Марина Матвеева (Симферополь)

 

***

 

Маме, врачу, посвящается

 

Аксиомно. Аксиокна. Аксидвери.

Дом. Вне дома - теоремное безверье.

Бездоказанность - как данность. Как Везувий.

Я иду и снова город доказую.

Во главе угла поставлю ту старушку,

что, смиренно приклоняясь на колотушку,

черно-серою висит гипотенузой,

ни стыда уже не помня, ни конфуза.

Угол прям. Его обходят, не сгибаясь,

чуть косинясь, интегрально улыбаясь.

Иксы, игреки, машины, деньги, лямбды -

на других углах. И было проще там б, да

в серых катетах домов и улиц что-то

чуть надломлено - неверного расчета

будто просит все. Троллейбус - диаграмма:

точка, точка, два менточка… Здравствуй, мама!

Что за взгляд ты принесла опять с работы?

Снова корень извлекала из кого-то?

Из начальника? Да будь он параллелен!

Мама, главное, чтоб люди не болели.

Мама, главное, что каждый острый угол -

это сектор недочерченного круга

жизни… Снова зябко поднимаешь ворот.

Двери настежь в теорему - пиль! фас! - город.

 

АНТИ

 

Рыдайте, Шекспир и Данте!

Мопассан, томись!

Любовь - излечима! Анти-

депрессантами.

Сдирайте кору сонетов -

дайте сердцу взять

законную горсть таблеток

да инъекцию -

и tabula будет rasa.

…О, розы свежие…

…и звезды… Еще три раза

в день. Ну-ка, съешь меня,

любовь! Обломаешь десны.

О нет, не стерва я -

я биодобавка к мозгу

из двадцать первого

стозимья. Еще листаются

ногтями в лаке

очитки страстей цветаевских…

Обнять и плакать!

Сто лет - это миг, а гляньте!

Прописанье-то!

Не знала Марина анти-

депрессантного

раздолья… «Любодеянье»

в ее варьянте

с приставкою «пре-», а я вам -

приставку

«АНТИ»!

Инфекция поцелуев…

Ласки плесень…

Мы - чистого века слуги!

И век наш тесен

для любодеяний с прелью,

для сердцегнили…

Цветаевы - от безделья

любили.

 

***

Брось горячо любимого,

как пятак.

Брось горячо любимого

просто так.

Ни для чего. Ни выгадав

ничего,

ни прогадав. Без вызова

брось его.

Без доказательств жалобных:

«Проживу

И без тебя!» - пожарищем

живь-траву

выжги. Не под сусальный храм

златолак,

не под дворец и не под плацдарм -

просто так.

Не защищая Родину -

ни за грош -

руку - культей-колодиной,

в око - нож.

Не в меценатство-спонсорство,

не в кабак -

брось свое миллионствие

просто так.

Без куражу гусарского,

без PR.

Главное - в безвозвратности!

Никог-дар

сделай себе. Под тяжестью

отдышись.

…Да, жизнь за смерть покажется,

смерть - за жизнь…

Жив? Ну так где малеванный

черт, где тать

твой, кость души расклеванной -

«по-те-рять…»?!

Жив? Ну тогда все прочее

в сорный бак

бросишь гораздо проще, чем

просто так.

 

Танго

 

Если

бы я умела

танцевать тебя!

 

Кресло

сжимает тело,

будто ватное.

 

Руки

хотят хвататься

за подлокотники.

 

В муках

детеныш танца

добыт охотником.

 

Кровь и

рутина… Загнан.

Занозой под ноготь.

 

…Профиль -

камей Гонзага

двойным располохом -

 

ну-ка!

…А ноги молят:

«Мы - для хождения…».

 

Руки:

«Да лучше кролем!»

Перерождения

 

страхом

убиты плечи,

зажаты стенами…

 

Взмахом!

Рывком и - встречей!..

И - постепенно мы

 

вместе!

Все части тела -

из крика - в пение!

 

Если

бы я умела…

Взорвись, умение!

 

Из сердца -

по перстам.

Там-там.

 

***

Пизанской башни вздыбленная рысь…

Неправильные тени Иванова…

А белка, превратившаяся в мысль,

Мир одарила поговоркой новой,

 

Известной студиозусам с тех лет,

Когда незнанье притворяться знаньем

Училось только на Руси... Ответ

Всегда не верен. Истина - за гранью.

 

…Когда бы мелосец века спустя

увидел легкость совершенства, груза

лишенную, - ни локтя, ни перста

для Афродиты бы не взял у Музы.

 

А наш фотограф Вася? Вечно пьян,

Но в кривизне своих портретов - гений.

Судьба сама решает, где изъян

Добавить к завершению творений.

 

***

А я летала.

 

Истинно, когда

принять за воздух воду, а за крыльев

движения - гребки. И чтоб вода

была прозрачней воздуха…Чтоб были

баллоны как приросшие к спине,

точнее, вырастающие, словно

все те же крылья… птичьи? рыбьи?...

 

Нет,

похоже, виснет слишком много слов на

естественнейшем действии - лечу!

От жадности земного притяженья

лечусь. От гулких сталетонных «чуд»,

которым только и дано движенье

по воздуху, по страху перед «Бац!

И - всмятку!» - это и назвать полетом

позорно… Или жалкий ветропляс,

где тело под куском раздутой пленки

на человека не похоже - кто б

посмел сравнить парашютиста с птицей?

 

Падения всемирного потоп…

 

Нам воздух - не летать: мы в нем топиться

еще не разучились. Видит Бог,

в нем толком даже и ходить не можем:

все утомляемся и болью ног

страдаем, жаром и ознобом кожи…

 

А я летала.

 

Не велел дышать

в воде нам Бог, чем приказал поверить,

что истинно летает - лишь душа.

 

А телу все равно пора на берег.

 

***

…на безмузье, где и мусор - Муза…

…три шкуры с Муз драть…

Мое, из поэмы-пародии «Пиитика»

 

Муза - крохотный тюбик элитного крема,

за который зарплату - не меньше! - отдали.

 

Как еще ты выносишь любовную тему,

о, читатель? - и тискали, и выжимали

до граммулины, и ковыряли иголкой,

и пластали, как злые студенты - лягушку -

наизнанку изнанки. Кайлом и двустволкой...

И под танком давили, и матом из пушки…

 

Но из ста миллилитров не сделаешь триста,

даже дай этот тюбик в лапищи Володи

Маяковсковысоцкого. Ценно монисто -

да конечно. И Брики, и Влади… И вроде

были - МУЗИЩИ! Кончились. Даже такие

вылюбляются. Что уж о нас-то гутарить?

 

Мне хватило и года, чтоб выжать в стихи и

даже прозу всю музность твою. Как в угаре,

я писала, тебя ни на грош не жалея.

