Глава 3 Западня.

 

Все ближе подъезжая к позициям своих воинов с тыла, князь Владимир замедлил ход коня и показал рукой охране держаться чуть поодаль от него. Путь лежал через густой кустарник. Князь перевел коня на шаг.

«Неужто опять спят, сучьи дети, - подумал Владимир. – Доеду, всех сотников посеку. Мало им, что за месяц триста человек вырезали. Сколько еще нужно смертей, чтобы приучить русский люд к порядку?»

 

Где-то впереди раздался еле слышный шорох, рука князя потянулась к мечу. Слегка качнулся, как от легкого ветра, кустарник, и через минуту, сбитый с коня, он уже лежал на траве. У кадыка грозно блестело лезвие меча, который держал в руке статный молодой русич, прижимая коленом грудь Владимира к земле.

 

Сзади с грохотом и криком: «Что ж ты наделал, ирод!» выскочила охрана и кинулась на княжьего обидчика.

Князь встряхнул головой и, приподнявшись на локте, так что меч вплотную уперся ему в горло, скомандовал:

- А ну, стой. Не троньте его. Я сказал.

К князю двинулся всего один из сотни.

- Ты что же, сволочь, творишь? Чуть князя Владимира не зашиб до смерти. Вишь, какой вымахал. Так что, лупить кого ни попади можно направо и налево?

 

По голосу князь узнал воеводу Вышату, своего родственника, ближайшего советника и друга, командующего его личной охраной.

- А хрен вас разберет ночью, кто князь, а кто вор обычный к ратникам в осаде подбирается, уши и носы нам резать пока спим. Все нормальные князья дома сидят, а не по кустам шныряют, - ответил русич.

 

Вышата даже поперхнулся от такой наглости. Но тут князь ужом вывернулся из-под меча, метнувшись как тень, ногой выбил оружие из руки своего обидчика и мощным ударом кулака свалил его на землю.

- Ну что, квиты, охранничек ? - спросил он у караульного.

- Наверное, квиты, - ответил ему русич, поднимаясь с земли и выплевывая вместе с кровью выбитый зуб. – Прости, князь Владимир, не признал в темноте. Сотник наш строго настрого приказал, что если проскочит через заставы наши хоть какой-нибудь гад, или уснем на посту невзначай, живьем шкуру снимет со всех дозорных. Он точно снимет. А без шкуры, сам знаешь, по ночам прохладно будет. Так и выходит, раз без нее никак, что стараемся, даже князей, бывает, отлавливаем, - попытался пошутить дозорный. - Ты уж, князь, не обижайся на меня.

 

-Ладно, забыли. А это за место выбитого зуба,- и протянул ему туго набитый кошель.

- Спасибо, князь, не надо,- ответил тот.

Князь удивленно вскинул здоровую бровь.

-Бери, заслужил.

 

- Нет, княже, не возьму. Делу ты учишь нас, без порядка Корсунь не взять. Без порядка все тут ляжем, без славы, во хмелю и сонные. Себя погубим, тебя и Русь погубим. А за дельное ученье разве ученику платят? Это он платить должен. Потому – не возьму княже. Без обид?

 

«Какие уж тут обиды, думал князь. – Ох, русичи, русичи, и как может в одном народе уживаться бесшабашная удаль и разгильдяйство с такой широтой души, любовью ко всему родному, которая и просыпается-то только в минуты крайней угрозы, но не для своей жизни, а жизни близких и родных. И снимут последнюю рубаху, и отдадут все вплоть до последнего вздоха, создав не создаваемое, победив непобедимое. И счастье великое вести такой народ, и ответственность великая. Нельзя попасть ему в руки грязные, ибо народ этот чист и светел, как новорожденный, наивен и прост, как дитя - доверчив. При этом силен и неистов, как исполин, в гневе своем сносит всех на пути. И тот, кто силу эту великую направит к целям праведным и душу его к добру обратит, поистине велик будет, и слава его и память о нем будет жить столько, сколько жить будет народ русский, а значит - вечно».

 

От этой мысли князя отвлек шум со стороны западной стены города. Он пустил коня рысью и через несколько минут увидел, как в свете костров колыхались тени русских воинов. Оружие их еще не остыло от крови врагов. Здесь же на втоптанной в землю траве лежали тела в черных одеждах, где поодиночке, где и более. Там, где застала их битва и смерть.

