Для детей среднего школьного возраста (от 10 до 13 лет)

 

А.М.МАМАТОВА

 

КТО ЗАЖИГАЕТ СВЕТ?

 

Иван Миронович, крепкий с виду старик, удобно расположился на краю пирса. Время от времени он бросал взгляд то на поплавок, что качался в тихой морской глади, то на черноволосого мальчишку, чья голова торчала таким же поплавком по другую сторону.

Рыбалка этим вечером не задалась. Ставридка на удочку так и не попалась, но в ведре плескалось с десяток крупных барабулек.

- На ужин хватит, – решил Иван Миронович, и крикнул: - Тимурка! Домой пора!

- Деда! Еще рано! – закапризничал мальчик.

- Вот неслух! – заворчал старик. – Давай выходи, застыл совсем!

Мальчик уверенными гребками поплыл к берегу.

- Ты ж посмотри на себя! Губы синие, весь трясешься, как наша стиральная машинка! – посетовал Иван Миронович, заботливо накидывая на шелушащиеся от загара плечи ребенка сухое полотенце.

- И совсем не холодно! - дернулся мальчишка. - Что ты со мной, как с девчонкой?

- Вот моду взял – деду перечить! Эх, нет с тобой сладу! Были бы живы родители…

Дед отвернулся, и часто заморгал мокрыми ресницами, как будто в глаз попала пылинка. Мальчик примирительно ткнулся ему в грудь:

- Мироныч, не дуйся! Давай посидим? Хоть немного!

- Ладно! – уступил нехотя старик.

Дед и внук уселись прямо на обкатанную солеными волнами гальку, и замолчали. Каждый из них прокрутил в голове события прошедшего дня.

Иван Миронович до вечера чинил сеть, а двенадцатилетний Тимур, пользуясь каникулами, пропадал на заброшенном маяке, всматриваясь до рези в глазах в линию горизонта.

Между тем солнце опустилось за горы. Поселок погрузился во тьму. Засветились, одно за другим, окна в рыбацких хибарах. Разнеслись по округе ароматы нехитрой рыбацкой еды.

- Тимурка! – обратился дед к внуку. - Ты мне скажи, зачем свечи до утра палишь? Все запасы сжег!

Мальчик вздрогнул, словно его застали врасплох, и виновато опустил голову.

- Я к кому обращаюсь? – переспросил нетерпеливо старик. - Так ведь и лачугу спалишь, не ровен час…

- Ругаться будешь?

- Если за дело, так и дрын возьму! – пригрозил старик.

- Да я … это… когда ты в больницу попал…

- Говори толком!

- Страшно мне стало одному! – выпалил мальчишка. - И еще… за тебя испугался.

Мальчик шмыгнул носом.

Иван Миронович потрепал внука по мокрым волосам:

- Вот уж причина…

- Ну, что, получается трус я? Пожалуйста, бери свой дрын!

Тимур скрестил руки на груди, а старик задумался.

- Я тебе вот что скажу.… Выходит, спас ты меня, внучок!

- Как это?

Его азиатские глаза-щелочки от удивления округлились.

- Так ить выходит, зря я на тебя накинулся с этими свечами, будь они неладны! Как было то? Помню – прихватило меня шибко в лазарете-то, а потом я навроде заснул. Вижу, будто лечу, а без крыльев, сам по себе, по длинному коридору, и такая тьма – хоть глаз коли. А потом далеко-далеко – свет, навроде как от огарка свечи. Так уж на душе тепло и радостно стало, что я и очнулся, и тогда уж на поправку пошел. Докторша сказала, что чудом меня на белый свет вернула, уж не надеялась…

Дед раскурил трубку, и пыхнул. Дым окутал его морщинистое лицо сизой завесой.

- И ты молчал? – спросил с укоризной Тимур.

- Знать бы все наперед! – покачал седой головой старик. - Выходит, пока свеча твоя горит, я небо копчу. Так, что ль?

