Рассказ основан на реальных событиях той страшной войны. Не о подполье

и партизанской борьбе, не о боевых действиях и зверствах оккупантов. Рассказ о том, как война перекорёжила людские судьбы.

Это история моей крёстной Марии.

 

Оксана металась по тёмной сырой землянке в ожидании решения любимого человека. Ещё раз, прокрутив в уме всю историю, понимала, вернись тот миг назад, - и она бы снова совершила поступок, который не должна была совершать. Муж примет правильное решение, хотя ему тоже нелегко. Она встретит свою судьбу стойко: просто надо отрешиться от всего, как будто это происходит не с ней. Будь проклята война. Будь проклята… На лежанке заворочалась Марийка, закряхтела, потом подала голос. Пора кормить малютку. Оксана бережно взяла дочь на руки, приложила к груди. И такая волна нежности накрыла её. Она зашептала: «Маленькая, прости, я не оправдала доверия, но так тебя люблю, так люблю. Не могла я иначе». А малышка причмокивала и улыбалась безмятежно.

 

Командир Красной армии Иван Соболев и студентка третьего курса филфака МГУ Оксана Руденко познакомились в феврале тысяча девятьсот сорок первого года. В воинскую часть, что располагалась в Клину, приехали студенты с концертом художественной самодеятельности. Оксана пела низким красивым голосом украинские песни, а Иван глаз от неё отвести не мог. Весь зал затих. Солдаты и офицеры замерли, слушая пение красавицы-студентки, - в этот самый момент Иван для себя решил: эта девушка должна стать его женой.

После концерта к нему подошёл комдив:

- Что, Иван Соболев, вижу, вы глазами буквально съели девушку. Хотите, посватаю? – Иван зарделся как барышня. Никогда с ним такого не было. – А ещё говорят, что любви с первого взгляда не бывает. Посмотрели бы скептики на твоё лицо.

Слово своё комдив сдержал. За кулисами подошёл к Оксане и, улыбаясь, проговорил:

- Купец у меня есть. Смел, красив, умён. На гитаре играет. И солдаты его любят. В общем, сватом я к тебе, дочка, пришёл.

«О ком это он? – лихорадочно заметались мысли Оксаны. – Неужели о том голубоглазом, на первом ряду сидел? Недаром мне показалось, что искра меж нами блеснула. Не думала, что такое в жизни бывает», а вслух, робея, произнесла:

- Мы же даже не знакомы.

- Это уж совсем не проблема, - улыбнулся комдив.

В тот вечер долго они гуляли по заснеженным февральским улицам. И говорили, говорили… И не могли наговориться. Тогда и порешили: через три месяца у Ивана отпуск, он заберёт девушку в родной Ленинград.

Три месяца тянулись невообразимо долго, каждый день влюблённые писали друг другу письма, считая дни до встречи. А в начале июня Иван приехал в Москву, Оксана уже сдала сессию досрочно, и они отправились знакомиться с семьей Соболевых в Ленинград, чтобы там и расписаться. Оксане казалось: столько счастья вместить в себя невозможно. Молодожёны бродили по улицам удивительного города, любовались его пронзительной красотой, белой ночью наблюдали, как разводят мосты на Неве. Ничто не омрачало медовый месяц. Город жил своей обычной жизнью, наслаждался летним теплом, не зная, через какие испытания в скором времени предстоит ему пройти.

Двадцать первого июня молодая чета Соболевых села в поезд, чтобы посетить родителей Оксаны в Чернигове. С каждым днём любовь разгоралась сильнее, и девушка уже не представляла, как раньше жила без Ивана. А Иван не мог наглядеться на свою красавицу-жену.

- Они жили долго и счастливо и умерли в один день, – смеялась Оксана. – Это про нас. Как батьки-то мои обрадуются! Вот им сюрприз!

Наутро поезд остановился на каком-то полустанке в Черниговской области, и сначала никто не понимал, в чём дело. А потом пополз тревожный шепоток: война. Машинист поезда объявил: состав доедет до Чернигова, а там перецепят паровоз, и поезд отправится обратно в Ленинград. Люди никак не могли поверить в реальность происходящего, и паники не было. Никто ещё толком не представлял, что таится за страшным словом: война.

- Оксанка, милая! Ты поезжай к родителям, а мне надо в часть возвращаться, – Иван взял инициативу в свои руки. – Только напиши адрес моим в Ленинград. Я тебя после войны найду и заберу.

- Ваня, я с тобой! – Оксана не отпускала руку мужа. – Я же могу и медсестрой, и переводчицей.

- Не выдумывай, родная. Война скоро кончится. Вот разобьём фашистов и снова будем вместе, – состав дёрнулся, Иван поцеловал жену и спрыгнул с подножки вагона.