К князю подошел рослый воин, без шлема, в кольчуге, в его руке блестел в свете костра окровавленный меч. Густая шапка седых волос слиплась от запекшейся крови.

 

-Здравствуй, княже, все сделали так, как ты сказал. Весь вечер гуляли, потом спать попадали. Как и думали, пришли супостаты. Все они здесь и легли. До полста человек, наверно.

-Молодцы, - ответил князь. - Теперь неповадно будет.

- Молодцы-то молодцы, да в погоню за остальными с пылу увязались, пошли за ними к стене.

- Сколько? - задал вопрос Владимир.

- Да около трех сотен. Не успел я их, княже, остановить, виноват.

- Ох, Добрыня, не вовремя, да чего уж там. Кати таран, прикрой их лучниками. Поднимай всех на штурм, - приказал князь, а сам подумал: «эх, не готовы мы пока, да лишь бы на стену не полезли, перебьют ведь всех, перещелкают лучники».

Не прошло и получаса, как огромный таран уже катился, постепенно набирая скорость. Русские лучники обстреливали ромеев, пытающихся поразить стрелами и дротиками их товарищей, карабкающихся наверх.

 

В то время как на стене сражение шло с переменным успехом, и перевес русских был незначителен, с треском и грохотом в крепостные ворота врезался таран, образовав в них большую брешь, в которую и хлынули русские воины. Со стены сражение переместилось в район внутренних городских ворот, где небольшой отряд греков преградил им дорогу. Князь не мог наблюдать картину боя - обзор закрывала городская стена. Большая часть тысячного отряда русских еще не прошла в ворота и находилась за пределами крепости. Нехорошее предчувствие кольнуло князя. Словно во сне, за несколько секунд перед его глазами пронеслась картина, где тысяча русских воинов во главе с воеводой отчаянно бьются в узком проходе между крепостных стен. А со всех сторон на них льется кипящая смола, и летят стрелы греков. Он увидел, как гибнет тысяча воинов его войска, один за другим, не имея возможности спастись.

 

Князь обернулся к воеводе своей охраны:

-Дядя, скачи к крепости. Выводи всех из-под огня. Передай воеводе, пусть отходит. Лучники прикроют их снаружи крепости. Скачи, не мешкай, иначе будет поздно.

 

Дальше он видел, как посланные им всадники во весь опор несутся к городской стене, видел распахнутые в крике рты, видел, как один из них, пораженный стрелой, пущенной с городской стены, упал на гриву своего коня. Ратники, повинуясь приказу, отходили от крепостной стены, двигаясь плотным отрядом, построенным в колонну, щиты прикрывали их от стрел по бокам и сверху. У ромеев этот строй назывался «черепахой». «Могут же, когда захотят, - подумал князь. - Вот черти». Строй русичей все дальше отходил от стены, стрелы, пущенные греками, уже не долетали или бились об щиты на излете. «Ну, по-моему, самое время», - подумал князь и махнул рукой, подозвав к себе ближайшего конника из охранной сотни.

- Скачи и передай: Всем в стороны.

 

Конник бросился к строю русских, что-то громко крича наскоку. В мгновенье ока «черепаха» распалась на тысячу отдельных частей. Воины поодиночке, врассыпную, бежали к своим позициям. Перестроение произошло как нельзя вовремя. Воздух рассек низкий свист, и в том месте, где только что шла «черепаха», вспенился земляной фонтан от упавшего каменного ядра, выпущенного из греческой катапульты. Такие же фонтаны рассыпались по всему полю, но принести сильный ущерб они не смогли - русичи уже были на подходе к своему лагерю.

 

Воевода охранной сотни князя громко рыкнул:

- Воины! В строй! В две шеренги!

Князь Владимир беглым взглядом пересчитал людей. «Не густо, сотен шесть неполных будет. Два месяца осады и почти половина из тысячи. Так и месяц не продержимся. Дорого учеба брать крепости дается. Бесшабашной отваги здесь мало, только лоб об стенку расшибить можно. Эх, ромейскую бы науку военную да с духом русским отважным соединить. Тогда никто не устоит. Не будет равного воинству русскому».