- Ты еще не старый про смерть говорить… - буркнул Тимур, и перевел тему. - А расскажи про родителей!

- Охо-хо! – ссутулился Иван Миронович. - Разговор ты завел взрослый…

Он замолчал. В потускневших глазах старого человека промелькнуло давнее горе.

- Море их забрало, Тимур. Остался ты сиротою.

- Ты мне вместо родителей, значит, никакой я не сирота!

- Так-то оно так.… Пока есть силы, поживу на земле-матушке, а там, придется худо, внучок. Родни у нас с тобой нет, стало быть, оставаться тебе на попечении государства.

- Ты что – хочешь, чтобы меня в Детский дом забрали?

- Помилуй Бог! – осенил себя крестом Иван Миронович. - Ты об том не думай, может и смилостивится Судьба! Найдется рядом кто-то, скажем - добрый человек, не даст пропасть.

- Да чего ты запричитал? – возмутился мальчик.

- Потому как сердце за тебя болит! Ты ж моя кровинка…

- А почему я тогда на тебя совсем не похож? Глаза – вон, узкие, кожа смуглая, и волосы черные, растут как щетка. У тебя глаза голубые, и волосы русые… были. Я на фото видел!

- Я седой с осьмнадцати годов, а глаза на солнце выцвели – усмехнулся старик. Может, и были когда-то голубыми, да я запамятовал. Ты в бабку пошел, супругу мою, Зулию. Она всю жизнь гордилась, что предок ейный – сам Тамерлан! Кровь в тебе течет ханская, степная, хоть на море родился.

- А какая она, степь? Вот бы разочек там побывать! – размечтался мальчик.

- Жизнь твоя только началась, еще много чего увидишь.

- Это когда еще будет! – разочаровался мальчик.

- Ну, так и быть! – хлопнул себя по коленям дед. - Зулия, когда молодая была, все сыну, твоему отцу, рассказывала то ли сказку, толи быль про степь, молодого наездника и красавицу… Я на всю жизнь слово в слово запомнил.

- Расскажи, а?

- Эх, ради тебя вспомню! Ты только не суди строго, Тимурка! Я в жизни-то не больно складно говорю, а вот бабку Зулию, бывало – заслушаешься. Она и грамоту хорошо знала, потому как знатного рода. Я с ее слов и перескажу.

- Не тяни, дед! – взмолился Тимур, прижимаясь к старику поближе.

Иван Миронович прикрыл глаза, и начал повествование:

 

- Степь – широкая и плоская, как ладошка Бога. Жаркий суховей гонит впереди себя колючки и летучий песок. В низком небе парит зоркий беркут. Его распластанная тень зависла над священными курганами, охраняя покой далеких предков. По выжженной, каменистой земле отбивает копытом уверенную дробь низкорослый жеребец. Он несет на себе молодого, крепкого всадника в остроконечной шапке, отороченной рыжей лисой. Узкие щелочки раскосых глаз ни на минуту не выпускают из вида тропу, что ведет в Зеленую Долину. Там, на рассвете, под первыми лучами солнца, среди сочной зелени распустились красные маки. Они как кровь, обагрили Высокогорье, напоминая о недавних сражениях и погибших воинах. Бусинки росы скатились с нежных лепестков материнскими слезами на иссушенную землю. Скоро новая битва, и первоцветы безжалостно затопчут копыта разгоряченных лошадей.

Наездник отвлекся от мрачных мыслей, и улыбнулся сухими уголками рта. Он вспомнил луноликую красавицу Сарай, что примет до захода солнца из его рук маковый букет, и станет любимой женой и матерью детей Великого Монгола – непобедимого Тамерлана…

 

Иван Миронович говорил так живо и проникновенно, что Тимур из старой мазанки перенесся в другой Мир, где сам стал наездником, в лисьей шапке и на проворном жеребце…

 

***

 

Домой они вернулись поздно, уставшие и почему-то тихие. Несмотря на поздний час, Тимур никак не мог успокоиться. Что-то сдавило середину груди, и не отпускало.