Сразу сотнею скалок ворочала тесто.

Хориямбом - по почкам, анапестом - в шею,

птеродактилем - в самое музное место.

 

И, похоже, ты труп. Хоть все так же красив: и

загляденье-глаза, и весь прочий в порядке,

и любовь не махнула мне вольною гривой

на прощание… Только мои строкогрядки

лишь на са-амую чуть плодородней асфальта -

вот, прорезалась эта поэзка, что зубик.

Не находишь, в ней что-то снятого скальпа…

С корнем выдрать чудовище! Выбросить тюбик!

 

Но... а дальше? Безмузье страшнее безмужья.

На безбричьи безбрачье покажется сластью.

Остаются лишь звезды - кому-нибудь нужно?

Ну, хотя бы одна!... Да не с нашим-то счастьем.

 

Врачам на заметку

 

Не все ль равно, куда сходить с ума?

Александр Кабанов

 

Болезни - это, право, не беда.

Они - лекарство. Помнишь ту ангину,

с чьей помощью протухшая вода

любви с тебя сошла наполовину?

 

А то - не видишь и в глазу бельма,

когда саднят сердечные мозоли.

Не все ль равно, куда сходить с ума,

когда уже сошел в чужую волю.

 

В смертельный насморк? В легкий онкоСПИД?

В кретинеобьяснизм и пара-ночь-ю?

В ипо-хандрилью? В депресньюнктивит?

Или в бутылку водки на бессочье?

 

Когда шизолюбвия обнесла

своим налетом действия и строфы,

не все ль равно, куда сходить с осла:

на вайи или сразу на Голгофу.

 

Не лучше бы проехать дальше. Кон

еще не сыгран, и король твой матом

не послан… И не так ты высоко,

чтобы сходить с чего-то и куда-то.

 

Попробуй лучше НА… На гору влезь,

Ну, пусть хотя бы на вершину славы.

Она летальна - звездная болезнь,

зато хоть полетаешь на халяву.

 

О девушках с веслом (и не только)

 

Родина - место, в котором меня

нет на сегодняшний день, но в котором

было - не далее третьего дня -

тело мое эпицентром раздора.

 

Родина - место, в котором я есть

ныне, сквозь месяц спустя по отъезде

с родины - той, где мне выпала честь

стать не родимой - достойницей местей,

завистей, ревностей, сглазов и зла.

 

…Здесь я нова - и хотя бы полгода

я не узнаю, какого весла

девушкам надо, чтоб я им - как в горле

кость. Или юношам, тем, кому не…

«Не» - это враг, а не женщина. Значит:

травля, изгнание… (Помнишь сонет,

тот, что до «нет» посвятил ты мне, мальчик?

Право же, мило - что после: «Она -

бездарь, зазнавшаяся графоманка

и (в заключение - данный финал

стал уже классикой) блядь!»)

 

Но на танке

правды ломиться - лениво, увы.

Лучше сыграть под «Марию в Египет».

Впрочем, и там не сносить головы:

месяц, полгода - и вытоптан, выпит

свет необычья - все те, кто вокруг,

схватят и ревностно сделают «нашей»:

нашей, родимой, родин-н-ой, как стук

сердца сантехника с мыслью: «…параша…».

 

А откажусь - где ты, родина? Мать

вашу, мне снова скрываться, как Пушкин

в Болдино, в Саках? И переливать

Колокол-Царь на дешевые пушки,

чтобы отбиться?

Бывает Стена

Плача, бывает и стенка для мата…

 

Родина…

родина…

родина (…)

Н-на! -

сердце - в себе похоронишь когда-то.

 

Эго-Истина

 

Сердце за боль - ни ругнуть, ни прибить,

в угол ни вдвинуть.

Боже, бывает так больно любить!..

Даже взаимно.

 

Господи, может быть, Ты не про всех

знаешь и видишь?

Просто не всякое сердце за грех

в угол задвинешь.

 

Что есть такое любовная боль?

Ряд наблюдений:

кто-то становится тупо тобой

вне позволений,

 

кто-то в тебе стопроцентней, чем ты…

Господи Христе!

Кожи и рожи не так уж толсты

на эгоисте.

 

Во Эго-Истину!

Бой - на убой!

 

Любосдираем,

веруя: Ты - тех, кто - тупо - Тобой -

в шею - из рая!…

 

Профилактика

 

Остановись у бездны на краю,

Покуда не в аду и не в раю -

В преддверии любовного недуга.

Путям для отступленья несть числа.

Еще душа к душе не приросла,

Не больно отнимать их друг у друга.

Светлана Смоленская

 

А если проснулся -

и понял вдруг:

уже приросло -

и намертво.

А если проснулся -

а пальцы рук

паралич-лограммом замерли.

А если проснулся и -

ни-ку-да:

ни в сон,

ни в голодный обморок…

А если проснулся - а сердце… Да

не сердце - протухший окорок -

уже выгрызаемо изнутри

подвальною серой шушерой…

Уже догрызаемо…

Говори!

Покамест еще послушаю.

 

О том, что какие-то есть пути,

которых число несчитано -

«пути к отступлению»…

От «Пусти»

простого до сложно вытканной

интриги во зло, чтобы запугать -

чтоб даже и мысль кощунная

пропала…

 

Все можно.

 

А дальше, мать?

Я слушаю, ну же, умная,

ответь. Хладнокровная, проясни.

Серьезная и логичная,

дай руку. Дай руку и вы-тя-ни…

 

Работа профилактичная

не всякой болезни спасенье - здесь

не кариес бленд-а-медичий.

 

…И были стоянья у края бездн

у страшной Марии Медичи,

и той королевы, что лишь за власть

могла быть любима - собственной

рукою - сведённою - (о, нашлась,

и ей отступлённость!) - ссорилась

с любимым при помощи топора.

У бездны остановилась - так.

 

А как по-другому - где не игра,

а сразу все черти - вилами -

в тебя? И в того, с кем срастись - нельзя.

У них это - в книге «Правила…».

 

Спасибо за строки. Твоя стезя

- твой путь к отступленью - правильный.

 

***

Отдых-центр. Бизнес-класс. «Европа».

Сауна, массаж, коньяк, солярий,

стайка топ-моделечек без топов…

Все для вас, ребята.

Я гуляю!

 

Вы мое доверие снискали -

и сейчас его не потеряйте.

Видел я: как лошади, пахали,

на меня - теперь со мной ныряйте

в кайф!

 

…Домой? Не понял? Мало водки?

Девочки тебе не по натуре -

шас парнишку!... Да любой красотке

приклепаем даже хвост к фактуре

и рога, и вымя, если надо.

