7. - Бат-тарея!!! .... Подъё-ё-м!!!.... Тревога!!! Громкая команда дежурного сержанта, как хрустальную вазу о мраморный пол разбила вдребезги душную тишину казармы. Яркая вспышка включенного света дополнила иллюзию неожиданного взрыва. Порванными в клочья парусами взлетели вверх тёмно-синие байковые одеяла. Как выпрыгивающие из воды касатки, одеяла обнажали белую подкладку простыней, падали на спинки кроватей, безвольно замирали. Громкая, визгливо-тревожная какофония скрипа панцирных сеток и стоек двухъярусных армейских кроватей. Лязг замков на дверях оружейной комнаты и шкафов с оружием. Шлёпанье о пол босых ног. Шелест обмундирования. Стук жёстких каблуков кирзовых сапог. Металлические щелчки пряжек солдатских ремней. Мешанина звуков, как шелестяще-воющий вихрь зимней вьюги, неистово метнулась по спальному помещению, затем, в течение нескольких секунд, подобно воздуху из пробитой автомобильной шины, вытиснилась в коридор, с глухим грохотом рассыпающегося штабеля брёвен докатилась до оружейки, пробарабанила стуком автоматных прикладов по основанию пирамид, прыгнула к входной двери и вывалилась из казармы. Тишина. Крашенные перекрашенные коричневые табуреты беспомощно выкинули вверх свои крепенькие квадратные ножки, прижавшись прорезанными крышками к наспех наброшенным поверх матрасов одеялам – убраны с пути выбежавших солдат. Невидимыми клубами запах оружейного масла бесшумно выбрался из шкафов оружейной комнаты, заполнил коридор, заполз в открытые двери опустевших спальных помещений. Никого. Тишина. - Становись! Равняйсь! - это уже за занавешенными окнами казармы. Тревога. Учебная. Все тревоги учебные. О том, когда они будут, знали заранее. Офицеры в штабах, офицеры в частях – все привязаны к планам обучения войск. Сроки из года в год одни и те же. Не мешать же уборочной. И, тем не менее, адреналин вплёскивается в кровь, сердце колотится учащённо, когда звучит эта резкая суровая команда. Уже за неделю до ожидаемых учений солдаты и сержанты, выполняя приказы командиров, ещё и ещё раз проверяли технику и спецоборудование, которые и так содержались в образцовом порядке. - Сорок пять секунд, да – это для девочек, - закончив зачитывать боевой расчёт на вечерней проверке, продолжил от себя прапорщик Глазов, - двадцать секунд, да, и никого нет в казарме. Ракета от них до нас летит тридцать минут. За это время мы должны быть далеко, да, от расположения части. - Ага, - стоя в строю, подумал Генка, - будут америкосы пулять баллистической ракетой, по нашей деревне. Любят военные страсти нагнать. - Каждый знает, что делать, - привычно делая значимое и хмурое лицо, вещал Глазов, - Надо растрястись, доблестные артразведчики, а то курдюки дембельские кое-кто уже начал себе заводить, да. Комбат потребует оценку действия каждого солдата и сержанта. И уж будьте уверены, мы будем видеть всё. Особо отличившимся на учениях – отпуск. Прапорщик в аккуратной шинели, затянутой в поясе офицерским ремнём, перехлёстнутой через грудь узким ремешком портупеи, стоял перед строем. Две шеренги сержантов и солдат вытянулись почти на всю длину неширокого коридора. Корпус Глазова поворачивался от начала строя к его окончанию и обратно. Правая рука иногда взлетала, сгибаемая в локте – усиливала слова коротким подчёркивающим жестом вместе с его постоянным наполовину съедаемым «да». Левая прижимала к бедру журнал вечерней поверки. Генка ещё с вечера постелил шинель поверх одеяла, китель и армейские галифе повесил на спинку кровати, а не сложил на табурет у торца кровати, как обычно. - Вскочу, сразу до формы дотянусь, сидя оденусь, чтобы не толкаться в проходе. Дребезжание звонка громоздкого чёрного телефона, стоящего на тумбочке дневального, вырвало из сна. - Оно. Дежурный бежит. Часа три, четыре? Почему военные назначают именно это время? Память о начале войны? Парни ёрзают. Многие уже не спят, – мысли бежали быстрее дежурного. Генка открыл глаза, продолжал лежать на спине, зажав в кулаки край одеяла. Дверь нараспашку. Тёмный силуэт с поднятой рукой. Щелчок выключателя. - Батарея!!! Подъём!!! Тревога!!! Одеяло прочь. Вскинул корпус, сел на кровати, потянулся