

- А в деревне есть дети? – спросил филолог громко, обращаясь к Даше.

- Да ну, какие дети, - засмеялась она, - младше меня никого нет, остальные старики, да еще тот пьянчуга, что вы спрашивали.

Далее заговорили о кино.

- Я вам так скажу, массовому кино, развлекательному, я предпочитаю так сказать, авторское, элитарное, - заявил с пафосом Алесь, ощущая, что и сам изрядно пьян.

Еще он поймал себя на мысли, что невольно пытается произвести впечатление на Дашу, хоть и разум говорит: «Ты что идиот? Эта деревенская девочка в два раза тебя младше, почти в дочки годится. Ты лысеющий дядя ей абсолютно не интересен». Но, вместе с тем, ему казалось, что в ней, не очень привлекательной внешне и не очень развитой умственно, есть что-то такое надежное, какое-то простое и естественное женское начало. То, чего совершенно, от рождения, не было в его бывшей жене. И что это для женщины наиболее важно. И это в ней привлекало. Впрочем, каких только мыслей не появится вечером в пьяной голове, что наутро будет выглядеть полной ерундой и глупостью.

Однако кроме него ценителей арт-хауса в компании не оказалось, и разговор на эту тему никто не поддержал.

- А еще дедушка умеет предсказывать по ступне, - вдруг сказала Даша.

- Как это по ступне?

- Ну, все знают, по линиям на руках предсказывают, на ладонях. А дедушка говорит, это не правильно, а правильно предсказывать по линиям на ступне. Хотите попробовать? – хитро спросила она.

- Пусть вот Петру погадает, - сказал Борис, пьяно усмехаясь, - Ему, кажись, уже все равно, что было, что есть, что будет.

- Да, мне погадает пусть, - согласился тот, едва ворочая языком.

Археологу помогли разуться, так как сам он слишком долго возился со шнурками. Придерживая, с трудом сохраняя его одноногое и собственное двуногое, но шаткое равновесие, поднесли ступню к лицу парализованного старика. Тот недолго рассматривал ее. Зашевелили пальцами по сенсорному экрану:

- Сожалею, но его ждет тюрьма.

- Ого. Вот как.

- Ну, чего? Чего там видно? – проявил вялый интерес к своему будущему Петр.

- Андреич говорит - тюрьма твой дом, братан! – Борис ободряюще хлопнул археолога по спине.

- Тюрьма? Ну, нафиг, - усомнился тот, - Не крал, не убивал, не прелюбодействовал, не возжелал ничего такого, так сказать, тише воды, ниже травы. Я то... Тюрьма? Ну, придумали… Оно, конечно, не зарекайся, так сказать, но какое там, да ну…

Пророчество как бы обратили в шутку, но все равно, остался мрачный осадок. Одна лишь молодая хозяйка не унывала:

- Кто еще хочет, чтоб дедушка предсказал?

- Э, нет, спасибо, что-то не хочется.

На гостей навалилась неимоверная усталость, словно после дня тяжелой работы. Стали расползаться по койкам едва переставляя ноги. Причем, Петру пришлось даже помогать дойти до комнаты.

Дарья быстро убрала со стола и тоже отправилась спать. Ее апартаменты находились наверху, то ли на чердаке, то ли на мансардном этаже, куда она взбиралась по раскладной лестнице, выдвигающейся из люка в потолке, если потянуть за веревку.

«Надо же так опьянеть всего от трех рюмок, - борясь из последних сил со сном, размышлял лежа Алесь, - Странное дело. Здесь многое странно. Не исключено, она что-то подмешала в самогон, специально. Чтобы постояльцы становились сонными и заторможенными. Это можно понять - одна в доме с парализованным дедом, в полупустой деревне среди леса, приезжают незнакомые мужчины, есть чего опасаться молодой девушке. Странно все это. Дед не ест и не срет, ест солнечный свет, венки на соснах, все странно. Странное место».

 

Водяной черт.

 

Наутро от вчерашней, так называемой, пьянки не было и следа. Никакого похмелья, ни головных болей, ни сухости во рту. Ведь и правда, употребили самую малость, считай, лишь продегустировали напиток, не более того.

Но утро оставалось спокойным не долго. В усадьбу прибежал старик из дома напротив.

- Бяда! Поможыте, хлопцы! «Поехал» наш Василь. Допился. Прибег ко мне, сам не свой, за горло берет, давай ружжо! Силой отнял, что я мог? И патроны схватил. Кричит - или отомщу или себя порешу. Надо делать что-то, остановить надо, бяды наделает!

- Кому отомстит? За что?

- Кричал водяного черта стрелять пойдет, дескать, это он, водяной черт, ему всю жизнь испохабил и порчу навел. Совсем хлопец розумом тронулся. Он не злой сам по себе, но чую, бяды наделает. Пойдемте, вязать его надо, я старый, сам один не справлюся. Я его разговором отвлеку, успокою, я нужные слова знаю, а вы его тут хватайте!

Поспешно обуваясь, Алесь почувствовал, как в нос ударил неприятный запах. Судя по выражениям лиц Петра и Бориса, они столкнулись с тем же.

- Кот!

- Вот сучара!

- Обоссал ботинки!

Тракториста нашли там, куда и повел старик. За деревней протекала небольшая речка, ныне загубленная тотальной бездумной мелиорацией, превратившаяся в пересыхающий летом ручей, заросший кустарником. А в былые времена на достаточно полноводной речке стояла водяная мельница. Теперь же на месте мельничных прудов были небольшие омуты, остатки размытой плотины с трудом угадывались в холмиках рельефа, а в траве еще можно было отыскать вросшие в землю каменные фундаменты.

Старик по дороге успел поведать приезжим, что согласно местному преданию, как водится, на самом дне, в яме под мельничным колесом, обитал водяной черт. Его побаивались. Но до тех пор, пока из поколения в поколение все шло своим чередом, мельница работала, между чертом и людьми сохранялось некое перемирие. А когда мельница перестала работать и пришла в запустение, черт обиделся на людей и стал им вредить. То на скотину мор напустит, то неурожай, и вообще со временем в деревне стало помирать больше народу, чем нарождаться. А когда заброшенная мельница совсем развалилась, водяное колесо из тяжелого мореного дуба с коваными железными деталями отвалилось и придавило собой на дне черта. Так он и сидит там до сих пор придавленный колесом, не может выбраться и исходит на людей лютой злобой. А когда мельничное колесо совсем сгниет и распадется на части, черт сможет освободиться, вырвется из омута, и уж тогда Заболотью наступит полный конец. Спасает только то, что мореный дуб крепкий, не гниет, но вот железные части, которыми оно скреплено, уже по всем расчетам должны были поржаветь и развалиться.

Эта история произвела большое впечатление на тракториста Василя еще в детстве. С тех пор, особенно находясь в подпитии, во всех своих бедах он обычно винил водяного черта, считая, что тот из всех жителей Заболотья вредит именно ему персонально особенно коварно и изощренно. Но до таких крайних проявлений вражды еще не доходило.

- Давай, сука, пидарас, покажись! Покажись, бля! – истерично кричал на берегу Василь, направляя ствол охотничьего ружья на поверхность воды, - А, пидарас! Я бля, буду пидарас? Нет, ты, сука, бля, сдохнешь, ты, бля, пидарас, сдохнешь, а не я буду пидарас!

«Спасатели» остановились напротив. Алесь и Борис узнали в Василе того своего вчерашнего «знакомого» с луга.

- У парня реально проблемы, - шепотом произнес орнитолог.

- Ружье заряжено? По нам не пальнет? – негромко спросил Алесь у старика.

- Да не, не бойтеся, он до людей особо не злой, куражится бывает, грубит, но к людям он добрый. Там в патронах дробь на утку была, кажися…

- Покажись, сука! – продолжал орать тракторист срывающимся голосом, угрожая ружьем водной глади.

- Василю, Василю, - позвал старик ласково, делая шаг навстречу, - Что так расшумелся? Пойдем до хаты, ко мне, посидим, по чарке с тобой выпьем, обсудим, обдумаем, во хлопцы приехали, подскажут тоже что дельное, - и шепотом, - Вы, хлопцы, давайте с боков потиху обходите.

- А вы, бля, пришли, кто такие?

- Василю, это ж я, не признал что ли.