Эти страшные птицы с крестом на крыльях появились в небе неожиданно. Оксана не сразу поняла, почему остановился поезд, а люди стали выпрыгивать из вагона. Под свист разрывающихся бомб из оцепенения молодую женщину вывела проводница, потащившая её за собой. Через поле вместе с другими пассажирами девушка побежала к леску. Когда оглянулась, ей стало трудно дышать – от поезда остался только искореженный металл, а поле, черневшее свежими воронками, было усеяно телами. Стая страшных птиц, сделав своё чёрное дело, улетела. После жуткого грохота воцарилась тишина, нарушаемая лишь птичьим гомоном. Трудно было поверить, что минуту назад здесь было страшное, не поддающееся никаким словам действо.

Люди, повозки, машины гигантской гусеницей тянулись на восток. Оксана старалась идти в этой веренице, уже плохо понимая, куда движется колонна. У неё кружилась голова, бросало то в жар, то в холод. Она добрела до небольшого городка, еле держась на ногах. Постучала в какой-то дом.

- Хозяюшка, не дадите воды, совсем в горле пересохло, - Оксана была бледна, её трясло.

- Что-то ты, девонька, неважно выглядишь. Проходь-ка в дом, - хозяйка потрогала лоб девушки. – Пожалуй, хворая ты, дивчина, горишь вся. Куда путь держишь?

- К родителям, в Чернигов, - Оксана еле ворочала языком.

- Э, не… Не отпущу я тебя никуда, сначала подлечись. Я всяки-разны травы ведаю, быстро на ноги-то поставлю. Потом и пойдёшь. Зови меня тётей Анной. А тебя как кличут?

- Оксана, - только и успела прошептать девушка и начала оседать на пол. Тётя Анна подхватила её, уложила на кровать.

Девушка металась в беспамятстве, когда городок заняли немцы. А, очнувшись, поняла: к родителям ей не добраться. Так и осталась у тёти Анны.

Жители городка, немного оправившись от шока, стали создавать подполье. И хотя профессионалов среди них не было, огромное желание громить врага не давало сидеть сложа руки.

- Оксана, ты ж немецкий разумеешь? – спросил у жилички муж тёти Анны.

- Да, я в университете изучала. Даже переводчицей иногда подрабатывала.

- Тильки никто об этом знати не должон. Не боятеся помогти?

- Я сделаю все, чтобы хоть как-то приблизить победу. Я ведь комсомолка, дядя Гриша, у меня муж командир Красной армии, коммунист. Даже хотела к партизанам уйти. Вы только скажите, что я должна делать, - воодушевилась Оксана, вслушиваясь в этот, уже немного подзабытый говор из смеси украинского с русским.

- Тогда слухай сюда, дочка. Я бути у цей фашистской зграи полицаем, думати, разумеешь, это тильки чтобы менше подозриння викликати и бути в курси, шо тама у немчуры бувати. А тибя улаштаю в офицерскую идальню официанткой робить – слухай, о чём немчура балакает, а потом Анне переказати. Будешь нам дочкой, щоб в неметчину не угнали. Да и фрицы, мож, остерегтися тибя лапать, уж больно ты гарна дивчина.

- Вы с тётей Анной мне и впрямь как вторые родители. Даже и не знаю, что бы со мной было без вас.

- Вот и дюже. Ми звязки с партизанами наладим, щоб бити фашистскую гадину. Эти твари недалёко от нас целое село спалити, людины бачили. Там евреев ховати. А ми будемо мстити, наближати победу над звиром фашистским.

Оксана прислушивалась к разговорам немецкого начальства и самое важное передавала тёте Анне. Результаты своей работы она тоже узнавала: то партизаны состав с оружием взорвали, то какого-то немецкого офицера казнили. У них в доме тайно бывали и другие подпольщики: обсуждали информацию, которую добывала молодая женщина, решали, кто пойдёт к партизанам, делились сводками с фронта.

А в марте сорок второго года у Оксаны родилась дочь Марийка. Тётя Анна роды приняла. Молодая мать с ума сходила - не видит отец дочурку и даже не знает о её существовании. Но она свято верила, просто не могла не верить: муж жив, и они обязательно встретятся после победы. Тогда она познакомит его с дочерью и расскажет, что хоть и малую толику, но внесла в борьбу с врагом. Иван будет ею гордиться. Каждую ночь, засыпая, она мысленно беседовала с мужем. И, несмотря на военное время, каждой клеточкой своего тела тосковала по Ивану, и каждой клеточкой любила свою доченьку.

