ЗАВГАР БАКАЛЕЙКИН

 

У Бакалейкина жены не приживались. Как-то так выходило, что он все время ходил в холостяках. Ну, холостяк и холостяк. Мало ли их на белом свете неженатых мужчин. Тем более что налог с холостяков государство давным - давно не берет. И, не к ночи будь сказано, если его опять станут взимать. Вот он, свободен, как ветер, как воля сама. Хочет с девушками или женщинами знакомится, а может и мимо проходить. У него, ля – ля - ля, и работа в порядке, и квартирка уютная двухактная с кухней и ванной. Живи, катайся по коврам из одной комнаты в другую, не хочу. Однако, постоянное холостятство ему в последнее время как - то стало приедаться. Сам бегай за свои же деньги по магазинам, сам и продукты набирай, сам и варь - парь- салатствуй. Никто на щечке уж и губной помады не оставит после ночи трепетных объятий, никто утром галстук не поправит, не вздохнет умильно, мол, жду к обеду и ужину - не дождусь. Да и на праздники приятно подарки получать от благоверной. Он скрупулезно подсчитал – это к Новому году, к Дню армии, к 1 мая, к 9 мая, к своему профессиональному празднику Смотрителей башенных часов, к Дню рыбака, он очень любит рыбалку с удочкой, к своему священному Дню ангела, к Дню города, к Дню всеобщего осознанного единства нации, плюс к главным церковным праздникам. Выходило, что он теряет, и теряет от отсутствия своей половинки немало.

Считая себя умудренным жизненным опытом, как - никак навалился пятый десяток на плечи, в ресторации он не ходил, в кино тоже. Мало ли какая шпана привяжется вечером. А ему и отбиться нечем. Но вот загвоздка, его отчего - то в гости сослуживцы не приглашали. А могли бы. Немного их у него, и возраста все такого же. Ан, нет. Молчат. Не зовут. Ну, и он не жаловал их, не приглашал к себе, и не плакался о своем одиночестве. Собрался, было в театр. Билет приобрел не дорогой, но все видно замечательно. Ему, фитилю, чужие макушки не помеха. В антракт в фойе много женщин - одиночек шляется, рассматривают фото актеров. А чего их разглядывать. Все актеры все равно будут на сцене. Живьем их увидишь. Даже как - то и не интересно, когда все стены ими понарасфотографированы. Нет, чтобы там картины Айвазовского, Сурикова, Поленова. Висело б такое полотно, разве бы он не нашел повода для разговора с какой - нибудь дамочкой не окольцованной?! А то, гляди ты, актриса Финтифлюшкина! А за душой - то, что у нее? Знавал он одну актерку. Боже мой, червонец в ее кармане когда заведется, так ей уже и сам чёрт не брат. Придет, бывало, к нему, под видом готовки ужина все из холодильника вытащит, нажарит – напарит, да половину, да боле половины - то, и умнет за обе щеки, запивая вином дармовым. Да еще в салфетки колбаски нарезанной с сыром прихватит, да печеньица умыкнет, да кофе в пакетик отсыплет, да конфетки, умильно улыбаясь, спрячет. А что взамен? Увертки, ужимки. Пока не поклянется Бакалейкин, что женится на ней всенепременно, кофточку не расстегнет, к молнии юбчонки не притронется, в постель не нырнет. А куда следующие вечера - то заныривает, не понятно: звони ей домой, раззвонись, соседка по наймо - койке одно бубнит: «Занята. На спектакле». А в театре говорят, что не занята сегодня. Может, у соседей подрабатывает. Соседи отстраняются, нет, мол, Гулькявиной –Забродоцкой, может, она на другом конце города. И на другом конце города в театрике тоже ее не видели. Вот и думай - гадай, где она. Все, зарекся, с актерками не знакомится.

Продавщицу позвать в гости разве? Ну да, как же. Если не сопрет чего, так наградит еще какой гадостью. Знает он уже почем фунт лиха. Врач из кожвена прямо сказал ему тогда:

- Повезло тебе. Все обошлось. Иди в церковь и помолись.