- А вы, бля, пидарасы, заодно с ним! – воскликнул Василий и направил ружье на людей, - Это черт вас, бля, послал! Вы, суки, пидарасы, тоже черти, я вижу!

Обстановка накалялась.

- Василю, что ты, это ж я, об огородике поговорить хотел, насчет вспахать, - продолжал увещевать старик.

- Вы, сука, черти! Ааа, окружили, пидарасы…

«Выстрелит!» – понял Алесь, остро осознав, что нужно срочно что-то сделать.

Нервное напряжение было на пределе.

- Вот он! – громко закричал филолог, указывая рукой на воду.

- А? – пьяно взглянул в его сторону Василь, возможно даже не поняв слова, но разглядев выразительный красноречивый жест.

В следующий миг он с таким же внезапным проворством, как пытался вчера на лугу ударить Алеся по лицу, повернулся к речушке и выстрелил в омут.

Скрутить его троим мужчинам не составило труда. Сделав выстрел, тракторист как-то обмяк и даже не противился. Ружье отдал без борьбы, сам выпустил из рук. Его повели в деревню.

- Ты, хлопец, молодец, находчивый, сообразил, - хвалил Алеся дед, - А то я уже струхнул малость, бо не помню ж точно, там дробь на утку была, а мож картечь на волка, давно не хожу, старый уже, забыл какие патроны в той коробке лежали.

- Ну, ты и крикнул! Я и сам на все сто поверил, что в воде кто-то есть! – восхищался Борис.

Василь, ведомый под руки, плакал, как ребенок, и все жаловался на что-то. Смысл пьяного бреда разобрать было невозможно, лишь рефреном постоянно звучало, что его «сделали ни за что пидарасом».

Из-за леса донеслось тарахтение моторов. Судя по всему, на поле работала какая-то техника. Василь, услыхав эти звуки, встрепенулся, вполне трезвым тоном выдал: «Во, Саньку походу редуктор привезли, починился», и тут же вновь рухнул в суровые объятья алкогольного делирия.

- Что-то Петрович, в этом году посевную рано начал, не иначе хочет перед районом выслужиться, - заметил по этому поводу старик.

По настоянию деда решено было Василя, доставленного домой, связать веревкой, так уже делали раньше, и оставить приходить в себя и успокаиваться.

- Ну, спасибо вам, хлопцы, за помощь, вечером приду, проведаю, как он тут. Пьет, а жалко ж дурака.

 

Святой Антоний.

 

После утреннего приключения, трое приезжих наконец-то могли заняться своими делами.

- Только время потеряли, - недовольно бурчал орнитолог, - Один алкоголик, а столько от него проблем.

Чтобы не терять больше времени он тут же отправился в лес, а Петр отправился к полю, к своим курганам.

Алесь не особенно спешил. Дело в том, что он понимал – поиски рукописи в деревне и окрестностях наугад, вот так, как Борис ищет свою птицу, изначально были бы обречены на неудачу. Он бы и не отправился в эту деревню, если бы еще там, в столице, в архиве, не узнал одну важную деталь. В письме писателя фактически содержалось прямое указание на конкретное место, где им была оставлена рукопись. Необходимо было только узнать, где именно в деревне находится это место. И Алесь намеревался узнать это от Макара Андреича, теперь, когда вчерашний разговор «вокруг да около» ничего не прояснил, просто спросив напрямую.

Девушки дома не было, видимо, отправилась в поселок, в магазин за продуктами, а планшет находился под рукой больного старика. Как раз, удачный момент.

- Не помешаю? Хотел поинтересоваться.

Дед свернул окно с новостным сайтом, который просматривал. Филолог успел заметить, что он читал новость о побеге пациента из столичной психиатрической больницы по недосмотру санитаров. Беглеца до сих пор не изловили, милиция просила оказать содействие в розыске, поэтому в материале был напечатан большой фотопортрет душевно больного. Алесь узнал в нем того парня, что подходил к нему вчера утром на перроне со странным вопросом. Это все объясняло, но в данный момент было уже не важным.

Макар Андреич набрал текст:

- Буду только рад пообщаться.

- Читал, что здесь в деревне был образ святого Антония.

- Нет, образа никогда никакого не было.

Ответ старика обескуражил Алеся. Вся тактика и стратегия поисков рушилась в один миг. В памяти всплыла строка из письма писателя «Хотел сжечь, но стало жаль потраченного времени, считай, двух недель жизни, оставил этот свой труд под присмотром святого Антония, надеюсь, он сохранит это от людских глаз. Такое не публикуют, и нынешние читатели меня не поймут».

- Не было? – растерянно переспросил филолог, - Я был уверен, что есть или была какая-то икона или, может быть, статуя?

Но старик продолжал печатать:

- Иконы или статуи нет, но есть часовня святого Антония. На кладбище. Она очень старая, еще с тех времен, когда здесь все униатство исповедовали. Деревянная, небольшая. Сейчас совсем ветхая. Часть крыши внутрь обвалилась, поправляли, как могли. Под стены подпорки ставили еще двадцать лет назад. Скорее всего, и пол давно прогнил. Посмотреть можно, но ничем, честно говоря, не примечательна. И лучше смотреть не приближаясь. Чудо, что до сих пор не рухнула.

Пока старик печатал свой ответ, Алесь внимательно следил, и с каждой буквой к нему возвращалась надежда и оптимизм.

- Значит, часовня? – приободрился он, - Пожалуй, схожу, взгляну!

Круг поиска сузился если не до одного предмета, то, по крайней мере, до одного небольшого помещения. А это не сову по лесу искать, шансов значительно больше.

Филолог безотлагательно направился к часовне. В голове вертелась фраза из письма: «Такое не публикуют, и нынешние читатели меня не поймут». «Что хотел ***** сказать этим? – размышлял он, - Скорее всего, это произведение опережало свое время, или в нем была изложена неугодная властям правда жизни, в те годы цензура просто не пропустила бы такое в печать, а возможно, вообще, нечто настолько революционное, что даже общество не готово было еще это принять».

Выйдя на улицу, он услыхал редкий для этого места звук – приближался автомобиль. Вскоре из-за поворота показался серый «УАЗ» с красным крестом на дверце. «К кому-то из стариков вызвали» - решил Алесь. «Скорая», противно повизгивая тормозами, стала замедляться возле него, видимо хотели уточнить адрес вызова, но тут из дома тракториста вышел сосед Федорович и стал призывно махать рукой, а супруга старика наблюдала из-за забора со своего участка. Водитель «скорой», сориентировавшись, поехал к нему. Алесь направился туда же.

Когда заглянул в дом, Василя, лежавшего на полу, осматривали. Из автомобиля тем временем вынимали складные носилки. Тракторист был жив, но выглядел, мягко говоря, неважно.

- Что случилось?

Старик встретил его хмурым взглядом и пробурчал:

- Нехорошее дело случилось.

В его голосе чувствовалась даже какая-то затаенная враждебность. От утреннего восхищения находчивостью филолога и благодарности за помощь в спасении алкоголика от «мельничного черта» теперь не осталось и следа.

- Спортили хлопца, - угрюмо сказал Федорович, - кто-то спортил.

Он изъяснялся по-прежнему не понятно, но таким тоном, словно бы обвинял и Алеся в чем-то, или, по крайней мере, подозревал.

- Вот этой что ли? – фельдшер поднял с пола обрывок веревки, той которой связывали Василя утром, чтобы не буянил.

Его вопрос остался без ответа.

- Куды вы его, в районную? – нарушил тишину старик.

- Ну, а куда ж еще. Ты, дед, кто, родственник будешь?

- Нет, сосед.

Тракториста уложили на носилки и понесли в автомобиль.

- Он что, пробовал…? – догадался Алесь.

- Пробовал, - вздохнул Федорович.

На улице стукнули закрывающиеся дверцы, после долгого завывания стартера мотор завелся и «скорая» поползла по ухабам улицы, увозя тракториста в районную больницу.

Оказалось, что Василь сумел развязаться. А, освободившись, используя эту же веревку, попытался повеситься. Но веревка не выдержала, оборвалась.

