События нашей истории произошли ни в сказочной стране, а в обыкновенной квартире в обыкновенном центре одного из областных городов нашей необъятной родины. И главным героем снова будет не мальчик, юноша или девушка, которые как чистые доски, tabula rasa, что хочешь на них, то и пиши, а средних лет гражданин, со следами преждевременного увядания на лице и взором, уже несколько потухшим. Хотя если смотришь на его лицо, то внимание привлекают ни полные губы, ни выразительный, даже тяжеловесный подбородок, а светлые коротенькие, пушистые-пушистые, словно у ребенка, ресницы. С ними тоже история была. Во дворе сарайчик стоял. Бог знает кто, и Бог знает когда сколотил кто-то из жильцов, чтобы было где хлам из квартиры девать, а потом переехал, наверное. Вот бомжам для ночлежки он и понадобился. А они, понятное дело, подожгли, и поминай, как звали. Увидел этот пожар наш герой и услышал, что внутри кошка надрывается. Он накинул старый брезентовый плащ и к сараю. Ворвался, кошку схватил и обратно. Вот только ресницы сжег начисто. С тех пор и растут они, никак не вырастут, как у ребенка. Когда соседи подсмеивались, вспоминая эту историю, он не злился, но бурчал потом долго: «неправильно это, ни в чем не повинное животное огнем жечь, несправедливо. Оно, может, и вины никакой не понимает совсем, а его жечь». Бывало, монолог этот надолго затянется. Одинок наш герой. Здесь тоже без истории не обошлось. Жена-то была. И ребенок. Веселая такая. Рада что от деспотов-родителей в город попала. Да муж странный попался. Хоть и не пьет и не бьет, да лучше уж пил бы да бил бы. Все смотрит как-то искоса, а как спросит что, то и не знаешь, отвечать или нет. Вот, например, скажет: «что это мы так давно у родителей твоих не были-то? Поссорилась с ними, что ли?». А то начнет упрашивать приготовить пирог, чтобы тут же детям соседским его раздаст. А сам за себя слова лишнего никому не намекнет. Так на одном месте и протирает штаны. И добро бы просто так протирал, так нет, любой непорядок, даже начальнику, в глаза скажет. Разве можно с таким спокойно жить? Вот и ушла жена с ребенком. К начальнику. Тот далеко пойдет…

Да и имя же какое звучное у нашего героя! Григорий! Нашему Григорию с четвертого десятка покатилось, а ум пытливый, как у ребенка шестилетнего. И, главное, сначала поверит, поверит всему и беспрекословно, буквально всему, что скажут, а потом ночей не спит, все думает как проверить. Услышал, например, байку про зеленых человечков по телевизору. Другой отмахнется: «а, что уж не бывает на свете», или протянет многозначительно, ощущая сладкую истому мистического ужаса в словах «да, что-то ТАКОЕ есть…» оттого, что ему БОЯЗНО даже поразмыслить над тем, что это «ТАКОЕ». Григорий был не таков. Как это – инопланетяне? «Да как это возможно?» - не находил он себе места. Нет, он не был ученым или узким специалистом в воздухоплавании. Но люди рассуждают о многом из того, о чем не только не имеют понятия, но и о чем могут знать в принципе. Вот и Григорий целую теорию вывел.

О том, что инопланетяне – плод фантазий свидетелей он подумал в первую очередь. Человек – сам большая загадка. Но тут же отбросил эту мысль. Как бы мы не хотели внимания к себе, к своей значимости, еще больше – желание быть таким как все, не выделяться. Вот и получается, что ЧТО-ТО ЕСТЬ. Но люди не всегда поступают так, как сами того хотят. Кому интересно, чтобы люди видели зеленых человечков? Зеленые человечки – это чудо, удивление. Может, люди за ним, за удивлением, соскучились? Но для того, чтобы удивляться, нужен навык, нужна культура удивления. Эта культура есть у некоторых ученых, удивляться могут дети и женщины. Но все они удивляются разным вещам. Что должно случиться, чтобы все начали удивляться одним и тем же вещам? Должно произойти сужение сознания, которое происходит у человека, который находится в стрессе, под давлением. И тут его осенило. Удивление и давление на человека взаимосвязаны. Если человек не получает того, что ему необходимо – заботы, любви, спокойствия, уверенности в завтрашнем дне, его тревога концентрируется в поисках выхода. Удивление – очищение от тревоги! Удивляющийся человек – человек смелый. А тот, кто удивляться не может – тот может только договариваться. Такие люди всегда и во всем уверены. Их жизнь – торг. Торговаться, договариваться – вот что они стараются всегда и везде делать. Эмоции для них – слабость. Удивление для них – непозволительная роскошь. И, конечно, неполная картина будет без тех, кто живет ощущениями, к ним мысли приходят сами и руководят.

Так Григорий размышлял о роде человеческом, и вдруг подумал: «нешто эти зеленые человечки другими могут быть?». И он понял, что мы жаждем, мечтаем, чтобы они были другие, не такие как мы, погруженные в мир ощущений, жестокости и детских пережитков. Мы ждем от них возвышенности, а потому страшимся и стремимся разделить или этот порыв. И тогда он понял, где следует их искать.

Никто из соседей и знакомых не мог внятно пояснить поведение Григория после принятых им решений. Но он был уверен, что по окончанию недели увидит зеленых человечков.