за формой, тут же, с вытянутыми руками провернулся на сто восемьдесят градусов в сторону окна - занавесить. Сдёрнув с кровати одеяло, вскочил на подоконник, закрепил плотную ткань на вбитых в раму окна гвоздях. Светомаскировка - его обязанность по тревоге. Одним движением через голову набросил китель, впрыгнул в бриджи, вдавил босыми ногами внутрь сапог наброшенные наверх голенищ портянки. - Потом перемотаю. Ноюще-фальцетное причитание Генерала. Маленький носатый грек молчать не умел. Старание всё выполнять серьёзно и чётко делали его ещё более комичным, чем он был в повседневной армейской бытности. Сейчас он, как паучок суетно шевеля кривыми ногами и согнутыми руками, переваливаясь, покатился по проходу между кроватями. Лицо серьёзное, как будто бежал на настоящую войну. Сознание Генки фиксировало окружающее, а тело выполняло череду стремительных действий. Табурет на кровать. Шинель, ремень, пилотку в руки - бегом в оружейку. Успевшие туда раньше него, уже выскакивали навстречу, на ходу забрасывая автоматы за плечи, ныряя головой в брезентовые петли ремней противогазных сумок, держа в руках подсумки с магазинами, сапёрные лопатки. Всё будет одеваться на ремень в движении. Только часть бойцов строилась перед казармой. Прапорщики тут же уводили их к складам. Остальные, сбегая с высокого крыльца, со всех ног бежали вдоль здания казармы, сворачивали за неё и устремлялись в автопарк. В основном водители. Их задача – завести машины, подогнать их к складам, либо сразу к северным воротам части, за которыми формировалась колонна спецмашин поднятого по тревоге дивизиона. Сержанты, назначенные старшими машин, спешили в автопарк вместе с водителями. Генка набросал на себя оружие и снаряжение, схватил раскладную доску наглядной агитации. Неудобно. Кинулся за водителями. Ему ещё помогать Ромашке и солдатам прицеплять к машине передвижную электростанцию. Он – старший машины. Не приспособленный для переноски планшет сковывал движения. Водители топают по земле далеко впереди, бегут оживлять своих любимцев. Небо тёмное. Ночь. Тревожное время. Через распахнутые ворота ангаров видна суета бегающих людей. Электрический свет, выплёскивается через большие проёмы на территорию перед сооружениями. Пространство словно затемнённый театральный зал с ярко освещённой сценой, по которой двигаются маленькие человечки. Солдаты с автоматами за плечами несут в вёдрах воду, взбираются на подножки машин, стоя на массивном бампере и пузатых крыльях над колёсами, заливают радиаторы. Древние послевоенные зилы вскинули над закруглёнными капотами складные боковины. Многие уже ревут моторами. Клубы сизого выхлопного газа, извиваясь, скапливаются под перекрытием. Одна за другой громоздкие машины с урчанием осторожно проползают между колонн ангара, с усиливающимся рыком проносятся мимо створок ворот, грохочут по булыжному мощению дороги, покидают автопарк. - Ромашка, как дела? Сейчас доску в кунг брошу, помогу, - прохрипел Генка, неловко приближаясь с дребезжащей складной доской к машине. - Уже взлетаем, товарищ сержант, - спрыгнув с крыла машины на бетонный пол, обнадёжил неунывающий белорусский паренёк. - Нам ПЭСку ещё цеплять. Шустрее. - Помню. Зараз. Солидным басом зарычал движок. Голову маленького Ромашки еле видно из-за огромного рулевого колеса. Генка, стоя перед машиной, вытягивал её из поредевшего строя призывными движениями кистей рук. Маневрируя сдали задом к стоящим у стены передвижным электростанциям – большим металлическим коробкам с дизельными агрегатами внутри. Коробки устроились на одинарных автомобильных осях, упёрлись в бетонный пол вытянутыми треугольниками прицепных устройств, подпёрлись задними откидными стойками. Трое бойцов и Генка легко подняли сваренный из металлических труб клюв сцепки, сдёрнули с места шестисоткилограммовую станцию. Кольцо сцепки лязгнуло о фаркоп машины. Солдаты забрались в кунг. Генка запрыгнул в кабину, закрепил автомат в гнездо у ноги. - Погнали, Ромашка, отпуск зарабатывать. Гремя огнём, сверкая блеском стали…. - Мы не блестим, товарищ сержант, мы крашенные. Длинноносые трёхосные сто пятьдесят седьмые