Самокрутка долго не хотела раскуриваться. Отсырела, зараза! Что-то бубня и тщетно высекая искры, Он, в конце концов, со злостью швырнул все на землю и с ненавистью раздавил каблуком. Этот всплеск лишил Его последних сил. Привалившись к сиротливо торчащему из земли куску стены, Он без сил сполз на землю. Что теперь делать, куда идти, зачем? Машины нет, город в руках Паленого, вся Его семья пропала и, скорее всего, погибла, Он сам избит до полусмерти, на Него объявлена охота…

Он прикинул, сколько времени ещё осталось. Получилось, что не так, уж и много. Скоро охотники выйдут на улицы. Выйдут, чтобы от души позабавиться, охотясь за последним бомбилой Обнинска. Избитым ими же до полусмерти. Рванина! Ржавые банки! Да и сам он хорош. Это же надо было так бездарно попасться!

-Ржавые банки! – с трудом схаркнув кровавый ком, Он тяжело поднялся на ноги. Всё, чего хотелось, так это просто сидеть здесь, на этом месте. Закрыв глаза и не двигаясь. Пусть ловят! Пусть убивают! Подавитесь, ржавые банки! Прямо над ним, на макушке обломанной стены уселся огромный черный ворон.

-Харрр! – разорвал тишину его противный хрип. – Харрр!

-Пошёл прочь! – бомбила попытался согнать прочь обнаглевшую птицу, швырнув в него обломок кирпича. – Вон пошел отсюда! – потянувшись за новым булыжником камней, Он потерял равновесие и снова свалился на землю.

-Харрр! – насмешливо наклонил свою огромную чёрную голову тот. – Харрр! – поудобнее устроилась птица на своём насесте, поджидая когда, наконец, жертва сдохнет, чтобы приступить к трапезе.

-Ржавую банку тебе! – с ненавистью сплюнул Он, тяжело поднимаясь на ноги. – Не дождешься! Слишком хорош для падальщика подарок! – Оглядевшись, Он медленно потащился по направлению к Храму.

 

Он ковылял по осиротевшим улицам Обнинска, то и дело останавливаясь, чтобы хоть немного перевести дух. Всё тело ныло от побоев, глаза то и дело заливало потом вперемешку с какой-то красной липкой жидкостью. Улица предательски прыгала перед Ним, так и норовя выскочить из под ног и повалиться на бок. Тратя все свои силы на борьбу с обезумевшими руинами, улицами и зловещими чёрными пнями, так и норовившими всей гурьбой навалиться на бомбилу, Он то и дело останавливался, приваливаясь и жадно, словно бабу, начиная обнимать покорёженные стены руин, пытаясь не сползти на землю. Иногда это Ему удавалось. Чаще – нет. Измотанный и окровавленный, Он вдруг оказывался на чёрной, усыпанной обломками кирпича земле, желая одного – сдохнуть. Да, Он сделает то, о чем мечтает Паленый и его гвардия. Но сделает это по-своему. Так, как хочет Он, а не так, как надо им. Ржавые банки! - «Только бы хватило сил! Только бы хватило сил!» - Словно побитый диск, вновь и вновь крутилась в голове одна только мысль, когда Он, после очередного падения снова и снова корчился на земле от боли.

-Ржавые банки! – хрипя и проклиная все на свете, Он снова и снова поднимался на ноги, чтобы снова и снова идти, ковылять, ползти туда, к Его месту. Там, где Он наконец-то получит ответ на тот вопрос, что мучил Его с самого детства. Наконец-то поставит точку…

Падая, обнимая землю, утыканную, как иглами острыми кирпичами, осколками стёкол, кусками арматуры и ещё невесть чем, Он снова и снова упрямо поднимал своё истерзанное тело. Но, как бы ни было Он вымотан, бомбила всё-таки смог понять, что, то и дело теряя сознание, Он всё-таки приближается к обрыву с сиротливо болтающимися останками висячего моста. Вот уже бредёт вдоль останков электросети и водоканала. Вот, тащится по еле видной, выскакивающей из-под ног тропинке. Вот, упав и закрыв глаза, Он, тяжело привалившись к изрытому глубокими морщинами телу неведомо как выжившей сосны, слушает тишину этого места. Тишину, что с таким трудом прерывается сквозь бешенный гром пульсирующих вен, тяжёлых хрип горячего дыхания и вой израненного тела. Тишину, разрываемую насмешливыми выкриками воронов и вдруг повылазившими из своих тайных укрытий одичавших псов. Тишины, прерываемой бешенными вспышками там, где-то глубоко-глубоко в мыслях.

