4. Поезд стоял на небольшом полустанке. Не было практически строений. Под высокой насыпью железнодорожного полотна песчаной лентой оттесняла дальше в поле прошлогоднюю растительность дорога. Вдоль дороги, развернувшись радиаторами к далёкому лесу, вытянулся длинный ряд военных грузовиков. Было раннее утро.

Призывников подняли заранее. Ещё сумрак не разошёлся за стёклами вагонных окон, когда повелительное сержантское:

- Подъё-о-м! – заставило молодых ребят вырваться из вязкого сна в душном вагоне. Из нереальных, искажённых сновидениями звуков вновь выстраивался ритмичный ряд колёсных перестуков, возвращая в действительность.

- Собрать вещи, приготовиться к выгрузке! Старшим по купе проверить порядок!

Состав стал замедляться. Прилипшие к окнам призывники не видели за ними ни огней большого города, ни хоть каких-нибудь строений.

- Приехали в Европу, здрасьте, - съязвил Коряковцев, разглядывая пейзаж за окном.

Скрипя, отчухиваясь сжатым воздухом, состав, как огромный монстр, поражённый смертоносным выстрелом, прополз ещё несколько метров и замер.

-К вагонам!

Покинув вагоны, парни скатывались с насыпи на дорогу, где их уже встречали другие сержанты сопровождения.

- Пятый вагон, строится в три шеренги!

Генка на мгновение замедлился на последней ступени, повис наклонно над насыпью, ухватившись вывернутыми назад руками за жёлтые поручни, окинул взглядом пространство вдоль вагонов. Везде из вагонных дверей появлялись молодые парни, проворно спрыгивали с металлических ступеней на щебень, сбегали вниз.

- Только команды «Воздух!» не хватает, - мелькнула у Генки мысль, - а то прямо, как в кино было бы, так и прыснули бы в поле, разгоняемые воем пикирующих самолётов.

Но, бесформенные людские ручейки смешивались внизу, направляемые командами формировались в неровные прямоугольники воинского строя.

- Ловко у военных получается – чуть что - сразу всех в строй, никто не болтается без дела, все на виду, - отметил внутренний Генка, пока настоящий выполнял команды командиров.

Почти незаметные во время следования появились офицеры. Вновь переклички, проверки. Наконец, погрузка на машины. Привычные сержанты, видя необученность новобранцев, простым гражданским языком объясняли парням, как действовать при погрузке:

- Не спешите, ребята, со стороны открытого заднего борта по два человека подходим и поднимаемся в кузов, остальные ждут своей очереди. Кто поднялся, проходит вперёд и садится на скамейку.

Закрыли борта машин. Загудели моторы. Грузовики порычали, выползая задним ходом на дорогу, развернулись, выстраиваясь в колонну, двинулись многогорбой лентой, поднимая клубы пыли.

- Что-то не Копенгаген, товарищ сержант, - обратился к сидящему у заднего борта командиру, попавший с Генкой в одну машину Сергей Коряковцев, - скучновато как-то. В палатках, что ли жить будем, куда везут-то? – указывая рукой на видимые через клубы пыли поле и лес, недоумевал Сергей.

- В столицу мира Тулино везут! Почти Лас-Вегас! Вам понравится! - улыбнувшись, прокричал сержант.

Вскоре надоело смотреть на однообразный пейзаж. С утра ещё не разговорились. К тому же пыль, затягиваемая завихрениями воздуха под брезент тента, противно оседала на губах. Болтать не хотелось. Гудел двигатель, хрюкала коробка передач. Трясло. Генка смотрел на товарищей и видел, что за этой молчаливой безучастностью ко всему прячется ожидание. Что там? Куда везут? Какое оно, Тулино?

Грузовики выпрыгнули на серую ленту асфальтного шоссе. Шум колёс стал ровным. Пыль рассеялась. Ожил Коряковцев:

- Цивилизация, Геныч. Поди, и электричество есть, туалеты тёплые. А то, уж думал, выбросят в поле на заставе, как трёх богатырей и будем два года вдаль смотреть – не идут ли басурмане.

- Так мы сами только что с басурманской стороны, нет там никого, одни сибиряки.

- Не гневи Бога, Геныч. Сибирь она не басурманская. Самая что ни на есть русская.

- Кто бы спорил.