зилы, короткие проворные газ шестьдесят шестые, современные с широкими капотами уралы и сто тридцать первые зилы выстраивались в колонну на грунтовой дороге, убегающей от ворот части в поля. Деревянные, обшитые металлом кунги, брезентовые покрытия. Всё выкрашено в серо-зелёный армейский цвет. Топографы, связисты, снаровцы, звукачи, фотографы, хозвзвод с кухнями – дивизион артиллерийской разведки готов был к движению. Машины технической помощи замкнули длинный ряд. Темнота и не думала отступать. Закрытые светомаскировочными колпаками, фары машин пятнали землю перед колёсами. И вот впереди светлые пятна поползли по дороге. - Трогай, Ромашка. Поехали воевать. Колона, вопреки всем наставлениям, не двинулась одновременно, а постепенно растягивалась. Машины трогались одна за другой. Генка посмотрел на часы – половина четвёртого, с улыбкой представил одиноко торчащий хвост буржуйской ракеты, воткнувшейся в землю посреди опустевшей части. - На те, вам, выкусите, - мысленно съязвил он. Высокие тополя росли с двух сторон дороги. Подсвеченные приглушённым светом фар ряды деревьев то и дело прерывались. Темнота заполняла образовавшиеся пустоты, наваливаясь на мелкий кустарник, как будто помогала деревьям не выпустить машины с узкой полосы дороги. Как по туннелю колонна двигалась на север. Генка знал этот путь. Не один раз вот так же поднятые среди ночи разведчики уезжали из части, чтобы на полигонах округа развернуть в боевой порядок спецмашины. Днём окрестности веселее. Мягкие увалы покрыты злаками и травами в тёплый период, парят вспаханными склонами весной и осенью, на несколько недель накидывают на себя белоснежное покрывало в зимние месяцы. Редкие островки зелени из стройных тополей, пышных яблонь обозначают спрятавшиеся в их тени хутора. Справа, в получасе ходьбы, выползают на гребень увала плетни и заборы соседнего села. Видны крыши крайних домов. Поселения на Украине жмутся одно к другому. Пропетляв по полям, обогнув несколько хуторов, грунтовка ныряет под серо-пятнистый асфальтовый панцирь. Выпрямляется в новом одеянии, разгоняется в свободном беге и, раскинув в стороны обочины, упирается в ещё более широкую шоссейную трассу. Высокая насыпь, глубокие кюветы. Шоссе огибает город с юга и уходит на восток. На восток движется и нескончаемая цепь огней. По характерному направлению света фар на покрытие дороги Генка понял – военные колонны. - Похоже, весь округ подняли по тревоге, Михась, во силища прёт. - Гражданские особенно обрадуются, сейчас все дороги им забьём. - Я думаю, к утру рассосёмся, по лесам попрячемся. А если и нет, то пусть народ поглядит на мощь родной Армии. Мы же защитники с тобой народные, Ромашка. Смотри - сколько техники выгнали. Пропускаемая регулировщиками, колонна вытянулась на шоссе и поползла в общем потоке. Здорово. В кабине тепло и уютно. Сиди, смотри. Перед глазами трясётся на неровностях дороги задняя стенка кунга впереди едущей машины. Прикрученная к стенке металлическая стремянка, выступающий ящик для угля, торчащая труба над полукруглой крышей. -Та, шоб тебя, - отреагировал Ромашка на возникшие перебои в работе двигателя. Машина дёрнулась несколько раз. Ромашка вывернул вправо и остановился на обочине. Остальные машины, как и положено, сократили образовавшийся разрыв и продолжили движение. - Что такое, Ромашка? Колона уходит, - тревожно завертел головой Генка. - Зараз, товарищ сержант, сколько раз делал этот тросик, а он опять. Я его знаю, зараз поедем, - выпрыгивая из кабины успокоил солдат. За ним выскочил Генка. - Какова встали!? Званцев? – прапорщик Мартынюк взлетел на передний бампер ЗИЛа, изогнувшись, сунул голову в открытую боковину кожуха над двигателем. – Ромашка, что? Щеголеватый Мартынюк был старшиной в фотобатарее. При выездах по тревоге почти всегда его назначали старшим машины технического замыкания. Сам отлично разбирающийся в технике, он вместе с бойцами-техниками успешно оказывал необходимую помощь при поломках машин на марше. - Ерунда, товарищ прапорщик, тросик ослаб, махом подтяну и поедем. - Это у тебя между ног ерунда, Ромашка, и я её тебе подтяну, - по-армейски неуклюже