-Сотвори же мне силу и волю, разум и мудрость, чтобы… – просипел он, чувствуя, как вздрагивает мощная порода.

Прислонившись… Привалившись… Нет, буквально вжавшись в ствол чудом уцелевшей сосны и став частью огромного дерева, Он постепенно, успокаиваясь, понёсся куда-то прочь, убаюкиваемый мерным постаныванием древнего ствола и неторопливым ворчанием огромной пышной кроны, о чём-то мерно беседующей с легким весенним ветерком, налетевшим откуда-то с Юга. Окончательно теряя чувство реальности, Он, словно в подземелье, проваливался всё глубже и глубже в цепкие объятия сна, обволакивающие Его своими прозрачными, дрожащими на солнце нитями… Хотя, какое там Солнце в этом забытом всеми Богами городе?

Первое, что Он почувствовал – это шум воды, нет, не воды – волн. Настоящих! Не каких-нибудь там фуфловых, как на Протве или, там, к примеру, внизу, на дне обрыва, нет! Это был звук волн огромного, наполненного до краёв водоёма. Всё ещё боясь открыть глаза, Он осторожно, вдохнул. Сыроватый запах камышей, вперемешку со сладкими запахами земляники, чуть подгнивших досок настила и дыма костра наполнил легкие, придав телу удивительную, невиданную доселе лёгкость. Он широко распахнул глаза и тут же зажмурился, не в силах стерпеть. Его глаза, за столько зим привыкшие к вечным полусумеркам, оказались просто не готовы к такому!

Мысленно сосчитав до десяти, Он осторожно, по чуть-чуть начал приподнимать веки. Тоненькая такая полоска нестерпимо-яркого света, прорезав тьму, расползаясь, начала заполнять собой всё Его измученное израненное тело. Яркая вспышка и вот, Его взгляду открылась восхитительная картина: бездонное голубое небо с легкими барашками облаков, неторопливо плывущих куда-то далеко, по своим делам. И Солнце. Яркое. Согревающее. Несущее надежду! От этого зрелища у Него перехватило дыхание! Он него, а ещё от догадки, молнией пронзившей мозг: Он снова здесь, в Раю!

Осторожно, словно бы опасаясь спугнуть видение, Он повернул голову и увидел утопающий в зелени берег, плавно переходящий в сначала плотный, покачивающийся на волнах ковёр из кувшинок и тростника, потом – в побеспокоенное волнами зеркало огромного водоёма.

Он вскочил, не в силах больше удержаться, и, схватившись за перекладины ограждения, живо поднялся на ноги. От открывшегося глазам пейзажа у Него закружилась голова. Какая же красота!

Как много-много лет тому назад, Он стоял на крохотном островке деревянного мостика, тянущегося от берега с нависшими над ним, подобно балдахину, пышными кронами деревьев, куда-то вдаль синего-синего озера. Подрагивая в такт волнам, этот мостик, словно живое существо, тихонько поскрипывал, беседуя с шелестящими кронами деревьев, напевающей свою нежную мелодию волнами и смеющимся звонким своим смехом ветерком. Не отпуская перил, Он медленно двинулся вперёд. Туда, где на краешке деревянной конструкции примостилась маленькая остеклённая беседка, готовая приютить ищущего укрытия посетителя. Не веря своим глазам, Он жадно озирался по сторонам, пытаясь запомнить как можно больше деталей, цветов, запахов, звуков. Так, словно бы опасаясь того, что сейчас эта волшебная картинка, вдруг треснув, рассыплется на миллион мелких-мелких частичек, оставив после себя лишь только холод и сырость вперемешку с вечным полумраком того, другого мира.

Но, картинка никуда не исчезала, так, словно Он действительно вдруг перенесся по велению какой-то силы туда, в свою прошлую жизнь. В Рай! Настоящий, а не выдуманный воспаленными мозгами оборванных обитателей этого мира. Он вспомнил! Он был когда-то здесь. Незадолго до наступления Черных Времен. Проездом. Всего час, но и этого хватило, чтобы навсегда запомнить это место, окрестив его Раем.

