ЗУЕВКА ЛЕТОМ И ОСЕНЬЮ 1945 года.

 

Наступил

долгожданный мир. Возвращались редкие счастливчики, воины в родные дома.

Запомнилось и мне на всю жизнь как радостно их встречали большими семьями,

многочисленной родней, улицей, а кого и

всем селом.

 

Помню,

когда шла еще ожесточенная война, но счастливчики уже приходили с фронтов, хотя

и калеками изувеченными, но живыми. Помню, еще задолго до Победы возвратились

бойцы: политрук без одной руки Леус Петр Семенович, без одной стопы старший

сержант Денисов Николай Петрович. Тяжело раненными с войны на долечивание в

Зуевку явились Репин Серафим Николаевич и Трубников Василий Егорович. А

подлечившись, они по брони останутся в колхозе. Репина колхозники опять изберут

председателем, а Трубников станет опять за штурвал хлебоуборочного комбайна,

 

Потом возвратится Воротынцев Филипп

Петрович, потерявший ногу под Ленинградом. Дмитрия Петровича Скокова из

тылового госпиталя доставят в Зуевку инвалидом. Он тоже был ранен в боях под

Ленинградом.

 

Шлодолго тяжелое время, но дождались и мы

дня Победы. Люди ликовали, многие и горевали. Это семьи, которым по ходу

войны были вручены извещения на воинов без вести пропавших и убитых.

 

Потом; к

концу лета, к осени ближе -1945 года в село стали возвращаться и первые

победители. Гордой походкой они проходили по улицам Зуевки, бравые, красивые, с

орденами боевыми на груди, Радостно возвращались они, направляясь еще

незабытыми тропками в родные дома, где неописуемых радостей и ликований не было

конца.

 

И с той

же войны уже совсем к распутице слякотной, а то и к стуже зимней, возвращаться

стали и пленные. Они не гордо шли, не победителями себя чувствовали, они в село

возвращались тихо, чаще домой возвращались задворками и ночью. После того, что

с ними произошло, они считали себя униженными и оскорбленными, с грузом вины

собственной. Поэтому, в их домах мы не видели никаких ликований и веселий.

 

Но все

равно, мы их понимали. И в их семьях была относительная, но радость.

 

К таким счастливчикам я причисляю семью

Максима Васильевича Дробышева, Алексея Васильевича Денисова, Павла Ионовича

Чеховских, Александра Павловича Бортникова, Горлова Алексея, Татаринцева

Алексея, Денисова Василия Михайловича, Занина Василия Яковлевича и других.

 

Селяне

не винили их за плен, не оскорбляли, не называли оскорбительным словом

«пленник». А вот фронтовики, злословя, их

оскорбляли. Хотя им как никому другому было лучше знать, что война без

плена не бывает. И они знали, что плен далеко не рай.

Да это было видно по изможденным лицам,

по исхудалым и костлявым фигурам пленных. И в Первую Мировую войну пленных

зуевцев много было. Такие авторитетные мужики в Австрийском плену побывали, как

Кортунов Павел Николаевич, Елхимов Григорий Александрович, Мальцев Яков Яковлевич

и другие. Их же власть и народ за плен не ругали, не преследовали и не

оскорбляли.

 

Но в

отечественную войну был сталинский приказ «В плен не сдаваться». Они его как бы

нарушили, хотя и не по своей воле (об этом мы с вами поговорим, а может и

обсудим). И когда война закончилась, всех людей (мирных и военных), побывавших в плену подвергали тщательным

допросам, выясняя причины их пленения.

 

И получалось, они в немецких лагерях

переживали издевательства, унижения и пытки, теперь им и на Родине не давали спокойствия.

 

Но, как бы там, ни было, а наши вдовы

женам и детям перечисленных семей часто завидовали. Помню, по этому случаю мать

нам не раз говорила « Лучше бы ваш отец на войне в плен попал. Остался бы и он

живой». Так рассуждали вдовы после войны. Прискорбно конечно, но для них плен

казался единственным спасением их мужей, наших отцов от неминуемого ада войны.

 

А кто в плену побывал, так не считали

(позднее я с ними буду о плене говорить, а 25 лет первых они молчали, боялись).

