Мы решили, что вначале нужно строить пристройку для гусей. Сашины «бобки» (гусята) были еще маленькие и он их кормил четыре раза в день и все время менял им воду. Он сам готовил им еду, перемешивая разные крупы с мелко нарезанным бурьяном. Он был счастлив, что его «бобки» хорошо растут и у него нету особых проблем с ними. Через несколько недель, когда «бобки» хорошо плавали, он стал водить их к озеру («булхак»), что было недалеко от нас, а вечером приводил обратно. Сам гонял футбол на берегу озера, за одно присматривая за ними. Таким образом, все лето до поздней осени не нужно было кормить гусей, потому что они находили корм в озере. Они так хорошо приучились, что утром, только его видели, сразу строем выходили и шли к озеру, а вечером топ-топ обратно. Красота!

У Любы вначале дела шли тоже прекрасно, потом хорошо, потом так себе, потом на наших ежедневных совещаниях она просто кричала «Караул!». Эти черви шелкопряда вначале были микроскопические. Отец хитро завлек Любу в этот бизнес. Он говорил:

– Смотри, Любаша, первый день, т.е. вчера, ты им давала кушать один листочек шелковицы. На второй день, т.е. сегодня – два листочка, а на завтра будешь давать сегодняшнюю порцию плюс вчерашнюю. Правильно 2 + 1 = 3 листочки. И так каждый день.

Сегодняшняя порция плюс вчерашняя. По науке, Любаша, это называется цифровой ряд Фибоначчи. Поняла?

– Поняла, – обрадовалась Любаша , сразу сообразив, что на четвертый день будет 3 + 2 = 5, на пятый день 5 + 3 = 8 листочков, на шестой день 8 + 5 = 13 листочков и так далее…

На легкомысленное «и так далее» и попалась Любаша, потому что в конце второй недели нужно было давать уже 600 листов, а в конце третьей недели больше 10000! Вдобавок ко всему, эти черви росли как на дрожжах. Вначале они вмещались в коробок из под спичек, через несколько дней в коробку из под конфет, через полторы недели они не вмещались на столе, а в конце третьей недели весь сарай был застроен стеллажами в десять рядов от пола до потолка и они ели, ели, ели. Вокруг нашего дома и вдоль дороги несколько лет назад были посажены тридцать штук деревьев шелковицы. Так наших деревьев уже не хватало и нужно было ехать в колхозную посадку и с утра до вечера собирать в мешки листья шелковицы. Иван на велосипеде несколько раз в день закидывал мешки. Люба кормила и убирала за ними, т.е. перед каждым кормлением их переносила на чисто застеленные стеллажи.

Я с Борей помогал Любе, она дала клятву, что тоже нам поможет с кроликами и Сурчикой.

Боря проклинал уже этого Фибоначи со всеми червями на свете, «то ли дело кролики – красота, они такие мягкие, нежные красивые и Сурчика твоя хорошая – слов нет, а эти просто твари» – говорил он. Казалось, что этому кошмару конца и края нет. Нам уже помогали друзья и родственники, Иван уже делал шесть рейсов в день, а они все ели и ели. Каждый был уже размером с толстую сигару. А отец все строил новые и новые стеллажи.

Один раз на планерку Люба прибежала вся в слезах.

– Что случилось? – спросил папа.

– Они заболели, – сказала Люба плача, – они все не белые, а прозрачно-желтые, не кушают, смотрят вверх и крутят головами. Боже мой, сколько труда и все пропало.

Мы все побежали смотреть. Действительно, картина была странная, ну просто забастовка, не кушают и смотрят вверх вращая головами. Мы не знали, что делать и как лечить. «Может быть их нужно водичкой спрыснуть, что ли» - предложил Иван.

Отец сказал:

– Ребята, если взялись за дело, нужно все делать по науке. Нужно читать соответствующие книги, как кормить, как лечить. А вы как думали? Это касается не только червей, но и гусей, кроликов и свиней. Понимаете? По науке!