Пошел, помолился. Обратно идет, а у калитки встретил кралю. Не удержался, подмигнул ей. Она ему тоже зырк - зырк. Дождался, пока та помолилась. Училка из школы слабослышащих. Закрутил было. А тут пацан ее нагрянул, бывший выпускник этой ее школы, теперь зуботехник. Как вытащил он из кармана хищно сверкающие никелировкой хирургические щипцы стоматолога, так Бакалейкин и смылся. Училка его только и видала. Обидно. До слез. Все ж два букета подарил цветов из цветочной лавки. Было, и в гости к себе зазвал. А тут щипцы. Обидно. Еще с вдовой познакомился. Не старая пока, так, может, лет на пятнадцать возрастом его покруче. Да выглядит молодцевато. Если бы не голос старческий! Ну, сорок пять, не бери выше! Вредная. Сама зазвала к себе. А там гости, в лото режутся. Проиграл. Рубль, потом еще рубль, а к чаю завершающему еще рубль. Не понравилось. Не охота проигрывать. Вдова головкой подтрясывает, дескать, не тушуйся, счас все разбредутся, а ты оставайся. Ну, уж, так он и останется, ждите. Трешку профукал. А сколько было свидетелей, что в гости пришел! Целых два человека - старушка соседка, да старик – вдовушкин сосед. Останься, ага, так и квартиру отпишешь не за понюшку табака. Они сейчас старики увертистые, горлохвастые. Заизвинялся, вперед всех собираясь домой, мол, бабушка его больна, ждет не дождется его в квартире, поскольку по беспомощности прижилась у него. Отвязался от вдовы.

В отпуск в кои веки поехал в родной город. Далеко, в глубине России. Хорошо, что один дальний родственник отозвался на его призыв принять у себя на недельку - другую. А то плати тугрики родные гостинице. Да там и сготовить негде, душ в провинции как всегда, небось, сломан, в номере одно радио, телевидение – в холле. А тут – дом на два хозяина, забор по периметру половины усадьбы, огород с помидорками, огурками, зеленью, с крыжовником, птицы чего - то на верху дерев щебечут. И банька у родича своя. Повезло Бакалейкину: к осени лишь обещали нагрянуть дети родственника. Устроился по - человечески. Тут ему и кровать, и постель, и еда. Он, конечно, не дурак, городские столичные гостинцы из универмага бац на стол: водочку шасть на скатерку, зажигалочку разовую шасть в подарок, тапочки двадцатипятирублевые шасть рядышком, набор туалетной бумаги шасть туда же, записную книжечку с картой метрополитена шасть сверху, гелиевую ручку шасть в записнушку, рубашку корейскоподданную шасть ко всему прочему. Гора! Потому человеком себя чувствовал все три недели с гаком, отбывая отпускную повинность на родине. Мало кого в городишке из прежних его друзей - приятелей осталось. Да, считай, и никого. Митюха вот токарь, да Машка повариха детсадовская. А так все кто куда разъехались. Ну, жил себе помаленьку, к городку родному присматривался. Возвращается, этак, в обед домой, как он звал теперь свое временное пристанище, а там дама пышногрудая, в льняном костюме о чем - то оживленно с хозяином речь толкует. Так это местная предпринимательница пришла договор составить на отчуждение в свою пользу кусочка палисадника у родственника Бакалейкина. Улочка самая оживленная, вот она и надумала цветочный киоск тут поставить. Долго они рядились, наконец, хозяин уступил бизнесменше толику землицы, но во временное пользование. Решили они завтра разметочку сделать. По такому случаю Бакалейкин от гулянья добровольно отказался. Интересно же, как все обернется. И больно дебелая бизнесменша, дородная, эдакая «визьмэшь в руки, маешь вищь». Да еще родственничек напел, дескать, Болеслава Сосипатровна держит в городе в своих руках не только торговлю цветами, но и пару парикмахерских, и ларек, где в одной половине к вашим услугам канцтовары, а в другой - пивко разное, жвачка и прочие блага мелкой цивилизации.

Заявилась бизнесменша рано, в восемь утра, как и обещала. Родственничек Бакалейкина и он сам, Бакалейкин, как раз чаем баловались. Срочно выскочили во двор. В руках бизнесменши деревянный метромер землемера. И случилось так, что в доме телефон затрезвонил. Хозяин в хату.

- Мужчина,- изрекла дама,- не будем попусту терять время. Пока Сан Егорч телефонирует, возьмите вот этот мягкий метр,- и развернула скатанный кругляш, получилась лента с цифирью. – Вы его держите так, а я –этак. Как промер нужный сделаем, данные в блокнотик черкните.

При этом она повела непреднамеренно, как приметил Бакалейкин, плотно - округлым бедром, отчего одна штанина брюк в продольную полосочку почти что не шелохнулась, а кофточка цвета зрелой вишни выдала присутствие нерядового номера бюстгалтера. И они начали измерять пространство палисадника. Наконец Болеслава Сосипатровна радостно изрекла:

- Вот где будет стоять милёныш! Здесь место ларьку!

Она радостно всплеснула руками, нечаянно задела метромер землемера, тот шваркнул Бакалейкина по лбу, а из ладоней преуспевающей предпринимательницы выскочил клеенчато - матерчатый метр. Болеслава Сосипатровна сконфуженно произнесла: «Ах!» и нагнулась, пытаясь вытянуть мерную ленточку из спутавшейся за лето травы. Послышался легкий треск. Это лопнули нитки на пуговках и сразу две юркнули в травяное раздолье. В тот момент Бакалейкин поднимал с земли деревянный шагомер. Его глаза вылезли из орбит: две пышные невероятно дебелые груди вынырнули из объемистого бюстгалтера, и бессовестным образом уставились на него.