 

Владимир посмотрел невидящими глазами сквозь строй и вдруг, как очнувшись от короткого сна, спросил:

- Воины, а где воевода-то ваш?

- Сгинул воевода, князь. Между стен сгинул. Когда выходили из крепости, бился он с греками, в передовых бился. Не уберегли мы, княже, воеводу своего, - ответил знакомый по ночной встрече воин.

-Не уберег, говоришь. А что еще умеешь, кроме как князей по ночам дубасить?

- Биться могу, на мечах, на копьях. Луком владею и в седле держусь неплохо.

- А из грамоты что знаешь?

- Счет знаю, княже, до тысячи, язык ромейский понимаю, а вот письмо их, прости, пока не осилил, не досуг было.

- А звать-то тебя как, грамотей? - спросил князь по-гречески.

- При крещении в Царьграде Даниилом назвали. А как мать с отцом назвали - не знаю, потому как не помню ни матери, ни отца. Товарищи Рысем зовут за быстроту и ловкость, - отвечал воин на правильном греческом, без запинки.

- Ну так вот, Данила, быть тебе воеводой над тысячей, раз нет с нами прежнего. И смотри мне, береги людей. Люди нам сейчас на вес золота. Каждый клинок на счету. Смотри, не дури, зубом не отделаешься. Вышата, огласи воинам нового воеводу. А ты, Данила, порядок наведи, с сотниками разберись. Тех, кто погиб, замени новыми. Достойных сам знаешь, лучше меня. К полудню жду тебя на совет, воевода Даниил, - сказав это, князь сел в седло подведенного к нему Вышатой коня, и тихо шепнул ему: «Шли гонцов к воеводам, сидящим по стенам. Пусть скинутся каждый по сотне воинов новичку. Тебя и их тоже жду».

 

Глава 4 По вере вашей…

 

Князь тронул коня по направлению к своему шатру, разбитому на невысоком холме, около соснового леса.

Перед шатром был накрыт походный обед. Князь умылся водой из медного кувшина, вытер руки и приступил к трапезе. За столом с ним сидел только Вышата.

 

-Что, князь, сильно тебя в леске Данилка то приложил. Болит?

- Да как-то раньше и не вспоминал, не до этого было. А сейчас побаливает вроде, - ответил Владимир, потирая ушибленную часть лица.

 

- Холодную тряпку приложить надо. Сейчас пойду принесу, -сказал воевода.

- Сиди, скажешь, пусть принесут в шатер.

- Там двух девок ромейских приволокли, ничего себе - статные бабы, может, они и принесут? - спросил его дядя.

Князь, прищурив здоровый глаз, посмотрел на дядю и ответил:

- Не до баб, Вышата. Пойду спать. К полудню разбуди. А девок отпусти, нечего им тут быть.

В шатре, на расстеленных шкурах, сон не шел к нему. Мысли были о Корсуни.

 

«Как взять крепость? Был бы Волк здесь, сидели бы уже в городе. Ну куда же он подевался? Случилось недоброе? Странный он какой-то. Воеводство предлагал - ни в какую. Да что я, Базивлевс ромейский предлагал к нему идти, и то отказался. Свободы, говорит, хочу. А помочь, князь, тебе, помогу. Не мог Волк обмануть. Если бы не захотел помочь с Корсунью, то так бы и сказал прямо. Гордый сильно. Что же с ним случилось? Нужен он мне здесь, сильно нужен».

 

Князь взял в руки Евангелие, на греческом, которое читал в свободное время. Открыл его наугад и прочел с начала страницы: «По вере вашей и воздастся вам». Князь задумался: «Где же Жробейн, ох «Волчьи лапы» и куда же вас занесло? А интересная все-таки книга, каждый раз новая. Если возьму Корсунь, крещусь. По вере и воздастся….. Эх, как интересно писано. Значит, верить надо? Буду верить! Возьмем Корсунь, обязательно возьмем!» С этой мыслью князь поднялся со шкур и вышел из шатра.

-Как спалось, князь? - спросил дядя, стоявший рядом с пологом. В руках у него был мокрый кусок холста. – На, приложи, от самого ручья везли, холодили, уж сильно глаз заплыл у тебя.