Эта картинка… Нет, этот мир; он стал частичкой Его самого. Вернее, Он сам, словно бы вдруг растворился в невероятных ощущения, внезапно стал частью этой бесконечной гармонии! Позорная рванина, укрывавшая Его тело, куда-то исчезла и теперь, он стоял здесь, посреди воды, света и ветра, прикрытый лишь легкими белыми одеждами, открытый всем силам этого мира. Почти нагой, но не стыдящийся этого, он чувствовал весь этот мир каждой клеткой твоего тела!

Ему даже не надо было оборачиваться назад, чтобы убедиться: там, сзади, спрятавшись среди пышных крон деревьев, притаился огромный, но при этом такой воздушно-легкий замок из красного кирпича. Замок с уютными ухоженными комнатками и огромными балконами. Дальше, чуть поодаль, ютились несколько небольших зданий – бани, ждущие истосковавшиеся по теплу тела. Дальше – сосновый лес, с раскинувшимся под ногами ковром из мха, кустов земляники и черники, радующих глаз уставшего путника и толстым, ласкающим стопу слоем опавшей хвои. Рай! Настоящий!!! Рай где угодно, лишь бы подальше от тех мест, где живут Они: измученные уставшие… Люди.

Словно какой-то огромной волной, Его накрыла невиданная легкость. Мгновение и, Он, казалось, готов будет взлететь! Взлететь и, забыв про тысячи этих ненавистных «нельзя» и «табу», парить наравне с озорным ветерком, что так задорно играет с вековыми деревьями. Взлететь в воздух, как когда-то, давным-давно в детстве! Вот, только что-то не давало, оторвавшись от земли, почувствовать ту невероятную лёгкость…

Настороженно оглядевшись, Он вдруг заметил одинокую фигурку, скрючившуюся на самом краю мостика. Взгромоздившись, словно попугай на жердочке, там, на границе двух стихий, сидел он. Древний старик с длинными седыми волосами, укутанный в нелепый чёрный плащ, казавшийся таким чуждым этому светлому миру.

Свесивши ноги в воду, он сидел, словно изваяние, не шевелясь и не подавая признаков жизни. Словно памятник какой-то! «Нет, это не Рай!» – молнией пронеслось у Него в голове. – «Иначе что тут делает старик».

-Я знал, что ты придёшь сюда, – сквозь пение волн донёсся до Его слуха хриплый голос старика. – У тебя хороший вкус. Знаешь, я должен тебя поблагодарить; вряд ли я сам догадался бы посетить это место. Настоящий Рай! – старик, чуть вздрогнув, повернулся к Нему. – Да не бойся ты, иди сюда. Кто здесь, в конце концов, гость, ты или я? Держу пари, ты так и не догадался посидеть здесь, опустив ноги в воду.

-Откуда ты здесь, – осторожно присев на краешек мостика и свесив ноги в теплую-теплую воду, посмотрел на старика Он.

-Ты позвал, – пожал плечами тот. – Это так сложно, что даже я не смогу объяснить… Наверное, что-то связало наши судьбы там, – он поднял голову кверху.

-И ты в это веришь? – Он проследил за взглядом старика. – Ведь, тогда, в последнюю нашу встречу, ты говорил совсем другие вещи.

-Тогда я говорил то, что ты сам был готов услышать, – старик вдруг опустил взгляд, уставившись на собственные ноги, полощущиеся в теплой воде.

-А теперь? – не глядя на собеседника, поинтересовался Он.

-И теперь, – старик, впрочем, не стал особенно распространяться.

-И, что «И теперь»? – повторил свой вопрос Он.

-И теперь говорю лишь то, что ты готов услышать, – Святой замолчал. Теперь уже надолго. Но Он не стал торопить своего собеседника. Он словно чувствовал: тому надо выговориться точно также, как и Ему утолись своё любопытство. – Ты в Раю, значит, ты заслужил.

-И ты в Раю, – посмотрел на старика Он.

-Вот, только я – гость в твоём Раю, – их взгляды пересеклись, упершись друг в друга. – Ты здесь хозяин и тебе решать, кто пойдёт с тобой, а кто останется гнить там, в старом мире.

-Ты о чём? – Он уставился на Святого.

-Я? – тот как-то недобро усмехнулся. – Всё это сложно объяснить, особенно тогда, когда я сам запутался во всём. Ты – хозяин я этом Раю, я – гость. Раз так, значит, ты мог бы прогнать меня прочь, но не делаешь этого; наверное, потому, что я мёртв. Или вызвать их всех, но они почему-то не идут. Наверное, они ещё там… Живые.