Все, что хочешь! Зенки повылазят…

 

Это - ты пойми, браток, -

на-гра-да

за твои труды.

 

…Эх-мать! Согласен!

 

…Тихой тенью женщины любимой

(может быть, одна, быть может - плачет…)

совесть обернулась… Да и - мимо.

Мимо рук в перчатках ладных пачек.

 

С перехрустом, как в костяшках пальцев,

с перескрипом, как в замке затвора,

с пересчетом изойдет из пачки

горстка счастьиц для послушной своры.

 

Ты полаял, поносил подачку?

Жалую водяры и девицу

с царского … !

 

А ждут и плачут?

К нашим отношеньям относиться

это не могёт. Другие планы?

Это точно не мои проблемы.

Раз пришел сюда в моей команде -

так без отклонения от темы!

 

Жри, долбись, тусуйся, пей, работник!

А не хочешь - топай на помойку.

 

…Ладно, босс… Воспримем как субботник:

комсомольцем же ходил на стройку

и не вякал.

 

А сейчас - отвязно…

Ни тебе бревна… А только веник.

Банный. Было грязно - стало грязно.

Разница? Зато подкинут денег,

и для…

 

…ангел мой…

 

Тебе - шубенку

на кутюрьем выберем просмотре!...

 

Бабки - завтра. А сейчас… бабенка…

что там у тебя ?... (пусть шеф посмотрит…)

 

…А жена у шефа все прощает.

Ведь ему-то - ни служить, ни тявкать…

А меня мой ангел называет

с этих самых дней за что-то - сявкой.

И ушла. От денег и от шубы.

От карьеры, перспектив и шансов…

 

Эй, бабье! Давайте ваши губы!

Мне теперь ничто не помешает!..

 

На меня напала Цветаева.

Я решила не отбиваться:

 

Острое счастье -

в теле осколок.

То же, что и

боль. От Причастья

отступ недолог -

в адость любви.

 

Вскрикнется - также.

Также - умрется.

Тем же весам

вешать. «Как брат же

был…» - безголосых

по голосам.

 

вой. Безголовых -

бой: зреть бы новых

«братьев». А чем?

Ох, и остро… Вы

дайте - тупого

(коль вообще

есть таковое)…

 

Счастье покоя -

что это? Стоит

сколько? и чем

жертвовать?

 

Волей?

 

Женская доля:

от остроты

тело - устало,

сердце - устало…

 

Рыцарю, ты

думаешь, мало

даме с небес снял

 

звезд? - режут руки…

Золота? - скуки

первой причины…

Страсти? - пучины

будущей боли...

 

Дай мне - покоя!

Женщина есмь я!

…

 

…Женщине тесно

вязкое кресло,

ляпкое тесто,

розы не к месту:

их и ни в тесто,

и ни в…

 

…Окрест-то - небо…

 

Муже, отведай шипастого хлеба!

Вот тебе снова - и остро! и едко!

 

…детка…

С-ы-н-о-к!

Этот пирог -

не трог…

 

…То-то Фортёнка

зажала глазенки,

то-то в ручонках

дрыгляшут весёнки:

это на их издрожала-чашонки -

два окровавленных - шлеп! - лягушонка:

 

больная воля -

и

дойная доля.

 

Бойное поле…

 

Луганск-Симферополь

 

Поезд - что большая коммуналка:

спать пора, а не угомонится.

…чертов снайпер… ды… во… ды… сестриц-ца!…

«Чаю-кофе-пива?» - проводница -

бюстовой атакой - в сон… А жалко.

 

Поезд - как огромная больница:

где-то - храп, а где-то начитаться

всё не могут. И не жалко, братцы,

глаз? - они вот-вот начнут срастаться

с книгой: как в Хефреновой гробнице

 

свет. А поезд - я в железной коже.

Столики - мои эритроциты.

Килька и сырок у плебисцита -

вирусы мои. Хай будут сыты

те, кто мне познание умножит

 

на десяток килобайт из мира

сумок, тряпок, выгодной продажи…

А потом, жуя и грустно скажут:

«Больше нам-то не о чем-то даже

Вам и рассказать… Хотите сыра?

 

Нет? Тогда чуток…?» А поезд - нары.

Нары-норы. Тары-бары-сборы.

…А еще, конечно, это город -

тот, откуда… И - опять надпорот -

крепкорельсый шов - его подарок.

 

…чертов сна…

 

Новая крестьянка

 

Вставай, дорогуша. Дела неотложны.

А боль подождет. За делами - примнется.

Вставай, поднимайся, пока еще можно,

пока еще ноги дойдут до колодца,

 

пока коромысло вползает на руки

(наводит на мысли о стрелах и луке

изгиб…)

 

О стрелах и луках, базуках и кольтах

и прочем убийстве моральных уродов.

…А в небе вода так похожа на боль, так

измучены тучи предчувствием родов

 

неправильных, трудных, с руками хирурга…

Ползи, е-мое, да поможет мне ругань!

…Мозги

 

устроены так, что любовь им - как вирус

компьютерный, неуловимый «Касперским».

…Во сельской церквушеньке весь ее клирос

поет о Любви… А душа изуверски

 

вдолбила себе: и греховно, и стыдно…

А как? Если в дебрях кромешных не видно

ни зги?…

 

В уродстве людском полюбить - не найдется.

И даже на злую любовь - ни козлищи.

…Заплевано дно у пустого колодца

Водица исклянчилась. Скоро и пища…

 

Быть может, река мне поможет с водою?

Знакома, родимая, с бабьей бедою

и с гиб…

 

Зимняя Кришня

 

Давай, Заратустра, зараза, колись:

куда мне пойти, чтоб хоть где-то остаться?

Христа, твоего по профессии братца,

я слушала долго, но вот разобраться

в его письменах не смогла. Будто слизь,

 

сосульки шатаются на бельевых

веревках: зима подползла незаметно.

И так симметричны, как смыслы в приметах

народных, тела круглобоких, монетно-

холодных, вонзающих угли под дых

 

чудных идолиц, не готовых прожить

и дня, но силком отправляющих память

в ту степь, где не знало послушников пламя

твое, Заратустра. Безвременный камень

его заменял. Высекали ножи

 

сведенные длани, безрадужный зрак.

И холод монетный не плавили знои,

рожденные долгою сушью степною,

которая может быть помнящей Ноя

в своей долготе… Заратустра, ты прав:

 

огонь - веселей и теплей, и еще

дешевле, душевней, душистей, душнее.

Я здесь остаюсь. За стеклом - стекленеет.

И скользкие когти слюды, цепенея,

скребутся туда, где уже горячо.

 

***

Он не поэт.

 

Но было странно с ним,

что здесь еще

поэты есть.

 

Он был способен

с высшей

главностью,

возможной в чтении,

прочесть.