Призывники оживились. Появились строения. Посёлок с одноэтажными домиками, редкие двухэтажные здания обступили дорогу с двух сторон. Колона миновала железные ворота, открытыми створками разорвавшие железобетонный забор, пропетляла среди строений, напоминающих склады или ангары. Высокая некрашеная металлическая труба на проволочных растяжках дымила чёрными клубами. На кирпичном фронтоне одноэтажного широкого здания тысячекратно забеленное выступало набранное кирпичами слово «Баня».

После построений, ожиданий, перемещений, перекуров, наконец, настала очередь мыться и группе, в которой был Генка со своими товарищами. Вещи было приказано оставить в специальном помещении. Тут же тех, кто правдами и неправдами умудрился сохранить роскошные гражданские локоны, да и просто короткие спортивные причёски, как у Генки, стригли наголо ручными машинками. Быстро, с болезненными щипками и зацепами волос. Менялись, и уже светлоголовый новобранец клацал машинкой над головой товарища.

- Геныч, давай нас с Серым оболвань, - протянул машинку Генке Володя Рязанцев, - только аккуратно, не дёргай.

Работа была Генке знакома. Дома у них была ручная машинка для стрижки волос. Генке нравилось быстро сжимать и отпускать хромированные ручки, глядеть, как ходили ножи, мягко скользя друг над другом, теряя чёткость очертаний и, как бы, растворяясь в воздухе. Быстро и довольно безболезненно он остриг Рязанцева. Шишковатой веснушчатой половинкой огромного яйца торчала голова друга над его изменившимся лицом.

- Следующий.

- Давай, палач. Пропадай моя красота.

- Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, - запустил машинку в гущу волос на голове Сергея Генка.

Красивые локоны посыпались по плечам.

- Углы подравнивать?

- Чё?

- Углы, говорю, подравнивать? У тебя голова квадратная, Серый. Ой, посмотри на меня. Говоришь, Сибирь она русская? Ты же батыр лысый ни дать ни взять.

- Ну-ка, садись, посмотрим каков ты, если под ноль.

Серёга, не особо заботясь об аккуратности, стал колдовать над Генкой.

- Ой, помру. Головка-то клинышком, - глумился Сергей, мстя за батыра.

Подгоняемые сержантами, незагорелые после зимы парни заполнили мыльное помещение, разбирали жестяные тазики, мелькали в клубах пара горячей воды, ища свободные места на лавках. Быстрее, быстрее. Группа за группой.

Сразу после мыльной, в раздевалке парни проходили вдоль длинной стойки, за которой стояли солдаты. Гимнастёрок на них не было. Вместо них белые полотняные нательные казённые рубахи, заправленные в армейские галифе. На босых ногах резиновые шлёпанцы. Жарко. За каждым военным на лавках стопки сложенного обмундирования, гора сапог, ремней.

- Рост?

Почти не глядя, солдат хватал комплект формы, протягивал новобранцу.

- Размер ноги?

- Размер головы?

Пройдя мимо стойки, Генка держал на руках охапку вещей.

- Одеваться быстрее, время пошло на «хорошо»! – первый раз услышал он армейскую присказку.

- Пяточку оборачиваете и вот сюда, складочки выравниваете, - показывал сержант новобранцам, как наматывать на ногу портянку.

Генка умел. Отец учил. Оделся быстро. Форма была впору, насколько он мог судить. Пилотка в самый раз. Подогнал ремень. Боец. Вышел во двор бани. Вскоре собралась вся группа. Парни хватают друг друга за руки, поворачивают к себе, заглядывают в лица, пытаясь узнать друзей в новом обличии. Генка тоже растерялся, не видя в толпе ни Володи, ни Сергея.

- Генка, ты что ли? – захихикал высокий парень рядом, дергая Генку за рукав.

Из под пилотки смотрят знакомые глаза.

- Рязанцев?! Я, конечно. Никого узнать не могу. Где Серый, Тупов?

- Тут я! – Сергей вынырнул из толпы.

Пилотка залихватски прилипла над ухом. Глаза весёлые, улыбка – Вася Тёркин, не меньше.

Вопреки рассказам, что хорошие вещи заберут старослужащие, ничего подобного не произошло. Каждому новобранцу был выдан кусок белой ткани. Оставленные перед помывкой в бане личные вещи было приказано упаковать, обшить тканью, сформировав посылку, написать домашний адрес.

- Посылки на почте отправите домой лично, под контролем своих командиров, после того, как вас распределят по батареям.