С Павлом Ионовичем Чеховских я

еще в далеком 1951 году на бригадном дворе за лошадьми ухаживать помогал. Я уже

тогда от него узнаю, что в плен они попали под ОРЛОМ. Емцы взяли их без

сопротивления и без единого выстрела. Это как же?

 

- Везли

нас в телячих вагонах с пересыльного пункта эшелоном к фронту, - скупо

рассказывал он. - Говорили, едем воевать под Орел. Ночью везли, а днем в тупике

мы стояли, сухой паек доедали. И у нас обычно Алешка Ст аршинин (Алексей Иванович Денисов) за кипятком на станциях

выходил, он побоевее. Он еще там чего достанет, например –кусочек сахарку. И мы

сидим, потом чаи гоняем да разговариваем. Слухи прошли, что немцы подошли к

Москве, что вот – вот ее оккупируют.

 

Потом

ночью эшелон остановился, командиры скомандовали выгружаться и в колонну по

четыре человека строиться. Мы к общей

колонне четверо пристроились. Вели долго. И нас привели в лапы немцам, так вот.

 

А почему

они так легко и просто в лапы немцам попали? Теперь разбираться трудно, тем

более понать. Мне тот самый Алеха Старшинин

прямо сказал «Было предательство». И вот чего он еще говорил:

 

- Мы

когда речь не русскую со стороны леса услышали, я не выдержал, приблизился к

лейтенанту, спросил его «Немцы тут где-то, не кажется вам, товарищ лейтенант?».

А он мне грубо:

 

- Не разводи паники солдат, а становись

в строй и молчи.

 

Но тут кто-то крикнул:

 

- Братцы, нас предали! Разбегайся по

лесу и скрывайся!»

 

И тут послышались выстрелы. Мы все

четверо в лес забежали и до утра в нем блукали. А наутро, куда ни пойдем, всюду

немцы.

Долго

бродили мы в поисках выхода к своим подразделениям, но так и не вышли. Зашли

ночью в деревню, постучались в крайний дом, хлеба попросили. По две картофелины

дали, сказали с упреком:

 

- Вы уже

четвертые этой ночью. Воевать надо вам, а не бродить…

 

Пошли в следующую деревню, где по слухам вроде бы на

работу берут. Тут телега догоняет, мужик подтверждает слухи о работе. Садимся с

ним, едем в надежде трудоустроиться и на заработки эти жить. И про опасность

забыли, страшно голодные. А мужик успокаивает, говорит «В деревне немцев нет. У

меня есть знакомые. Которые дадут вам справки для прописки, Без прописки на

работу не берут».

 

Подъехали

к дому, он зашел, из дома вышли вооруженные люди и нас забрали. Оказалось,

русский мужик привез нас в немецкую комендатуру и сдал, он работал на них.

Немецкий офицер с переводчиком нас допрашивал. После допроса троих нас в чулане

закрыли, у входа полицая поставили. А Павла Чеховских они задержали.

Разволновались мы, у полицая допытываемся, в чем дело.

 

- Он

еврей. С ним будут особо разбираться.

 

А Павел с детства картавил, букву эр не выговаривал. Типичный еврей,

думали они. И лицом он смуглый, на большой голове волосы черные, волнистые.

Подозрительным поэтому и показался.

 

Мне тогда кум мой, Александр Павлович Бортников и

говорит:

- Ты у

нас самый смелый и грамотный (бригадиром в колхозе до войны работал), давай,

выручай Пашку.

 

Просим часового, чтобы тот привел к нам

немца. Пришел в чулан немец, объяснили, что не еврей наш Чеховских. Рассказали,

живем в одной деревне, работаем в колхозе, у него и у всех нас большие семьи.

Переводчик бормотал все это ему. А немец на меня смотрит, я это говорю.

 

- Не врешь? – спрашивает переводчик.

 

- Ей богу, правда! – перекрестился я.