подставил себя старшина батареи, - секунду на устранение и вперёд, догонять колонну! - Есть секунду, товарищ прапорщик, - продолжая ковыряться в двигателе, бухнул водитель. - Званцев, бойцов твоих забираю, - указал Мартынюк на солдат, спрыгнувших из кунга на землю и мешающих расспросами Ромашке, - в техничку, воины, бегом! Мощный сто тридцатый ЗИЛ зарычал, торопясь вывернуть с обочины и разогнаться, уходя от накатывающейся новой колонны. Мартынюк со свирепым лицом махал рукой из открытого окна, призывая следовать за собой, что-то кричал, но его слов уже не было слышно. - Готово, товарищ сержант, - молоденький солдат ещё не мог себе позволить называть Генку по имени. Начав двигаться по обочине и поймав большой промежуток в потоке попутных машин, Ромашка лихо, вильнув, как рыба хвостом, прицепленной сзади ПЭСкой, вогнал в чужую колонну свой сто пятьдесят седьмой. - Теперь надо умудриться своих догнать, - стараясь говорить бодрее, обрисовал задачу Генка. Новая неприятность пришла с интенсивными взмахами красным флажком очередного регулировщика. Стоя на развилке, он за несколько машин до приближения к нему автомобиля, который вёл Ромашка, направил колонну направо. Генка помнил, что к их месту первоначального сбора необходимо двигаться по левой дороге, по которой удалялись красные огоньки стоп-сигналов. В армии не спорят и не разговаривают. Если все поедут, как им захочется – такая неразбериха начнётся, что воевать некогда будет. Генка понимал, что солдат выполняет отданный ему приказ, и не будет принимать собственных решений, а тем более тратить время на бесполезные объяснения. - Сворачивай! Чёрт с ним. По грунтовке выскочим на свою дорогу. Не в ту колонну попали, дьявол, - прильнул к лобовому стеклу Генка. На первом же грунтовом отвилке Ромашка увел автомобиль в сторону. Темнота. Проехав немного, осветили светом приглушенных фар крашеный штакетник ограждения усадьбы. Втянулись в сельскую улицу. - Ищи место, где дорога шире, Ромашка, будем разворачиваться. Чего нам по селу кататься, народ будить, - приказал Генка. -А вот тут и развернёмся, товарищ сержант. - Дома, чур, не рушить. Молодой водитель, крутя огромное рулевое колесо и, играя педалью газа, развернул машину поперёк дороги. Попытки развернуться полностью, не удались. Мешала ПЭСка. Она никак не хотела двигаться в нужном направлении под напором пятящегося задним ходом автомобиля. Шарнир сцепки изгибался не в ту сторону, в какую бы хотелось водителю. Ящик на двух колёсах вновь и вновь возвращался на старое место, вставая под углом к машине и не желая тянуться за ней. Страх разрушить близко стоящие заборы не позволял совершить маневр. - ПЭСку придётся отцеплять, товарищ сержант, с ней не развернёмся, - глянув на командира извиняющимся взглядом, сказал Ромашка. У Генки застучало в висках: - Ничего себе, шестьсот килограммовую бандуру вдвоём ворочать. Картинка всплыла перед глазами – валяющаяся посреди сельской улицы передвижная подстанция. Клюв сцепки задран в небо. А рядом беспомощный сержант – он, Генка Званцев. Дивизион всё дальше и дальше. Учения идут полным ходом. А Генка последним разгильдяем торчит посреди улицы под насмешливыми взглядами местных молодок. По напряжённому голосу солдата Генка понял, что и Ромашка полон сомнений – справятся ли они вдвоём. - Он же сейчас на меня смотрит. Я для него командир. Пацан, только начал служить. Мне нельзя сейчас паниковать и проявлять неуверенность. Действовать надо. Вот бойцы бы сейчас пригодились, что старшина забрал, - пронеслось в мозгу. Вслух, стараясь говорить голосом полным уверенности и похожим на командирский произнёс, - отцепляем, Ромашка, быстро. Парни выскочили из машины. Освободили от запоров поддерживающие генератор стойки, открыли фаркоп. Напрягаясь, приподняли консоль сцепного устройства. - Ромашка, найди что-нибудь под стойку подложить, я подержу пока. Молодец. Давай отъезжай, только не дёргай сильно, мягонько. А то и меня и ПЭСку сдёрнешь к чёрту. - Я плавненько товарищ сержант. Я аккуратно. Водитель запрыгнул в кабину. Двигатель заурчал. Тяжёлый армейский грузовик медленно пополз вперёд. Фаркоп вышел