В комнате все вещи были разбросаны, зеркало на стене разбито, по-видимому, ударом кулака в отражение, стол опрокинут, карнизы сорваны вместе с грязными занавесками, в углу валялся стул с отломанной спинкой. Тракторист в гневе крушил все подряд в доме перед тем, как предпринял попытку самоубийства. Сосед, как и намеревался, пришел его проведать, и обнаружил полусидящего на полу, полуживого, хрипящего поврежденным горлом.

- Говорил что-нибудь, почему? Или опять черт виноват?

- Да. Говорил он мне. Плакал, по-трезвому. Кто-то спортил его вчера. Снасильничал. Пока заснувший пьяный был.

- Чего? – изумился Алесь, - Как снасильничал?

- А вот так, как насильничают! Как в тюрьмах над мужиками делают! Думал, говорит, привиделось с пьяну, а сегодня, как посрать пошел, понял, что в самом деле это с ним вчера сделали. Оттого с утра напился, от стрессу, и черту мстить побежал. Плакал, говорил, жить теперь все равно не станет. Обидчиков не знает, так бы убил. Говорил, теперь не вышло, все равно удавлюсь, жить не стану.

- Кто же это мог с ним сделать?

- А вот и думай теперя, кто мог! Участковому тоже сообщили. Велел ждать его. Сказал, должен всех опросить. Говорит так - мол, пока нет заявления от потерпевшего, следственные действия он производить не уполномочен, но опросить о происшествии все равно нужно. Чтобы никто не расходился. Так что садись вот, ждать будем.

- Когда он приедет?

- Власть надо слушать, - настойчиво повторил Федорович, - раз велено ждать, то надо ждать. И ты жди. Я ж, как есть, все скажу. И ты с дружками твоими утекать не вздумай, подтверждать будете. Я ж с ним не один там, на речке возился. И вязали из заботы, ради него же. Кто ж мог знать?

- Они мне не дружки. Второй день их знаю, здесь встретил. И по делам своим они пошли, нет их сейчас в деревне.

- Ну, это уже ваши дела, знаешь - не знаешь, да где когда кого встретил. Я за себя отвечаю, - совсем уж как-то враждебно заявил старик.

«Вот влип, - подумал Алесь, - нужны еще мне эти хлопоты идиотские. Всегда так - помогай людям, если создать себе ненужные проблемы хочешь».

К дому стали приходить еще деревенские. В основном старухи, стариков было всего несколько - немногие мужчины дожили до седин. Стояли у забора, тихо перешептывались. Некоторые заглядывали в окна, но в дом не заходили. Новость о событии разнеслась по деревне со скоростью молнии благодаря «сарафанному радио» и жене старика, которая узнала об этом первой, так как по его поручению звонила в «скорую» и участковому.

Спустя минут двадцать угрюмого молчания Федорович печально вздохнул:

- Кто ж теперь огород мне подымет? Нема с кем договариваться.

В томительном ожидании прошел еще час. Участковый не появлялся.

- Слушай дед, ты уверен, что приедет? Я время зря теряю. Я, между прочим, тут по работе, а не отдыхать приехал.

Старику и самому уже надоело ждать. Он вышел и крикнул жене через забор:

- Позвони щэ, когда приедет то? А то ждем же.

И сразу вернулся в дом тракториста, как будто боялся оставить Алеся одного, без присмотра, как будто караулил, чтобы тот не сбежал до приезда участкового. Его жена, позвонив, вернулась с известиями довольно быстро:

- Сказал, завтра приедет опрашивать, сегодня дела срочные появились. Да знаю я его дела! У племянника его, у Нюркиного сына, сегодня день рождения, за столом он там сидит, ясное дело. Когда такое было, чтоб он рюмку поднять отказался! А завтра с утра пока полечится, значит, раньше обеда не жди.

Эта информация явно не обрадовала Федоровича, поколебав его уверенность в совершенстве власти и строгой педантичности ее представителей. Похоже, беда Василия, в самом деле, касалась исключительно его самого, вызывая лишь временное праздное любопытство у соседей и ленивое равнодушие у медиков и государственных служащих.

- Все дед, я пошел, раз так, завтра твоему участковому будем показания давать, - подхватился Алесь, не скрывая своего раздражения.

Старику на это было нечего возразить.

Алесь вышел на улицу. Стоявшие у дома старухи бросали в его сторону недобрые взгляды. Дело близилось к вечеру. До заката еще можно было успеть сходить к часовне, но направляться прямиком по улице на кладбище на глазах у собравшихся старух он не решился. Это бы окончательно настроило местных против и без того подозрительного им пришлого незнакомца.

Филолог поспешил укрыться за стенами своего временного пристанища – агроусадьбы. Едва он успел рассказать Макару Андреичу о случившемся с трактористом, как с улицы ввалился уставший, печальный и немного напуганный Борис:

- Что там за мини-митинг на улице? И чего они волками смотрят? Мимо проходил, одна старуха даже в мою сторону плюнула! Хотел спросить, а после этого даже подходить к ним не стал.

Алесь сообщил ему о местной новости дня, сделав очевидный вывод:

- Ты видишь, они все нас подозревают.

- Они чего, совсем из ума повыживали! – возмутился орнитолог, - А ведь и правда, он там лежал вчера на лугу никакой, кто знает сколько? Может и всю ночь. Но мы же, мы же, когда его нашли, он еще, ну это, нетронутый, вроде, был, ну в смысле не выглядел, как будто его…

- Кто его знает. Заметил, он все о «пидарасах» твердил, и вчера и сегодня утром на речке? Вот и думай, это у него крылатое выражение на все случаи, по жизни составляет четверть от суммы всего словарного запаса или он по делу бредил?

- Во дела. Но мы то знаем, что это не мы, - словно уже усомнившись в себе и ища поддержки у Алеся, произнес орнитолог с глупой улыбкой.

- Мы то знаем. Мы вроде вместе сюда приехали и шли вместе. А вот о Петре, что мы знаем, кроме того, что он сам нам о себе рассказал? Да и ты ведь вечером отлучался в лес? Ладно, шучу, не напрягайся так, просто размышляю вслух. Судя по тому, что даже участковому, как я убедился, на это плевать, не уверен, было ли это надругательство на самом деле. Может все куда проще – водочка? Если он уже допился до того, что чертей гонял и вешался, то и такое приключение на свою задницу нафантазировать запросто мог, не сложно. И вообще, это же все со слов Федоровича, которому съехавший с катушек алкаш поплакался. А подтверждения факта изнасилования, результатов медосмотра, пока никаких нет.

- Да, пожалуй, ты прав, - согласился Борис, - но я все равно лучше завтра уеду. Птиц не нашел, похоже, зря вся затея, впустую.

Бедняга за целый день хождения по лесу ни разу не услышал характерных призывных брачных посвистов, не заметил ни одной тушки без глаз и мозга, недоеденной пресытившимся сычом, а все обнаруженные дупла были пусты и не заняты даже самими дятлами. Было, отчего впасть в уныние - не только ни одного представителя неизвестного подвида, но и ни одного сыча с обычным оперением.

- Я тоже, надеюсь, завтра уеду. В обед, или, в крайнем случае, вечерним рейсом. Почти все узнал, что мог. Не хочется здесь задерживаться ни одной лишней минуты, - сказал филолог.

- Я тебя понимаю! И слушай, там эти венки, ну могильные венки на соснах, я вчера рассказывал, их перевесили. Сегодня висят, но уже по-другому, не на тех деревьях. Не то, чтоб меня это очень напрягало, но согласись, не нормальное что-то? Кто и зачем так развлекается? Этот тракторист с утра пораньше до своей «охоты на черта» успел? Типа, «белочка» его в лес позвала? Ну не старики ж по деревьям будут с венками лазить? Дурное тут место, сваливать надо.

Вернулась Даша. Она ездила в районный центр в училище по каким-то вопросам насчет своей приостановленной учебы и за лекарствами для деда. Пока шла по улице повстречала пожилых соседок, которые рассказали ей о случившемся днем. Но для нее это не было новостью. Еще в автобусе услышала от знакомой, которая работала в районной больнице санитаркой и возвращалась домой в поселок. Девушка восприняла известия о несчастьях, постигших Василя, достаточно прохладно, без сочувствия или удивления. Также старухи высказали в некоторой степени упрек, что она принимает у себя незнакомых людей, даже не то, чтобы упрек, а скорее выразили обеспокоенность, как бы в первую очередь она сама не пострадала от чужаков, у которых неизвестно что может быть на уме. И, конечно же, сообщили, что людская молва уже назначила главными подозреваемыми в изнасиловании пьяного тракториста нынешних постояльцев ее агроусадьбы.