Подпольщики держали связь с партизанским отрядом, что располагался в лесах близ городка. Случилось, связной погиб, и пойти в отряд для передачи важной информации вызвалась Оксана. К окраине леса вышла до комендантского часа, спряталась на опушке. К партизанам отправилась ночью, дорогу знала лишь по подробному описанию. Она шарахалась от каждой тени, внутри всё холодело от страха, заблудилась, с трудом нашла нужную тропинку, но всё-таки добралась до ожидаемого окрика: «Стой! Кто идёт?»

Когда её, уставшую и замёрзшую, подвели к землянке командира отряда, у неё подкосились ноги: она услышала голос, который бы узнала из миллиона – это был голос Ивана. Так иногда играет война людскими судьбами - всё это время находились рядом, а встретиться довелось лишь через год. Но что это была за встреча!

- Ваня, Ванечка! – Оксана влетела в землянку, чуть не сбив с ног часового.

- Оксанка! Вот это да! Ты откуда, родная? – муж прижал её к груди. Ей казалось, что все слышат стук их сердец.

Они, как и в первый вечер, не могли наговориться, как бы заново узнавая друг друга. Иван долго приходил в себя от радостного известия - у него есть дочь. Он рассказал любимой, что до места службы так и не добрался, попал в окружение, с боями прорывался к своим, однако линия фронта отодвигалась в глубь страны. Тогда из таких же солдат да из местных жителей, не успевших уйти от немцев, он организовал партизанский отряд, наладил связь с подпольем нескольких городков. Иван думал, что жена смогла добраться до родителей, и переживал, не угнали ли её в Германию.

- Значит, так. Забираешь дочь – и сюда, к нам, - сказал Иван. – Здесь не так опасно, как в логове. Фашисты к нам в лес не суются. Не дай Бог, что случись с Григорием, тебя первую возьмут, а ты ведь и за судьбу нашей дочки ответственна.

Война войной, а любовь любовью – никуда от этого не деться. Так и решили: Оксана останется в отряде. Ей хотелось быть подле мужа. И она пошла обратно. По дороге раздумывала, как всё расскажет тёте Анне. Видимо, от радости неожиданной встречи притупилась бдительность, её взяли уже в городе - шёл комендантский час.

- И что официантка делала в такое время? Почему не спится? – допытывался немец.

- Я не понимаю.

- Ты комсомолка, признавайся! Говори, кто в городе связан с партизанами.

Пытки не сломили Оксану. Она молчала, когда разъярённый гестаповец бил кнутом, когда тыкал раскалённым железным прутом. Неожиданно он понял, что из её груди сочится молоко.

- Эй, Гюнтер! – крикнул помощнику садист. - Официантка - кормящая мать. Она живёт у Григория Мацко. Притащи сюда её щенка.

И тогда началось самое страшное. На стол пыток садист положил трёхмесячную Марийку. Девочка кричала до хрипоты, а палач выкручивал её беззащитные ручонки. Когда он поднёс к личику ребёнка раскалённое железо, Оксана потеряла сознание. Очнувшись, молодая мать услышала немецкую речь. Говорил садист, он, видно, был неплохим психологом:

- Уже чувствую, Гюнтер, я её сломаю. Она что-то знает. Я видел, как под пытками ведут себя люди, которые не знают ничего. А эта русская красотка недаром вокруг столов крутилась, она врёт, что не понимает. Вижу, что врёт.

- Жаль, такая красивая, - ответил Гюнтер. – Ты её убьёшь?

- Что, хочешь попользоваться? Ладно, отдам тебе, если скажет, кто тут против нового порядка выступает. Позабавишься.

- А ребёнка-то зачем? Совсем маленький ребёнок. У меня в Берлине такая же дочь, ещё ни разу не видел.

- Ты идиот, Гюнтер, ребёнок – мой козырь. Эту девку можно заставить говорить только при помощи ребёнка, - садист повернулся к Оксане. – Ну, быстро, имена. Смотри, - Оксана закрыла глаза. – Смотри, говорю, сука. Я беру раскалённый прут и подношу его к глазу твоего щенка. Представляешь, как ему будет больно? Назови имена, и, слово чести, я тебя и ребёнка отдам Гюнтеру. Он жалостливый, - гестаповец захохотал. – Смотри, русская свинья. Неужели твои коммунисты тебе дороже собственного ребёнка?

Оксана взглянула на пыточный стол. Садист действительно держал раскалённый железный прут около глазика Марийки, и она, что было сил, закричала по-немецки:

- Нет! Оставьте девочку, - её трясло, зубы стучали. - Я скажу… скажу.

И понимала, что предаёт, и не могла отдать на растерзание садисту малышку, кровиночку свою. Будто в бреду, Оксана назвала имена пяти известных ей подпольщиков, в том числе и мужа тёти Анны.

Их взяли той же ночью.

