Средний История трех братьев, два из которых – старший и младший – были любовниками. Повествование ведется от имени среднего брата, который никому особо не был нужен. - Вы всегда должны быть вместе, - постоянно напутствовали нас родители, - вы братья, вы должны быть, как единое целое, в этом ваша сила. Наверно, мои братья восприняли эти слова слишком буквально. Они с детства были очень близки, слишком близки. А я всегда был лишним, третьим лишним в их отношениях. Мой старший брат был старше меня на два года, а с младшим у них разница в возрасте была шесть лет. Он всегда с самого детства опекал младшего, защищал его, заботился о нем, как отец. А ко мне он относился с холодной досадой, как к помехе. Я мешал им. Я всегда мешал им наслаждаться обществом друг друга. В детстве мы жили в одной комнате. Когда я заходил туда, то буквально кожей чувствовал напряжение, повисшее в воздухе, я мешал им, они сразу замолкали и словно ждали, когда я выйду, чтобы продолжить свою беседу. Я был чужим. И мне было так больно и горько. Я прятался в укромном месте и плакал. Они меня не обижали. Старший никогда не прикоснулся ко мне и пальцем, родители нас так воспитали, что ссоры и драки были нам чужды. Он просто молча кривился при виде меня. Младший тяжело вздыхал, когда я мешал им разговаривать. Они ни разу не упрекнули меня, что я вошел не вовремя, что всегда мешаю им, но я видел этот укор в их глазах. Они были нужны друг другу, а я был ненужен никому. Я был средним. Я был никаким. Середнячок, серая посредственность. Я не был старшим, чтобы гордо нести ответственность за других, я не был младшим, чтобы меня опекали. Я был средним. Даже внешне средним. Мой старший брат – высокий стройный сероглазый красавец. Мой младший брат – голубоглазый белокурый ангелочек. А я – неопределенного цвета волосы, водянистые глаза, средненький рост, обыкновенный, ничем не примечательный, нос, слишком большой, уродливый рот, когда мне становилось смешно, он сам разъезжался в стороны, я не мог его контролировать, из-за этого я и выглядел, и чувствовал себя идиотом. Нет, внешне я определенно был намного ниже среднего, я определенно был уродом. Я даже удивлялся, как в семье красивых людей мог родиться такой урод. И, видимо, не я один удивлялся. Я замечал, как порой с недоумением смотрят на меня мои родители. Они-то красавцы, как на подбор. Отец – высокий, стройный шатен, мой старший брат весь в него, мать – голубоглазая блондинка, младший – ее копия. Интересно, в кого я такой уродился? Лет в четырнадцать я впервые начал замечать признаки влюбленности во взоре старшего шестнадцатилетнего брата, когда он обращался к младшему, которому тогда было десять лет. Когда младшему исполнилось четырнадцать, они стали любовниками. Я совершенно уверен, что этого не произошло раньше. По многим признакам я начал понимать, на какой стадии их отношения. Порой, я не смог бы объяснить этого словами, но чувствовал интуитивно. Что-то новое появилось между ними, какая-то обоюдная нежность влюбленных. Старший и прежде был с младшим очень заботлив, то теперь он обращался с ним столь бережно и трепетно, будто с любимой девушкой. А младший и выглядел девушкой, слишком нежный, слишком хрупкий. Большие голубые глаза, окаймленные длинными пушистыми ресницами, изящный носик, припухлые губы, слишком белая для юноши кожа, светлые волосы, тонкий стан – все это делало его объектом пристального девичьего внимания везде, где бы он ни появлялся. Но он не замечал девушек, его туманный, из-за близорукости, взор был устремлен на старшего брата. Их отношения были трепетными и красивыми. Странное дело, я почему-то боялся, что они станут очевидны окружающим. Мы с младшим выходили из школы. Нежные девушки в белых платьях, опустив головы, исподлобья поглядывали на него. Близорукий, воздушный и отстраненный, будто не от мира сего, он никого не замечал. С легкой улыбкой на прекрасных губах он шел, уйдя в себя. Ветерок пушил его белые мягкие волосы, распахивал воротничок его светлой рубашки. Весна, май, а рядом со мной – ангел. Чистый, нежный, легкий. Ему тринадцать. А я в этом году заканчиваю школу. Старший в университете, третий курс. Будет финансистом, «белым воротничком», элитой страны. Он точно сделает блестящую карьеру. Для этого у него есть всё: аналитический холодный ум, великолепная внешность, гордая стать, рост, характер сдержанный и твердый. Я иду и чувствую себя оруженосцем юного принца, прислугой при отпрыске аристократического рода, одним из тех, сопровождающих знаменитостей, неприметных, невзрачных, серых людей, которых никто не замечает, потому что они обслуживающий персонал, обслуга. Но меня это не обижает, я привык быть в тени своих прекрасных братьев. Да и мне не с чем выставляться. Ни внешности, ни особого