 

И утонченные манерщики,

с подрагиваньем пальцев в тон,

и футуристы-недомерки, что

кричат, размахивая ртом,

терялись,

что иголки во стоге,

пред

этой

простотой.

 

Ея,

что свежеранную бересту, где

ножей полянских острия

чертали о деяньях Киевых

варяжьей каменной резьбой,

 

Ея,

святую,

как

Россия,

во

безвременье

не

упокой!..

 

…Он был из тех, кто

в зверью клетку

шаг

бросают, словно

кость

судьбе,

играют

в

«русскую рулетку»

так,

как дети - в салочки.

 

В себе

такие

зернят

мироскание

для пряжек Млечных поясов…

 

…Слепой с безногим

знают, странные,

о,

какова

ты,

 

тяжесть

слов!..

 

Они могли бы с высшей важностью,

возможной в чтении, прочесть…

 

Он - не поэт.

 

…но стало страшно с ним того,

что

и

поэты

есть.

 

***

Крутится мещаночка-планета,

потиху завидуя звезде.

 

…Только звездность - не вершина.

Это -

бездна в безнадежной пустоте…

 

Пользуясь лучами и дождями,

все вертясь - чего б не упустить

своего…

И все же, между нами,

иногда так хочется светить

собственным, неотраженным светом

некой Солнце - дивы между див.

Ей, конечно, до тебя, планета,

дела нет.

 

…Но не был бы правдив

Бог, когда бы не решил, что

светлость -

суть огонь,

живущий изнутри.

 

В собственном,

неотраженном,

пекле

ну-ка,

ты

попробуй,

погори!..

 

До другой звезды - миры и дыры…

А планета подлетит - умрет…

 

…Только

бездна

безнадежной шири

выдержит такой

адоворот

пламени,

озноба,

вспышек боли,

черноты -

навылет, напробой…

 

Видишь: Бог, пожалуй, что, с тобою,

тетушка планета. Бог с тобой…

 

Против порчи

 

Есть да-нность. Но еще пытаюсь в нет-ность

себя вгонять. Постыла мне секретность,

где каждый вздох - в усах и в париках,

где на душе, безмолвием укрыта,

вздыхает у разбитого корыта

старуха, у которой старика -

 

- да что пиры, дворцы, меха собольи! -

последнего отняли!… В раме боли

любой портрет бессилием силен,

как «Софья в Новодевичьем» …В раздирах

зрачков блестят стрелецкие секиры…

Да этим ли перстам беленый лен

 

для плащаницы покрывать крестами

из канители? …Волчьими хвостами

мне разорили в горнице очаг

завистники. И намели метаний,

бессильных в исполнении желаний

и помыслов - что злато и парча! -

 

все о глазах, которые живые…

Со мной такого не было. Впервые.

Чтоб звезды резались из десен дня,

а вечер был бессонницей беременн,

чтоб стыл в груди незваный Анн Каренин,

а поезд вел охоту на меня -

 

тяжелый, безнадежный, непоказный,

как вдовий вой на дню стрелецкой казни,

как звон над Новодевичьей тюрьмой,

где из келейки еле видно солнце…

Царевна! Помни! Мы еще прорвемся!

К бессилию завистников - вернемся

в глубинной чаше памяти потомства -

уже за то, что принимали бой!

 

***

- Что такое рот?

- Питатель тела.

Из схоластических

«словопрений», IX в.

 

Вы о чем там мне? -

словогрызами,

словопчелами,

словоpleaseами…

 

Слово - вот игра!

Как по нотам! И

словоплевогра-

натометами

 

не пробить защит

и защиточек.

Словодыр зашит

словониточкой.

 

Все-то ловите

(будто в детстве я…)

равнословием -

словоденствие.

 

Жирнопловие.

Принадкушанье.

Равнословие.

Словодушие.

 

Эка занесло!

Ради… этого?

Знаете, на сло-

водиете я.

 

Человеку рот

дан нечаянно.

Слово - серебро,

а молчание -

 

зо…

 

Лото легло -

верный выигрыш!..

 

…Что, уже прошло?!

 

…слововыкидыш…

 

***

Плечи - чтобы шаль нести,

крест нести и мантию…

Индивидуальности -

Богу сопроматие.

Опытно-особые,

Разные - как пробные.

 

Ангелоподобие:

Ангелы - подобные.

Ангелы - стандартные,

По шаблону кроены,

Одинако-ватные,

Свыше удостоены

Идеально лучшего,

Идеально точного

Облика. Получены

Из одной реторточки,

Из одной пробирочки

Божии по-клон-ники.

С номерами бирочки

Надобны по логике,

Да и те не выданы:

Все достойны первого

Номера. С обидою

Не знакомы. Вервием

Зависти и ревности

Крылышки не связаны.

«Кто таки? - не вем еси…» -

Говорят о нас они…

 

Чем мы не такие же?

Нам откуда казни все?

 

На плечах грехи лежат,

И - грехами! - разнимся.

В остальном же - о, краса! -

Выкройкой размноженной

Созданы по образу

И подобью Божию.

 

***

Черная, тонкая, нежная лошадь…

Грива - что небо под грозным крестом,

взор - многозначно-расплывчатый роршах,

тело - бывало, видать, под кнутом…

 

Ну-те дрожать!.. Коль тебе непривычны

ласки - ударю! - видать, знакомей…

Я, бишь, не князь - не боюсь волховичьих

чар: из глазниц выползающих змей.

 

Реминисценция… Времени стремя…

 

Выйдем же, милая, в поле вдвоем!

 

…медленномедленномедленно сщемит

небо меж тучами бледный проем,

и - по тебе: по глазам непроглядным,

по волосам дожделивей дождя, -

покатом, рокотом, роскатом жадным

лето пропляшет!.. а чуть погодя,

выложившись, как цыганка для графа,

бубен отбросит и сядет к ногам…

 

Милая! Затхлых сартреющих кафок,

видишь ли, пыль разгребать - тоже нам,

но не сейчас - перебить черных кошек

всех подчистую - не хватит колов.

 

…белая женщина - черная лошадь…

 

Милая, где загулял наш Брюллов?

 

Новая Кассандра

 

Вот и прошли времена античности.

Кажется, было еще вчера:

Люди, прямые до неприличности,

Делали эру из топора.

 

Алчный Алкей распевал на оргиях,

Сафо с Эзопом пускались в пляс…

Боги для мира щипали корпию,

Чтоб к Anno Domini был запас.

 

Тихо пугали отдельных личностей

Некой Второй Мировой войной…

Я им не верила: там, в античности,

Нежно любил меня Антиной.

 

Он мои кудри усыпал миртами,

Стопы фиалками перевил…

Пусть хоть расколется это мир! И мир

Мне позавидовал - и убил.