– Так что же делать? – ломала Любаша руки, и нам стало ее очень жалко.

– Что делать, что делать? – передразнивал отец, – веники нужно вязать.

– Что, все подметать и к чертям собачьим? – не сдавалась Люба.

Отец стал смеяться.

– Да нет, они больше кушать не будут. Они готовы производить шелк. Начинается самое интересное. Нужно делать веники и поставить штук двадцать на каждую столешницу. Они будут подыматься на веники и делать шелк вокруг себя, пока полностью не закроют себя в шелковую скорлупу. Это хорошо, что они все одновременно готовы, значит шелк будет хорошего качества. Все отлично!

– Ура! – закричали все, – значит с листьями покончено?

– Покончено! – сказал отец, – но веники нужно делать быстро, иначе они на крышу полезут и тогда, действительно, все пропадет.

Мы бросили все и стали делать веники. Иван доставал необходимый материал, отец топором рубил, чтобы легче связывать было. Всю ночь мы вязали веники, а бабушка расставляла веники на столешницах. Через несколько дней мы вздохнули с облегчением. Черви шелкопряда делали свое дело, а мы наблюдали через увеличительное стекло, как они шелковую нить наматывают. Природа интересная!

На следующий день у Бори начались проблемы с кроликами, мы еще не приступили к строительству их домика. У нас даже проекта не было. В нашем доме была одна недоделанная комната, так называемая «гостевая». Отец говорил, что пока пристройка не готова, пусть они побудут в этой комнате. Окно будет все время открыто, только кормить и выносить мусор будем через окно и не распространять запах по всему дому. Они вели себя довольно прилично, кушали хорошо то, что Боря по науке давал, (больше люцерны) и водичку пили. Два раза в день Боря у них подметал и гладил их.

«Комиссия» пошла посмотреть, что произошло. Они сделали глубокую нору под полом (пол был земляной и замурован глиной). В комнате от норы до середины была куча земли. Боря виновато расширил свои голубые глаза. Из-за его бизнеса, чего доброго, дом развалится.

– Ну, что Боря – сказал отец. – Нужно убирать, если они это сделали, значит им это нужно. Видать, у них скоро будут маленькие кролики. Ты им принеси ведро соломы, чтобы они под полом себе гнездышко сделали. А потом все красиво подметешь. Пора заняться пристройкой. Но, имей в виду, когда мы их переселим, тебе нужно будет принести землю обратно. Закрыть их нору и замуровать обратно пол глиной. Это не страшно. Вокруг комнаты каменный фундамент. Все в порядке, пошли совещаться дальше.

И мы все вернулись в «зал заседаний».

– Как у нас дела с макухой? – обратился папа ко мне.

– Пока имею тринадцать штук, – сказал я.

– Ого! Как ты умудрился, ты чуть больше недели к нему ходишь.

– А он стал давать мне по 2 штуки в день. Много мусора набирается. Особенно, когда для колхоза масло делает.

– Наверное потому, что его дочка, Зиночка, тоже стала приходить помогать, вот и набирается – захихикал Иван.

– Иван, ты бы наведался тоже по части механизмов ты лучше разбираешься. Нужно помочь человеку.

– А как быть с Зиночкой? – облизнулся Иван, – как будто она медом помазана.

– Иван – это его бизнес, – улыбнулся папа. – У тебя скоро уборка начинается, какие еще есть вопросы?

– У меня есть вопрос – как школьница подняла руку мама. – Я хочу козу. Я уже договорилась с Савой Ларгири. У него прекрасная коза. Сказал, что деньги потом можно буде дать – 25 рублей.

– А что, хорошая мысль, – согласился отец, – козлиное молоко самое полезное. Саша, это будет твой бизнес.

Вечером у нас появилась коза. У нее было большие вымя и огромные рога.

Саша с козой и гусями шел на озеро, а вечером вся процессия возвращалась домой.