 

-Ладно, давай, повяжи, - ответил Владимир.

Пока тряпицу прилаживали к княжескому оку, к шатру съехались тысяцкие воеводы. Спешились и почтительно ждали окончания процедуры.

 

Один из приехавших повернулся к воеводе Данииле и спросил:

- Что Данилко, бей своих, чтоб чужие боялись?

Даниил потупил взгляд и промолчал. Услышав это, Владимир резко повернулся к собравшимся и спросил:

- Слушайте, мужики, как вы так можете? Вроде и на разных концах крепости стоите, а уже все знаете. Кончай зубоскалить. Лучше давай думать, как крепость брать будем?

-Да что тут думать, князь,- откликнулся коренастый рыжебородый тысяцкий воевода. - Крепость с налету не взять, это всем нам уже понятно. Остается только брать измором. Да в осаде, князь, бойцы наши сидеть не привычны, все норовят через стены сигануть. Еле сдерживаем. А какие бузят сильно, недовольные значит, ну с теми по-свойски разбираемся. Утихомириваются.

- Да, беда, княже, что таких все больше и больше, - подал голос другой воевода. - Уж третий месяц тут сидим, а все без толку.

- Понимаю сам, поэтому и вас спрашиваю, что делать то дальше будем? Есть мысли у кого толковые? Говорите, - ответил им князь.

-Дозволь, князь, слово молвить, - проговорил воевода Даниил. Князь молча кивнул. - В Булгарском походе видел я, как они город у ромеев брали. Сыпали землю под стену, до самого верха. Затем по этой насыпи залезли на стену и взяли город. Городишко тот, конечно, поменьше нашего будет. А если попробовать, вдруг получится? - закончил свою речь Даниил.

 

- Хорошо, пусть будет так. Даниил, сыпать будем у твоей стены. Воеводы, сгоняйте всех пригодных на работу, займите всех воинов, свободных от караулов. Даниил, прикроешь их своими людьми от обстрелов и вылазок ромеев. Начнем завтра с утра. А теперь - по местам. Да порядок держите. Приеду, проверю, - наказывал князь, а сам думал: «Получится, не получится, а воинов своих на полмесяца делом займу».

 

Войдя в шатер, князь устало прилег на шкуры лежанки, снял высохшую за время беседы повязку, прикрыл глаза и стал думать о том, что крепость нужно взять во что бы то ни стало в течение двух ближайших месяцев. Иначе осень, распутица. Не усидеть его воинам у стен. Непривычны они к долгой осаде.

 

«И мало ли что поменяется в Царьграде. Соберутся греки силами, и его отряд, который до сих пор находится при Базивлевсах, в шесть тысяч копий, их не удержит. Как заявятся они под Корсунь, так и непонятно, что делать надо будет. То ли отбиваться, то ли бежать в Сурожь, а там уж и до самого Киева.

 

Брать надо крепость, брать. Но как?» За этими мыслями Владимира застал крепкий сон. Заглянувший в шатер дядя князя, увидев его спящим, плотнее задернул полог и молча кивнул охранникам. Двое тут же заняли свои места у входа, трое расположились вокруг, замыкая охрану по периметру княжеского шатра.

 

Глава5 Раненый Волк.

 

Неяркий свет пробивался сквозь прикрытые веки. «Что это, где я?, - очнулся Волк. Память понемногу возвращалась: - Долгий путь, стрела в груди, черное перо стрелы, орел кружил надо мной. Я должен был умереть. Корсунь… . Владимир князь, старый друг… Сколько я уже здесь?

 

И где это здесь? Нельзя открывать глаза. Как в детстве это - игра, игра, когда из-под слегка приоткрытых ресниц смотришь, оцениваешь обстановку, а все думают, что ты еще спишь.

Оружие, меч был в моей руке, я ощущал его рукоять, нет меча, ножи, прекрасные ножи сирийской ковки были у пояса. Надо проверить. Одежды нет, кто-то раздел и укрыл меня чем-то теплым и почти невесомым, как в детстве. Рука, моя левая рука. Сейчас попробую пошевелить пальцами, еще миг и резко встаю. Еще миг, и ищи меня в лесу или в поле. Вот сейчас, вроде готов, встаю…»

 

Рывок, попытка встать – и сознание окончательно вернулось от боли. Он услышал слова, произнесенные низким женским голосом, открыл глаза.

