Глава 7

Херсонес. Положение становится сложным.

 

Очнувшись от забытья стратиг Херсонеса, открыл глаза, ощупал голову, перевязанную повязкой. Голова еще побаливала и немного кружилась.Рядом с широкой кроватью стратига, на кушетке, спала его восемнадцатилетняя дочь.

 

Девушка видно просидела всю ночь у кровати раненного отца и под утро заснула. За полог кровати стратига пробивалось утреннее солнце, светившее в проем окна. Со двора доносились голоса челяди. «Бедный ребенок», -подумал он ,-« cидела всю ночь возле меня. Господи, но как же она красива». Черные шелковые длинные волосы разметались по подушке кушетки. Правильные точеные черты лица были спокойны. Легкое платье, подвязанное шелковой лентой у груди, подчеркивало идеальную фигуру девушки.

 

Стратиг поднялся с кровати и тихим шагом, ступая босыми ногами по мозаичному полу спальни, почти крадучись, что бы не потревожить дочь, скользнул в ванную. Из большого медного зеркала, висевшего над мраморной раковинной, на него смотрело лицо, явно больного, давно не бритого человека, перевалившего на своем жизненном пути за четвертый десяток. Из - под повязки на лбу клоками торчали спутанные черные волосы. «Да, видно хорошо меня приложили»,-подумал Андроник , гладя себя по заросшей щетиной щеке. «Сколько же я пролежал? Ну сколько бы ни было, город пока стоит. А мне уже хватит валяться. Пора возвращаться к делам».И с этими мыслями, сняв повязку начал поливать себя прохладной водой из ковша, зачерпывая ее из медного сосуда с широким горлом, стоявшего неподалеку, приводя себя в порядок.

 

Увлекшись этим занятием, он и не услышал, как подошла, разбуженная шумом воды и его плесканиями дочь.

-Ты встал отец? Как ты себя чувствуешь? А я все, как всегда проспала.-сказала она с улыбкой.

-Все в порядке Марина, я уже на ногах. А ты иди, отдыхай к себе в комнату ты же всю ночь не спала,- не отрываясь от умывания, ответил стратиг, смотря на дочь в зеркало. Услышав его слова, с криком :

-Мама, мама , отец проснулся!-она выбежала из комнаты.

 

Стратиг, закончив умывание и пройдя в дальний конец спальни, не торопливо одевался, присев на стул. В этот момент к нему вошла его жена. Красивая, статная женщина, лет под сорок, с такими же , как у дочери черными прямыми волосами, так идущими к ее большим голубым глазам. Она ласково улыбнулась мужу.

 

-Слава богу, тебе уже лучше. А то мы с дочкой и не знали что делать. Почти две недели ты пролежал с тех пор, как тебя ранили в бою у крепостной стены. Лекарей вызывали, священники были, соборовали тебя. Но все бесполезно. Хорошо хоть Иоан, всех разогнал и потребовал тебя не будить, пока сам не проснешься. Только водой поили тебя и то во сне. Попьешь и спишь дальше. Такого с дочкой страха натерпелись, пока ты спал».

-Ну да ладно, то со страхами. Почта из Константинополя была? Прилетел голубь?-спросил он жену, вставая со стула и прилаживая к поясу меч.

-Да была.Только два дня назад голубь вернулся.

-Иди дорогая, поцелуй меня и затем принеси почтовый свиток мне. А по дороге , дай распоряжение слугам, пусть накроют завтрак на террасе дома. Я очень голоден. За одно, отправь кого-нибудь за начальником тайной стражи и Иоанном.

Жена, подошла, прикоснулась губами к его щеке, на несколько секунд, прильнула к мужу, и быстрыми шагами вышла из комнаты выполнять его просьбу.

 

Стратиг двинулся вслед за ней , пресек обеденный зал, прошел по широкому коридору в направлении выхода из дома к летней террасе. Спустившись по мраморным ступеням, он оказался в той части двора, которую ограждали круглые колонны из желтого камня, поддерживающие навес. Слуги накрывавшие на столике с мраморной столешницей завтрак, почтительно замерли , с удивлением смотря на своего хозяина. Он махнул рукой и один из слуг быстро поднес мягкий топчан с высокой спинкой и поставив его у почти накрытого стола, почтительно отошел в сторону.