- Дед, что я такого сделал, что живу без мамы, и без отца? Наверно, был плохим сыном? Не слушался, на маяк без разрешения бегал.… Да и ты говоришь, что сладу со мной нет! Поэтому я один?

- О-хо-хо! – схватился за сердце старик. Чего ты, дурья твоя голова, мелешь? Да если бы так, что и род людской давным-давно вымер! Все мы, человеки, грешные.

Вот что скажу я тебе, внучок… Прошлым не живи, не терзайся понапрасну. Что сделано, то сделано, изменить все равно нельзя. Человек потому и растет умом, что ошибки совершает, и на них же учится. Иначе как бы ты добро от зла отличил?

Человек для радости, для любви создан, тогда вокруг люди хорошие, и жизнь светлая. Вроде – не трудно понять, а мы все воюем, чего-то просим, все нам мало. А ведь все есть – вот оно море, воздух, крыша над головой, лепешка с медом, живи и радуйся.

Человек, каков бы ни был, хорош, али плох, свое место занимает. Вот как у твоих пазлов – пока один к одному не сложишь, картина не получится. Каждому определено место – кому в середине, другому с краю, кто-то в темноте живет, а сосед, скажем – при ярком свете. Понимаешь? Тут главное – как ты сам свою жизнь представляешь. Ежели недоволен, так и не познаешь замысла Божьего, а коли каждому дню рад – то и счастье на пороге.

Не был ты плох. Ты такой, каков есть, и не твоя вина, что родители рано ушли. Учись жить по своей Судьбе, но без злого сердца. Ищи свое место в Жизни, а какое оно будет, только от тебя и зависит.

- Ох, как тут разобраться! – потряс головой мальчишка. Надо подумать, только не здесь.

- И чего ты сегодня такие разговоры завел? – развел руками старик.

- Я скоро!

Не спрашивая разрешения у деда, мальчик открыл дверь и шагнул за порог.

 

Маяк был выложен из разных, как будто подручных материалов. Красный кирпич с выщербленными краями плавно переходил в цементно-галечную серую смесь, и даже разнокалиберные булыжники. Только фундамент, из прочных каменных блоков, обросший благородной зеленой тиной остался прежним, как гарант незыблемости и стабильности. Может, потому и выстоял, что изо дня в день тяжелые волны гладили его, как мать новорожденного младенца - ласково и с любовью, загадывая добрую и долгую Судьбу.

Тимур, озираясь в кромешной темноте южной ночи, пробормотал:

- Так, здесь ступени.… И четыре пролета!

Он уверенно застучал дробушки босыми ногами по хлипкой лестнице – тра-та-та-та.

На верхней площадке перед Тимуром открылась панорама Черного моря, дышащего как огромный спящий кит – спокойно, умиротворенно. Подул ветерок, и волны смешливо сморщились. Поверх кудлатых гребешков растянулась от горизонта до скалистого берега серебристая дорожка. Тимур через силу улыбнулся. Он вспомнил, как мечтал в детстве зачерпнуть в жестяное ведерко волшебный свет, чтобы загадать самое заветное желание. Не получилось. Толи побоялся по малолетству выходить ночью из дома, толи не нашлось по-настоящему, о чем попросить, потому что можно только один раз. Да и о чем было просить? Все у него было – и родители, и дед, и море…

Мальчик посмотрел вдаль и искренне восхитился:

- Красота! А интересно, степь и море похожи? Они ж до самого горизонта…

Он уселся нахохлившейся птахой в пустом проеме узкого окна, и подтянул острые колени к подбородку. Глаза мальчишки заслезились, а может быть, в них отразилась луна – печальная, одинокая.

Тимур достал из кармана восковой огарок и дешевую зажигалку. Вспыхнул обожженный фитилек. Закачалось на ветру рыжее пламя.

- Гори до утра! – сказал он, предусмотрительно накрывая свечу дырявой жестяной банкой. Ты теперь не только для деда, ты для всех, кто заблудился в открытом море, для путников, и вообще – кому плохо и одиноко.