-Где там? – уже зная ответ, Он уставился на Старца.

-Там, внизу, – Старик чуть приподнялся на руках и, вдруг сильно-сильно оттолкнувшись, ушёл под воду. Бомбила без сил откинулся за спину. И, в самом деле, Он только сейчас понял, что этот мир пуст. Совсем. Здесь нет ни одной живой души. Ни од-ной! Хотя, так был бы Он раз увидеть Зайку или Малого с сестрой или кого-нибудь из Его огромной разношёрстной семьи! Наталья, это место словно бы создано для тебя! Обхвативши голову руками, Он долго-долго лежал ничком на ставшими вдруг такими холодными досках мостика. Затем, резко выпрямившись, уперся руками в край, точь-в-точь, как это делал только что Святой, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, резко оттолкнувшись, ушёл под воду.

 

-Гляди-ка жив! Во, рванина! – омерзительный гогот раздался прямо над Его ухом. – Оклемался! Ну, теперь повеселимся, ведь да, Палёный?

-Не называй меня так, скотина! – тишину этого места разорвал звук глухого удара.

-Хорошо, хорошо! Только не бей! – тяжко выдохнул первый.

-Повеселимся. Это точно! – Он открыл глаза. Прямо перед ним, глядя прямо в лицо, сидел его неприятель. Тот явно собирался как следует позабавиться, впрочем, особо этого и не скрывал.

-Притащился, рванина, – ухмыльнулся Он, чувствуя, как тело снова наливается энергией.

-Смотрите-ка, смотрите-ка! Ругается! – мерзостно улыбаясь, подбежал к нему Паленый, – Живучий! Или вы, ржавые банки, отмудохать нормально не можете!

-Слышь, я откуда знал, что он такой живучий?! Я-то тут причём? Он сам виноват! Все никак не откинется! – принялся яро оправдываться здоровый детина; телохранитель Паленого.

-Знаешь, какая казнь придумана для, как ты, – наклонившись прямо к лицу бомбилы, пропел Паленый. – Правильно, знаешь, – не дождавшись ответа, продолжал бандит, – смерть на Вечном Огне.

-Ты же сам рассказал ему про это! – мерзко расхохотался второй, тот, который охранник.

-Жертву связывают, – не обращая внимания на реплику бугая, продолжил Паленый, – потом усаживают на дрезину и отправляют в самое пекло. Но не очень далеко, – растекся в омерзительной улыбке шакал. – И не надолго. Так, чтобы не убить сразу, иначе будет совсем не интересно. Потом, вытаскивают назад. – Паленый расплылся в тошнотворной улыбке. – Мои люди уже придумали, как это сделать, – пропел он, словно бы разговаривая с самим собой. – Потом, прошедшего через огонь запихивают в клетку и долго-долго наблюдают за тем, как он покрывается волдырями. Как на его теле появляются гнойники. Агония может длиться несколько дней. Или недель. Как повезёт, – продолжал тошнотворно лыбиться Палёный. – А мы, хозяева города, будем делать ставки, как быстро ты сдохнешь. Я, кстати, поставлю на две недели; ты у нас мужик крутой. Не подведешь?

-Рванина, – прохрипел Он.

-А, знаешь, какая казнь более страшная? – продолжал между тем его мучитель. – Специально для тебя придумывал, – Паленый уставился на бомбилу.

-Сдохнуть от разрыва сердца, увидев, что ты проиграл пари? – с ненавистью выдавил Он.

Вместо ответа, Паленый изо всех сил двинул бомбиле в челюсть.

-И это всё, что ты можешь, ржавая банка? – сплюнув, прошипел Он. И ещё один удар обрушился Ему на череп.

-Давай, бей, – прохрипел Он, уронив голову на грудь. – Убей прямо здесь, не дожидаясь Вечного Огня.

-Рванина! – остановился от избиения, его собеседник. – Так, вот, я не договорил, – переводя дыхание, продолжил бандит. – Перед тем, как сунуть тебя в самое пекло, я ткну туда весь твой выводок! Всех, до одного! Всех, кто прошёл за тобой! Ты понял меня? – брызгая слюной, проорал Паленый Ему в лицо. – Понял?! Суну в Вечный Огонь и заставлю тебя смотреть на то, как они, один за другим загнутся от язв! И только потом отправлю тебя туда! Кстати, поезд уже пошел, – услыхав протяжный свисток тепловоза, пропел Палёный. – Бери его, иначе все самое интересное пропустим, коротко кивнул он на сопровождающего охранника.