 

Он полу - лежа разместился на топчане, посматривая на расторопно сервирующую стол прислугу. На террасу , со стороны двора поднялась его жена и резко хлопнула в ладоши. Слуги моментально исчезли. Она подошла и достав из складок своего платья свиток протянула его мужу. Андроник поднес развернутый лист к глазам, но прочесть, написанный мелким шрифтом текст не смог. Строчки сливались и никак не хотели слушаться. После полученного им удара по голове, стратиг явно стал хуже видеть. Протягивая свиток жене, он попросил:

-Прочти пожалуйста , дорогая. Все равно секрета тут уже для тебя нет. Печать сломана- ты его уже читала.» Покраснев, она взяла свиток и начала читать его мужу в слух.

 

Текст свитка был коротким. Старый приятель стратига, патрикий Василий, сообщал ему, что подмоги для Херсонеса не предвидится в связи с тем, что положения правящих Базивлесов Василия и Константина, пока еще не прочно. А у стен Константинополя, до сих пор находится большой отряд русских варваров, оказавших по их просьбе помощь в усмирении внутреннего мятежа . За что в свою очередь Базивлевсы обещали когану варваров Владимиру Киевскому в жены, свою сестру Анну. Но поддавшись на плач и уговоры сестры, которая не хотела уезжать в далекую языческую страну, обещание свое так и не сдержали. Что и вызвало, недовольство русских и нападение Владимира на Херсонес. В конце послания Василий рекомендовал Андронику держаться и не сдавать город, что бы не подвергнуться мести русских за обман базивлевсов . И что за время длительной осады все еще может и измениться в пользу осажденного Херсонеса.

 

Жена стратига закончила чтение и отдала мужу свиток. Стратиг приподнялся на кушетке, поманив стоявшего, у границы террасы слугу. Он попросил его принести ему зажженную свечу. Через несколько минут свеча, стояла на столе в бронзовом подсвечнике, а в серебряной тарелке ,рядом с ней догорал свиток, доставленный голубиной почтой. Супруги переглянулись. Стратиг, пристально посмотрел на жену и сказал :

-Касандра, этого письма не было. Надеюсь, ты не успела о нем, кому-нибудь рассказать?

- Только Иоанну, но он твой друг,-потупив глаза в мраморный пол ответила ему жена. Стратиг, тяжело вздохнув , произнес:

-Ну это еще не так страшно. Но больше никому. А теперь давай есть, пока народ не собрался.

И приступил к еде.

 

Как только стратиг закончил трапезу и откинулся на спинку топчана, к нему подошел слуга с водой в серебряной чаше. Стратиг ополоснул руки в теплой воде и вытер их поданным ему льняным полотенцем. На улице за невысоким забором, послышался топот копыт и голоса.

 

Вооруженные слуги открыли ворота, и во двор въехали всадники. Спешившись, они бросили им поводья своих коней, а двое из них двинулись по направлению к террасе. Стратиг поднялся со своего места, на встречу гостям. Пожав руку начальнику тайной стражи, и обнявшись с центурионом Иоанном, он предложил гостям присесть на стоящие рядом кушетки . -Касандра, пусть принесут вина и прохладную воду.

 

Очень быстро на столе появились серебряные чаши и запечатанный глиняный кувшин с вином, рядом в серебряном сосуде стояла прохладная вода. Слуга разлил вино по чашам, разбавив его водой, и удалился. Мужчины, взяв чаши в руки, отхлебнули прохладного красного виноградного вина.

 

Разговор начал стратиг:

-Докладывай сначала ты начальник тайной стражи.

-Извини стратиг, но у меня сообщения только для тебя.

Центурион Иоанн демонстративно встал со своего места.

-Сядь на место центурион,-произнес стратиг.

И обратился к начальнику стражи вновь:

-А ты говори , здесь нет чужих ушей.