- Вот тебе и последнее отберут. Врали всё. Пугали.

- Парни, сейчас на комиссию поведут. Распределять будут. Действуем, как договаривались, тогда вместе попадём. Ты, Тупов, говори, как я учил.

- Как бы полкан про дисбат не вспомнил.

- Не дрейфь, Геныч, он нас уже сдал по описи. Довёз всех и никаких ЧП.

 

Пачки бумаг на столе. За столом три офицера.

- Чем увлекались на гражданке? Работали? Специальность?

- Спортом, товарищ подполковник. Футбол, хоккей, борьба «Самбо». Рисованием. Газеты в школе выпускал. Фотографированием увлекался. Отцу помогал машину чинить, ну или холодильник там, если небольшая поломка, на заводе гравёром работал, в свободное время охота, рыбалка, - тараторил Генка приготовленные фразы.

- Ну, да. Сибиряк, ведь. У нас в части сибиряков уважают. Уже, какой призыв привозим парней из-за Урала. Алтайские призывники себя зарекомендовали хорошими курсантами и товарищами. Вот, комсомолец. Член комитета комсомола школы. Активист. Это хорошо, - листал лежащие перед ним бумаги офицер, - хорошо рисуешь?

- Не Брюллов, конечно, но в школе хвалили, - изображая скромника, но, тем не менее, выпендрился Генка.

- Разведчиком хочешь быть?

- Так точно, товарищ подполковник!

- В фотобатарею тебя определяем. Свободен. Жди дальнейшей команды.

- Что сказали, Геныч? - встретили друга, прошедшие распределение Рязанцев и Коряковцев, - нас в фотобатарею, ты как?

- Тоже. Нормально, вместе будем.

Вскоре переодетых в воинскую форму парней построили группами в соответствие с распределением по специальностям. Появились новые сержанты. Генка отметил, что они очень отличаются от новобранцев, хотя призывники все были переодеты в галифе, гимнастёрки. Какие-то сержанты яркие, красивые, переливались оттенками не раз стираной формы, а молодые солдаты все в одинаково однотонной, топорщащейся форме, с обилием не расправившихся складок от долгого лежания в стопках на складах. Яркости и было только от блестящих анодированных под золото пуговиц со штампованным рисунком серпа и молота внутри маленькой звёздочки.

Грубовато сложенный, с развалистыми движениями, смуглый, среднего роста сержант остановился перед группой, в которой находился Генка и его друзья:

- Ря-я-яйсь! ...Отставить! Ря-я-яйсь! …Хирно! ... Вольно! – поразил он Генку своей своеобразной манерой произношения команд, - товарищи курсанты, вы определены во второй дивизион учебной бригады. Будете проходить обучение в фотобатарее. Сейчас вы заберёте свои личные гражданские вещи и проследуете к казарме, которая на ближайшие полгода будет вашим домом.

Живой прямоугольник строя вразнобой топал, направляемый сержантом, мимо каких-то строений, по длинной асфальтированной дороге, которая несколько раз поворачивала под прямым углом, а затем, после затяжного прямого разбега, ныряла в раскрытые ворота. Большие из листовой стали звёзды, приваренные к створкам окрашенных в зелёный цвет ворот, солдаты с красными, как и крашеные звёзды на воротах, повязками на рукавах, со штык-ножами на поясах ясно давали понять, что за воротами воинская часть. Генка на ходу с любопытством разглядывал пространство, открывшееся за воротами. Похожие на склады длинные одноэтажные под скатными шиферными крышами здания слева, за ними, так же окружённое газонами с подстриженной прошлогодней травой возвышалось квадратное двухэтажное деревянное здание. Обшитое профилированными досками, с выделяющимися наличниками на вытянутых вверх окнах, окрашенное в бледно-салатный цвет, оно смотрелось веселее и наряднее, чем скучно-охристые с безоконной слепотой стены складов. Справа, на значительном удалении, частично закрытые ветвями распускающихся деревьев, ровной лентой убегали трёхэтажные здания. Выложенные из непривычного для Генкиного взгляда жёлтого кирпича, с узкими, высокими окнами, они показались Генке какими-то через чур гражданскими. Здания в плане напоминающие букву «П» с короткими «ножками», на торцах которых просматривались высокие крыльца и широкие двери, сразу вызвали ассоциацию с п-образным зданием школы, в которой учился Генка. Это ещё больше делало здания совсем уж не военными. Между этими постройками и полосой асфальта, ограниченного побелёнными бордюрами, большими серыми пятнами, в обрамлении жухлых газонов, были разбросаны разной величины заасфальтированные либо посыпанные утрамбованным щебнем площадки. Ленты сваренных из металлических труб турников, брусьев указывали на то, что это место предназначалось для гимнастических занятий. Рядом угадывались полосы препятствий с их барьерами, окопами, «змейками». Генка увидел сам, и в то же мгновение по строю зашелестело:

- Ух, ты.