Коза давала утром и вечером по 2 л молока. Мы сходу пили это молоко сырым. Через несколько дней гуси привыкли и шли за козой туда и обратно. Иногда, вечером, когда Саша где-то задерживался, гуси выходили из воды и дисциплинированно, кучкой ждали главного хозяина возле козы. Получилось, что коза Саше на помощь пришла. Она паслась на берегу, а гуси думали, что она их сторожит.

– Ну и везет Саше, – удивлялся Боря, – с него как с гуся вода. Дела идут. Гуси большие, все двадцать штук, а он футбол гоняет, хоть бы что. Хорошо, что с Фибоначи покончено.

Тем временем, Люба закончила чистить веники, разложила шелковые скорлупки по ящикам и вместе с отцом, сдали продукцию в заготовительную контору, получив еще три грамма микроскопических червей...

Я с Борей упорно работали над проектом пристройки для кроликов и свиноматки. Мы уже взяли много литературы из библиотеки по кролиководству и свиноводству.

Но отец браковал наши проекты, то из-за отсутствия материалов, то из-за того, что занимали много места.

В конце-концов, то что кролики сделали нору под пол навело нас на мысль предложить нечто новое, еще не известное в науке. Суть проекта заключалась в том, чтобы сделать глубокую яму 1,2 -1,5 м и вокруг этой ямы копать канаву глубиной 0,5 метра. В этой канаве поставить забор из железной сетки по периметру. Вокруг ямы сделать бортик, чтобы вода внутрь не попадала, а над ямой сделать крышу.

Кролики будут спускаться в яму по наклонной доске и там они себе сделают норы, которые из-за глубины до поверхности не дойдут. Если кролики захотят делать норы наружу, то наткнутся на железную сетку. Кормить мы их будем не поверхности. А в яму забросим опилки и солому. Нас волновал только вопрос, чтобы кролики не загадили внутри ямы, а то начнут болеть. Тогда Иван предложил делать крышу откидную. Таким образом, в яме им будет зимой тепло, а летом прохладно. Это значит, что у них всегда будет хороший мех. Отцу проект понравился.

Как генеральный архитектор он одобрил место, за сараем, открыл финансирование на покупку 15 м железной сетки и сделал необходимые поправки к проекту. Мы взялись за работу. Еще не успели откопать и половину ямы, как в одно утро на кормление из норы вышли штук десять маленьких кроликов. Они были необыкновенно красивыми, белые с красными глазами. Они щипали люцерну как взрослые. Боря был так счастлив, что у него даже глаза прослезились. Это действительно, было чудесно через несколько месяцев, когда мы закончили пристройку из норки вышла другая партия маленьких кроликов, а те, первые, уже были большими.

Мы делали проект на совесть. Внутри ямы, чтобы кроликам было легче, мы сделали штук десять норок, глубиной около метра, а внутри норок сделали расширения, чтобы им было, где развернуться. Туда мы засунули солому и опилки, и наконец переселили их. На наших совещаниях было принято решение, что после уборки картошки, посеем сразу кукурузу на корм кроликам. Также посеяли несколько соток люцерны рядом с виноградником, тоже на корм кроликам.

Боря забеспокоился, что если все эти двадцать штук кроликов начнут размножаться как первоначальная пара, то получится Фибоначчи №2 с кормлением. Отец его успокоил, что мы будем держать около сорока кроликов. Остальных мы просто съедим. Так что Фибоначчи №2 не будет. Но сорок кроликов это тоже немало. Поэтому на дальнейшую перспективу нужно делать расчеты исходя из этого количества. Зимой кролики будут есть сено и кукурузные огрызки, а также зерно. В это время их будет меньше чем летом, т.к. зимой мясо вкусное, а мех стоит 3 руб. за штуку.