- И…эх, Волк варяжский и в Тавриде Волк Что дергаешься, все твои железки здесь. Нужны они тебе сейчас? С того света вернулся, слава богу, и туда же, воевать. Глупый, глупый Волк варяжский. Все никак не навоюешься. Слаб ты еще, рана дышит, не заживает, стрела отравлена. Охотились на тебя воины, не степняки, серьезные люди. Твоя кровь и смерть, видать, большого золота стоили.

Бог тебя хранит, варяжья твоя душа. Зачем только - не знаю. И как земля такого убийцу еще носит? Души всех убитых тобой по ночам за тобой приходят. Какую ночь не сплю, их отгоняю.

Женщина, повернувшись к Волку, с хитрой улыбкой поднесла деревянную чашку с теплым и приятно пахнущим настоем к его губам.

- Что это?

- Пей, душегуб, лекарство это, не отрава. С чего бы это мне месяц тебя выхаживать, а потом отравить? Это вам все просто. Махнул, рубанул, щелкнул тетивой лука - и нет человека. А ты его роди, вырасти, обучи. Господи! Когда же навоюются? Как дети малые, да игры их люты и кровавы.

И только сейчас Волк понял, что знахарка похожа на гречанку и говорит по-гречески, но как-то странно, не соблюдая спряжений и родов. Так могли говорить только армяне.

 

«Но что армянка делает в лесах и степях Тавриды? Хотя, что тут делаю я - варяг? Да, большая у ромеев страна. И все народы ее объединяет одно, самое главное, – вера в единого бога Иисуса Христа, распятого на кресте в Иудее.

Князь Владимир умен. Он понимает, что не соберет воедино русскую землю, пока каждый молится своим богам. А так и новые присоединять смысла нет. Напрасно пролитая кровь. Нужна одна мысль, одна вера, понятая и принятая каждым, кто живет даже в самом малом и далеком уголке Руси. Без этого не один закон, каким бы он хорошим не был, не будет исполняться, потому что не объединенные духом и верой не пойдут все к одной даже пусть великой цели из-под палки.

 

А народы, живущие на Руси, силой в порядок не загонишь, в государство не определишь, умрут, а на своем стоять будут. Силой нельзя, значит только верой можно. А поодиночке нам всем не выжить. Богата наша земля, вольна и просторна и слишком многие приглядываются к ней, разорить ее хотят, поработить. И только необъятные и малоизведанные просторы Руси, да непонятная никому способность людей ее в минуты опасности костьми ложиться за свою землю, пока сдерживает врагов.

 

На долго ли? Умен Владимир, горд, воин хороший и князь справедливый, дружинники его любят. Но сможет ли он собрать народы Руси. Сделать так, чтобы правда была для людей русских. Не сытостью собрать, не богатством, а правдой. И если плохо и трудно, то сообща и всем миром, а если в радости и во благе, то пусть не поровну, такого не бывает, но хоть по маленькой толике, но чтобы справедливо и для всех.

 

Все хорошо в князе, один изъян только есть. Не верит он сам. А как заставишь поверить остальных, коли сам не веришь? Вот и ответ на твой вопрос, Волк. А ты веришь во что? Да ни во что».

- А Бога-то просил, когда раненый в степи лежал, - услышал он голос знахарки, возившейся за большим деревянным столом.

-Да ты что, мысли мои читаешь?

- А ты как думал - шла по полю и тебя нашла? Бога ты просил оставить тебя жить. Да так просил, что в ушах звенело. Услышал Господь, послал за тобой. Ты будешь жить, северный воин, тебе суждено. Ты та буква, без которой не будет слова. И кто знает, как богу угодно творить историю, но творит он ее человеческими руками и без твоих рук он явно не обойдется, – ответила знахарка и добавила торопливо: - Некогда мне с тобой разговаривать. Дел много. За водой сходить, с живностью управиться. Лекарства приготовить. Лежи тут тихо, не вставай. Тебе еще рано ходить.