Постояльцы, в свою очередь, пробовали расспросить, насколько хорошо ей и Макару Андреичу знаком Петр, уже посещавший агроусадьбу ранее. Но старик с внучкой ничего необычного и подозрительного за ним не замечали. И вообще разговоры на эту тему не вызывали у Даши никакого интереса и энтузиазма. Алесю показалось, что она реагирует на эти события даже слишком невозмутимо. Возможно, сказывалась усталость от поездки в райцентр.

Петр вернулся, когда уже темнело. Он был сам не свой, сказать, что сильно раздражен – ничего не сказать, он просто рвал и метал. Обувь и одежда перемазаны грязью, лицо опухло, отчего один глаз заплыл, другой наоборот широко раскрыт и вращается, как у безумца. Даже обычно невозмутимый черный кот зашипел на него и выгнул спину дугой.

Не стесняясь в выражениях, задыхаясь от кипящего возмущения, археолог поведал о причинах такого своего состояния. Дело в том, что, придя утром к своим курганам, он не увидел их. На поле работала сельскохозяйственная техника, не иначе, тот самый Санек, которому привезли редуктор. Место, где на протяжении последних семи веков возвышались курганы, встретило Петра прямыми ровными бороздами вспаханной земли. Граница поля, ранее плавно огибавшая могильник эпохи раннего средневековья, теперь была выровнена до самой кромки леса, вплотную, так что местами даже виднелись торчащие из земли, подрезанные плугами корни крайних березок. Грунт, из которого были насыпаны курганы, равномерно разровнен по поверхности поля на сотни метров вокруг и тщательно перепахан.

От увиденного у археолога в прямом смысле подкосились ноги. То матерясь до хрипоты, то бормоча под нос безумное, он безуспешно пытался нащупать что-то в земле, шарил руками в глубоких бороздах, разминал грязь, пропуская сквозь пальцы, в тщетной попытке чудом обнаружить хоть что-нибудь из содержимого древних захоронений. Но не было ничего кроме кусочков дерна и комков сырой земли. Затем, взревев как раненный бык, Петр побежал к работающему на поле трактору, по пути споткнувшись и упав несколько раз. Механизатор, заметив странного мужика, орущего и размахивающего руками, остановился и выглянул из кабины.

- Кто? Кто это сделал? Дебилы! Мудаки! Кто? Ты? – орал Петр с красным трясущимся лицом, срывая голос, - Кто дал команду? Дебилы! Я вас всех посажу, дикари!

Тракторист едва ли понимал, о чем кричит незнакомец, но вешний вид и поведение археолога его, действительно, испугали.

Эмоции вновь захлестнули Петра, весь негатив, пылающий в его сознании, сосредоточился на скромной персоне рядового труженика села, сделав в этот миг его главным и единственным виновником разрушения памятника археологии. Ведь Петр фактически застал его на месте преступления.

Разгневанный ученый запрыгнул на подножку, попытался схватить тракториста, вытащить из кабины и избить. Но выплеснуть эмоции таким образом ему не удалось. Тракторист оттолкнул его от себя, причем так сильно, что Петр упал на спину, захлопнул дверцу и продолжил работу. Археолог, поднявшись на ноги, не сдавался, побежал вслед за трактором, пробовал то запрыгнуть на ходу на подножку, то забегал вперед под колеса, чтобы заставить остановиться. Тогда, разозленный таким его поведением, механизатор остановился, выпрыгнул из кабины, подбежал и сильно ударил Петра в лицо кулаком, отчего тот опять упал на спину, подскочив к поверженному ученому, нанес лежащему еще несколько ударов кулаком в лицо, чтобы закрепить достигнутый в противоборстве успех. При этом Петр ощутил сильный запах перегара от дыхания тракториста, разгоряченного внезапной дракой, невольно отметив про себя, что тот управляет техникой, находясь в нетрезвом состоянии.

Механизатор осознал, что бешенный мужик все равно не даст работать, а, возможно, оценив настойчивость с которой тот нарывался на драку, заподозрил что-то неладное, так как действительно имел отношение к утренней ликвидации курганов. На самом деле вначале холмики разровнял бульдозер, а он после этого только перепахал ровное место. Увидав, что злой упертый мужик опять пытается встать на ноги, он вернулся в кабину, спешно поднял свое рабочее оборудование и поехал прочь, быстро увеличивая скорость, вырулил с поля на дорогу.

Петр гнался за трактором еще с полкилометра, пока не обессилил. Минут пятнадцать отдыхал сидя на дороге. Побрел опять на то место, где еще несколько часов назад были курганы, проклиная колхозных алкоголиков. «А ведь все из-за этого урода Василя, допившегося до белых коней и водяных чертей, - думал он, - если бы не потерял утром из-за него время, если бы сразу пошел к курганам, то успел бы, не дал бы их уничтожить, остановил недоумков!». Опять пытался разглядеть, отыскать что-либо в перепаханной земле, но тщетно. Немного успокоившись, пришел к выводу, что трактористы не стали бы сносить курганы по своей инициативе, им, несомненно, дали такую команду, и они ее выполнили.

Вытер носовым платком подтек крови из разбитой губы, отряхнул грязь с одежды. Наспех приведя себя в порядок, Петр пошел на центральную усадьбу СПК выяснять, кто виноват. В конторе никого из должностных лиц, конечно же, не оказалось. Секретарша, испуганная его внешним видом, сказала, что председатель в райисполкоме на совещании и сегодня до конца рабочего дня уже не вернется. Женщина председатель местного совета депутатов, выслушав, но, так и не поняв, из-за чего же он так сильно переживает, развела руками – ничего об этом не знает, а холмики, да, припоминает, виднелись с дороги за полем, на краю леса, но что это памятник археологии, она до сегодняшнего дня даже не подозревала, хоть и прожила тут всю жизнь.

Затем Петр захотел пообщаться с участковым милиционером, была мысль, написать заявление о том, что пьяный тракторист избил его. Но кабинет был заперт, участкового не оказалось на месте, а по указанному на доске объявлений в коридоре контактному номеру мобильного телефона отозвался явно нетрезвый голос на фоне звуков шумного застолья, заявивший, что он сегодня занят до ночи на оперативно-розыскных мероприятиях, если что срочное и нужен наряд, то набирать номер дежурного районного отделения, а если просто написать заявление, то можно его написать и оставить в сельсовете, будет принято и рассмотрено в установленном порядке.

А по поводу уничтожения памятника археологии республиканского значения, включенного в официальный реестр, Петр еще там, на поле, решил, что будет обращаться в республиканскую прокуратуру.

Так, измотанный и изможденный морально и физически, убитый горем ученый вернулся к вечеру в Заболотье.

- Дашенька, неси выпить и побольше!

- Да, дядя Петр, сегодня Вам надо, - посочувствовала девушка и немедленно направилась в погреб за бутылью.

Филолог и орнитолог кратко сообщили ему о происшествии с Василем, но не стали огорчать еще и известием о том, что местные старухи записали и их и его в гомосексуалисты-насильники.

- Пусть бы они все удавились уроды, - мрачно сказал на это Петр, - Жаль, что не сдох. От этой алкашни один только вред всем.

Борис также жаждал залить свое горе выпивкой. Его неудача была не столь острой по сравнению с утратой постигшей археолога, но все равно очень огорчала его. Алесь решил поддержать коллег, но особо не увлекаться самогоном, помня вчерашний эффект от него.

А Петр себя не сдерживал, наливался по полной. Клял страну и людей, ее населяющих, персонально местного председателя и трактористов.

- На совещании он днями, все совещаются недоумки, не насовещались еще! Ничего, завтра пойду, из под земли достану, хоть тут, хоть в райцентре, мне есть ему что сказать! Я тоже человек не последний, так сказать, в самых верхах связи имею, есть, так сказать, к кому обратиться! Я так сделаю, что они все свои должности потеряют, включая районное начальство! Я им устрою!