ума, ни обаяния. Зачем мне быть на виду? Я поступил в университет, тот же, где учится старший, но наши корпуса находятся в разных районах города. Я поступил на филологический факультет. Теперь я в своей стихии. Хожу в потрепанном вельветовом пиджаке, мешковатых брюках. Пишу заметки в университетскую газету, мои статьи появляются в городской прессе. Я закончил четвертый курс. Младший поступил в колледж Святого Мартина. Он будет дизайнером. Старший уже год работает в крупной финансовой компании. Сентябрь, младший в Лондоне. Старший скучает. Каждый уикэнд он летает в Лондон. Меня он не зовет с собой. Я бы тоже хотел увидеть младшего. Конечно, я мог бы и сам слетать к нему, но не уверен, что он будет рад мне. Скорее будет в недоумении. Любовь окрыляет людей. Сами небеса помогают влюбленным. Старшего повысили в должности и перевели в лондонский филиал компании. Теперь он живет с младшим. Я по-прежнему пишу статьи в газеты, изредка – рассказики. Из родительского дома я съехал после отъезда старшего. Было невыносимо видеть недоуменные лица родителей, они будто спрашивали, что ты здесь делаешь, почему не ты уехал, а они, лучшие дети. Родители тосковали по ним. Я чувствовал себя лишним, совсем ненужным. Я снял маленькую удобную квартирку недалеко от университета. На крохотной кухоньке я сам себе готовил и был вполне доволен жизнью. Мне многого не нужно. Вкусы у меня были непритязательными. Лишь бы тепло, сухо и было, где спать и что есть. Я не привык к роскоши и не был эстетствующим снобом. Поэтому мне всего хватало. После окончания университета меня приняли в местную газету. Я работал журналистом. Как раз в этот период я задумал свой роман. После работы я делал небольшие наброски. Постепенно идея обросла подробностями, новыми персонажами, событиями. Я понял, что дело клеится. Рукопись достигла трёхсот страниц, но я знал, что еще требуется серьезная работа по окончательной отделке произведения. Наверно, проблема в том, что я не был честолюбивым и тщеславным. Я не стремился скоро прославиться. Я жил себе потихоньку, не спеша, будто бы весь мир вокруг был таким же неторопливым. Однажды я показал рукопись издателю. Он потребовал быстрее завершить произведение. За права на издание книги я получил солидную для простого журналиста сумму. Роман вскоре вышел в свет. Неожиданно для самого себя, я, серый неприметный человек, вечно бывший в тени других, стал знаменит. Моя книга прославила меня, но я не знал радоваться мне этому или скрываться. Я не привык к вниманию к своей скромной персоне, тем более такому вниманию. Издатель в рекламных целях устроил грандиозную кампанию: пресс-конференции, встречи с читателями, лекции в университетах, разъезды по стране, а потом и тур по континентам. Мою книгу решил экранизировать Голливуд. За права на экранизацию известная кинокомпания заплатила мне астрономическую сумму. Я неожиданно стал богат. Богат, знаменит, всем нужен. Вокруг меня стали роиться толпы каких-то людей, совершенно мне незнакомых и непонятных. Девушки разных возрастов и внешности самыми разными, порой нелепыми, способами пытались знакомиться и знакомились со мной. Какие-то личности постоянно предлагали свои услуги, абсолютно ненужные мне. Другие личности под разными предлогами пытались выпросить у меня денег, порой начиная издалека свою просительную кампанию. Я постоянно был окружен какими-то людьми, каждый из которых преследовал свои цели, чаще всего корыстные. В один прекрасный день я осознал то, о чём прежде не задумывался, я понял, что совершенно один, один-одинёшенек на всем белом свете, я понял, что у меня нет тыла, нет надёжной семьи, куда можно прийти за пониманием и тишиной, и все эти чужие люди могут клевать меня, и мне некуда бежать от них, мне негде скрыться от них, от этих жадных ртов, жаждущих наживы, от этих жадных рук, алчущих денег, от этих цепких, скрюченных пальцев, тянущихся ко мне. Родители по-прежнему смотрели на меня с недоумением, будто произошла какая-то ошибка в том, что я – средний – сумел достичь таких высот. Они будто надеялись, что скоро эта ошибка будет исправлена. Старший и младший мне вежливо улыбались при встречах на семейных обедах и всё. Никакого проявления интереса, сочувствия, уважения. Будто и не было этой шумихи в прессе, всемирной известности, баснословных гонораров, голливудского киношедевра по моему роману. В их глазах я по-прежнему остался средним, никчёмным средним братом. Мне было так горько. Я втайне в душе надеялся, что теперь, став знаменитым, богатым, успешным, сумею войти в их избранный круг, в их тесную братскую компанию. Я лелеял мечту, что буду принят в семье, как равный, что родители взглянут теперь с любовью и восхищением, что, наконец, в глазах родителей буду достоин своих прекрасных братьев. |