 

Он поверил, Пашку к нам привели. А то могли бы и расстрелять. На другой день нас

под конвоем подвели на станции к вагонам, Везде

полицаи с собаками. Понабивали они нас как селедку в теплушки и ворота

задвинули. Везли сутки в неизвестном направлении. В Польше очутились, содержали

нас пока во временном лагере. Потом перегнали в другой лагерь, в третий. Опять

каждого допрашивали и отпускали в барак.

А к зиме нас привезли в Германию. Там переночевали на общих нарах, утром повели

строем на звтрак. Баланды тарелку каждому выдали и хлеба ребезок. Мигом

похлебали, съели и на плаце строимся. Покупатели осмотрели, отбирали кого им

надо, увезли. Мы на кожевенный завод все попали.

 

Работа тяжелая, производство зловонное,

кислоты. А кормят опять кое как. Выручала мездра с бычьих кож, кому и хвост

попадет при разборе штабеля. Этим дополнительно питались. И был один добрый

охранник, немец. Он нам из дома кое чего съедобного прихватывал.

 

- Тельмановец я, - говорил он гордо, но

с опаской.

С год мы вместе работали. Потом на завод

прибыл господин. Нас построили,

расспрашивал он нас о прежних занятиях. Меня облюбовал. А мне хотелось с собой

забрать и кума Алексана. Я назвал его двоюродным братом. Так мы попали в

работники.

 

У Бауэра были свиньи, мы ухаживали за

ними, случали, опоросы получали, молодняк выращивали. И в нашей обязанности был

вывоз жижи из выгребной ямы. Ее мы разжижали, перекачивали ручным насосом в

емкости на колесах и увозили на удобрение полей. Жили мы в пристрою, который

стоял рядом со свинарником,

 

На последнем месяце войны кум заболел

чахоткой от сырости. Я его как мог жалел, чаще теперь работаю один. Мы боялись,

не заметил бы его недуг хозяин, не прогнал бы его. Но обошлось.

 

- Освободили нас союзники, -

рассказывает теперь Павел Ионович Чеховских. - Перед этим самолеты американские

прилетали, бомбили и обстреливали здания охраны и администрации завода. А наши

бараки они не трогали, видимо знали.

Администрация вскоре скрылась, а нас стали допрашивать иностранные и

русские спецслужбы. С нашей четверкой обошлось все благополучно. А когда

приехали в Зуевку, по селу слушок проходил, как троих наших жителей уже

осудили, дали им по десять лет и отправили одногоого в тайгу, а двоих в

Магадан.

 

Это он имел в виду пленника Занина

Василия Яковлевича, о судьбе которого я позднее расскажу, и двоих Алексеев:

Татаринцева, работавшего до войны бригадиром тракторного отряда, и Горлова,

работавшего трактористом в его отряде.

 

Говорили, их в плену власовцы

завербовали и они на территории Чехословакии воевали против русских.

 

Два Алексея свой срок отбывали в

Магадане на приисках.

Горлов Алешка-то, этот по-честному к

семье возвратился. - Рассказывает Чеховских Павел. – Но стыдно от селян стало и

он в Кинель на жительство переехал. А там вскоре погиб, шел утром на работу и

попал под машину. А семья его там без отца и жила.

 

И Татаринцев Алешка возвратился, забрал

семью и в Магадан с ней поехал. Едет с женой и с кучей детей, жени и говорит;

 

- Проск, а у меня там жена есть и детей

двое.

 

А Проска не будь дурой, на станции детей

берет в охапку и выводит. Так в Зуевку и возвратилась. Долго отец им письма

писал, посылки слал. Потом отвык, не писал и посылки слать перестал.

 

Да, непростая и нелегкая судьба была у

воинов, которые в плен попали. Вот и Бортников Александр Павлович, которого так

оберегал его кум, только год и прожил в Зуевке, от туберкулеза умер. Совсем

мало проживет после возвращения из плена Денисов Иван Яковлевич. Он тоже лицом

не расцвел, все время оно было желтым. Нелегко в плену было и жителям

оккупированных территорий. Того же города Орла, который и до войны кишел

предателями, и в войну.

 

О чем вспоминали очевидцы. Этим рассказ

и продолжим.

 

Горлов Алешка-то, этот по-честному к

семье возвратился. - Рассказывает Чеховских Павел. – Но стыдно от селян стало и

он в Кинель на жительство переехал. А там вскоре погиб, шел утром на работу и

попал под машину. А семья его там без отца и жила.

