Родоначальницей этой семьи стала Прасковья Кашкарова. Бабой она была гулящей и таковой оставалась до зрелых лет. Мужья, коих у ней сменялось несколько, помехой не были. Прасковья поила их своей менструальной кровью и они жили с ней, покорные, как телята на веревочке, покуда смерть не уносила их. Похоронив одного, Прасковья выходила за другого, порой уводя мужика из семьи. Бабы ненавидели ее, «проклятую потаскуху», потому что она гуляла с их мужьями, но связываться боялись – бабой она была подлой, злопамятной, могла и навсегда отвадить мужика от родной жены. Бытовым колдовством, знахарством занимались многие, но Прасковья владела самой черной магией. А может людская молва наделяла ее такой силой, а она и не отрицала, никто точно не знает. От разных мужей родила она троих дочерей – Таисью, Катю и Дуську. Родить родила, но совсем ими не занималась. Дочери росли, предоставленные сами себе, правда, когда подросла Таисья, она присматривала за младшими сестрами. Сама же Прасковья таскалась с мужиками, и местными забулдыгами, и приезжими строителями. Материн нрав унаследовали старшая и младшая дочери. Средняя, Катя, была совсем другой. Скромная, работящая, молчаливая девушка, правда, совсем некрасивая, приглянулась местному лихому красавцу-гармонисту Ивану. Сестры от зависти локти грызли. Надо же, как повезло Катьке, - шипели они, - уродка уродкой, а какого парня отхватила! Этого они ей не простили до смерти и от души злорадствовали, когда Катин ухажер, а затем и муж, оказался пьяницей и буяном, который избивал свою кроткую тихую жену до потери сознания и сделал ее, еще молодую, инвалидом. У Кати не работала кисть левой руки, неоднократно ломаная. Когда Катя забеременела, муж не прекратил избивать ее, и после выкидыша она больше не смогла иметь детей. От постоянных побоев ее лицо, и без того некрасивое, было совсем изуродовано: сломан нос, сломана челюсть, вечные кровоподтеки, всех оттенков, от фиолетового до желтого, сменяющие один другой, выбитые зубы, которые она отчаялась вставить - все равно муж их выбивал – и в итоге махнула рукой и до конца жизни ходила без передних зубов. Муж, красивый и любимый бабами, презрительно называл ее уродом. Катя молчала и работала, в колхозе дояркой, дома на огороде в сорок соток, которые она одна обрабатывала, Иван никогда не снисходил до домашней работы. Иван гулял с красивыми бабами, пил, получал иногда от их законных мужей. Тогда он приходил домой и вымещал все на жене. Отлежавшись после побоев, Катя вновь шла на работу на ферму, где всегда была лучшей дояркой. Любая работа в ее руках спорилась, даже неподвижная кисть не была помехой. Дома у нее все блестело. Во дворе и в огороде тоже был порядок. Соседки жалели ее. Как ты, Катька, с ним живешь?! – возмущались они, - Ведь он ничего не делает, только пьет и тебя бьет. А Катя любила Ивана, всю свою жизнь любила его. И терпела, и была готова терпеть, сколько нужно, и унижения, и побои, и запои, и постоянные измены мужа, лишь бы быть рядом. Катина кротость раздражала мужа. Когда он бил ее, она лишь молча прикрывала лицо руками, от этого он приходил в еще большую ярость и избивал ее жестоко. Детей у них не было и опостылевшую жену Иван не щадил. Он ненавидел ее потому, что люди хвалили ее за трудолюбие, а его называли тунеядцем и алкашом, потому, что она была уродкой, а он красавцем, но все равно люди любили ее, а его сторонились, как драчуна и пьяницу, потому, что он бил ее страшно, а она любила его. Порой ему было стыдно и он ненавидел ее за то, что она заставляет его стыдиться. Порой ему было горько, что жизнь прожита зря, что она прошла незаметно, а ничего не нажито, ни детей, ни внуков, как у людей. И он ненавидел ее, что не сумела родить ему наследников. Он ненавидел ее за всё. И умирая, он ненавидел ее. А Катя любила его. Когда он умер в возрасте пятидесяти лет, для нее не было горя сильнее. Она сразу осунулась, резко постарела, смысл ее жизни был утрачен. И хотя она пережила его на целых двадцать лет, это была не жизнь, а ожидание смерти. Изувеченная старуха с искореженным лицом по привычке работала в огороде, чистила и скребла дом, помогала чем могла всем, кто просил, вязала толстые шерстяные носки за символическую плату и ждала смерти, чтобы воссоединиться с любимым мужем. Катя любила его до самой кончины и всегда говорила о нем, - Ваня, мой Ваня.