Григорий стал в своей квартире очень громко включать телевизор или музыку. Фактически ни днем ни ночью он не оставался в полной тишине. Ведь люди, видевшие НЛО, жили в состоянии постоянного стресса. Они постоянно ругались, спорили за место под солнцем, пытались выжить на крохи после очередного обвала цен. Потом Григорий присоединился к постоянной компании старичков-буравичков (лица у них были уже бурые от систематического пьянства) в обсуждении политики. Нет, он сам он не пил. Эксперимент экспериментом, а здоровье дороже. И тут ему повезло еще раз. Время от времени к той же компании для подпитки израненного женой эго присоединялся местный кулибин Васька со второго подъезда. Этот народный умелец не расставался с сумкой с инструментами и мог починить любой электроприбор очень и очень быстро. Не работал в мастерской он только по одной причине. Плату за свой труд он брал натурой. Но не водкой. «Могорыч» - это само собой разумелся. Он просил старые, сломанные электроприборы, часы и подобную рухлядь. А поскольку советские люди никогда ничего не выбрасывали, он никогда не уходил с пустыми руками. Если у самих «клиентов» ничего не оказывалось, они посылали его к соседям, а те были рады и услугу соседу оказать, и от хлама избавится. Никто, впрочем, не видел, чтобы Васька что-нибудь путное сделал из этого хлама или продал. Когда спрашивали, зачем ему это, тот говорил: «на запчасти». Зачем ему запчасти из техники, которая нигде уже не выпускается, никто не знал. Местная питейная братия распустила версию о том, что он драгметаллы добывает. Но старый гараж Васьки, в котором давно уже не было автомобиля, походил на рукавичку, в которую все входит, но ничего оттуда не выходит.

Васька искоса поглядывал на Григория, который пить не пил, но в словесных баталиях принимал наиактивнейшее участие, заставляя все чаще и чаще своих собеседников чесать затылок, чем языки. Но однажды на пике своего душевного подъема и алкогольной усталости старичков-буравичков (те начали свои диспуты с раннего утра, а Григорий с Васькой «подключились» уже «на излете») Васька сказал: «Пошли! Вот тебе – покажу». И они пошли в сторону гаража Васьки, провожаемые мутными, уставшими, но все же завистливыми взглядами. Никто из них так и не удостоился такой чести. У Григория было чувство, что он оказался героем фильма «Иван Васильевич меняет профессию», и идет за Шуриком смотреть на машину времени. И, кстати, недалек был от истины. Все четыре стены и потолок старого гаража были буквально утыканы разными консолями, деталями, проводами, индикаторами. В тесной смотровой яме был склад журналов по радиотехнике, книг и инструментов. Левый угол был задернут ширмой. К нему и пошел Вася. Оказалось, там висит на диковинных штативах кинескоп от старого львовского телевизора «Электрон» с большой диагональю. А под ним – странные приборы, в которых смутно угадывались очертания панели радиолы и музыкальных центров разного происхождения: советского, зарубежного и разных азиатских помесей. С видом победителя Васька дернул вниз рычаг, и гараж стал похож на украшенную новогодними огнями детскую комнату. Пока подходили к гаражу, Григорий не заметил никаких проводов, подходящих в одиноко стоящему гаражу.

- А электричество здесь откуда?

- Да вот от этого верблюда! – показал Васька на мерно гудящий ящичек, похожий на маленькую морозильную камеру.

- Из холодильника, что ли?

- Из него самого. Я тут немного доработал его. Кое-что поменял, кое-что добавил. Там внутри температура близкая к нулю. Абсолютному. А на разнице можно хоть сварку подключать.

- На это же невозможно!

- Ну да. Было невозможно. Пока я не научился холодную плазму из неоновых ламп добывать. А у плазмы свои причуды…

- Ну, ты даешь! Да тебе нобеливку давать пора!

- Нельзя мне. – Категорически отрезал он. – Я в контакт вступил.

«Вот оно!» - подумал Григорий. А вслух: «Покажи!».

С видом полного превосходства и торжества Вася, нет Василий Петрович, повернул какой-то тумблер, и загорелась трубка. Стало появляться изображение на кинескопе. Сначала пошли помехи, потом полосы, а потом четко стали видны контуры какого-то помещения со сводчатыми потолками.

- Что это? – не удержался Григорий.

- Резонанс.

-Что-что? – не понял Григорий.

- Да резонанс это, понимаешь, резонанс! Все в мире – волны. А каждую волну можно словить, нужна только антенна. Вот я и сделал самую лучшую в мире, универсальную антенну. Она ловит все.

- Как все? И мысли?

- Держи карман шире! Человек ведь тоже антенна. На что настоится, то и словит. Вот как ты, например, захотел зеленых человечков увидеть. И вот тебе. Сейчас увидишь.

Действительно, в дальнем углу замаячили две неясные фигуры. Когда они подошли ближе Григорий увидел на серой безволосой голове человекоподобных три глаза без признаков зрачков и радужки. Как три больших черных пуговицы. Они наклонились, помахали руками, трехпалыми, кстати, покивали головами, и ушли.

- А что это было?

- А что, по-твоему?

- Ну, как люди, только странные какие-то. И ведут себя как-то странно. Не похожи на высокоцивилизованных братьев по разуму.

- Я на ребенка их настроился. Хочу язык выучить. Тогда может пойму, откуда они. Может с Марса, а может с Альфы Центавра…

Когда Григорий пришел домой, то не спеша приготовил макароны по-флотски, поужинал, и спокойно лег спать. Ему не снились ни звездные миры, ни диковинки Вселенной. Теперь он знал, что чудо есть везде, нужно только на него настроится. Это обязательно нужно сделать, необходимо. Для того, чтобы выжить. Как это вышло у Васьки. Он нашел родную душу, душу ребенка, возможно, на другом конце галактики. Значит и у Григория выйдет.

А пока Григорий спал, экран его японского телевизора, ни с того ни с сего, засветился. На нем появилось изображение пары глаз, а через минуту все исчезло. Глаза были похожи на кошачьи.