 

…Прятал, смущенный до непривычности,

Очи неверные Антиной…

Кончились вдруг времена античности

Некой второй мировой войной.

 

***

Мне десять лет. Я - женщина-квадрат.

Я только начинаю видеть книги…

Пока еще не ношены вериги…

Пока еще никто не виноват…

 

Мне двадцать лет. Я - женщина-зигзаг.

Я только начинаю видеть лица…

Пока еще не хочется отбиться

От граммофонья од, баллад и саг…

 

Мне тридцать лет. Я - женщина-овал.

Я только начинаю видеть будни…

…На парусном я не ходила судне…

…Меня еще никто не рисовал…

 

Мне сорок лет. Я - женщина-кристалл.

Я только начинаю видеть воздух…

А мир - он для меня, наверно, создан.

И даже Тот, Кто мне его отдал.

 

Мне сотни лет. Я - женщина…

 

***

Маленькие часики смеются: тик-так…

А ночью по лесу идет Сатана.

 

Это, видимо, рай. На часах -

Иероглифы «полночь» и «вечность».

Заметалась в истерике свечной

серебринка в твоих волосах…

 

Это все-

«…нкавтвоихволосах

недосмотринканадвременами

недосмертинкаподвалунами

гирьнатонкихсчастичных весах…»

 

таки рай. Если б не с… Если б не - ш-ш-ш -

шевеление спящего ада.

И не винность - сплошная помада.

До улыбок стареющих гейш.

 

«…чьюпонебуидетсатана

станетспазмаподдыхомипола

пригвожденногоктелуглаголом

означающимчувствоодна

всмыследелайхотьчтоумирай

графоманьналунукакволчица

номолчиауженемолчится…»

 

На!-всег!...

 

Да, это рай, это рай.

 

Чернуха

 

Я тебя - выскребу!

Я тебя - выброшу!

Город-гнилятина,

город-отход…

Краска облезла -

а в золото выкрашен

сор.

Так туда тебя! -

в соропровод!

Бары - на свалку,

лавчонки - в утильницу,

храмы…

оставлю, покуда стоят,

но и на них не хватило бы мыльницы

весом в сто совестей, сдавленных в ряд.

 

Да и не Боженьке этою глыбиной их отмывать…

Он, бывало, чуть что -

в морду - потопом!…

 

…Из наших кулибиных

спетрить ковчег не сумеет никто.

 

…Тучки небесные, вечные данники

жирной земли -

ей заплатят за век!

 

Если топили мы даже «Титаники» -

немощен этаким будет ковчег.

 

И не найдется ни мышке, ни кролику

места, не втиснется даже микроб

там, где взведутся черненые стволики

в беленьких ручках…

…где пулею в лоб

выбьется за борт голубка-предвестница,

коей назначен был Божий ответ…

Да и не нужен он…

 

…да и не крестятся пальцы такие!..

 

Да весь этот бред

стоит потопа ли?

Даже обмылочка?

Надо быть проще с тобой, человек!

 

Будь я Карающей Дланью -

так

смыла

бы

этот желудочно-грязный ковчег!

 

 

Доброволки

- Откуда, шахидки?

- Из сердца, вестимо…

 

Каждый

умирает

в одиночку.

 

Тоже три и тоже суть слова.

 

Ты купила у любви в рассрочку

на него поддельные права.

Любишь с ними скромно, аккуратно,

погашаешь вовремя кредит

осознаньем, что концу расплаты

некому любимой будет быть.

 

…Хорошо бы -

головой о стену

и -

лицо размазать не спеша…

 

Каждый

умирает

постепенно.

Сразу - разве что из калаша…

 

Вот вы где, кудряшки и метелки

юных неслучившихся мамаш…

Кто не в ЗАГС -

в хот-пойнты! -

в доброволки! -

стройными рядами -

шагом марш!

Как собака, битое

либидко

отточить

в мортидо,

как в стилет…

Будет жаль вернуться - инвалидкой,

посему -

долой бронежилет!..

 

…раз-мечта-лась!

 

Случай - не опасный.

Твой -

на сверхкоротком поводке.

 

…а права - фальшивые, как паспорт

в снайперском наемном

вещмешке…

 

А

права -

порвать! -

избить

в

осколки! -

веру с надей -

меж собой стравить!..

 

…бабы-звери,

волки-доброволки,

выжившие

выблядки

любви…

 

***

Ушла в себя луна

за дымною стеною.

Для будущих гробов

качаю колыбель.

Зачем тебе страна

с гражданскою войною?

Зачем тебе любовь

ее - да не к тебе?

 

Для будущих могил

уже готовы ямы.

Чуть досок дострогать,

чуть недоплетен кант…

Зачем тебе? Беги!

Я - Родина? Я - Мама?

Мне нужен - ренегат!

Мне нужен - эмигрант!

 

Стоишь. В руках - стихи.

Протягиваешь руки…

О, крылья журавлей,

презревших южный путь

за широту стихий

расейских… на поруки.

Вот верности твоей

предательская суть.

 

«Я за тебя умру!»

А я тебя просила?

«Я за тебя…» А я,

уставшая вдоветь,

из ослабевших рук

столь многих отпустила,

на стольких подняла

изгнанницкую плеть…

 

И вот, стою одна

за дымною стеною.

Для будущих гробов

качаю колыбель.

Аз есмь еще - страна!

С гражданскою… виною.

Еще храню любовь

мою - да не к тебе.

 

Отто Вейнингеру на «Пол и характер»

 

Я стучусь вам в книгу. Стук Вы

мой встречаете со страхом.

Я - Ничто с огромной буквы,

сводня и рабыня «траха», -

так с чего дрожать? Не бойтесь!

Оттого ль, что не по плану

мысль: Ничто - как сущность - больше

чем любое нечто.

 

Стану вас учить?

Мой ум не столь щедр.

Ладно (можно рот пошире):

я о нечто знаю больше,

чем любое нечто в мире

о себе познало.

 

…Ноль же

иль дурная бесконечность

я, коли страдаю больше,

чем блудливенькое нечто,

от Любви?..

 

Китай и Польша,

Русь и бывшие команчи -

все еси, поскольку больше

я, чем ваше нечто, мальчик.

 

Если бы Богородица

была поэтом

 

Это - женская лирика,

Из-под сердца возжившая,

О ручонках, что крохотны,

Как само мироздание.

 

Это сила - несметная.

Это сила - несмертная.

Это сила - безмерная.

Это сила - бессмертная.

 

Это - Женская Лирика.

Ниц! - бодлеры вы бродские.

Потому что об ЭТОМ вам

Никогда не напишется.

 

***

Любить - это садо.

Любить - это мазо.

Любить - это тупо.