Иная судьба сложилась у младшей, Дуськи. Легкомысленная вертихвостка увидела на танцах в деревенском клубе красивого парня. Красоты он был такой, что у Дуськи дух захватило. Не хуже, чем Катькин Иван, - подумала она. Голубоглазый красавец-блондин с таким нежным чистым лицом и белыми, как лебединое оперение, волосами приехал на танцы из соседней деревни. Дуська поняла, что такого парня упускать нельзя. Она тут же познакомилась с ним. Его звали Владимир, он единственный сын в семье, работает трактористом, о чем он застенчиво поведал бойкой девушке. Они гуляли до полуночи по деревенским улицам и говорили, говорили, говорили, точнее, Дуська все расспрашивала, да выпрашивала, а он отвечал. Парнем Владимир оказался застенчивым и Дуська все взяла в свои руки. На следующий день она поехала в его деревню и вечером привезла его на танцы. Они танцевали под завистливыми взглядами местных девок, потом пошли гулять по деревне. Огородами, чтобы не увидели соседи, Дуська завела Владимира к себе во двор, а там, под предлогом беседы в укромном месте, на сеновал. На душистом сене Дуська сама легла под парня и отдалась ему. Всю ночь они предавались любовным играм, а через день Дуська перевезла Владимира к себе и стала жить с ним открыто. Разумеется, она сразу же провела необходимые ритуалы ворожбы, чтобы привязать парня к себе навсегда, как это делала ее мать и старшая сестра. Через месяц они расписались. С первой же менструации Дуська начала поить мужа кровью и теперь он никуда не мог от нее деться. Она родила ему двоих детей, дочь Татьяну и сына Колю. Дочь была некрасивой, носатой, с землистой кожей, изрытой оспинами от прыщей, но, с помощью колдовства, мать устроила ее женскую судьбу. Татьяна вышла замуж за красивого, порядочного, доброго парня, которому она родила двоих детей, тоже дочь и сына. Сын Дуськи Коля женился на красивой девушке Наташе из дальней деревни. Мать и здесь все устроила, чтобы молодые не разводились и невестка была накрепко привязана к ее сыну. У Коли с Наташей родились опять же двое детей и опять же сын и дочь. Дуська жила счастливо и богато, особо не трудясь. Муж работал, зарабатывал хорошо, по дому помогал ей всегда, на огороде все делал сам или нанимал людей, но жене не позволял утруждаться.

Таисья тоже всю жизнь прожила безбедно, даже на старости лет сумела отхватить богатого старика-вдовца. От разных мужиков она родила двоих детей: дочь Людку и сына Витьку. Именно из-за них и стал народ называть эту семью подлое племя. Вороватые, наглые, крикливые, они заметно отличались от сверстников. Горластая Людка была еще и блудливой. Со школьных лет таскалась с парнями, а в восьмом классе выскочила замуж.

- Все экзамены сдают, а у меня свадьба! – хвасталась она даже много лет спустя. Но красивый черноглазый, чернобровый муж оказался горьким пьяницей и Людка разошлась с ним через десять лет, родив двоих дочерей. Правда, в и браке она не страдала, брала свое с другими мужиками, благо приезжих строителей – молдаван, азиатов и хохлов хватало. Потом как-то приехал в колхоз по делам из дальней деревни видный красивый горделивый мужчина. Людка как увидела красавца, так и голову потеряла. Он мой, он должен быть только моим, - решила она и, не мешкая, принялась за дело. За каким-то поводом она пригласила его к себе, а там дело было сделано. Когда наутро за ним приехала жена, он наотрез отказался ехать домой и остался у Людки навсегда. Несолоно хлебавши, бедная женщина уехала, проклиная алексеевских колдунов. От Александра, так звали ее красавца, она родила еще двоих детей – сына и дочку. Александр сначала выпивал, потом стал пить много, запиваться. Любовь у них быстро прошла, уступив место ненависти. Вся жизнь проходила в ругани. Когда муж был очередном запое, Людка даже попыталась убить его, ударив по голове кочергой. Но он выжил, правда, долго болел, долго лечил голову. Александр, вообще, оказался очень хозяйственным; когда не пил, он выполнял всю женскую и мужскую работу по дому. Людка в это время шлялась по гостям по деревне, заходя и обедая то у одних, то у других. Причем она имела обыкновение сидеть подолгу в чужом доме и часто приходить, надоедая хозяевам. Хамоватая баба, в гостях она вела себя бесцеремонно, громко разговаривала, хохотала грубым голосом, материлась, пошло шутила и много ела. Внешность ее тоже была весьма примечательна. Чудовищная толстуха в полторацентнера весом с огромными фартуками жира, свисающими со всего тела, даже сзади колен слоновьих огромных ног висели шматы сала. Из-за тучности и нелюбви к личной гигиене от нее всегда плохо пахло. Стоило ей сесть в гостях, раздвинув свои мощные, заплывшие жиром ляжки, как всех обдавало отвратительным смешанным запахом мочи и немытой вагины. Но это Людку ничуть не смущало. Она всегда чувствовала себя на высоте, особенно в мужском обществе. Замашки заправской бл... она сохранила до старости. Стоило ей оказаться рядом с мужиками, как она начинала хохотать, кокетничать, шутить. Она была в своей стихии.