 

Тот согласно кивнул, и неодобрительно посматривая в сторону, сидящего рядом центуриона, начал свой доклад:

-Мы получили , голубиной почтой сообщение из дворца. В нем приказ держать осаду и подготовившись отогнать варваров от стен в глубь Тавриды , а лодки их придать огню. С божией помощью базивлевс Константин формирует отряд для оказания помощи гарнизону Херсонеса и планирует в течении месяца лично прибыть с ним в город, что бы совместными усилиями закончить разгром варварского кагана Владимира, а его самого пленить и доставить в Константинополь. По этому, стратигу крепости Херсонес предписывается нанести варварам первичный урон и подготовить войска , находящиеся под его командованием в крепости к переходу к наступательным действиям.

 

Пока письмо зачитывалось, стратиг делал вид, что внимательно слушает, думая про себя: «Господи, сплошное вранье, как его еще голубь только донес и не рухнул с неба». Он окинул взглядом невозмутимое лицо центуриона : «Молодец , все знает, а вид невозмутимый. Ох, это женское любопытство и длинный язык, доведут когда-нибудь до беды».

Начальник тайной стражи закончил читать послание и перевел вопросительный взгляд на стратига.

-А кто подписал, скажи пожалуйста?-задал ему вопрос Андроник.

 

-Собственноручно печать приложил Базивлевс Константин.- было ему ответом.

-Ну и хорошо, будем собирать силы, и готовиться к нанесению варварам первого удара под стенами. Ударим, а там и помощь должна подоспеть. Понял центурион ? Неделя тебе на подготовку передового отряда. - , сказал стратиг ,обращаясь с нарочитым металлом в голосе к центуриону Иоанну. Тот в свою очередь , поднявшись со своего места и приложив руку к груди отвечал :

-Будет исполнено командир».

 

-Ну а теперь, прошу наполнить Ваши чаши этим вином и выпить за здоровье базилевсов, всегда приходящих в трудную минуту на помощь к своим подданым,-произнес стратиг, поднимая свою чашу , предупредительно наполненную центурионом Иоанном.

-За базивлевсов!- выпалил стратиг.

-За базивлевсов!-повторили присутствующие, бодрыми голосами. Все собравшиеся за столом отпили из своих чаш.

-Ну что же, продолжал стратиг, -тебя, начальник стражи, прошу быть свободным, а нам с центурионом, еще необходимо обсудить некоторые вопросы чисто военного характера. Начальник тайной стражи, поднялся со своего места и вышел с террасы во двор, запрыгнул на своего коня и выехал со двора дома, в широко распахнутые ворота, вслед за ним последовала и его охрана.

Центурион Иоанн, подсев поближе к своему командиру, спросил :

-Что будем делать стратиг? Оба они прекрасно понимали, что выполнять приказ базивлевса придется. И что помощи из Константинополя они не получат.

 

Базивлевс Константин в империи не играл никакой роли, фактически передав всю военную и политическую власть в руки своего брата Василия. И по этому на подпись и рассмотрение ему приносили либо ничего не значащие бумаги, либо те под которыми по тем или иным причинам , Василий не хотел ставить свою печать. Сейчас был именно тот случай.

 

-Мало того, что они не пришлют нам помощь, так они еще и толкают нас на самоубийственные действия. Атаки на варваров приведут лишь к людским потерям, снизят боевой дух гарнизона. И в случае их неудачи , дадут русским шанс ворваться на наших спинах в город. Совсем они там, у себя в столице с ума по сходили?,-позволил себе возмутился Иоанн.

-Да нет, центурион. Это просто писал, тот кто ничего не соображает в военном деле, а тот, кто поставил под всем этим свою печать так и до конца не понял сам, под чем подписывается. А результат может быть для нас очень плачевным. Не выполнить приказ императора я не могу. И если в течении недели мы с тобой не предпримем конкретных действий. Уйдет донос императорам об измене. А дальше сам знаешь, что будет. Разбираться никто не станет.-ответил ему стратиг.

 

-Да, командир , положение сложное. Выходит, мы с тобой должны отправить на верную смерть под стены города треть наших людей, только для того, что бы угодить идиотам в Константинополе?-задал вопрос Иоанн. Стратиг выразительно глянул на центуриона и приглушенным голосом произнес:

-Ты вообще-то потише говори, даже у стен в моем собственном доме могут быть уши. А насчет идиотов, ты не прав. Такая политика в империи уже давно. Я видел Константина. На идиота он не похож. Просто так задумано, что бы все свои промахи всегда было можно на кого-то списать. А заслуги присвоить себе. Византия уже не раз проходила двоевластие. За этим всегда скрывался, кто-то умный и хитрый. Тот кто из этой ситуации извлекал для себя максимальную пользу, оставаясь невидимым для всех остальных. Ничего нового пока никто не придумал.