Честно говоря, у меня были определенные опасения со своей Сурчикой. Дело в том, что с малых лет у меня складывалось весьма странные отношения с животным миром. Когда мне было шесть лет, дедушка Иван Филиппович умер. Он завещал Ивану и мне по одной овечке. Ивану досталась черная овечка, которая с годами, приплодилась до десяти овец. Больше этого количества мы не держали. А моя овечка, серая, самая красивая, спустя четыре месяца сдохла по непонятным причинам. Я никогда больше в жизни не видел, чтобы просто так овечки сдохли. Я был потрясен и сильно плакал. Мама сказала, что это потому, что бабушке жалко было, вот и умерла. Я пошел к бабушке и устроил ей целый скандал. «Зачем нужно было дарить мне эту овечку, если жалко было, вот она и умерла, лучше было бы не дарить, она была бы жива». Бабушка, чтобы как-то исправить свою оплошность, а заодно исполнить завещание деда, весной подарила нам две козочки, одну Ивану, другую мне. Козочки были необыкновенно красивыми. Мы с ними игрались. Я свою ласкал, вязал всякие бантики, ухаживал с любовью. Через пару месяцев моя козочка сдохла, а Ивана – кормила нас еще пять лет, потом мы ее продали. После этого решили, что мне просто не везет с животными и лучше мне держаться от них подальше.

Когда я был во втором классе, у нас был очень агрессивный петух, который меня ненавидел. Я только выходил на улицу, как этот петух прибегал ко мне весь красный и возбужденный, взлетал мне на голову, клевал, царапал, бил крыльями. Любые мои сопротивления были бесполезными. Он как будто был бешенным. Интересно то, что он больше никого не трогал. Боря с любовью называл его «Ко-ко» и всегда носил в кармане несколько зернышек. Он для него был ручным, а для меня – грозный как степной орел. Мама говорила, что это очень хороший петух и его нужно держать. Я так его ненавидел, что когда его, наконец, зарезали, я не хотел его есть.

Однажды летом я пас бабушкину корову. Обычно, это делал Иван. Вечером я подошел к корове с веревкой для того, чтобы просто накинуть петлю на рога, как все делают и отвести ее домой. Корова посмотрела на меня очень странно своими большими коровьими глазами, но когда я все-таки хотел накинуть на ее рога веревку, она взбесилась, рванула с места и как дикая побежала галопом по дороге. Тогда целая череда возвращалась домой. Так все коровы как сумасшедшие побежали за бабушкиной коровой и галопом понеслись в сторону села. Люди и дети не могли их догнать, так они рванули. Ближе к селу, мужчина, который шел по дороге навстречу этой тарабарщины, стал на пути и поднял руку вверх. Все коровы остановились, а бабушкина корова побежала дальше. Я догнал корову в соседнем селе – Боронче. Я был испуганный, заплаканный и запыхавшийся. Корова тоже устала и остановилась. Я боялся подойти к ней спереди и шел все время за ней. Мы пришли домой поздно, когда уже хорошо стемнело. Мне тогда было плохо, поднялась температура. Бабушка прикладывала мне на лоб листья капусты и давала пить прохладное кислое молоко. Передо мной все время были эти коровьи большие глаза. После этого, я больше никогда не пас корову.

С малых лет Иван скакал на лошадях галопом, купал их, запрягал и распрягал, кормил их, совал им руки в рот и они его никогда не трогали. Я очень тоже хотел попробовать ездить на лошади. В селе это все дети умеют. Была одна лошадь очень добрая и смирная. Иван говорил, что на ней даже маленькие девочки катаются.

Ну, я решил попробовать. Иван мне помог сесть на лошадь, но как только он отошел, лошадь заржала как дикая и поднялась на дыбы. Я изо всех сил держался за ее гриву, но она никак не успокаивалась. Жутко ржала и резко подымалась на дыбы мотая головой. Она меня скинула на землю. Я больно упал и с земли видел, как это огромное животное прыгало надо мной. После этого я никогда в жизни не пробовал садиться на лошадь.