- Пу-у-шки.

- Вот это да.

- Настоящие.

Выставленные ровными рядами на длинной площадке, задрав зачехлённые стволы к верху, застыли орудия. Различных калибров и типов. Грозное оружие. Настоящее. Не макеты. Они были совсем рядом, и их было много. Это было внове, а потому как-то иначе, чем разглядывание небольших пушек у входа в краевой музей, в родном городе. Генка поймал себя на мысли о своей связи с этими пушками, уже не как простого гражданского зеваки, а как военнослужащего огромной Армии. Тут и там малыми и большими строями двигались одетые в форму цвета хаки военнослужащие. У деревянного здания сновали офицеры. С металлических раскрашенных щитов, установленных по краям площадок и дорожек, глядели бравые строгие парни в военной форме, с буквами «СА» на погонах, с автоматами в руках, летели призывы быть верным, достойным, бдительным. Курсантов вели по направлению к крайнему зданию-школе через огромную площадь. Пятнистый, в разное время уложенный асфальт, был покрыт сетью трещин.

- Группа! Стой! На пра-а-ву!

Вблизи здание поражало внушительностью. Всего три этажа, но смотрелись эти три этажа выше, чем аккуратная, выхолощенная четырёх этажная «хрущёвка», в которой жил Генка с родителями. Кладка из жёлтого кирпича прерывалась поясами, карнизами, выступающими пилонами, обоймами окон. Окрашенные красно-коричневой краской водосточные трубы, играя изгибами, сползали по стене к земле от низа скатной кровли над узорчато выложенным карнизом. Справа от высокого крыльца стояло несколько солдат. Они были не похожи на сержантов, которые постоянно находились с курсантами. Форма сидела аляповато, смотрелась не глаженной, пузырилась на коленях. Да и сами солдаты не были подтянуто собранными. Слева, в образованном крыльями здания углублении, несколько солдат сидели в курилке.

- Как на заводе, - определил Генка, - те же лавочки по периметру квадрата, в середине врытый в землю диск от колеса грузового автомобиля.

- Товарищи курсанты, сейчас вы подниметесь на третий этаж, где будете представлены своим командирам и распределены по взводам.

Чугунные ступени внутренней лестницы загрохотали под сапогами поднимающихся курсантов. На лестничных площадках широкие двери отделяли внутренние помещения.

- Автомобильная рота, - прочитал Генка над дверями на первом этаже.

На третьем этаже вывеска гласила: «Пятая батарея». Курсантов построили в широком коридоре, образованном наружной стеной здания и торцами длинных рядов двухэтажных армейских кроватей, убегающих вглубь помещения. В конце рядов кроватей вновь наружная стена, так же пронизанная высокими окнами. Деревянный пол сально лоснился красноватой поверхностью. Стены покрыты светло-жёлтой охрой.

Появились офицеры. Сухой, жилистый капитан с играющими желваками на скулах, выступил вперёд, представился чётким поставленным голосом:

- Капитан Жиловин, командир пятой батареи. В течение следующих шести месяцев вам предстоит напряжённая учёба. По истечении этого срока и после успешно сданных экзаменов вы, уже в качестве младших командиров, будете направлены в различные воинские части, во все концы Союза, для прохождения дальнейшей службы. Лучшие из лучших останутся в части, как командиры и преподаватели для следующих призывов курсантов. Сейчас вас распределят по взводам и отделениям, представят вашим командирам. С этой минуты они вам и мать и отец. Они будут постоянно рядом с вами. Все возникающие вопросы решать с ними. Добро пожаловать в славную фотобатарею, в семью артразведчиков.