Отрезвляющая волна бешенства, спасающего от раздумий, накрыла Его с головой, налив тело невиданной ранее силой. Бугай двигался медленно, словно заржавевший какой-то робот. Резко вскочив на ноги, Он изо всех сил двинул тупому этому телохранителю слева. И ещё раз и ещё. Затем, увидев на расстоянии прямого удара четко оформленный квадратный подбородок, вложив всю ненависть к этому миру, впечатал кулак в ставшую вдруг такой мягкой, кость. Из-под ног бугая выскочила земля. Ярко красные капли крови из развороченной физиономии окрасили это унылое место, сделав его чем-то наподобие древнего жертвенного алтаря.

-Что? – обернулся на звук Паленый. – Помоги…

-Ржавая банка! – прохрипел Он, впиваясь в глотку своему врагу. – Получи! – покатились они вдвоём по липкой, пропитанной влагой земле.

-Пусти! Прочь! Оставь меня в покое! – бешено бился Палёный, пытаясь вырваться из Его железных объятий. – Крыса, ко мне! – отчаянно извивался пленник в стальных клешнях бомбил. – Помогите, кто-нибудь! Спасите! – уже чуть слышно просипел Палёный, задыхаясь в мертвых объятиях бомбилы.

-Ты думаешь, я тебя прикончу прямо здесь? Подарю лёгкую смерть? Плохо ты меня знаешь, Паленый! – багровый от напряжения, хрипел Он прямо в рожу своему врагу. – Знаешь, какая самая жестокая казнь существует для таких, как ты, – наклонившись прямо к лицу оппонента, прошипел Он. – Правильно, – увидав страх в его глазах, продолжал бомбила, – смерть на Вечном Огне. Остальное ты и сам знаешь, рванина! – Он изо всех сил двинул тому в переносицу. Затем, ловко подхватив обмякшее тело, побежал к Гелендвагену, притаившемуся среди руин бывших административных корпусов.

Если всё, что говорил Палёный – правда, значит, у Него есть немного времени чтобы либо остановить поезд, что вряд ли возможно, либо перевести стрелку и пустить вагон под откос недалеко от опасной зоны. Вот, только для этого придётся прорваться почти в самое пекло. Туда, откуда живым не выходил ещё никто. Придётся подвергнуть себя самой страшной казни, которая только существует в этом мире. Горючая смесь! Он до хруста костяшек стиснул руль и с ненавистью вдавил педаль газа в пол.

Машина со свистом вписалась в поворот, ловко проскочила мимо целой серии волдырей ям и, вильнув хвостом, остановилась, словно бы упершись в бетонную стенку.

-Гремучая смесь! – чуть не взревел Он от ярости, упершись взглядом в Старца, преградившего ему путь.

-Вперёд, – ловко запрыгнув в тачку, скомандовал тот. Ничего не понимая, однако же и не раздумывая более ни секунды, Он снова утопил педаль газа. Тачка осела на задний мост, словно бы хищник, готовясь к прыжку, приседает на задние лапы и, оставив за собой сизое облачко едкого дыма, рванулась вперёд.

 

Единственной связью Вечного огня со всем остальным миром была унылая, утонувшая в непроходимом бурьяне, железная дорога. Две серые, местами прогнившие шпалы, упирающиеся в плотную стену тумана, почему-то всегда нависающего над этим гиблым местом. Обычно они мертвы, как и все вокруг. Ничто не нарушает покоя окрестностей, разве что отчаянный вопль бомбилы, в азарте охоты ворвавшегося в эти земли и вдруг понявшего: всё. Комедия окончена. Машина качнувшись, замерла, остановившись у самих рельс.

-Выметайся, – посмотрел Он на Святого.

-Вперёд, – не слушая водителя, мрачно кивнул в ответ тот.

-Ты ещё не понял, куда я собрался? – бомбила устало посмотрел на попутчика.

-Не берешь с собой, так и скажи, – мрачно отвечал тот. – Пешком пойду. Вот, только опоздать боюсь. – Оба мрачно посмотрели на стык на рельсах. Будь у них чуть побольше времени, вдвоём они бы расколупали эту конструкцию, но сзади, тревожно нарастая с каждой секундой, уже раздавался тяжёлый рокот приближающегося дизеля.

-А самому за руль слабо? – оскалился бомбила, ещё крепче сжимая баранку.