Как-то один раз я с Борей хотел попробовать виноград у соседа. У нас был свой виноград в сто раз лучше, но почему-то нам захотелось попробовать его мелкий «птичий глаз» виноград. У соседа была большая черная собака на цепи, породы водолаз. На наш невинный поступок собака кинулась на нас, сорвалась с цепи и погналась за нами. Мы побежали со всех ног в разные стороны. Собака неслась за мной как Собака Баскервилей, догнала и стала рвать. Я упал на землю. Собака мусолила меня, порвала всю одежду и на обеих ногах сделала глубокие укусы выше колен. Меня положили в больницу, делали всякие уколы, зашивали раны, но на правой ноге на всю жизнь остались следы от этих собачьих укусов. Потом, несколько месяцев, я лежал дома, так как не мог двигаться, было очень больно. Я маму спрашивал, почему животные ко мне относятся так плохо. Я к ним с любовью, а они меня ненавидят. Мама говорила, что это потому, что я «Скорпион», а животные боятся скорпионов. Когда я выросту, то животные будут относиться ко мне нормально. Потому что есть нормально установившиеся отношения между животными и взрослыми. Но, поскольку, я ребенок, а не взрослый, то животные видят во мне скорпиона, вот они и агрессивные. Никогда не нужно бегать от животных. Если видишь, что-нибудь неладное, подымаешь одну руку вверх и спокойно говоришь : «Ша!» и они тебя не тронут. Даже самая страшная и самая злая собака. Вот так «Ша!» и стой на месте.

Я говорил маме, что чувствую себя несчастным из-за того, что животные так ко мне относятся. Мама успокаивала меня тем, что есть животные, которые ко мне хорошо относятся, например свиньи. Это потому, что по китайскому гороскопу я кабан. Вот свиньи тебя считают своим. Я не испытывал большое счастье от свинства, но, видать такова моя судьба. Мама мне шептала на ухо, что за то женщины меня будут очень любить. Я сомневался.

Теперь судьба столкнула меня с Сурчикой и … с Зиной.

Я уже не сомневался, что мама права во всех непонятных для меня вопросах. Мне всегда казалось, что отец рассуждает мозгами, а мама – сердцем.

Однажды, на речке было много детей и мы играли с собакой. Мы с ней купались, устраивали соревнования, завязывали ей глаза и смотрели, как она ориентируется. Все дети обнимали эту собаку, целовали, ласкали, гладили. Она была, действительно, очень хорошенькой. Я тоже хотел погладить ее голову и протянул к ней руку. Она сделала «Гаф-ф!» и вся кисть моей руки оказалась в ее пасти. Ее клыки, как капкан, давили сверху и снизу выше запястья моей руки. У нее глаза сразу стали как стеклянные и ясно говорили о том, что еще одно движение и рука будет укушена. Все расширили глаза и открыли рты от удивления. Я сказал: «Ша!», капкан медленно открылся и я вытащил свою руку. Мама была права!

Я покормил Суричику, так сказать, поросячью мою Судьбу. Она хорошо кушала, весело вращая хвостиком вместе со своим безымянным собратом, которого мы планировали заколоть на Новый Год. Он был в три раза старше по возрасту и по весу. Они хорошо ладили. После ужина поросята мирно спали рядом. Замечательные животные, подумал я, почему люди так по-свински к ним относятся?

Я для Суричики заготавливал корма по науке. На мешках были этикетки «для Суричики». Все как полагается. Началась уборочная страда. Иван работал помощником комбайнера, а я на этом же комбайне копнильщиком. Мы убирали сначала горох, потом овес, потом пшеницу, и, наконец, рожь. В мои обязанности входило, чтобы копны соломы были расположены аккуратно в ряд. Я на ходу трамбовал солому в бункере и открывал, когда комбайн приближался к ряду скирд. Поскольку техника не идеальная, то много зерна сыпалось на землю. Особенно, когда пересыпали зерно из бункера в машину. Помня о своей Суричике, я это зерно аккуратно собирал в полиэтиленовые мешки. Потом прятал эти мешки в лесопосадке. Когда поле было уже убрано и никого в поле не было, я с Иваном транспортировали зерно домой на велосипеде. Все было честно и справедливо. Зерно все равно бы пропало, а так и для Суричики хорошо и для нас не дурно.