То ли гестаповец, заполучив ценную информацию, решил, что девушке больше ничего неизвестно, то ли ему некогда было ею заниматься, или у него были свои понятия о чести, но он передал Оксану вместе с ребёнком тому, кого называл Гюнтером. Немец с сочувствием смотрел на Оксану, проснулась в нём капля жалости к кормящей матери с грудным ребёнком. Видно, человеческое оказалось ему не чуждо, - своя малышка росла в Берлине. Разные люди были и среди врагов. Он с интересом наблюдал, как мать кормила грудью девочку. Наверное, пытался представить свою кормящую жену. Наутро он отдал молодой женщине дочь и просто отпустил. Оксана, растрёпанная, в разорванной окровавленной одежде, до темноты блуждала по городу, прижав к себе родной комочек, и убедившись, что слежки нет, известной дорогой пошла в лес. Иногда ей хотелось упасть на землю и больше не двигаться, но поддерживала одна мысль: она должна отдать дочку отцу, он поймёт - не могла мать поступить иначе. Или могла? Увидеть, как страдает её девочка, а потом умереть самой. «Лучше бы садист убил меня…» - крутилось в голове.

 

* * *

В отряде царила гнетущая тишина, все переживали страшную новость. Тёте Анне удалось спрятаться, когда ночью немцы пришли за мужем, а на рассвете она видела, как казнили подпольщиков. Не знала она только о судьбе Оксаны и малышки, которую немцы буквально вырвали из её рук. В отряде строили планы нападения на гестапо, чтобы освободить семью командира. О роли его жены в гибели подпольщиков никто даже не догадывался.

Оксана появилась у партизан бледная и потерянная. Не отвечая на вопросы, она сразу вошла в землянку к Ивану и молча протянула ему дочь. Он осторожно взял ребёнка на руки, рассматривал, знакомился с малышкой, о существовании которой ещё два дня назад и не подозревал, и не сразу заметил, что творится с женой. Тяжело вздохнул, проговорил:

- Надо же, кроха какая. Красивая. Вся в маму. А я даже порадоваться толком не могу. Беда у нас, Оксана. Кто-то выдал дядю Гришу и его товарищей. Ночью взяли всех, а на рассвете повесили. Найдём предателя, поквитаемся.

- Ваня, я… - Оксана не могла говорить из-за слёз, застрявших внутри. Она задыхалась.

- Что случилось, родная?

- Это из-за меня они погибли. Он Марийку… в глазик… хотел раскалённым прутом… кровиночку мою, - сбивчиво говорила Оксана. Иван не сразу даже понял, о чём это она. – Я предала. Нашу дочь спасала. Такое можно простить?

- Этого не может быть, как же... Простить? – Иван положил ребёнка, чтобы не уронить, так дрожали руки. - Ты понимаешь, что говоришь? Пять человек, коммунистов-подпольщиков повесили, - он смотрел на женщину, которую любил: вот она – её брови, глаза, губы. Голос родной, слегка хрипловатый. Но его жена не могла предать. Это чужая женщина. Чужая. Почему же так больно?

Командир, постаревший в одночасье, созвал отряд. Казалось, даже лес замер, когда он зачитывал приговор:

- За предательство подпольщиков, повешенных фашистами, Соболева Оксана по законам военного времени приговаривается к смертной казни через расстрел.

Тётя Анна бросилась к девушке. И застыла, глядя на измученное лицо Оксаны.

- Ты? Это зробила ты? - она не могла поверить: девушка, ставшая ей почти дочерью, предатель. – Как? Ты же нам как родная…

И тогда Оксана впервые за последние жуткие часы заплакала, как будто со слезами выходило всё, что так мучило её – боль, страх, долг, предательство, любовь. Она хотела встать на колени, но ноги не слушались.

- Простите… Хотя да, такое не прощают, - Оксана не могла найти слова, да и не было таких слов, которые бы смогли выразить то, что творилось у неё на душе. - Крошка моя ни в чём не виновата, не могла я видеть, как её пытают. Я жизнь девочки спасала. Цена, понимаю, слишком высока. Нет мне прощения. А Марийка будет жить. Прошу только, очень прошу, позаботьтесь о моей девочке.

Иван сам привёл приговор в исполнение. Потом похоронил Оксану под старой берёзой, сутки просидел над могилой, и больше никогда даже не смотрел в ту сторону. После освобождения Украины он нашёл свою часть, с боями дошёл до Праги, где и погиб девятого мая сорок пятого года.

Чудовищно лицо войны.

А девочку вырастила тётя Анна. Каждый год носит Марийка цветы к той берёзе и к памятнику казнённым подпольщикам, чья страшная смерть подарила ей жизнь. Была она и в Праге на кладбище в Ольшанах, где похоронен её отец.