Знахарка вышла из избы, закрыв за собой дверь. Волк оперся на правую руку, приподнял тело от лежанки и резким движением бросил ноги на дощатый пол: надо вставать, а иначе можно не встать никогда. Знахарка говорила о каких-то деньгах, заплаченных за его смерть. А он по опыту знал - если убийцам заплатили, то они будут выполнять свою кровавую работу до конца, иначе им самим не жить.

 

Боль с левой стороны груди резанула, в глазах помутилось, на лбу выступил пот. «Ну вот и встал, вот и славненько, хорошо поднялся, и вроде уже не так больно. Главное - удержать равновесие и не упасть», - убеждая себя, Волк попытался сделать первый шаг. Еще шаг, затем другой. До входной двери уже можно дотянуться рукой. Варяг толкнул дверь, и свежий утренний воздух защекотал ноздри. «Еще один шаг и я на улице», - подумал Волк, переступая порог. То ли он слишком торопился на свежий воздух, от которого закружилась голова, то ли зацепился не слушающимися ногами за высокий порог, но он рухнул, как подкошенный, и, ударившись о землю, потерял сознание.

 

Очнувшись, он попытался подняться, но понял, что тщетно, перевернулся на спину и стал разглядывать зеленые кроны вековых сосен, упирающихся в голубое небо, с неторопливо плывущими по нему причудливыми белыми облаками. «Какое спокойное небо и как там, наверное, свободно и хорошо. Неба всем хватит, за него не надо сражаться. На небе не льется кровь. И потому оно голубое и чистое. В такой чистоте не может быть зла и боли. Там, наверное, только любовь и радость. Как когда-то в детстве. Голубое небо и счастье жить, зная…» - с этими мыслями он заснул.

 

Глава 6 Встреча во сне.

 

Погрузившись в сон, Киевский князь перенесся в осаждаемый город, где бродил по узким, мощенным диким камнем улочкам. Жизнь в большом греческом городе кипела: люди шли по своим делам, разговаривали друг с другом, несли корзины, высокие кувшины, наполненные фруктами, маслом, вином и источавшими незнакомые ароматы. Князь прислонился к желтой стене дома, построенного из пористого камня, увитого плющом.

 

Он совсем потерялся в незнакомом месте и не знал, куда идти и что делать дальше. Окликнуть прохожих не решался из опасения привлечь к себе внимание и быть узнанным, хотя его никто и не замечал.

Князь чувствовал себя маленьким потерянным мальчиком, заблудившимся и брошенным, совсем как в детстве, когда его первый раз привезли к Великой княгине Ольге. Он, очутившийся в непривычно огромных хоромах, долго искал, бродя по комнатам, занятую делами свою грозную бабушку, а найдя и уткнувшись в юбки ее сарафана, плакал от радости, а она гладила его русые волосы и ласково успокаивала…

 

Вдруг он отчетливо услышал ее голос: «Княжич, что стоишь тут, как истукан? Иди за мной. Я проведу тебя по этому городу». Владимир открыл глаза. В нескольких шагах от него стояла Великая княгиня Ольга и пристально смотрела на внука. Затем развернулась и пошла по улице.

 

Как он не старался ее догнать, боясь отстать и снова потеряться, княгиня все равно оставалась на несколько шагов впереди. Они миновали торговую площадь, большой греческий амфитеатр и двинулись в сторону моря, которое виднелось синей полосой на горизонте и сливалось с голубым небом.

. Княгиня Ольга вела внука мимо высоких деревьев и оград, увитых виноградными лозами, по знакомым только ей улицам. Она остановилась на просторной площади перед зданием с толстыми и белоснежными колоннами и позолоченными маковками крыш, увенчанными крестами.

 

«Видишь этот храм, Владимир? Это греческий храм Бога Иисуса Христа. Здесь греки возносят хвалу Господу и проводят свои службы. Видишь этих людей? Это священники и монахи греческие. Они - хранители этой веры и носители многих знаний. Скоро это будет и твоя вера, князь. Приняв и уверовав, ты понесешь ее на Русь.