В конце концов, после эмоционального обращения замполита, перекличек и перестроений сформировалось три отдельных строя. Генка с друзьями попал в первый с левого фланга. Старший лейтенант и три сержанта стояли перед строем. Симпатичный, высокий, атлетического сложения старший сержант, с грудью, украшенной рядом сверкающих армейских значков, командой заставил строй застыть и, отточенным движением повернулся к офицеру:

- Товарищ старший лейтенант, взвод по вашему приказанию построен. Заместитель командира взвода старший сержант Корягин.

Так же чётко сержант отступил в сторону и занял место чуть сзади офицера.

- Старший лейтенант Хлопотов, - как-то по-домашнему спокойно представился офицер, - командир вашего взвода. Старший сержант Корягин, - движение руки в сторону высокого красавца, - замещает меня во время моего отсутствия, так же является командиром первого отделения. Командир второго отделения - сержант Болгар, - старший лейтенант указал на уже знакомого Генке и курсантам смуглого сержанта с тёмными выпученными глазами - именно он привёл курсантов от бани к казарме, - командир третьего отделения – сержант Одинцов.

На шаг вперёд выступил среднего роста светловолосый парень. Открытое славянское лицо с розоватым румянцем на щеках было слишком юным, и слишком женственно красивым. Это трудно вязалось с безукоризненной фигурой атлета, как будто отлитой по эталонному слепку.

- Продолжайте заниматься с взводом по распорядку, - приказал офицер и удалился.

Ушли и другие офицеры. В движениях сержантов пропала напряжённость, в голосах появились ироничные нотки. Старший сержант Корягин передал командование Болгару и исчез в длинном проходе между рядами коек.

- Так, товарищи курсанты, запомните. Здесь нет национальностей, любимчиков, больных и немощных. Все одинаково равны. Нет слов «не могу», «не успеваю». Чего не умеете – научим, чего не хотите – заставим. Сейчас вам покажут ваши спальные места. Запомните – место построения нашего взвода это то, где вы сейчас стоите. Запомните также своё место в строю. По команде вы должны строиться всегда в одном и том же порядке.

Сержанты показывали курсантам расположение помещений казармы, объясняли, в чём нужно слушаться дневальных и дежурного. Всё новое. Не сложное, но непривычное.

- Нас кормить-то будут, - посетовал Генке Сергей Коряковцев, - я, что - натощак Родину защищать буду, или как?

- Всему своё время, курсант, - бросил проходящий мимо друзей сержант Одинцов, - замереть не дадим.

- Ну, слава Богу,- шутливо осенил себя крестом Сергей.

- Значок комсомольский поправь, - Одинцов с хитрой улыбкой указал пальцем на грудь Коряковцева, где не было никакого значка.

- Понял, не дурак, - вскинул руку в пионерском салюте балагур.

В оставшееся до обеда время курсанты сформировали посылки, обшив свои гражданские вещи белой материей и написав на свёртках домашние почтовые адреса. Сами свёртки положили под нижний ярус кроватей.

Первый обед в части. Уже урчало в животе и есть хотелось страшно. Какие бы необычные события не происходили, но молодые организмы требовали своего. Короткий перерыв в череде исполнения различных команд. Курсантам приказали спуститься вниз и ожидать команды построения на обед в курилке.

- Ну, что, пацаны, вроде нормально устроились, жить можно - не север, - Рязанцев удобно уселся на лавочке в курилке, выпустил струю дыма. По тому, как он произнёс эту фразу, не глупые пацаны должны были понять, что немалая заслуга в этом именно его, Владимира Рязанцева.

- Народу уйма. Всех учить будут? Бригада – это как дивизия или меньше? – Тупов привычно занял место рядом с Рязанцевым, принял участие в разговоре.

- Меньше, Вован, меньше, но тебе от этого легче не будет, - вразумил друга Рязанцев.

К входу в столовую подходили повзводно. Пересекая широкий плац, парни в строю вынуждены были неумело реагировать на команды сержанта Болгара. Тот своим ржаво-скрипучим с хрипотцой голосом глушил болтовню в строю, то и дело заставлял переходить курсантов на строевой шаг командой «Взвод!». Этот голос звучал постоянно, тональность сурово-приказная. Как удары пастушьего бича заставляют стадо сбиваться в плотную кучу, так и голос командира держал курсантов в напряжении, лишал индивидуальности, превращал строй в монолит, подчиняющийся только этому голосу.

-Не ресторанный дух, - втянул ноздрями воздух Сергей Коряковцев, скривил лицо.