Под рубашкой Тимура тревожно забилось мальчишеское сердце. Он с любовью провел рукой по нашивке - лошади с всадником, и раскосые глаза мальчика снова увлажнились.

- Когда вырасту, обязательно увижу степь! Там есть часть моей крови…

 

Вернулся Тимур домой на рассвете. Навстречу вышел дед Иван, угрожающе поглаживая окладистую бороду.

- И где ты шлялся всю ночь? В могилу меня свести хочешь?

Внук предусмотрительно попятился.

- Дед, ты чего? Я же тут… недалеко. А ты разве не спишь?

- Знаю я твое «недалеко»! На маяке ночь просидел?

- Откуда …

- Да твою свечу до горизонта видать!

Тимур едва не задохнулся от счастья. Он порывисто обнял Ивана Мироновича и почему-то шепотом признался:

- Раньше она для тебя горела, а теперь для всех людей светло. И чего я раньше не догадался?

После такого признания старик растрогался:

- До твоего Света поди-ка еще дотянись.… Не каждому дано!

Тимур в ожидании заслуженного наказания напрягся, но вместо этого дед

кивнул в сторону моря:

- Не иначе заштормит! Зябко мне что-то, верный знак…

- Да, ну! – отмахнулся Тимур. - Вечно ты с древними приметами, а мы в 21 веке живем, погоду давно по спутнику передают.

- Э, нет! – отрезал старик. - Перед бурей завсегда тишина.

В доме настоялась духота. Иван Миронович открыл окна, и впустил в комнату ветер.

- Так-то лучше…

Развалившись в плюшевом кресле, он со знанием дела раскурил трубку.

- Дед, ты зачем куришь? Сердце же…

- Без табака не могу – извинился Иван Миронович. - А ты на одной сухомятке живешь! Ничья.

- Я – молодой! – не согласился мальчик.

- Да брошу! – крякнул в сердцах дед. Вот ведь наказание…

- Только обещаешь – насупился Тимур. Ты мне скажи, почему так много зла вокруг?

- Эко тебя разобрало! – прищурился дед. - Видать – взрослеешь, ответа ждешь, а кто ж тебе его даст?

- Ты же старший!

- Да что толку? Не всякий старец мудростью наделен, внучок. Мне повезло, встретил я на жизненном пути одного человека. Он не стал меня учить уму разуму, да советы давать, потому как знал – по-своему сделаю, а взял да и поведал историю про падших Ангелов. Ничего я тогда не понял, а прошли годы, и открылась истина. Настало время и тебе ту историю узнать, а вот поймешь, али нет, жизнь покажет.

- Разве ангелы бывают? – заинтересовался внук. Еще и падшие!

- А то! Вот послушай… - Давным-давно, среди небесной благодати жили ангелы – бестелесые существа из Света. Мир их был - Любовь, и не знали они ни в чем нужды. И вот однажды задумали они посмотреть на себя со стороны, понять – кто они такие есть. Дело это не простое, потому как были ангелы едины в мужеском и женском роде, и пришлось им на две половинки делиться, через страшную боль и страдания. От этого сердца их ожесточились, и стали глухи к чужой беде. Так появился Новый мир, где все стало парное - черное и белое, плохое и хорошее, друг – враг, а те Ангелы стали зваться – Падшие.

- А что это за Мир такой?

- Так Земля это наша, матушка.

Иван Миронович глубоко затянулся, и зашелся в хриплом кашле:

- Кхе-кхе-кхе...

- Деда, тебе плохо? – встревожился мальчик.

- Ничего-ничего.… Пройдет.

- А как падшие ангелы выглядят? – спросил почему-то с тревогой Тимур.

- Как бомжи да убийцы, или те, что, из телевизора – террористы, что ли.

- Ничего себе! Вот так Ангелы!

- Да, такие они и есть. Потому как проложили дорогу другим, да вот беда – забыли, откуда и зачем пришли, и что в каждом из них есть частичка Бога. Как тут не превратить сердце в камень?