 

И Татаринцев Алешка возвратился, забрал

семью и в Магадан с ней поехал. Едет с женой и с кучей детей, жени и говорит;

 

- Проск, а у меня там жена есть и детей

двое.

 

А Проска не будь дурой, на станции детей

берет в охапку и выводит. Так в Зуевку и возвратилась. Долго отец им письма

писал, посылки слал. Потом отвык, не писал и посылки слать перестал.

 

Да, непростая и нелегкая судьба была у

воинов, которые в плен попали. Вот и Бортников Александр Павлович, которого так

оберегал его кум, только год и прожил в Зуевке, от туберкулеза умер. Совсем

мало проживет после возвращения из плена Денисов Иван Яковлевич. Он тоже лицом

не расцвел, все время оно было желтым. Нелегко в плену было и жителям

оккупированных территорий. Того же города Орла, который и до войны кишел

предателями, и в войну.

 

О чем вспоминали очевидцы. Этим рассказ

и продолжим.

 

Оккупация города Орла

 

Готовцев А.Н. вспоминает.

 

- Числа 5 или 6 октября 1941 года я

находился за городом в деревне Трудки, за мной пришел мой дед. С ним мы вошли в

город пешком со стороны современной улицы Цветаева и видели около 15-20

сгоревших и брошенных советских танкеток. Танкетки стояли на улицах Советского

района в разных местах. Дед мой, Дмитрий Николаевич видел как советские

танкисты (из Орловского бронетанкового училища – Литвин, авт.) в ночь со 2-го

на 3-е октября поджигали свои машины, стоявшие на улице. Дед спросил у них,

зачем они это делают. Танкисты ответили, что у них нет бензина. После того как

танкетки были сожжены автоколонна с танкистами, около 2-х часов ночи 3-го

октября, ушла в сторону Мценска.

 

У танков

были сгоревшие катки. Все сгоревшие машины немцы «порезали на металл».

 

(В танковом парке, Орловского бронетанкового училища

до войны были представлены практически все образцы советских танков – БТ, Т-34,

КВ.

 

Власовцы

( они меня заинтересовали) в годы оккупации (видимо, под «власовцами» следует

понимать вообще русских на службе у немцев – Л.) были размещены в бараках, на

месте современного областного архива, около 300 человек. Они были одеты в

немецкую форму. Когда к Орлу уже подходили советские войска «власовцы» уехали в

сторону Брянска. Некоторые из них говорили, что «им бы только до брянских лесов

добраться».

 

Воспоминания Тимофеева Е.А. записаны по памяти, через

год после разговора.

 

В 1941 году Тимофеев Е.А. проживал вместе с семьей в

районе улицы Ляшко – станция Семинарская и учился в техникуме. Утром 2-го

октября он пришел на занятия в техникум. Но занятий в тот день не было. Всех

учащихся собрал директор, раздал им документы и сказал, чтобы все приходили на

занятия через день (4-го октября), «если завтра ничего не случится».

 

О том, как 3-го октября в город вошли немецкие войска,

Тимофеев ничего не знает, т.к. весь день он находился дома (фактически на

окраине города – Л.) и ничего не слышал и не видел. Не было слышно ни взрывов,

ни стрельбы. О том, что город захвачен немцами он узнал из разговоров.

Говорили, что семь или десять немецких танков проехали по центральной улице города

в сторону вокзала и, остановившись в районе Прокуровки, стреляли в сторону

Мценска. Самих немцев Тимофеев впервые увидел на улице, около дома, 5-го или

6-го октября. Многие местные жители, в период с 3-го по 6-е октября, ходили на

станцию грабить брошенные советскими войсками железнодорожные вагоны. В вагонах

было много продовольствия и различного имущества.

 

Как только немцы вошли на станцию Семинарская (уже

после 5-го октября – Л.), где стояли составы, сразу же выставили охрану.