Генка тоже уловил несколько непривычный запах, распространяющийся из открытых дверей столовой. Запах явно пищи, но какой-то странной, «потной и кисловато смешанной» мелькнуло в голове у Генки. Взвод стоял перед широким в несколько ступеней крыльцом. Справа прямоугольник ранее подошедшего взвода. Сержант соседей таким же властным, как у всех сержантов голосом, отдавал приказы:

- Справа в колонну по одному бегом… руки в локтях согнули при команде «бегом», бегом… марш!

Громыхая не растоптанными сапогами, неловко натыкаясь на спины друг друга, курсанты соседнего взвода один за другим взбегали на крыльцо и исчезали в проеме двери. Генка и его товарищи с любопытством смотрели на происходящее.

- Во, блин, и жрать по команде, - ухмыльнулся Коряковцев.

- В столовой вас встретит сержант Одинцов, укажет места за столами. Располагаться по отделениям. Справа в колонну по одному бегом марш! – зарычал Болгар, когда последний курсант соседнего взвода скрылся в столовой, а стоящий на крыльце воин с повязкой на рукаве махнул разрешающе сержанту Болгару.

Концентрированный запах какой-то пищи, мокрых тряпок и ещё чего-то не очень приятного ударил в нос Генке, когда он вбежал в затемнённую в первое мгновение после яркого солнечного света столовую. Сержант Одинцов стоял недалеко в широком проходе между рядами длинных столов. Рука поднята, призывными движениями кисти он привлекал к себе курсантов.

- Первое отделение сюда, - хлопнул он ладонью по длинной с закруглёнными углами и покрытой гетинаксом с голубым верхом толстой столешнице. На ближнем к проходу краю стола высилась пара не то кастрюль, не то чугунков, не то бачков с варевом. Рядом с бачками стояла стопка штампованных из нержавеющей стали высоких мисок и столько же плоских, лежало десяток алюминиевых ложек, большой алюминиевый черпак и составленные в два ряда железные кружки. Тут же стоял большой алюминиевый чайник с небольшими вмятинами на боках. Посередине стола расположилась плоская миска с лежащими в ней двумя прямоугольными буханками белого и серого хлеба, разрезанных на десять частей. Длинные деревянные скамьи, окрашенные половой красно-коричневой краской парами разделяли столы. Парни, гремя скамьями, перешагивая через них, расселись за столами. Тупов, оказавшийся ближе к краю стола, сразу полез в странные кастрюли, заглянул в чайник.

- Взвод встать! – взревел подошедший Болгар.

Недоумевая курсанты поднялись, уставились на командира:

- Что не так?

- Без команды не садиться, товарищи курсанты! Вы не у мамки на кухне. Головные уборы снять! Садись! Приступить к приёму пищи!

- Крайний за столом разливает из бачка первое по чашкам, передает на другой край стола. Хлеб каждому по куску белого и серого. Второе раскладываете по плоским тарелкам. Добавки не будет. Всем должно хватить по одинаковой порции. Кто делит – себе последняя порция. Ошибётся – останется не только голодным, но и наказанным, - сержанты Одинцов и Болгар объясняли курсантам порядок поведения в столовой.

Первый армейский обед. Генка крутил головой, разглядывая большой зал столовой. В плотном от ароматов и кухонного тепла помещении стоял гул от постоянного движения, многократного звяканья металлической посуды, говора многих людей. То и дело раздавались команды:

- Взвод встать! Строиться выходи!

- Взвод! Садись! Приступить к приёму пищи!

Одни курсанты выходили, подгоняемые сержантами. Другие суетно вбегали в пространство столовой, неловко грудились около столов перед тем, как выстроится вдоль них. Как только стол освобождался от солдат, появлялись парни в белых засаленных куртках. Они составляли грязную посуду на разносы и уносились по коридорам между рядами столов в сторону кухни. Шум воды и характерный грохот штампованной металлической посуды говорил о том, что там мойка. Генке это было знакомо по дежурству на кухне в пионерском лагере. Освобождённые от посуды столы быстро протирал другой военнослужащий. А такие же, облачённые в белые куртки, солдаты тут же заставляли его новой чистой посудой и бачками с пищей. В безукоризненно белой отглаженной куртке, с красной повязкой на рукаве среди столов ходил военный, скорее всего тоже сержант. Он постоянно указывал снующим воинам кухонного наряда на каких столах сосредоточить свои усилия..