из кольца на сцепке. Получивший большую свободу автомобиль в несколько движений вперёд-назад развернулся, протянул по дороге в сторону выезда из села. Ромашка вновь выпрыгнул из кабины, прибежал к Генке. - Давай, Миша, повернём станцию, помогай, - Генка озвучивал то, что и без него понимал и готов был делать молодой солдат, - не дай ей потерять равновесие, а то и стойки не помогут, рюхнется в пыль. Парни вцепившись в штангу сцепки, сохраняя неустойчивое состояние равновесия агрегата, с напряжением развернули станцию сцепкой в сторону урчащего в нескольких метрах автомобиля. - Удержите один, товарищ сержант? Я сейчас аккуратно назад сдам. - Давай, Ромашка, я справлюсь. На тёмной улице, на краю проезжей части стоял в напряжённой позе Генка, как будто приклеенный к массивному агрегату. Ромашка, ориентируясь по зеркалам заднего вида, подогнал «зилок» почти вплотную к Генке. Выскочил из кабины, посмотрел - насколько точно он приблизился фаркопом к кольцу на сцепной консоли. - Ещё с полметра назад сдай, а потом попробуем сами столкнуть ПЭСку вперёд, а то машиной ударишь, стойку замнёт, и я не удержу. Опрокинется. Не поднимем, - высказал свои опасения Генка. Ромашка всё выполнил правильно. Присоединился к Генке. Попробовали накинуть кольцо на нижний крюк фаркопа. Нет. Рельеф грунтовки под развёрнутой станцией изменился. Задняя стойка, упираясь в бугорок, не давала возможности поднять консоль сцепки на нужную высоту. Всего-то сантиметров пять, семь, но кольцо упиралось в клык фаркопа. - Будем заднюю стойку убирать, Ромашка, иначе не прицепим. Вытащи шпильки, но стойку полностью не убирай, чуть отклони к колёсам и всё. Одним движением нам надо успеть сдёрнуть ПЭСку с места и одновременно чуть-чуть приподнять консоль вверх. Только чтобы не опрокинулась стерва. Давай чуток назад. Отлично. Ну, готов? По команде. Вперёд! – Генка напряг все силы, потянул вперёд консоль, давая ей немного подняться вверх. Нос к носу они с Ромашкой рычали от напряжения, помогая себе этим рыком через оскаленные рты на искажённых лицах. Тяжёлый агрегат на колесной паре сдвинулся с места, стал задирать стрелу, грозя поднять вместе с ней и двух вцепившихся в неё с двух сторон солдат. К счастью кольцо заскочило в фаркоп и верхнее его полукольцо не позволило подняться консоли и опрокинуться ПЭСке. Ромашка с удивительной ловкостью и скоростью набросил замковую часть фаркопа. Всё. Вставить контровой болт – дело секунд. Подножки на место. Всё закреплено. -Гони, - бросил Генка, заскакивая в кабину. Ромашку не надо было подгонять. Белорусский паренёк оказался бойким и смышлёным. Не заботясь более о чутком сне селян, машина с прицепом с рёвом пролетела по улице, выскочила за село. Впереди трасса. Машин нет. Только далеко стой стороны, откуда приехали к грунтовому свёртку Генка и Михась Ромашка, наползали светлячки очередной воинской колонны. - Проскочим, товарищ сержант, - предупреждая готовые сорваться с языка Генки опасения, оптимистично выпалил Ромашка. Он давил на газ, разгоняя тяжёлый ЗиЛ – торопился вернуться к развилке до колонны. Стоявших ранее регулировщиков уже не было, новые ещё не успели прибыть на развилку. Ромашка развернул свою машину вправо, ушёл на трассу, убегающую в нужном им направлении: - Прорвались, товарищ сержант, - задорно сообщил. Генка улыбнулся, скрытый полумраком кабины: - Завёлся пацан. В войну играет. А всё равно молодец. Не заохал беспомощно. Чётко действовал. Не смотри, что не велик и с лица простоват. Мужчина. Воин, - вслух добавил, подыгрывая молодому солдату, - прорвались, Ромашка. Мы же разведчики. Молодец. Без проблем докатили до знакомого места сосредоточения. Прапорщик Глазов встретил отставших далеко от скопления дивизионных машин. - Добрался, Званцев? Почему долго? - В чужую колонну попали, товарищ прапорщик. Регулировщики в сторону увели, заехали по темноте в село, пришлось ПЭСку отцеплять – не могли с ней развернуться, - лишь приблизительно сохраняя интонации военного доклада, рассказал Генка. Глазов с секундной тревогой взглянул на не крупного Генку. - Ладно, Званцев, ставьте машину, бери Ромашку и бегом в батарею. |