- Мужчина!- услышал он негодующий крик. – Мужчина!

- Да,- бормотнул Бакалейкин,- да.

- Что да! Что да! - негодовала дама.- Не ваше ведь. Нечего зариться. Ишь, глазами ест!

Так они познакомились. Оба оказались холостыми. Она выгнала из своего дома запьянцовского супруга, он, Бакалейкин, женщин никогда не гнал, просто они у него не приживались. Строя цветочный ларек, она приводила в дом к Сан Егорычу, родственнику Бакалейкина, двух своих мальчишек – погодок. Один, старший, был, видать, в отца, зато второй – вылитая мама. При этом Александр Егорович под самыми благовидными предлогами стремился испариться из дома. Нянькаться доводилось Бакалейкину. Поскольку мамка сопливчиков то ездила добывать стройматериал, то отчитывала по мобильнику своих парикмахерш, то мчала в другой конец города наводить порядок уже в пивном ларьке, то руководил мальцами, естественно, Бакалейкин. Но Бакалейкин сжился с крикунами, купил им пожарную машинку, чем покорил их сердца раз и навсегда. Словом, к концу отпуска выяснилось, что дети хотят жить только у «дяди Бакалейкина». И как - то само собой получилось, что Бакалейкин обзавелся -таки женой. Когда наглая снеговидная субстанция приперла в город, где Бакалейкин инспектировал Башенные часы, у него уже в паспорте стоял штамп ЗАГСа, а у Болеславы Сосипатровны такой же штамп и прописка в квартире Бакалейкина. Она и здесь открыла свое дело. Через девять месяцев она принесла Бакалейкину из роддома двойняшек, милых девчонок. Она изъяла его из системы инспектирования Башенных часов, устроив в свою контору заведующим АХЧ – административно - хозяйственной частью. Никакими АХО - делами он не занимался, а сидел дома с детьми - два ее ребенка, и два своих. Еще через год она ему подарила опять двойню, на этот раз мальчиков. Она назначила его завгаром. Никаким завгаром он не был. Он сидел дома уже с шестью детьми. А завгарил мастер по ремонту автопокрышек и прочей автомобильной амуниции. Она открыла автомастерскую. И через год Болеслава Сосипатровна родила снова двух ребятишек - близнецов, девочку и мальчика. Девочка по фигурке была в него, мальчик – в нее. Под началом бывшего Смотрителя башенных часов была уже целая детская группа из восьми несмышленышей. Он вырос до заместителя директора автомастерской. Она выделила ему в помощь домработницу, горбатенькую и страшненькую тетю Нюсю из соседнего двора. Она построила дом за городом. На природе. И через год семья Бакалейкиных выросла еще на два крохотных человечка. Это были два мальчика.

- Восподи,- пропела горбунья, принимая из рук Бакалейкина детей, - хучь бы не было войны. Сразу два мальчишки, а!

Война пришла, пришла оттуда, откуда ее не звали. Приехал отец первых двух детишек. Захотел по легкому денежку сшибить - скалымить, или сливки снять:

- Болька, или гони зеленку, или вытребую своих пацанов! Усекла? Бюзнюсменьша! Ядрит тебя!

Такого отношения к многодетной матери Бакалейкин стерпеть не мог. Он как раз пилил ножовкой штакетник под палисад. Бакалейкин встал рядом с благоверной и замахнулся на первого мужа своей жены дребезжащей от негодования ножовкой. Первый муж присел на корточки, штаны его издали неприглядный звук и воздух шибануло запахом, соразмерным с утечкой в газотранспортной системе или с открытой бочкой машины, перевозящей фекалии.

- Ффиии,- протянула Болеслава Сосипатровна, зажимая нос батистовым платочком, - нажрался змееныш лука и гадит, пукает.

Бакалейкин снова рубанул воздух взвизгивающей пилой. Первый супруг Болеславы Сосипатровны , перебирая руками травку - муравку, как заяц, на четвереньках вылетел из ограды. К вечеру Бакалейкина привезла высокий железный забор, бригаду крепких мастеровых. К ночи забор начал жить своей жизнью: наверху колючая проволока с неаппетитным электрическим импульсом, во дворе по спецпроволоке мотались вдоль металлического ограждения два волкодава, кобель и сучка, с ошейниками - передатчиками на панель управления охраной дома. Больше их усадьбу никто не тревожил. Болеслава Сосипатровна договорилась открыть в своем доме начальную школу для своих детей. Бакалейкин стал директором школы и И.О. – исполняющим обязанности завгара. Тогда он осознал, что именно эта жена и прижилась в его доме. И, кажется, надолго.