 

Пять месяцев - ада.

Пять месяцев - спазма.

Пять месяцев -трупа.

 

Поверьте - бывает

Поверьте - настолько

Поверьте - смертельно.

 

Пять месяцев - свадьба

Пять месяцев - только

Пять месяцев - с телом.

 

Что нового, люди,

во смертином зеве?

…без шума и пыли…

 

Пять месяцев - судьи,

Пять месяцев - где вы

Пять месяцев - были?

 

Судачьте! Судите!

Рубцы от нагаек -

прорезы для крыльев!

 

Уже - ненавидя,

уже - отторгая,

еще - не осилив,

 

ожить - чтобы выжить.

А жить чтобы - выжать

артерии всухо…

 

Вы видите - слышу,

вы слышите - вижу.

Спасибо вам, судьи!

 

***

 

Пусть даже рифмы скачут,

Образы нелегки…

То, отчего я плачу -

То для меня - СТИХИ.

 

Плачу… Иссохни терньем,

Сдержанность-пустота!

Есть у души мгновенья

Росхриста-раскреста.

 

Руки стекают магмой…

Сердце - в располовин!

В спазме под диафрагмой -

Высшая суть любви!

 

Это не миг - неделями,

Это - из дней в года.

Вся моя жизнь - расщелина

Росхриста-раскреста.

 

Но ни за что не спрячусь

В панцирь из стен глухих.

Я еще плачу… Плачу!

Живы во мне СТИХИ!

 

***

Мир, что смыл свои краски и сделал черно…

Непролитые глазки всыхают в окно,

непробитым зрачкам опираться о стол,

непропитым очкам разбиваться в оскол-

ки…

…оскалом наскальных рисунков у скал

этот час эту часть иссекал, отсекал

от себя, и на пальцы распался уже,

как рука, оскользнувшаяся на ноже,

как рука, оскопленная ржавым гвоздем,

как останки бокала с крапленым дождем,

как «Останься!» - тому, кто уйдет, даже ес-

ли уставившись долго в дверной перекрест

меж порогом и взглядом, вмороженным в пол…

…и дорога, и взглядом, похожим на ствол,

изменивший с кокеткой-осечкой в него

слепо верившей смерти… смертельно живой

с пока еще могущий гордо дышать…

 

Кровословный комок -

ухо-

горло-

душа,

да изыдешься, бесе, метлою молитв,

да насытишься, бездне!...

Тебя бы залить в

глотку мира, что смыл свои краски и сде-

лал черно, засыхая на ржавом гвозде…

 

***

Боже, зачем я струнна, будто скрипка?

Боже, зачем ты играешь на мне?

 

Двух Ланцелотов железная сшибка -

Вот твоя нота.

На каждой струне

сотни таких выживает, хватаясь,

ранясь и рванясь, срываясь и рвясь…

 

Вот она, Боже,

музыка святая!

Вот она -

с Высшим спрямленная связь!..

 

…Мне бы - окольной дорогой подняться:

через молитвы, каноны и пост…

 

Только со мной уже ветры роднятся,

я уже слышала жалобы звезд

и откровения ангелов…

 

…Тех, что,

так же, как люди,

двух разных полов…

Даже такое мне ведомо, грешной:

что это ими открыта

Любовь!..

 

…Наши глаза лишь ее отраженье

с завистью ловят, как зеркало - взгляд…

 

Наше блаженство и изнеможенье -

жалкий, беспомощный, злой

плагиат

этой Любви по Законам Вселенной

и единенья, что радует глаз

Бога…

 

…На ангельском слова «измена»

нет - досказалось оно среди нас….

 

Боже, зачем мне все это открыли?

…Чтобы на сбитой постели, в руках,

что в сотне войн отвоеваны были,

зябнуть, гоня наползающий страх…

 

Видно, важна для Тебя эта воля:

чтоб человецы, как псы при луне,

пели Тебе…

 

Доиграй на виоле,

скрипке, гитаре, кифаре -

на мне…

 

Русская боль

 

Во что бы ворваться? Во что бы всмотреться?

Во что бы во…

Господи, останови!

Печоринство - камень нелетного сердца,

Когда ничего не рождает любви.

 

Все то, что когда-то любила, что било

Когтями по совести злобным котом,

Все это (о, русский язык!) - «опостыло».

Посты и апостолы… После… Потом…

 

Все то, что в глазах грешным блеском алело,

Все то, что хлестало, как Божия плеть,

Все это (о, русская боль!) отболело,

И только безболию - не отболеть.

 

В кого бы вцепиться, чтоб было мне мало

Очей и ночей - никому не отдать!

…Все это (о, русская страсть!) отстрадало,

И только бесстрастию - не отстрадать.

 

Я жизненный смысл никогда не искала:

Он был! - хоть и горек, и солон, и кисл…

Но что-то (о, русская истина!) стало

Шептать, что в бессмыслии - истинный смысл.

 

Куда бы укрыться? Во что бы вместиться?

К тебе под крыло - успокой!.. упокой… -

О, Сирин! - печальная черная птица,

Рожденная древнею русской тоской.

 

Единочество

 

…Бессильным матом кроется полено

противу смерти медленной в огне…

 

В конкретно-данный миг

во всей Вселенной

не есть никто,

чтоб думал обо мне.

 

Ни мама, ни подруга, ни любимый,

ни Бог вокупе с аггелы Его…

Такой вот миг - весомо-измеримо-

циферблатированный в торжество

недоменяемой модели мира.

 

А по углам -

не видно

ни черта!

 

Похоже, и они гуляют мимо.

Оно понятно: комната пуста,

в ней - ни души. Что побирать во плен им?

И тела - ни. Похоже, даже - не…

 

А sum ли я? -

Понеже у Вселенной

нет ни единой мысли обо мне.

 

Иллюзия

 

У Черубины маски на руках,

на каждом пальце, на пяти фалангах.

 

Лицо… Об этой маске вам любой

расскажет и напишет, к развлеченью

читателей, газетные статьи.

 

Рука… Об этой маске - не любой.

Но есть и те, которые оставят

немного шелеста ее страниц

 

иллюзией…

 

«Вкруг тонкостанья - черные шелка,

и аромат тумана на запястьях…» -

нет, это не ее. И не о ней.

А это: «Кроме взгляда твоего

мне нож не нож!...» и:

«Лиля! Ли-ля! Л-и-л-я!»

Но имя Черубины средь друзей,

оторых нет, звучало жестче: Лиза.

 

…ли…

…за…

Листва и завязь.

А еще:

Любовь и Зависть.

…ливнями залита…

 

Иллюзия…

 

О ней: Фермоза.

Плакал ли Фейхтвангер,

вонзая в глазки маленькой Рехии

иллюзию?

 

О ней: Альдонса.