-Не умею, – развел руками старик.

-Рванина! – буквально простонал Он, вдавливая газ в пол. Машина, нервно вздрагивая, понесла их в пекло. Туда, откуда если и возвращаются, то только приговоренными.

-А, что? Куда? – тяжело очнулся Палёный, тюфяком валявшийся на заднем сиденье. – Куда?! – широко распахнув глаза, взвыл он, сообразив, куда это несется его любимая тачка. – Вы что, рванина, угробить меня решили?! – в отчаянном рывке подонок распахнул дверку машины и, коротко вскрикнув, вывалился из джипа.

-Ржавая банка, – прохрипел Святой. – Всё равно уже дозу схватил. Так лучше бы сразу, не растягивая.

Машина, не замедляясь ни на секунду, протаранила огромные, однако же насквозь проржавевшие ворота, пронеслась мимо первой проходной, затем, мимо второй, однако же перед следующей преградой пришлось остановиться. Чуть заваленная железобетонная стена преградила им дорогу к командному пульту, там, у самого эпицентра.

-Всё, я пошёл, – нервно выпалил Святой, едва лишь только джип остановился.

-Куда? – прохрипел бомбила.

-Туда, – коротко кивнул старик на мрачную коробку пульта.

-Пошли, – Он попытался выскочить из машины.

-Только один, понимаешь ты это, рванина?! Один останется здесь! Другой уедет, чтобы жить! Жить! Спасать остальных!!! Понимаешь? – Старец в упор смотрел на бомбилу, – понимаешь ты это или нет?! Возвращайся и позаботься об остальных, иначе им не выжить! – Святой опустил глаза. На правом запястье бомбилы уже нарисовался отвратительно красный волдырь, как от ожога. – Вали отсюда! – выкрикнул старик, вываливаясь из машины. Его длинная тощая фигура, растворяясь в тумане, неуклюже поскакала по направлению к пульту. Бомбила, скривившись в измученной ухмылке рванул машину назад.

Уже приближаясь к месту высадки Паленого, Он увидал скорченную фигурку, с трудом ковыляющего прочь от этого места. Он без жалости направил трехтонную тушу на обезумевшего от страхи и боли врага, избавляя того от мучений. Легкий толчок, короткий вскрик и хруст. Вот и всё…

-Умри легко! – выдохнул Он, глядя на замершего в неестественной позе человека. – В Аду сочтемся!

Из-за поворота, пыхтя и отхаркивая черными клубами дыма, появилась грозная туша маневрового дизеля, волокущего за собой вагон со связанными пленниками.

-Горючая смесь! – прохрипел Он, вдавливая педаль газа в пол, – рванина! Состав уже практически подкатил к стрелке, однако рельсы так и оставались неподвижными. Старик видать не успел-таки. – Помоги мне! – стиснув зубы и ни на что более не надеясь, направил Он свой танк прямо на чёрную махину. Многотонной машине, конечно, ни по чём был бы этот удар, хотя, если как следует разогнаться, можно пустить его под откос…

Движок, и без того истерзанный всеми этими гонками на густой чёрной жиже, нервно чихнув, вдруг заглох.

-Гремучая смесь! – отчаянно теребя провода, простонал Он. – Да что же это такое!

В этот самый момент, шпалы со страшным скрипом сдвинулись, и напряженная туша, на секунду замерев, словно бы задумавшись, медленно поползла под откос, увлекая за собой вагон.

-Успел-таки, Святой, – Он уткнулся покрасневшим лбом в баранку. – Успел! – внезапно Его желудок скрутило жёстким спазмом и, изо рта, искривленного приступом боли выплеснулся отвратительный рвотный ком, наполнив салон тачки противным кислым запахом. – Вот рванина! – то тут, то там комьями сдирая кожу с растрескавшихся губ, вытер Он рот рукавом ватника. Схаркнув остатки липкой мерзости прямо на пол, Он вновь сложился пополам, скрученный ещё одним спазмом. Гремучая смесь, что за дела?!! Ведь, Он не жрал уже дня три! Взглянув в зеркало, Он ужаснулся. Вся физиономия покраснела так, словно Его ошпарили кипятком. Разодранные губы кровоточили, то тут, то там обнажая десны. Кое где на коже нарисовались саднящие волдыри, от которых, словно от кратеров, вились змейки складок и трещинок.