Следует признать, что Людка обладала сильным характером и своей выгоды никогда не упускала. Она всегда старалась где-то что-то урвать, сесть кому-то на голову, словно проверяла, каков человек. Слабых людей она подавляла и вила из них веревочки – буквально грабила их, не выходила из их домов, дневала и ночевала там, завтракала, обедала и ужинала за чужой счет. Это было самым радостным для нее – отобрать чужое, взять и не отдать, обмануть и обхитрить, выманить хитростью сбережения старух. Людка обладала каким-то особым умением поживиться за чужой счет, проехаться на чужом горбу, втереться в доверие, получить халявный навар, припрячь всех работать на нее за копейки. Поговорка «Наглость – второе счастье» - как раз про нее. Ничего сама не делая, она умела заставить всех работать для ее пользы. Многочисленные родственники сажали ей огромный огород картошки, пололи, окучивали, осенью выкапывали, а Людка сдавала эту картошку, причем фасовали ее в мешки вновь родственники, да денежки подсчитывала.

Физически она утруждаться не любила, даже пол никогда не мыла. Поэтому пока младшая дочь была маленькой, дома у Людки было грязно. Мужу хватало и другой работы и по дому, и во дворе, поэтому пол он мыл редко.

Мат был основным средством вербальной коммуникации Людки. Она материла и мужа, и посторонних людей, и животных, и домашнюю птицу. Когда она держала уток, вся улица ежечасно оглашалась многоэтажным матом, так Людка выражала свои эмоции.

У ее мужа Александра была приемная мать в той деревне, где он раньше жил со своей семьей. Обеспеченная одинокая старушка, бывшая трактористка, заслуженная пенсионерка, награжденная медалями и грамотами за доблестный труд на благо Родины. Людка сразу смекнула, что это золотое дно. Она поддерживала с ней хорошие отношения, а когда умер старушкин дед – приемный отец Александра, она, прикинувшись сострадательной снохой, предложила бабе Кате переехать к ней в Алексеевку. Обманувшись добросердечием Людки, старушка согласилась. Людка тут же перевезла ее и немалое, нажитое за долгие годы, добро к себе домой. Старушку устроили в маленькую комнатку, а ее добро в большую, внучкину. Потом бабу Катю, уже без добра, перевезли в малюсенькую избушку через дорогу от дома. Александр, правда, регулярно навещал мать и помогал ей, а Людка и носа не казала, зато пенсию старушкину получала исправно. Баба Катя прожила достаточно долго и, благодаря ей, Людка с семьей вели безбедную жизнь в эти нелегкие для всей страны годы. Потом она умерла, а Людка поняла, что старушки - неплохой источник дохода. А тут как раз появилась потребность в людях, которые могли бы ухаживать за пожилыми, получая за это плату. Органы соцзащиты брали на себя организацию такого делового партнерства. Людка тут же оформилась ухаживать сразу за несколькими стариками и старухами. Оплату она брала, но особо утруждаться не собиралась. Она приходила к этим старухам, пила у них чай с вареньем и медом, болтала, засиживалась подолгу. Поэтому через некоторое время многие старухи отказались от ее услуг. Тогда Людка решила идти по другому пути. Она стала селить у себя одиноких нуждающихся в уходе старушек и, разумеется, получать их пенсии. Одна старушка умирала, она брала другую. Люди стали называть ее дом «стардомом».

Виктор, ее брат, младший сын Прасковьи, тоже был себе на уме. Хитрый проныра и вор, он обладал низким и мстительным нравом. Пакостный, лживый, с огромным брюхом, которое делало его похожим на кабана, он, как и сестра имел талант ездить на ком-то. Когда он жил со своей первой женой алкашкой Манькой, он только лежал на диване перед телевизором, а Манька в периоды между пьянками пахала, как лошадь, правда, дома она не убиралась, не любила это дело. Потом он снюхался с Танькой, которая была ровесницей его дочери, выгнал Маньку и стал жить с Танькой. Танька тоже была работящей бабенкой, пахала без устали и по дому, и по хозяйству. У ней была нагулянная дочка, которую Витька полюбил больше своих внуков. Расставшись с Танькой, он привёз эффектную видную бабу из далёкой деревни. Односельчане Витькины удивлялись, что такая бабёнка нашла в нём, но, как говорят, любовь зла или сердцу не прикажешь.

 

Сама Прасковья жила долго, почти до ста лет. Такова краткая история этой семьи.