Филолог и орнитолог сочувственно кивали, выслушивая археолога. По мере употребления лицензионного агроусадебного самогона речь его становилась все более сбивчивой и трудно различимой, но эмоции не отпускали. Как уловил Алесь из его эскапад, Петр переживал даже не столько об утрате этих памятников археологии и сорванных раскопках вообще, сколько о каких-то конкретных артефактах, которые по его расчетам должны были в этих курганах находиться. Именно эти предметы или предмет представляли для него ценность и были важны. Должно быть, он изначально не был до конца откровенен и полностью не раскрывал перед хозяевами и постояльцами агроусадьбы «У деда Макара» подлинную цель своего исследовательского интереса, впрочем, как и сам Алесь помалкивал о рукописи. Теперь же, под действием спиртного и после очевидного краха всей затеи, Петру больше не было смысла утаивать. Однако о каком именно предмете шла речь, его собутыльникам было все равно не очень понятно.

- Пряжки, гребешки, топоры, все видели, так сказать, все давно известно, керамика, браслетики… Вон даже по сельским краеведческим уголкам в школах полно этого. Не то, не то… Сам килограммы этого откопал, так сказать. Не то… Мьелльнир! Амулет Тора. Понимаете меня? Эх, ничего вы не понимаете. Я знал, знал, кто там похоронен. Скандинавы наемники. Он должен был там быть. На их предводителе, на Сигурде Рыжем, это точно. Унаследован им от деда Харальда, а тому перешел от его деда Торгеста. Должен был. Да он там и был, мать их! Подлинный артефакт тысячелетний! Это сила. В нем сила. Вечное возвращение, так сказать. И убивает, и оживляет. Поражает цель и возвращается. Это закон вселенной! Понимаете? Вечное возвращение…

Вспомнив данное себе обещание не напиваться в хлам накануне важного дня, Алесь решил покинуть на время изрядно захмелевших собутыльников, и пошел пообщаться к парализованному старику.

Макар Андреич был неподвижен на своем ложе. Экран планшета светился.

- Не спите?

- Я теперь не сплю вообще, - написал дед.

- Я вот о ****** хотел еще узнать. Он что, так сильно заболел, что был вынужден надолго остаться в Заболотьи? Был в тяжелом состоянии? А пока выздоравливал, может быть, что-то сочинял, делал наброски для своих повестей, рассказов, не замечали?

Ответ старика вновь удивил своей неожиданностью.

- Не болел он. Он возвращаться не хотел. Хотел здесь остаться. Чтобы о нем все забыли. Но здесь ему жизни бы тоже не было, - написал дед Макар.

- Не болел?

- Хотел от своей прежней жизни спрятаться, будто ее не было. Говорил, переосмыслил ее, жизнь свою. По-другому на все смотреть стал. Если и болел, то, пожалуй, душой, телом нет. Телом здоров был. Это точно.

- И когда с ним это переосмысление случилось, накануне или здесь в Заболотьи?

- Скорее всего, здесь. Возможно, при черном солнце случилось. Возможно, искал себя. Или в себе искал. А здесь застал время черного солнца, вот что-то и открылось ему о себе.

- Да, удивили вы меня. В официальных источниках и исследованиях о таком моменте в его биографии никаких упоминаний и даже намеков нет. И не сказать, чтобы в творчестве это нашло отражение или заметно было. Я вам, конечно, верю, но удивляюсь… Должно быть, это глубоко личный момент такой у него был.

- Что помню, то и рассказываю. Давно ведь уже было. Насчет, писал ли он что здесь, не буду выдумывать. Не замечал. Разговоры эти его помню, а чтобы писал, отрицать категорически не стану, но и утверждать не могу, сам такого не видел.

- А почему, говорите, жизни бы ему здесь тоже не было?

- А ее нигде никому нет.

- Да, пожалуй, вы правы, - согласился Алесь.

- И от себя не спрячешься.

- И с этим не поспорю.

Дед Макар больше ничего интересного не сообщил о писателе, а продолжал свою абстрактную мрачную философию. Алесь поблагодарил его за рассказ и вернулся к компании.

Даша, по обыкновению выпив одну рюмку, не стала долго задерживаться за столом с захмелевшими гостями, и удалилась к себе наверх. Алесю даже подумалось, потому, что он, выпивший, бросал на девушку не очень скромные взгляды, и она, заметив это, поспешила покинуть компанию нетрезвых мужчин. Однако перед уходом, ей невольно удалось морально поддержать и обнадежить орнитолога. В минуту, когда страдающий Петр, уже начавший всем надоедать своей болтовней, стал менее многословен, Борис высказался о своих неудачах в поисках птиц. Даша призадумалась, что-то вспоминая и сопоставляя информацию, и воскликнула:

- У нас здесь в прошлом году прилетала маленькая сова во двор прямо! Я ее даже с руки кормила. Вот и фото есть, - сходила за планшетом, и после недолгих поисков продемонстрировала.

- Ого! Это он самый! Сыч! – обрадовался Борис, подскочив на табуретке, - А вот чтоб сзади и чуть сбоку, нет такого фото? Мне бы перья рассмотреть.

- Нету, только это.

- Можешь увеличить? Вот это место крупнее. Еще, еще крупнее! А блин, все равно не понять. Но главное, они здесь все-таки, водятся!

- Совки эти? Да, в лесу полно, - пожала плечами девушка, не понимая, что в этом может быть такого удивительного.

Но для Бориса это все меняло. После ее слов, да еще подкрепленных фотоснимком, в нем зародилась даже не надежда, а твердая уверенность на успех. В эту минуту он решил не сдаваться, не опускать руки, повременить с отъездом и продолжить поиски. Поэтому дальнейшие тосты он уже поднимал, так сказать, не «за упокой», а «за здравие».

Выделенная постояльцам на ужин бутыль немалой вместимости была опустошена. Если вчера Петру помогали дойти до кровати, то сегодня им пришлось тащить волоком буквально «отключившегося» археолога. Да и сами по комнатам расходились, покачиваясь, придерживаясь за стены.

Засыпая, нетрезвый Алесь опять стал думать о хозяйке агроусадьбы, как об объекте сексуального влечения. Это отнюдь не было влюбленностью, а именно, как о молодой здоровой самке и только. Вечером незадолго до ужина в узком проходе между комнат он столкнулся с Дашей, пытаясь разминуться, как это обычно случается, оба делали шаг в одну сторону. Теперь Алесю казалось, что девушка при этом как-то по особенному, доверительно и откровенно, взглянула ему в глаза, недвусмысленно дав понять, что желает его как мужчину и ждет от него решительных и активных действий. Он уже не сомневался, что если бы самогон не разморил его так сильно, то обязательно поднялся бы к ней наверх и был уверен, что не прогнала бы. Но проблема заключалась в том, что даже приподняться в постели он попробовал - и не смог, настолько, оказывается, опьянел. Под впечатлением подумалось бредовое: «Может быть, дед Макар на самом деле не парализован, а она постоянно поит его этим странным самогоном, вот он лежит бревном неподвижно».

Затем его пьяные мысли приняли совсем уж странное направление. «Почему бы и не женится на ней? – думал он, - А что, вот нашел рукопись и забрал бы заодно с собой и ее, привез в столицу молодую жену провинциалку, не испорченную и не разбалованную жизнью в большом городе, а здесь ей что, какие перспективы, никаких. Эта хибара - бизнес? Объект агротуризма без туристов. Смешно. Скоро рухнет, как уже половина других хат здесь. А что если не найду завтра рукопись в часовне? Можно тогда женится на ней, и самому остаться здесь, тогда буду в глазах местных уже своим, никто не будет следить подозрительно за каждым шагом, и можно продолжать спокойно поиски. Да, точно, это вариант на крайний случай, остаться, жениться и продолжать искать, если не найду, пока не найду, искать рукопись… Да ну, найду! Найду завтра же, найду и уеду». С такими планами на будущее Алесь забылся пьяным сном.

Борису грезились сычи. Он шел по лесу, птицы игриво выглядывали из-за стволов деревьев и подмигивали ему своими большими круглыми глазами поочередно, совсем по человечески, то левым то правым. И чем дальше он шел, тем больше их становилось, уже по несколько сычей выглядывали из-за каждого дерева, а под клювами у них проступали сквозь перья очертания вполне человеческих ртов, расплывающихся в доброжелательных улыбках.