-Вот и все! – оторвал Он взгляд от своего отражения в осколке зеркала. – Приехал, рванина, – прохрипел Он, увидав рваную цепочку людей Паленого, крадущихся к месту крушения поезда. Движок джипяры, так внезапно заглохший, нервно чихнув, вдруг вновь ожил.

-Получайте, рванина! – мрачно направил Он машину прямо на оторопевших от такого поворота событий бойцов. – Не позволю!

Всё остальное, словно картинки в старом фотоальбоме, одно за другим сменяло друг друга.

Вот Он, давит сразу с десяток рассыпавшихся во все стороны бандитов. В остервенении выскочив из тачки, гоняется за оставшимися в живых шакалами, отчаянно, но точно, словно профессиональный хирург, работающий своим смертоносным крюком.

Разрывая кожу на руках, на пару с подоспевшим Баксом вскрывает вагон, превратившийся в ловушку для людей, ставших Ему такими родными.

Привалившись к ещё горячей туше тепловоза, Он корчится от новых спазмов, скрутивших Его измученное тело.

Подхватывает на руки разбухшее, буквально на глазах разваливающееся тело Старца без сил уже хрипящее: «Как человека похорони, как человека».

Стоит перед холмиком из свежей земли, слушая заунывное пение какого-то из жильцов Его колонии.

Чувствует на горящем от боли лице тяжёлые капли дождя. Первого за семнадцать зим настоящего ливня с громом и молниями!!! Задрав голову вверх Он пялится в небо, обрушившее вдруг на землю тонны воды, смывающую всю грязь, скопившуюся здесь за столько лет.

Оттолкнувшись, летит, как тогда, в детстве, с самой верхушки огромного тутового дерева. Летит, на равных общаясь с теплым летним ветерком.

Тьма.

 

Когда он пришёл в себя, то долго не мог понять, где находится. Тяжёлые бархатные портьеры закрывали окна, не давая солнечному свету проникнуть в комнаты. Тяжёлый дубовый стол с резными ножками стоял рядом с обитым дорогой кожей диваном, на котором покоился старик. Огромная картина украшала стену напротив предсмертного ложа Короля, над которым то и дело склонялись растерянные люди. Откуда-то с улицы доносился низкий гул толпы вперемешку с тревожным звоном колокола.

-Идёт! – раздалось откуда-то снизу.

-Идёт! – подхватили где-то рядом.

-Идёт! – восторженные голоса разнесли весть по всему залу. Шуршание пышных платьев, цокот каблуков по паркетному полу и радостные перешёптывания вмиг наполнили помещение.

-Это и есть тот самый важный гость, ради которого мы с друзьями прервали охоту? – недовольным голосом обратился к присутствующим молодой человек, легко впорхнувший в зал, – что-то не похож! Кто-нибудь, объясните мне, почему он лежит на любимом диване моего отца? – уже раздражённо продолжал он.

-Это и есть Ваш отец, Принц, – хриплым голосом ответил ему жирный священник, преданно глядящий на молодого человека заплывшими, некогда голубыми, а теперь бледно-серыми глазами.

-Мой отец? – юноша брезгливо посмотрел на сморщенного старика, – не может этого быть. Мой отец вот! – с этими словами он кивнул на стену с картиной. – Моя матушка собственноручно написала эту картину незадолго до кончины, – голос молодого человека, вдруг дрогнул.

С трудом приподняв голову, Король уставился на изображение. Расплывчатые формы постепенно обрели чёткость, и его взору предстала картина: молодые Князь с Княгиней, держась за руки, смотрят друг другу в глаза, укрывшись в той самой беседке горного княжества. И нет на свете прекраснее этих двух молодых людей, и лишь одно наполняет слезами глаза каждого, кто смотрит на это чудесное полотно – необыкновенная печаль в их глазах.

-Когда, когда она умерла? – дрожа, как в лихорадке, прохрипел Король, с трудом сдерживая слёзы.

-Ровно через год после коронации её супруга, – холодно ответил Принц, а потом, чуть помолчав, дрожащим голосом продолжил, – Он был коронован и ушёл в поход против соседей. И видел я его только на этой изумительной картине. И вот уже который год я жду встречи с этим благородным и прекрасным человеком, чтобы послушать его рассказы о далёких землях и приключениях, что довелось пережить ему в тяжёлых походах. Когда-нибудь и я, – юноша мечтательно посмотрел на картину, – возглавлю такой поход и своими глазами увижу все чудеса света.