Плакал ли хоть раз

тот, кто ее ввозил на Росинанте

в иллюзию?

 

И - Черубина.

Под глазами - свет

всезвездной коронации

иллюзией.

 

***

Бред женщины с бокалом бастардо…

Ах, да, бастардо! - что уже не важно.

Под пальцем клавиша вздыхает: «До…»

А что она еще на это скажет?

На то, как ветер тюль открыто рвет,

что белый, как… нет, не фата, не надо!

…пожалуй, облако. Оно плывет

сияющей рекламой снегопада.

А ногти водят пальцем по стеклу

бокала, оставляя след помады…

Джоконда взглядом разбивает Лувр

от зависти к такой волне загадок.

И падает с портьеры Купидон,

оставив на холсте пятно основы…

Бред женщины с бокалом бастардо…

Ах, да, бастардо! - и уже по новой.

 

Смысл, быт и я

 

Ни писем, ни звонков, ни SMS-ок,

в двери записок - тоже ни одной…

Свобода.

 

К одиночеству довесок

приятный, но уже не основной,

как этажи, просверленные лифтом,

Наскальные рисунки: «ЗДЕСЬ БЫЛ Я»…

 

И я была.

И крайне крупным шрифтом

себя вписала в книгу бытия

подъездного, где лестнично и клетко,

где так нуждаешься по временам

в том, чтобы знала каждая соседка,

что я пришла в семь тридцать и одна,

что жарю лук и мучаю гитару

(нет, надо проще - слушаю попсу),

что не ко мне незваные татары

под куртками нежданное несут,

не видя в общекоридорном свете

различия, где Бог, а где порог…

 

А истина написана в газете,

прикрывшей выносимое ведро.

 

***

Пусть так, пусть будет: я не сплю

и перечитываю собственный loveroman,

и каждый лист его тетради так изломан,

и смертно каждое «люблю»,

как будто взято на прицел.

 

…А где-то мама, что едва ли бы хотела,

чтобы ее глаза я разглядела,

впервые на чужом лице.

 

Пусть так, пусть будет: аз не есмь.

не нужно азу ничего, за исключеньем

пустынной трижды пытки корнеизвлеченья

обрывков белого из бездн

и бревен из-под конъюнктив.

 

…А где-то мама, что едва ли бы простила

за то, что я ее ладонь схватила,

другие руки отпустив…

 

Пусть так, пусть будет: от него

я отмираю и решительно умнею:

мои фуршетные бокалы вновь темнеют

в изысканность, но отчего-

то стенами стискивает зал…

 

…А где-то мама, что едва ли догадалась,

что внучке не от бабушки достались

ее библейские глаза.

 

***

Не бросайся в глаза мне, прекраснейший мир!

Я хочу умирать. Не спасай, отпусти.

Ты прекрасен, но тот, кто готовил твой пир,

Не забыл и чумою тебя угостить.

 

Не буди меня солнечным светом в окно,

Не ласкай меня ветром в амброзии трав.

Я хочу умирать. Мне уже все равно.

Я объелась твоих утонченных приправ,

 

Что горчат и острят, обжигая нутро,

Обращая живое в скелетный остов,

Загоняя осколки ножей под ребро,

Распиная на нервах десятки Христов…

 

А взамен - только солнышко да ветерок,

Да улыбки ненужных, готовых прощать.

Выживание - слишком тяжелый оброк

Выживанию, если ты сам в палачах.

 

…Это только любовь, это лишь человек,

Что такой же, как я, раб твоей красоты.

Но хватает ему твоих солнечных нег,

А вот мне почему-то не надобен ты.

 

Пусть хватает другим костылей и подпор,

Тех, что ты подставляешь под свой же удар!

О, прекраснейший мир! О, прекраснейший мор!

Ну же, дай мне мое невозможное «да»!

 

Нет? Тогда отцепись с красотой. Убери

Свои лапы в роскошестве звездных перстней!

- Дорогая, вот это закат, посмотри!

Только он почему-то не надобен мне.

 

***

Глуп - кто меняет парчу на рубище,

Власть и палаты - на склеп и схиму…

Я разогнала полсотни любящих

Ради нелюбящего любимого.

 

Я выбирала сама - без помощи

Божьей, инферновой, человеческой…

Я никогда не была беспомощной,

Плачущей, слабой и опрометчивой.

 

Я никогда не летела окрыльем

По мановенью руки небрежной

И не пыталась извлечь из окрика

Злого хотя бы полноты - нежные.

 

Я никогда…

Потому на гульбище

Стен и замков выбираю тешиться.

…Да вот под дверью - полсотни любящих:

Золото, смирна и ладан - грешнице…

 

Что ж! Аппетита вам всем приятного!

Видите - пали одежды модные…

Мясо на вертеле - и распятое,

Да к воскресению непригодное!

 

Что, испугались меня?! Лохматую,

В черных потеках ресниц оплавленных.

Губы - рассветом, глаза - закатами,

Пальцы в дверном косяке раздавлены…

 

Вот и ушли… Поделом, «крысавица».

Ты никогда не бывала брошенной.

…Кто это взглядом меня касается?

- Милая… Маленькая… Хорошая…

 

Броситься в руки простому мальчику?

Добросердечному, волоокому…

Я никогда не была обманщицей.

 

Руки расходятся - одинокими…

 

***

Давай скорей, дари свои цветы,

пока еще земны мои минуты.

 

Пока еще не знаю чистоты

прыжка над нераскрытым парашютом,

и крика, что взрывает облака

и заставляет ангелов метаться,

и мысли: «Их покой - в моих руках» -

и мне решать: быть с ними ли, остаться

среди ходячих, или, удивив

и тех и тех, зависнуть в межрешенье…

 

Дари цветы и громче о любви

шепчи, мое земное притяженье.

 

***

Меня украли. И везут куда-то.

Куда - не знаю. В зубы - заговор.

В глаза - пейзаж. Какою будет плата

За впечатленья - знает хитрый вор.

 

Мне - все равно. Реликтовы, как гинкго,

Мои пропажи в серпантинах чувств.

«Отстаньте, люди! Не мешайте гибнуть!..» -

Как Ольга Палем Пикуля, шепчу.

 

…И, путаясь в дорогах, будто в прядях

Моих волос, рассеянно чуть-чуть,

Рука того, за кем пойду не глядя

На край земли, развоплощает суть.

 

Не страшно, если впереди - фургона

Железный круп или позорный столб.

…Мы разбиваемся освобожденно

На розблески солнцеугольных колб…

 

И так легко… И неуместны споры

С собой. Мои долги и платежи

Не стоят этой гибели, которой

Предшествовала вспыхнувшая жизнь.

 

***

Что ты смотришь на меня котом

бешеным? - да хоть бы ты разбилась!