Исследователи засыпали с надеждой завтра распрощаться с деревней Заболотье, так или иначе, завершив свои миссии. Не спалось лишь Петру, который скрежетал зубами, вновь и вновь переживая события сегодняшнего дня.

 

Черное солнце.

 

Утром Петр поднялся раньше всех. Скорее всего, он вообще так и не смог уснуть. Пьянка нисколько не помогла. Наоборот, к душевному расстройству от вчерашнего происшествия добавилось еще и жестокое похмелье.

У двери он застал кота, пристраивающегося нагадить в обувь. Животное, присев на задних лапах, вытянув хвост вверх, втягивая бока, тужилось изо всех сил, стараясь сходить по большому как раз в его ботинок. В последнее мгновение археолог успел сшибить мохнатого негодяя ударом ноги, и кот со злобными воплями полетел в угол веранды.

«Уроды здесь все, и звери и люди, уроды» - обувшись, подумал Петр, встал, распахнул пинком дверь и с налившимися кровью глазами, тяжело дыша, зашагал прочь.

Он направился в поселок напрямую через лес.

Сон Алеся был ровным и глубоким. Однако после пробуждения его охватила нервная лихорадка. Даже дрожали руки, и это не было следствием употребления спиртного, хотя голова болела сильно. Все мысли были о рукописи, когда он думал о чем-либо другом, мысли путались и становились полным бредом. Он встал рано, чтобы придти на кладбище никем не замеченным. Стараясь покидать дом тихо, у двери остановился. Взявшись за дверную ручку, филолог понял, что если удача ему улыбнется и рукопись окажется в этих трясущихся руках, то он тут же покинет деревню, даже не станет возвращаться, чтобы попрощаться с хозяевами агроусадьбы.

Он вернулся, взял свою сумку. Немного помешкав, решил все же подойти к деду Макару, ведь тот уверял, что не спит никогда, сказать хотя бы пару слов, поблагодарить за помощь.

Но открывшаяся его глазам картина вполне могла быть плодом воображения, игрой помутненного сознания. На груди у парализованного старика сидел черный кот и мочился. Возникший поначалу зыбкий и слабый порыв прогнать гнусное животное, как-то сам собой исчез. Взамен ему на ум пришла неожиданно странная иррациональная догадка-объяснение: «Это ритуал и я не должен вмешиваться». Алесь неподвижно, зачарованный наблюдал. Кот же, замерший, как статуя, мочился неестественно долго и обильно. Рубашка деда Макара вся намокла, и с нее уже капало на пол. Наконец, когда немыслимое по длительности мочеиспускание прекратилось, кот медленно повернул голову деревянным движением манекена, став как будто чучелом с головой на шарнире. Уставился стеклянными глазами на филолога и, кукольно открывая рот, промолвил голосом тракториста Василя:

- Миром правит хаос.

Алесь вздрогнул, словно стряхнул наваждение. Не хотелось даже соображать, привиделось ему эта сцена или все было наяву. Он отвернулся, торопливо покинул агроусадьбу и быстро зашагал на кладбище.

Границы кладбища были отмечены фрагментами ограды. Большинство захоронений давно заброшены, заросли деревьями. Часовню в центре небольшого кладбища отыскать не составляло труда. Он была заметна отовсюду. Как и предупреждал дед Макар, стены ветхой постройки подпирали жерди и бревна, сами уже почерневшие от времени и покрытые мхом.

 

Солнце поднимается выше. Время замедляет свой ход. Тени от сосен и могильных крестов становятся словно объемными. «Может быть, это и есть восход того черного солнца?» - думает Алесь. Дверь в часовню подперта колышком. Кажется, если ее отворить, то строение потеряет устойчивость и стены сложится на бок. Но нужно рисковать, это неизбежно. Он входит в часовню. Маленькие окна под потолком почти не пропускают свет. Приходиться воспользоваться фонариком. Помещение, в самом деле, совсем не велико и практически пустое. Алесь начинает суетливо осматриваться, стараясь определить место, где может быть спрятана рукопись. Поднимает хлам в углу, отодвигает прислоненную доску у стены. Ничего не находит. Неудивительно, это было бы слишком просто. Рукопись не может быть спрятана вот так на виду. Решает, что нужно успокоиться, взять себя в руки, и не спеша, методично обследовать все. Рукопись либо здесь, либо ее нет нигде.

 

Борис, поднявшийся утром, в отличие от других постояльцев агроусадьбы, в приподнятом настроении и без головной боли, пообщавшись с дедом Макаром и его внучкой, позавтракав, устремляется в лес. Не важно, что солнце светит ярко, а сычи предпочитают сумерки и пасмурную погоду, он верит в успех и надеется на удачу. Ставшая привычной тропа приводит его на знакомую опушку.

Солнце уже высоко. Время замедляет свой ход. Тени от деревьев становятся словно объемными. «Может быть, это и есть восход того черного солнца?» - думает Борис. Могильные венки на соснах уже не смущают его так, как в предыдущие дни. Орнитолог замечает, что сегодня они вновь развешены иначе, чем вчера, но не беспорядочно, а по прямым линиям, образующим четко различимую форму стрелки. Он понимает, что это знак. Поддавшись порыву, он устремляется в глубь леса в указанном этой импровизированной стрелкой направлении.

 

Петр, полный мрачной решимости, выйдя огородами за деревню, не разбирая дороги, шагает по лесу. В сознании циклично сменяют друг друга картины: распаханное поле, тупое лицо пьяного тракториста и ненавистный собирательный образ еще незнакомого колхозного начальника, с которым он твердо намерен пообщаться.

Вдруг его глаза замечают предмет, резко контрастирующий с окружающим лесным пейзажем. При других обстоятельствах он бы не заинтересовался мусором, брошенным кем-то несознательным в лесу. Но это зеленеет тот самый пластиковый пакет, который был в руках у Даши позавчера. Петр хорошо запомнил его и теперь сразу узнал. И проступающий в пакете контур продолговатого предмета. Получается, девушка, отлучившись тогда, принесла его сюда и выбросила.

Любопытство, заставив на минуту забыть о разрушенных курганах, влечет его к пакету. Петр поднимает пакет, осторожно разворачивает, заглядывает внутрь. Содержимое столь необычно и неожиданно, что сознание археолога не сразу принимает то, что видят глаза.

В пакете находится огромного размера искусственный фаллос со следами запекшейся крови.

Петр брезгливо отбрасывает от себя находку, восклицает: «Уроды! Уроды!» и устремляется прочь почти бегом из леса.

Выбившись из сил у самой цели, он не бежит, а бредет по центральной улице поселка. Солнце уже высоко, но улица совершенно безлюдна. Время замедляет свой ход. Тени от заборов, зданий и столбов электролинии становятся словно объемными. «Может быть, это и есть восход того черного солнца?» - думает Петр. Он входит в здание конторы, понимается на второй этаж, сразу направляется в уже знакомый кабинет председателя. В приемной секретарша при его появлении испуганно встает, держа в руке телефонную трубку. Петр понимает, что по телефону сейчас говорят именно о нем, что она как раз докладывала шефу о его вчерашнем визите и испуганно умолкла, потому что никак не ожидала увидеть его на пороге опять в этот неподходящий момент. Археолог приободряется, поняв, что фактор неожиданности играет на его стороне.

- Председатель на месте? – не здороваясь, спрашивает он.

- Его нет сейчас, Сергей Петрович на планерке в райисполкоме.

- Не лги мне, сука! – гневно восклицает Петр и рывком распахивает дверь кабинета.

Председатель в кабинете.

- В чем дело? Кто вы такой?

- Я здесь по заданию Академии наук! И что я вижу? Варварски уничтожен памятник археологии республиканского значения! Вы что совсем не соображаете, что творите?

- О чем вы говорите, какой памятник?

- Памятник археологии, захоронение тринадцатого века!

- Так, уважаемый, во-первых, я вас знать не знаю, и вашего академического задания тоже, со мной никто не согласовывал. Какой такой памятник? У нас памятники солдатам времен войны есть, других я не знаю тут памятников.

Петр видит по глазам председателя, что тот изворотливо лжет. Он прекрасно понимает, о чем идет разговор. Председатель на деле выглядит еще отвратительнее и ненавистнее, чем представлялось ему накануне. Пухлое лицо, прищуренные бегающие поросячьи глазки.