-Прости меня, сынок! – Сквозь рыдания прохрипел Король, отчаянно пытаясь подняться на ноги.

-Отец?

-Прости меня! – трясся он в безудержных рыданиях.

Всё расплылось перед глазами Короля: краски, силуэты. Вместо них вдруг появились разрушенные дома и стены взятых им городов и крепостей. Свинцовая тяжесть наполнила вдруг всё тело и потянула вниз.

-Не повторяй моих ошибок, сын! Не повторяй! Никогда! – грузно повалился Король на паркет.

Разрушенные города исчезли, а вместо них появилась та самая беседка, в которой Княгиня, ещё совсем молодая девушка пела свою красивую, но немного грустную песню.

-Я иду к тебе! – пронеслось в голове Короля за секунду до смерти. – Иду!

 

Эпилог

-Ты говорил, что сказка хорошая, но, тогда почему в ней всё так плохо? – посмотрел на Владимира Малой, вернее, Сашка. Любознательный такой сорванец, ничем не напоминающий того угрюмого одичавшего от одиночества пацана.

-А что в ней плохого? Скажи. Или кто-нибудь из вас, – Владимир внимательно осмотрел огромную свою семью.

-Ну, – неуверенно протянула Зайка, – все же они умерли. И им всем было очень плохо.

-И Князь стал совсем стареньким.

-А ещё, он так и не увидел своей Княгини, – посыпалось со всех сторон.

-Но, ведь, Князь понял, что был нехорошим. Пусть в самом конце, но он это сделал. А ещё, не дал сыну стать таким же, как и он сам. Правда! Разве этого мало? – бывший бомбила ещё раз посмотрел на притихших разом детей.

-Хорошая сказка, – наконец, неуверенно протянул Сашка. – Только грустная.

-Жалко Князя. Он такой хороший.

-Зачем он вообще тогда пошёл в город?

-Нет, в город он пошёл правильно, зря только решил остаться там.

-Дети, дядя Володя рассказал вам хорошую сказку, – поднялась на ноги Наталья. Как всегда легкая и воздушная. В его любимом белом платье в синий горошек и со своей неизменной улыбкой. – Давайте скажем ему спасибо.

-Спасибо, дядя Володя, – раздавалось со всех сторон.

-Спасибо.

-А теперь, всем спать, – Наталья строго посмотрела на детей.

-Ну, ещё совсем чуть-чуть! Ещё одну сказку, самую последнюю!

-А, можно ещё раз! Вдруг там что-то изменится.

-Тётя Лена, ну, пожалуйста!

-Дети, если не успеете быстро-быстро заснуть, вам не приснится волшебный сон про доброго Князя, – поддержала Наталью Ленка – племянница Лешего. – Ведь, правда, Дима? – посмотрела она на супруга, как обычно погруженного в изучение страниц своего альбома.

Пока детей отправляли спать, Владимир тихонько ушёл к своей любимой беседке, ютящейся на краешке деревянного мостика. Там, у воды, он аккуратно присел на край деревянного мостика, задумчиво уставился на усыпанное звездами небо.

-О чём думаешь? – сзади неслышно подошла Наталья.

-Знаешь, Старец, тот Святой, которого мы похоронили там, у Вечного Огня, был прав, когда говорил, что это, – он обвёл взглядом всё вокруг и есть настоящий Рай.

-А что он говорил ещё? – Наталья села рядом, свесив ноги в тёплую воду озера Плавно.

-Он всё больше молчал, – пожал плечами Владимир. – Но даже тогда был прав.

-А что это за сказка про Князя? – девушка, зябко вздрогнув, прижалась поближе к супругу.

-Ну, – тот неуверенно подал плечами, – скорее это – сказка про меня… Про меня и всех тех, кого я люблю, – он снял куртку и бережно укрыл ею Наталью.

Так и сидели они вдвоём, ночью, под раскинувшимся над ними безбрежным небом, усыпанном россыпью звезд. Он, спасенный детьми и она, выцарапанная из цепких лап смерти им, Владимиром, тогда ещё просто бомбилой. Человеком без имени и судьбы. Человеком, не умеющей и десятой доли того, что могут его дети; например, общаться мыслями. Или поднимать предметы в воздух. Или ещё целую массу удивительных вещей. Вот, только и они не могут того, что умеет Владимир. Например, летать, резвясь с озорным ветерком. Или, как светлячок, светиться в кромешной темноте…