Вы знаете, что такое счастье, господа?

 

Вы скажете, что знаете. Я уже слышу гул голосов со всех сторон:

- Мы знаем, что такое счастье! Уж кто- кто, а мы-то точно это знаем!

Вы скажете, что счастье это ходить по магазину, вальяжно, неспешно. Без разбора, закидывая в тележку различные продукты в ярких этикетках и предметы бытовой химии, ну и кондитерские там изделия, что ли, я уж не знаю, которые, возможно, никогда не пригодятся, а потом, на кассе, вынуть из кармана пресс немятых, хрустящих купюр и отслюнить ровно столько, сколько нужно, не заботясь о том, что не хватит, оттопырив, при этом, мизинец, с надетым на него перстнем, с пронзительно блестящим бриллиантом.

 

Вы скажете, что счастье это зайти в ювелирный магазин, чтобы купить, этот самый перстень, просто потому, что хочется его купить. И вам выносят изделия ювелирпрома от отечественных и зарубежных производителей в бархатных чёрных коробочках, а вы небрежно тычете в них пальцем, словно в куриный помёт. Что вы брюликов, что ли не видели! И достаёте, достаёте пресс немятых купюр, и не просите скидки, потому, что не нужна вам никакая скидка. И магазин этот целиком вы не покупаете только потому, что хлопотно потом управляться с магазином. Лень просто. Да и в ресторан собрались к восьми вечера, и некогда вам отвлекаться на покупку какого-то там магазина. На кой чёрт вам магазин!

 

Вы скажете, что счастье это зайти в ресторан, скинуть небрежно на руки швейцару кашемировое пальто на скользкой атласной подкладке и дать ему на чай не на выходе из ресторана, а, заходя в него, и потом, уходя, будто по забывчивости, ещё раз дать ему на чай, пачек на двадцать сразу, индийского высший сорт, со слоном. Сесть за столик, сверкающий белизной скатерти, и подозвать халдея:

- Челове-ек! – и пальцами в воздухе щёлкнуть, высекая искры от соприкосновения бриллиантового перстня и сгустившегося подобострастия. Взять меню и отчеркнуть в нём небрежно ногтем:

- Мне вот эти две страницы и водки самой лучшей графин. Только знаете ли, любезнейший, водку уж непременно в хрустальном графине. И чтобы он запотевшим был, но чтобы капли воды по нему ещё не потекли, морозцем легоньким, чтобы графинчик был подёрнут.

Взять салфетку накрахмаленную, заложить её за воротник, на кусочек батона свежайшего намазать маслица сливочного швейцарского, сверху уложить обильным слоем икорки чёрненькой. Да не паюсной, а отборной рассыпчатой, икринка к икринке! Налить водочки, поднять рюмку, бровь одну приподняв, да и опрокинуть стопочку, ощущая, как струиться она холодненькая, внутри организма довольного. Закусить бутербродом с икоркой и маслицем и подвинуть к себе блюдо с мясцом подрумяненным. Приглядеться к нему повнимательней и повернуть блюдо мясцом к себе поближе и, чуть влево. Отрезать кусочек, оглядеть его со всех сторон, горчичкой намазать тоненько и в рот отправить его родимое, соком истекающее. Выпить постепенно, неспешно графинчик, закускою себя попутно ублажая. А потом глянуть на часы и молвить:

- Ну, однако, засиделся я у вас, пора на яхту. Канары не ждут.

 

Вы, наверное, скажете, что счастье это плыть на борту собственной яхты, отливающей благородным красным деревом. Поблескивающей медными деталями, любовно надраенными. А вокруг блондинки длинноногие, на всё согласные, трясут худыми ляжками. Оркестр мексиканский поёт «Бэсаме мучо» в трёх вариациях. Солнце ярчайшее, но не жаркое, а ласковое. Море ультрамариновое, дельфины непуганые. Мчит яхта на Канары! Отдохнуть захотелось от трудов праведных.

 

Вы так же, видимо скажете, что счастье это сойти по трапу на благословенном острове (или полуостров он, чёрт его знает!), пройти босичком по песочку тёпленькому, следуя в бунгало близ океана расположенное. Выпить матэ из тыковки прохладненького. (Чёрт его знает, почему это чёртово матэ из тыковки какой-то надо хлебать, нет, бы квасу садануть стакан, хлебного, ну или пива там) А потом лежать пузом кверху, слушая волны шелестящие, ванны солнечные принимая. А потом массаж тайский ( хотя вроде тайцы на Канарах не живут). Ну и хрен с ним, блондинок целая кон.армия, табунами бегают, песок трамбуют, в глаза угодливо заглядывают. И поворачиваться с боку на бок, не очередной оплачиваемый отпуск, двадцать восемь рабочих плюс двенадцать календарных за стаж, а пока не надоест. А как надоест, вызвать самолёт чартерный и лететь прямиком до собственного комбината металлургического, на троюродного племянника записанного.

 

Вы будете утверждать, что счастье это всё вышеперечисленное? Ну, так вы не знаете, что такое счастье! А я знаю!

 

Счастье – это отсутствие горя. Как говорила моя покойная бабушка Мария Ивановна:

- Ну, что не жить. Ни войны, ни революции!