 

Вера эта сплотит русских людей и станет русской, и ты должен позаботиться об этом. И помни, греки понесут ее за тобой. Но русские никогда не станут греками, так пусть греки станут нами, неся учение Церкви Христовой, понятные для люда русского простого и списанные с греческого и читаемые по-нашему. Тем самым и устои дедовские не порушишь, и добро и любовь средь людей наших заповедями Христовыми закрепишь. Добро и любовь в сердцах людей русских с рождения заложены, поэтому вера сия найдет всходы быстрые, стремление к добру утвердит законом на земле нашей, и в мире остальном нам утвердиться позволит, опору князю даст, а народу защиту и благоденствие.

 

Но помни, княжич. Силу во благо применяя, не переусердствуй. Тонка грань между добром и злом, любой дурак применить силу может, кровью вокруг себя все залив. Но это противно Богу и вере, которую ты понесешь. И отныне, как примешь веру христианскую, любовь и мудрость будут тебе опорой, а не природная вспыльчивость и гневный нрав. А для присмотра над этой бедой и для совести твоей Бог пошлет тебе помощника и защиту от самого себя в тяжелые минуты, когда сам себя ты слышать перестанешь и в гневе к лютой несправедливости склонишься. И только та женщина, которая станет твоей женой, к чему ты так стремишься, истинной княгиней и законной супругой перед Господом и всем миром, проводником твоим будет по вере Христовой, помощником верным в делах твоих.

 

Ибо ежели не станешь примером в вере и жизни своей, и старания свои христианские делами не докажешь, не признана будет вера Христова на Руси. А сам отвержен будешь. И труды отцов наших и жизни многих людей пойдут прахом. Ежели не исполнишь предначертание свое, погубишь душу свою, и народ свой в веках погубишь. Но если переборешь в себе многие искушения, любовью душу наполнишь, силы свои для народа потребишь, суждено будет тебе заложить тот камень краеугольный, в основу государства великого, и камень этот нерушимый держать его будет во все века.

А теперь то, о чем спросить хочешь. Вон ответ мой тебе», - и княгиня указала рукой на идущего в их сторону воина, с приметным волчьим хвостом на кончике шлема.

 

«Да это же Волк, как он тут оказался?» - удивился князь. Волк подошел, в пояс поклонился Великой княгине и склонил голову перед князем. Владимир так много хотел спросить у старого товарища, но не решался. Посмотрел на княгиню Ольгу, а она, указав на золотые купола христианского храма, обратилась к князю и его другу: «Видите золотые купола с крестами на них? Так вот знайте, каждый идет своей дорогой к вере, добру и правде. Извилиста она. Тяжела ваша ноша, но посильна для каждого. А чтобы не заблудиться, вот вам ориентир: где бы на той дороге вы не были, вместе ли, порознь, поднимите головы и идите на этот свет - свет золотых куполов христианских, для этого и золотят их, чтобы издалека видно было. Добром и любовью они осветят вам путь и всегда приведут к нужной цели.

 

А напоследок хочу сказать вам, как отличить худое от доброго, веру истинную от мнимой. Там, где есть Бог, не может быть насилия над волей и разумом человеческим. Бог - всегда любовь и дает свободу выбора, и человек потому волен в своих решениях. Там, где есть насилие над волей и разумом, через искушение и посулы, там не может быть Бога. И помните. Тот, кто сам волен принимать решения и делать свой выбор, будет и держать за него ответ. А теперь идите, Корсунь вашими трудами падет». И исчезла, растворяясь в воздухе.

 

Друзья переглянулись. « Жробейн, старый друг, я до сих пор сплю?» - «Наверно, князь, я ведь тоже уснул, а потом здесь очутился. А наяву я раненый лежу в избе знахарки, от Корсуни на расстоянии одного конного перехода». - «Что случилось с тобой?». - «Подстрелили меня, князь. На переходе подстрелили отравленной стрелой. Ждали меня на пути в город. И тебя с войском уже в самой Корсуни ждали. Успели приготовиться к осаде, наверное, туго тебе там приходится. Предательство, княже. Предательство у тебя в самом Киеве. Купились на золото ромейское, супостаты, жизни сладкой захотелось, а может и власти большей, кто его знает». - «Вот то-то и оно. Знать бы – кто? Ведь пока не пойман - не вор. Ну да ладно, разберемся и с этим. А нам, видать, Волк, пора просыпаться"