Люстра, что пятиугольным ртом

вопиет мне, что она влюбилась

в серо-буро-шкребаный пенек

тумбочки с налетами журналов.

 

…Будто некой истины намек

на страницах оных прочитала…

 

Что ты, пятиокая! Смотри:

это только жалкая бумага

с жалкими словами. А внутри -

бабьи цацки из универмага.

 

Ты же - Солнце дома моего!

Солнце мира, что - мое творенье!

Чище и возвышенней всего

быть должно твое световозренье!

 

Только снова невпопад утра

ты горишь окалиной распятной,

Шепчешь:

«Не создатель ты - сестра

по несчастью. Пятиликий взгляд мой

застеняется рукой твоей…

Этот мир - творение изгоя.

Сколько в нем безликих серых пней

с интеллектуальным верхним слоем

понавыростало! Скольким ты

безвозвратно отдавала память!

 

…Книги - сумасшедшие коты,

гладимые нежными руками…

 

Иль не ты со страстью ищешь в них

так необходимые намеки?

Иль не ты впиваешь каждый стих

или повесть как живые соки

Древа Жизни? Не Познанья, нет,

плод твой не запретен.

И не сладок.

 

Только, тварь разумная, поэт,

ты не променяешь на услады

денег, секса, тряпок и котлет,

самодурства, самообольщенья

эти пни, которым сотни лет,

это прорастание Творенья

вглубь корнями. На моих очах -

не намеки.

Откровенья сниже.

 

…Потому я и люблю, крича,

то, что для тебя привычно ближе…

 

 

Бесценные

 

Слезы мои… Блеск размытого мира…

Ветви хрустальных деревьев - поделок

мага-любителя. В волнах эфира

вам замирать на пределе раздела

дней и ночей, звездопада и крика

боли, не вырванной с корнем из духа…

 

Слезы мои! Вы мои звонари… Как

благовест для несвященного слуха,

музыка ваша… Зовете, зовете…

Если бы слышали ваши призывы!..

 

…Слезы мои… В своевольном полете

в звезды вплетаются ветками ивы…

А что до мира, до цветочков -

они прекрасны,

но, к сожалению, непрочны…

 

…И третий глаз мой,

проснувшись в венчике шалфея,

вспорхнет белянкой -

неговоряще-мудрой феей, -

в душистом танго

закружится…

 

…А кроны - ростры

под лодкой Ладо…

сойдет на небо - угол острый

любой изгладит.

И теплый плеск небес соленых…

И листьев ропот…

 

И боль с девятого балкона

не рухнет в пропасть.

 

…Зрачки, застывшие в туманном

ночном фарфоре…

А под глазами поднимает

ресницы город.

Огни… Простые, составные -

ему виднее.

 

А что до жизни - то отныне

ей быть моею.

 

Бессмертная

 

Вы сильны… Вы такой мне попались один.

 

Я легко, без усилий, без злобы, без драки

почему-то всегда побеждала мужчин -

уползали они от меня, как собаки

с перебитым хребтом. А меня перебить

не пытались. Известно: из жалости глупой.

Я легко, без усилий, могла их купить

маской маленькой девочки, слабой и хрупкой.

 

…А потом…

Из под маски, сама не своя,

вырывалась душа недотлевшей Горгоной,

что являлась Персею в кошмарах, двоя

мир на «после» и «до» этой женщины-хтона…

 

Никакой Андромеде не высветлить тьмы…

 

Сотни вечных веков каменели мужчины

перед взглядом Ее - той, что их же умы

защищаясь, унизили в тряпку Афины…

 

…Вы сильны.

О, я чувствую, как Вы сильны!

Потому и прошу: победите! Хотя бы

попытайтесь! Отброшу оружье вины -

я не буду при Вас беззащитной и слабой.

Повоюем открыто! Как Бог с Сатаной

в том «Потерянном рае», что я начиталась.

Повоюем открыто! И с этой войной

я уйду - мне уже ничего не осталось…

Я сдаюсь!

 

Но кому?

Вожаку средь собак?

Или… камню?

 

…Знакомая сердцу картина…

 

И опять я бессмертно-безжизненна, как

недотлевшая брошь на груди у Афины.

 

***

…Ее случайная травинка-

кинжалинка - резка, что совесть…

 

Она - что леса половинка,

наследница его сокровищ…

 

…Укрыта скомканной палаткой,

завернутая в парусину,

лежала; и казалась сладкой,

что сахарная, паутина

над головой…

 

Звенели звезды,

Разменивая свет на звуки…

 

…Как можно думать о серьезном

в прикосновеньях, если руки

ночной богини или бога…

А, может, это были крылья

совы-хозяйки, или коготь

подруги-рыси?..

 

…Звезды пили

из чаши тиши шелестящей,

настоянной на тайных травах,

несорванных…

 

Ей черный ящик

открыло небо - сбитый вправо

замок, как будто в поединке,

ей уступил, не прекословясь…

 

…Нет, не случайною травинка

была, кинжальная, как совесть…

 

 

 

 

 

Баллада о мертвой воде

 

Лабиринтами боли проходит свинцовый комочек…

Млечный Путь нависает над крашенной в серое тьмой.

Безобразие скал - словно Бога подпившего почерк,

Дописавшего эту часть мира уже в выходной.

 

Хрипы птиц соскребают с небес полусгнившие звезды…

Воздух - будто стекло, а они - словно гвозди в руках

Абсолютно глухого, решившего выместить злость на

Невиновных, но слышащих… дышащих… знающих страх…

 

Здесь убийцам вершить свои тихие тайные страсти,

Здесь, под скалами, прятать чудовищных маний следы…

…Как ты здесь оказалось, случайное детское счастье,

Испятнавшее крылья в чернильнице мертвой воды?

 

…Лабиринтами вен проползает свинцовый комочек…

Млечный Путь нависает над смазанной в липкое тьмой.

Безобразие счастья - то пьяного дьявола почерк,

«Передравшего» мир, пока Бог почивал выходной.

 

***

Бездна «Ласточкино гнездо».

 

…злые камни, зубцы и зубы,

опухованные водой,

словно волки, в овечьи шубы

сокрывающиеся от

глаз наивных, тая угрозу…

 

…водо-небо-камневорот…

 

А над этим -

держащий позу

той, что, даже на эшафот

восходя, не могла смириться

с тем, сколь равноедин исход

и для рвани, и для царицы, -

 

Замок…

Маленький - и большой…

Замок…

Остроугольно-нежный…

Замок…

Взломанною душой

прочь от бездности центробежной

возносящийся - лишь затем,

чтоб остаться, застыв во взмахе…

 

Отрицающий бренность всем

телом, скорчившимся у плахи…