- Нормальный борщ, - оценил Генка, привыкший к заводской столовой, - не мамкин, конечно, но терпимо, хоть и без сметаны.

- Это что за хрень такая, - скривился Рязанцев, - они что, консервы рыбные в картошку бухнули что ли? Как это есть-то?

У Тупова не возникало вопросов, кто, что, куда бухнул. На лбу испарина, щёки взбугрились от набитой в рот пищи, взгляд шарит по столу. Сергей ковырнул серовато-желтоватую массу в своёй тарелке, попробовал. Приподнял вопросительно брови, мгновение подумал. Лицо приняло выражение означающее «да и чёрт с ним». Начал есть, как ни в чём не бывало. Генке неожиданно понравилась тушёная с рыбными масляными консервами картошка. В меру жидкая, приятно мягкая, почти пюре.

- С хлебом, так и вообще, зашибись, - в такт работающим челюстям ободрила мысль.

- Взвод! Закончить приём пищи! Встать! Строиться выходи! Встать была команда! Кто не слышит!? Строиться выходи!

До Генки дошло, что это уже относится к ним. Лица парней за столом удивлённые. Кто-то только начал ковыряться в тарелке с картошкой. Кто-то, как и Генка, только начал не спеша пить чай. Тупов лихорадочно набивал рот остатками хлеба, пытался влить чай в набитый рот. Курсанты вскочили.

- Я ещё не поел, - пробились обиженно-робкие голоса нескольких курсантов.

- Строиться выходи взвод!

У крыльца столовой, сержант Болгар объяснял перед строем новобранцам:

- В армии всё делается по команде быстро и чётко. Вы научитесь в столовой не болтать, а работать ложкой. Гражданская жизнь кончилась. Видели сколько народа надо успеть накормить за час, полтора? Скоро вы познакомитесь со столовой ближе. Через пару недель будете уже ходить в наряд по кухне. Вам понравиться, - Болгар ухмыльнулся.

- Он сам через это прошёл когда-то, - дошло до Генки, - а теперь балдеет, глядя на наши обиженные физиономии, знает, что у нас в душе творится.

Мысли Генки прервало странное видение. Курсанты тоже все обратили внимание на необычную повозку. Самого непрезентабельного вида лошадёнка тянула нечто похожее на бричку со встроенной вместо сидений для пассажиров ёмкостью, похожей на старый котёл большого самогонного аппарата. Впереди сидел возница. По сравнению с его облачением форма солдат кухонного наряда могла сгодиться для какого-нибудь званого вечера в приличном месте. Молоденький солдат, держащий в руках вожжи, был одет в форму, покрытую бесчисленным количеством жирных пятен, замусоленную спереди почти до кожаного состояния. Запах пищевых кисловатых отходов стёр улыбки с лиц курсантов. После виденных пушек, рядов военных автомобилей, залитая помоями повозка никак не вязалась с армией. Полусонная лошадь, медленно переступая, тащила повозку мимо строя. Было ясно, что таскает она её уже давно, всё ей надоело и ничего не удивляло. Топ, топ по асфальту.

- Это что за явление дерьма народу, - не удержался Коряковцев.

Раздался смех, посыпались шутки.

- Вот это пушка. Мортира из сортира.

- За что его так? Он что, полковую кассу украл?

- Блин, и мы это ели?

- Отставить разговоры в строю, - с трудом сдерживая улыбку, заставил строй замолчать сержант Болгар, - кому-то из вас достанется удовольствие побыть на его месте, когда заступите в наряд по кухне. Повозите отходы хрюшкам в подсобное хозяйство. А, вы думали, откуда мясо в борще?

- Не видел я никакого мяса, - пробурчал себе под нос Тупов.

- Самый почётный наряд, для самых шустрых, - продолжал веселиться Болгар.

Повозка удалялась. Возница, так и не взглянувший на стоящих в строю, не меняя позы, сидел, вцепившись в вожжи.

- Взво-о-од!

День продолжался. Короткие перерывы, когда парни жадно курили, уставшие от постоянной необходимости слушать командиров, что-то запоминать, строится, двигаться в строю. Учились заправлять кровати, знакомились с оружейной комнатой, ячейками с личным оружием, противогазом. Занимались на плацу, осваивая первые элементы строевой подготовки. Долгий, долгий день и огромное желание посидеть в бездействии, как еще совсем недавно мог посидеть на лавочке перед подъездом дома в родном дворе.