«…Меня всегда интересовал персонаж Виктора Гюго, философ, который в своей мизантропии был очень милосерден. Не могу похвалиться тем же, хотя мне и не чуждо предчувствие свежего дыхания раннего марта в поздней тьме ноября…». …Этот яркий персонаж стал моим другом, наверное, давным-давно, во всяком случае, я даже и не упомню, когда. Вроде бы выросли на одной улице и были соседями…А может быть - и нет. Может быть, когда-то мы, как это принято у детей, начали играть во что-нибудь на нашей деревенской улице, сразу начав с тесного дружеского общения. Может быть, мы познакомились позже, когда разговорились на лавочке, с которой открывался отличный вид на заречные луга. Было это летом или осенью? Возможно весной…. Может быть, мы подружились подростками, в компании, за стаканом скверного портвейна, впервые выкурив по дешевой сигарете, что когда-то символизировало инициацию, вхождение пацана в мир взрослых…Или мы узнали друг о друге когда стали работать вместе…И нашлось какое-то общее по работе дело. Не помню. Во всяком случае, знакомство с этим человеком – данность. …Так вот, своего друга я могу и должен назвать социопатом. Потому, что он такой и есть. Я обнаружил его патологическое отношение к обществу внезапно. Так обычно социопаты и распознаются… …Мы переплывали, за неимением моста, на стареньком катере через великую реку. Это каждодневный путь на работу в наших депрессивных местах, покинутых цивилизацией высоких технологий. Старенький катер пристал к берегу, вперед остальной публики ломанулась молодая беременная женщина. Мой приятель шел следом. Когда женщина, поскользнувшись, упала на берегу, превращенном городом в помойку, этот социопат быстро подошел к ней и осторожно помог ей встать, со словами «Вот дура». А затем, подталкивая плечом под зад, впер ее в гору, обильно удобренную грязью, выступившей из-под бывшей белизны января в марте, рано нарушившем в этом году законы «белого-белого покрывала». …И это еще не все поводы сделать заключение социопатии моего друга. (Ecce homo). Как-то мы с ним возвращались после хорошего праздника, в состоянии благодатной безысходности. В это время великая река замерзла, старенький катер уже дремал на пирсе, над которым был бар и с которого девушка, перегнувшись через ограниченность пьяного существования, извергала плоды познания несчастной жизни на толстый и безжалостный лед. Так вот, последний автобус, освещенные окна которого в темноте января сулят домашний (или просто – людской) уют стоял на противоположном берегу, путь до которого был страшен и прост – по льду реки. А на берегу великой реки, которую предстояло перейти по льду, валялся в полной отключке молодой и хорошо одетый чел(овек). Мой друг- социопат поднял на плечи почти бездыханное тело, донес до автобуса.Когда же тот (автобус) доехал до пункта назначения, в маленьком поселке за великой рекой…Полутруп вышел из автобуса, маленько протрезвев. И не похвалив спасителя. ...И вот, мой друг не читал Виктора Гюго…Никогда. Он и не был фанатом открытия памятников милосердию. Совсем никогда. Nihil. (Ну, социопат)… Хоть и не думает об этом. А я…переживаю за него. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