- И ничего нельзя сделать?

- Отчего же нельзя! – закрыл устало глаза Иван Миронович. - Каждый человек должен знать – мы и есть Боги, и сами можем создавать Миры, и жить как ангелы до падения.

- Легко сказать! – заупрямился Тимур, нервно подковыривая засохшую ранку на коленке. - Я вон, сколько велосипед прошу!

- У меня? – переспросил дед, пуская колечки дыма.

- Ну!

- Я же тебе толкую – ты сам Бог, создай свой мир, где есть велосипед.

- Люди всегда обращаются к кому-то за помощью, если сами не могут – заметил осторожно мальчик. - Что в этом плохого?

- Конечно! Пусть кто-то поможет, а сам-то ты что? – разволновался дед Иван, держась за сердце. - Ищите подмогу в молитве, будто с Неба Вам за здорово живешь, благодать свалится, копите богатства, продавая душу «золотому божку», ищите, на кого свои страдания и заботы переложить. Так ведь можно велосипед-то получить старый, да с кривым рулем.… А еще говорят – обещанного три года ждут!

- Я так не хочу-у-у-у – вытянул губы трубочкой мальчик.

- То-то же! Запомни – нет нужды просить кого-то, будь сам хозяином своих желаний.

Тимур заерзал на месте, как будто хотел что-то сказать, но не решался.

- Ну, чего еще? – заметил дед Иван.

- Деда, а если я захочу тот мир, где мама и папа … живые? Так можно?

Иван Миронович вынул трубку изо рта и тихо сказал:

- Внучок, этот мир уже есть, и ничего в нем не изменилось. Родители рядом с тобой в любую минуту. Разве не так?

- Да… - прошептал мальчик.

- Все, хватит разговоры разговаривать! – прикрикнул нарочито грубо Иван Миронович.

Его трубка догорела. Странный разговор закончился. Ветер усилился, и поднял тяжелые волны. Было слышно, как они с грохотом бьются о скалы.

- А ведь и правда штормит – вспомнил Тимур предсказание Ивана Мироновича.

 

***

 

Через мелкие дырочки на легких занавесках в комнату проник утренний свет. Уткнулся желтыми лепестками в оконце любопытный подсолнух, склоняясь под порывами ветра.

По привычке Тимур забежал в комнату деда, и нашел его сидящим в том же кресле, с потухшей трубкой. Черты лица старика неестественно застыли, исказились, тело налилось восковой желтизной. Мальчик все понял, и надрывно завыл, как волчонок:

- У-у-у-у-у-у-у…. У-у-у-у-у-у-у…

Судя по тому, что трубка теплилась слабой струйкой горького табака, Иван Миронович в эту ночь так и не заснул. В последние часы он о чем-то или о ком-то думал, вспоминал. Только что? Голодное детство, мальчишеские драки до первой крови, или красавицу Зулию, что пошла за него замуж против воли родителей? Наверное, все, что было особенно дорого.

Холодное тело Ивана Мироновича увезли. В скромной мазанке на берегу моря воцарилась тишина, звонкая и безысходная. Тимур вспомнил прошлый вечер, и со злостью подумал:

- Не помогла свеча! Размечтался, дурак!

Вдруг из ниоткуда в комнате раздался голос деда:

- Внучок! Твоя свеча мне Дорогу осветила, и я нашел Мир, откуда пришли Падшие Ангелы, чтобы научить людей Любви.

- Так не правильно! – закричал в голос Тимур. - Я не хочу быть один! Вернись!

У Тимура зашлось от тоски сердце. Сколько ни звал он Ивана Мироновича, тот так и не отозвался.

Ребенок намучился за день. Свернувшись калачиком, он засопел в дедовом кресле.

Сон унес его в степь, где от желтой пыли слезятся глаза, и сохнет в горле, но все нипочем, потому что рядом бежит верный друг - тонконогий жеребенок с золотой гривой.