- Я говорю о курганах! На границе поля и леса. Которые вчера были уничтожены! Кто дал команду это делать?

- Значит так, вы мне тут не кричите! Где вы там какие памятники откопали я не знаю и, честно говоря, знать не хочу. У меня другие заботы и задачи, и без вас хлопот полно. У меня есть поручение, приказал лично председатель райисполкома – привести до конца месяца в порядок все пахотные земли. И непросто так, а потому что сам президент, - многозначительно кивает на портрет на стене, - еще в прошлом году во время вертолетного облета заметил и высказал крайнее недовольство, что в районе, и именно в нашем хозяйстве, все поля неровной формы. Надо стремиться, чтобы были прямоугольные, как у всех других. А что вы мне тут приходите, врываетесь на эмоциях… Это не мои вопросы и не ко мне. Я ситуацию обрисовал. Если чем-то недовольны, обращайтесь в район. Все, не задерживаю.

- В район? Не твои вопросы? – вскипает от ярости Петр, - Да ты совсем дебил, что ли, не понимаешь что делаешь? Приказал! Председатель! Президент! Тебе вешаться прикажут, кинешься исполнять? Так можешь расслабиться - очень скоро и ты и твой председатель от своих хлопотных должностей отдохнете, и многие в этом вашем районе тоже, это я гарантирую! Я это так не оставлю!

- Так, слышишь, ученый, если по простому, то, как мужик мужику - да мне посрать на твои угрозы! – в свою очередь закипает руководитель хозяйства, - Всяких я уже тут видал с угрозами! Тебе понятно сказано – прямое указание президента по наведению порядка на земле. Есть какие-то вопросы – в райисполком! Я непонятно объясняю – там объяснят. Все!

- Да мне нахер не надо твои объяснения! Объяснения будешь со своим райисполкомом прокуратуре давать. Я только на тебя недоумка посмотреть пришел, кто же ты есть из себя такой тупой урод!

- Пошел вон отсюда!

- Пойдешь ты сам!

Петр весь красный выходит из конторы. Достигнутая цель - выругаться на председателя, не принесла облегчения, а наоборот всколыхнула негативные эмоции еще больше. В нем все бурлит от злости, но в глубине рассудка появляется холодное осознание – обращение в прокуратуру повлечет для виновных лишь формальные наказания, какого-то клерка в райисполкоме назначат крайним, возможно, снимут с работы, кого-то символически оштрафуют, но не более того. Случившееся уже ничем не исправишь.

На улице справа от входа стоит конь, запряженный в телегу. В телеге куча навоза. В навоз воткнуты вилы. Археолог хватает вилы и бросается обратно в контору, рыча:

- Уроды!

Врывается в кабинет. За спиной в приемной истошно визжит секретарша. Председатель, вскочив с кресла, пытается увернуться, но тщетно. Петр втыкает грязные вилы в его толстый живот. Белая рубашка окрашивается посередине красной полосой почти идеально ровной прямоугольной формы, что неожиданно придает ей поразительное сходство с ненавистным властям флагом. Председатель начинает визжать, заглушая секретаршу. Петр разбивает ногой окно, выпрыгивает на улицу. При неловком приземлении падает. Поднимается. Прихрамывая, бежит прочь из поселка в лес.

 

Борис ликует. Он обнаружил в лесу свежий труп белки без глаз и с расклеванным черепом. Верный признак того, что сычи уже близко. Символическая стрелка правильно указала направление.

Орнитологу приятно думать, что белка послужила не просто добычей для хищной птицы, а была побеждена в борьбе за дупло.

Еще несколько десятков шагов и его слух улавливает свист. Тот самый характерный брачный свист сыча. Борис идет на звук. Вот и силуэт птицы мелькнул среди деревьев! Перелетела на другое место, чуть дальше. Снова раздается свист. Он готовит объектив, начинает осторожно подкрадываться, чтобы не спугнуть. Под ногой предательски хрустит сухая ветка. Сыч перелетает на другое дерево.

Борис, дрожа от волнения, продолжает подкрадываться. Все ближе и ближе. Вот уже птица в прямой видимости. Хорошо освещена солнцем. Он пытается ее сфотографировать. Но ракурс не тот. Точно, как на том фото у Даши - не видно окраски оперения. Необходимо, чтобы птица хоть немного повернулась, но она сидит неподвижно, значит, нужно самому переместиться в сторону, но сделать это осторожно, чтобы опять не вспугнуть.

Справа заболоченная полянка. Оглядевшись, Борис ставит ногу на кочку, это даст возможность сместиться в сторону. Опора зыбкая, но держит ногу. Орнитолог плавно переносит на нее вес тела. Вот и сыч на ветке сам начинает поворачиваться, подставляя для обозрения свой бок. Так и есть! Птица имеет на перьях хорошо различимый рисунок, тот самый, что на старинном шляхетском гербе. Борис был прав, новый подвид!

Внезапно с дерева напротив по касательному направлению к нему молнией срывается тень. Это еще один сыч! Возможно, самка, привлеченная пением самца. Борис получает хлесткий удар крыльями по лицу, перьями прямо по глазам. От неожиданности он вскрикивает, теряет равновесие и падает на сырую почву, выронив фотоаппарат.

Досадные мысли о том, что птицы упорхнули, объектив испачкан, а одежда намокла в лужице, через мгновение сменяются паникой – это не мелкая лужица на полянке, а настоящее болото. Бориса затягивает все глубже. Он с трудом ворочается, выдергивает руки из вязкой грязи, хватается за стебли травы, пытаясь подобраться к твердому берегу, от которого отделяют всего каких-то полтора шага, но погружается все больше и больше в трясину.

 

От шагов Алеся трещат и скрипят не только половицы, но бревна в стенах часовни. Пыль искрится в лучах света, проникающих снаружи сквозь щели. Филолог уже загнал занозы в обе руки. Отламывает доску от пола. Доска поддается легко, но издает сильный треск. В воздух взмывает еще больше вековой пыли. Алесь чихает. Нервно припадает глазами к щелям в стене, глядит, не идет ли кто из деревни, услыхав шум. Но все спокойно, в деревне, кажется, жизни не больше, чем на этом кладбище.

«Нет, все не так! Я ищу не в тех местах! Рукопись не может быть спрятана там, где я ищу!» - думает он. Алесь выходит из часовни и принимается осматривать ее снаружи со всех сторон. Внимательно обследует камни фундамента, стены, свесы кровли. Но не находит ничего похожего на тайник или место куда можно было спрятать рукопись. Возвращается внутрь часовни и продолжает поиски.

«***** едва ли делал для рукописи тайник или специально выбирал место, он положил ее в первое попавшееся подходящее место, - размышляет одержимый поисками филолог, - Нужно просто посмотреть на эту часовню его глазами и понять, как бы сам поступил на его месте». Алесь начинает припоминать какие-то поступки героев произведений писателя, пытается анализировать ход его повествований при описании каких-либо мест, помещений, о чем упоминалось в первую очередь, на чем прозаик обычно акцентировал внимание, какие предметы описывал более детально. Но усиленная работа мысли не дает никаких подсказок. Он понимает, что осматривает некоторые углы и места в часовне уже во второй и в третий раз.

В поисках незаметно проходит почти весь день. Солнце уже скрывается за верхушками деревьев. Алесь готов признать поражение.

- Я ищу то, чего нет! Какой-то бред! – с досадой произносит он вслух, глядя на темнеющее под потолком окно, и в этот миг замечает рукопись.

Как же он не сообразил раньше! Ведь она практически на виду. В двойной оконной раме между створок лежит свернутая в трубку толстая тетрадь. Что же это, как не рукопись!

Привстав на носки, он отмыкает ржавый шпингалет, открывает ссохшуюся раму и хватает тетрадь, всю в паутине.

От волнения учащенно бьется сердце, руки дрожат. Смахнув пыль и грязь с обложки, филолог открывает тетрадь и сразу же узнает почерк классика. Да, это его рукопись! Нет никаких сомнений!

В наступающих сумерках еще можно читать. За долгие годы чернила не выцвели, и бумага сохранилась хорошо, несмотря на холод и сырость.