Несколько грабителей были расстреляны (в том числе и знакомый Тимофеева, за то,

что украл из вагона лисьи шубы– Л.). Грабеж быстро прекратился. В дальнейшем

Тимофеев Е.А. устроился работать помощником в салон фотографии, где и работал

памятный

знак в Трудках теперь есть. Он достаточно скромный, стоит на въезде в село со

стороны райцентра Покровское. Надпись на нём такая:

 

«Остановись, склони голову! Почти память минутой

молчания.

 

Перед тобой – многострадальное село Трудки – Орловская

Хатынь.

 

С ноября 1941 по февраль 1943 года оно было

оккупировано фашистами.

 

За связь с партизанами каратели сожгли около тысячи

домов,

 

зверски казнили более ста мирных жителей».

 

Прочти, читатель, и этот список (пока – из 114

фамилий, без тех, кто замёрз)

 

Вспомним всех поимённо:

 

1. Богатырёв Алексей

 

2. Брылёв Андрей (Андриан) Фролович

3. Брылёв Иван Андреевич

 

4. Брылёва Мария Андреевна

 

5. Брылёв Иван

 

6. Этот член семьи Брылёвых – не назван по имени

 

7. Внуков Дмитрий Абросимович

 

8. Его жена

 

9-12. Члены семьи

 

13. Внуков Филипп Петрович

 

14. Внуков, его сын, не назван по имени

 

15. Внукова Мария Ивановна

 

16-17. Внуковы – двое её детей

 

18. Внукова (жена Василия Николаевича)

 

19-22. Внуковы, дети

 

23. Данилова Надежда Павловна

 

24. Данилова Мария Фоминична

 

25. Данилов Михаил Сергеевич

26. Данилов Иван Алексеевич - комсомолец

 

27. Звягинцев Иван Иванович – комсомолец

 

28. Клепиков Андрей Борисович

 

29. Клепикова, его дочь

 

30. Клепикова Зоя Гавриловна и т. д

 

Всего

114 человек.

 

Много было в начале всего: неразберихи, путаницы,

нестыковок, порой может быть паники или предательства. Отсюда и неуспехи нашей

обороны. Это можно себе представлять, читая вот это:

 

Теперь - о Смоленске, именем которого названа одна из

кровавых битв наших войск летом 1941

г. Сам я – смоляк (авт. Н. Дружинин), и мне лестно, что

этот город получил высшую награду Родины за свои боевые дела. Но если по

большому счету, то необходимо признать, что Смоленск в те дни наше командование

просто проспало. Зная о прорыве немцев у Копыси через Днепр, оно так и не

сумело установить силы и направление движения 47-го танкового корпуса врага, и

неожиданное появление немцев на южной окраине города было для него громом среди

ясного неба. Находящийся в Смоленске штаб Западного фронта оказался в полной

растерянности (иного слова просто не подобрать), поэтому не смог использовать

для обороны города даже части формируемой практически рядом 16-й армии.

Смоленск защищали, как удалось установить по одному из источников (не помню его

названия), всего три батальона ополченцев. Сам город по неизвестным причинам

вообще не готовился к обороне, хотя немецкие подвижные части были всего в 135 км от него. Верили, что

врага удастся остановить на Днепре?

Не зря Сталин, узнав о падении Смоленска, по словам Жукова,

был вне себя. Ведь полный просчет нашего командования на этом участке был

налицо. К тому же Смоленск был захвачен всего одним танковым корпусом, и кривил

душой бывший начальник Генерального штаба, когда впоследствии писал: «Части

20-й армии, непрерывно атакуя врага и обороняясь на широком фронте, все же не

смогли сдержать натиск 9-й немецкой армии. Танковые соединения противника

обошли нашу армию и ворвались в Смоленск». (Г. Жуков «Воспоминания и

размышления», стр. 286). Но на 20-ю армию наступали танки 3-ей танковой группы

Гота, а в Смоленск ворвались танки Гудериана, за что он и был отмечен высшей

наградой Рейха - «Дубовыми листьями к рыцарскому кресту». Гот такой награды не

получил. Нечто подобное произошло и с поныне замалчиваемой обороной Могилева. А

ведь еще 26 июня Ставка приняла решение об организации рубежа на Днепре, но

Генеральный штаб эту директиву по-настоящему так и не выполнил.