Алесь пробегает глазами первую страницу. Выражение его лица резко меняется. Быстро переворачивает следующий лист, следующий, еще один. Уже практически не читая, едва взглянув, еще несколько листов, находит последнюю страницу. Его лицо становится словно окаменевшим. Открывает еще пару страниц наугад. Аккуратным ровным почерком прозаика на всех сорока трех страницах тетради написана лишь одна единственная повторяющаяся фраза: «Работа без отдыха делает Алеся унылым мальчиком».

Проходит около двух часов. Все это время Алесь устало сидит на полу часовни, глядя с безразличием перед собой в пустоту. Наконец, встряхнувшись, он находит на ощупь лежащую передним тетрадь, достает спички. Зажигает. Подносит зажженную спичку к лицу, внимательно смотрит на разгорающийся огонек. Вырывает из тетради первый лист, комкает, и поджигает спичкой. Затем отрывает остальные листы, один за другим, поочередно, поджигает, разбрасывает горящую бумагу вокруг себя. Часовня наполняется светом.

Одним из листов поджигает хлам в углу. Помещение наполняется дымом. Его начинает вытягивать в щели в потолке. Открытая дверь обеспечивает приток воздуха. Огонь лижет стену, занимается дверной проем. Становится очень жарко. Алесь продолжает неподвижно сидеть на полу. На противоположной стене, еще не охваченной огнем, скачут замысловатые мерцающие тени от его силуэта. «Это и есть восход того черного солнца» - понимает он.

 

В агроусадбье «У деда Макара» неподвижно лежавший человек, отодвинув в сторону рукой портативный компьютер с сенсорным экраном, без усилий садится на кровати, спускает ноги на пол, встает, подходит к окну. Видит полыхающий в ночи пожар. Часовня на кладбище вся объята огнем. Красные отблески пожара играют на морщинистом лице старика. Он удовлетворенно улыбается. Пришла пора возвращаться. Не зажигая в доме свет, он твердой походкой выходит наружу, оставив за собой открытой настежь дверь и, ни разу не обернувшись, уходит прочь. Исчезает в ночи.

На пороге появляется черный кот. Выглядывая из двери, но, не выходя на крыльцо, протяжно мяукает уходящему вслед. Недолго смотрит в темноту ночи, возвращается в темный дом.

 

Возвращение.

 

Рано утром следующего дня Алесь, пропахший дымом и перемазанный копотью, вышел из леса на шум машин к большому шоссе. Там он обнаружил сидящего в придорожной канаве Петра. Тот был печален, угрюм и у него дрожали руки. Появление филолога не вызвало у археолога никаких видимых эмоций, только заметил:

- Умыться тебе надо.

Ученые побрели по обочине. Голосовать даже не думали, все равно никто не подобрал бы таких помятых, грязных и небритых странных мужчин, вышедших из леса.

Пройдя около километра, они заметили автобусную остановку, а напротив нее небольшую стоянку и придорожное кафе.

- Пожрать бы надо, - сказал Алесь, - и умыться.

Петр молча согласился. Он не помнил, что сам недавно говорил об этом.

Кафе уже открылось в столь ранний час, но посетителей не было. Выдав себя за незадачливых туристов, они наспех привели себя в порядок в туалете и заказали по тарелке борща. Другой еды, за исключением крекеров и шоколадок, в заведении сегодня не подавали. Из напитков в наличии присутствовали кока-кола, водка, минералка и березовый сок. Также узнали, что через час проследует проходящий автобус из далекого областного центра, на котором можно доехать до столицы.

По телевизору передавали утренние новости. Показывали сюжет о побеге и поимке психически больного, того самого, который подходил к Алесю на перроне. Похоже, это было главной новостью дня в масштабах всей страны. Филологу почему-то стало обидно за психа, что того поймали и вернули в лечебницу.

В кафе появились еще посетители. Вошли четверо в служебных куртках с ярко-оранжевыми плечами и световозвращающими полосами на рукавах, видимо сотрудники дорожного предприятия. Тоже заказали борщ. Алесь услышал их разговор.

- А скажите, граф, в NNвичах вы посещали и все подъезды в радиоактивной зоне? Это же полрайона, день объезжать.

- Нет, не все, выборочно. Смысла нет. Там же ничего, деревни выселенные, полей нет, все лесом зарастает. Два аварийных моста посмотрели – убедиться, что хуже не стало, что еще не упали, и все.

- Здесь у нас есть тоже пустые деревни, полно и без радиации. Вот тут рядом, например, Заболотье, не выселяли, но там уже лет пятнадцать никого, померли все, и зимой подъезд не чистим тоже, смысла нет. Весной если только к Радунице, какие родственники на кладбище приедут, да и то, вряд ли, ну может еще охотники, грибники, а так там заброшено все, как-то заезжали поглядеть, уже и хаты сложились. Деревня мертвая, а подъезд тупиковый.

Петр тоже услышал это. Отнесся с равнодушием. Он был мрачно сосредоточен на чем-то своем.

Не успели доесть борщ, как на пороге кафе появился Борис. Птицелов был весь в грязи с головы до ног. Увидев знакомые лица, он слегка приободрился.

- Что со мной было! Думал, все, кранты, в болото попал!

- Заметно, - безразлично отреагировал Алесь.

Умывшись и кое-как почистив одежду, орнитолог присоединился за столом к компании исследователей-неудачников.

- Зря я сюда приезжал, - заявил он с усталым грустным вздохом.

- И я зря, - отозвался эхом Петр голосом, лишенным эмоций.

- Вы правы, зря, - согласился Алесь.

Вскоре прибыл автобус.

За все время дороги до столицы они больше не произнесли ни слова. По прибытии на столичный автовокзал, на прощание, стараясь не смотреть друг другу в глаза, молча кивнув, разошлись в разные стороны, чтобы никогда больше не встретиться.

 

Добравшись до своей квартиры, Алесь упал на диван, много часов лежал, глядя в потолок и чувствуя себя полностью морально опустошенным. Затем впал в сонное забытье и находился в таком состоянии больше суток. Проснулся, даже точнее сказать очнулся рано утром. Первые лучи солнца создавали в комнате странную игру света. Он совершенно не ощущал времени. Тени от мебели и предметов стали словно объемными.

Без всякого удивления, но с чувством тоскливого уныния, филолог заметил, что в комнате присутствует кто-то еще. На фоне освещенного окна какой-то неясный силуэт, по-видимому, женский. Фигура слегка шевелилась, иногда казалась полупрозрачной. Алесь решил – пусть это будет фея. Это слово почему-то примиряло его сознание с фактом необъяснимого появления и присутствия кого-то еще в его доме.

«Фея» сказала ему:

- От себя не спрячешься, не убежишь. Вечное возвращение – закон Вселенной. Но ты еще можешь вернуться назад и попробовать все исправить.

Но Алесю совершенно не хотелось ничего делать и ничего исправлять, и не хотелось ни о чем думать. Он зажмурился. Перед глазами замелькали картины, так быстро сменяя одна другую, что филолог даже не успевал удивляться увиденному: вот он поджигает изнутри часовню, вот белеет в сумерках задница лежащего без чувств тракториста, с которого он только что одним рывком содрал штаны и трусы, вот он душит подушкой парализованного деда Макара, с мыслью, что избавляет его внучку от тягостных напрасных забот о неизлечимом больном, вот он топит в болоте протягивающего руки за помощью орнитолога Бориса, наступив ему на лоб ногой, вот он с порога кабинета метко бросает ржавые вилы в живот председателя колхоза, пригвождая его к креслу, вот он подвешивает на веревке голое тело Даши вниз головой на сосне в лесу, развесив вокруг по деревьям кладбищенские венки.

Алесь вздрогнул, словно стряхнул наваждение. Открыл глаза. Никакой «феи» в комнате больше не было. Но даже не хотелось соображать, привиделись ему эти сцены или все было наяву. Он вскочил с дивана, и поспешил прочь из дома, не закрыв за собой входную дверь.

 

Алесь покинул квартиру без осознанной цели, но после недолгих блужданий по окрестностям ноги сами принесли его на железнодорожную платформу. Там он увидел одинокого человека, ожидающего пригородную электричку. Тихонько приблизился со спины и обратился к нему с вопросом:

- Мужчина, вы не знаете, что такое парурай ума?

Стоявший в задумчивости незнакомец вздрогнул от неожиданного вопроса:

- Что, простите?

 

22.03 - 30.04.2015