 

-Ну хватит об этом, а то уже и так наговорили достаточно. Давай лучше подумаем, как из этого будем выкручиваться.

-Я предлагаю за неделю подготовить до пятисот человек из городского ополчения, придав им дополнительно сто моих воинов. И всей этой группой ударить по русским , под утро ,со стороны западных ворот. Воинов поведу сам. Если уже терять людей, то с толком. В близи стен, в случае отступления, нас прикроют лучники, на более дальней дистанции балисты и катапульты отсекут преследующих. Если удача улыбнется нам и мы застанем варваров врасплох , сомнем и погоним в сторону от города, то возможно удастся захватить или убить их кагана Владимира. Тогда и конец осаде. В случае неудачи , будем отходить к воротам. Если увидишь, что русские прорываются вслед за нами, просто закроешь их, а те, кто останется снаружи , будут умирать под стенами. Другого выхода я не вижу.-изложил свои мысли центурион.

 

-Я то же не вижу другого выхода. С планом согласен, но не вижу смысла тебе в этом участвовать самому. Ты мне нужен в городе.-ответил ему стратиг.

Кроме меня, стратиг, ставить во главе отряда не кого. Остальные центурионы не имеют такого боевого опыта. Без толку людей положат.

-Давай , Иоанн ,закончим про эти дела, а то уже и голова разболелась. Расскажи, лучше, что тут в городе творилось, пока я лежал без памяти,-обратился к нему стратиг , подливая в чаши вино. Они сидели еще долго за столом, за неторопливой беседой, попивая разбавленное вино, пока солнце не стало клониться к закату, и не загудел колокол на соборе, собирая прихожан на вечернюю службу.

 

На террасу вышли жена и дочь стратига, которая приветливо поздоровалась с Иоанном и спросила отца :

-Папа, ты пойдешь с нами на вечернюю службу?

-Нет дочка,- ответил ей Андроник,--идите с мамой вдвоем, я пока еще не совсем здоров. Да и о многом следует еще подумать. Только возьмите с собой мою охрану. Не выходите в город сами. В военное время это не безопасно.

 

-Я , с твоего позволения ,стратиг, составлю им компанию, то же схожу на службу. А потом провожу обратно до дома. Если дамы не возражают ?-спросил Иоанн. По радостным улыбкам жены и дочки, Андроник понял, что дамы не возражают и произнес :

-Ну раз так, то идите с богом. Только, после службы, сразу домой. По лавкам не бегать. А то знаю я вас , до ночи за покупками ходить будете, центуриона замотаете, а ему завтра на службу.

-Конечно папочка, мы сразу домой,- прощебетала Марина, хитро поглядывая на Иоанна, подбежала к отцу, чмокнула его в щеку и взяв центуриона под руку, важно прошествовала с ним к воротам.

 

Отец , с улыбкой глядел ей вслед. Жена подошла к нему и нежно поцеловав, сказала:

-Милый мы быстро, не скучай тут без нас. Направилась вслед за ними. Когда вся процессия покинула пределы двора дома, стратиг присел от нахлынувшей на него слабости за мраморный стол летней террасы. Солнце клонилось к закату, завершался еще один - восемьдесят третий день осады Херсонеса.

 

Глава 8 Чудеса да и только.

 

Где Волк, он же Жробейн в переводе с варяжского - «Серые лапы» ,

выздоравливает.

 

Жробейн резко проснулся от того, что земля под его телом зашаталась. Голубое небо потемнело, и облака, висящие на нем, совсем неправдоподобно двигались куда-то в сторону. За спиной он услышал чье-то сопение, и низкий женский голос сказал по-гречески:

- Ну и тяжелый ты, варяг. Полчаса тебя в дом затащить пытаюсь. А ты спишь, как убитый и все никак проснуться не можешь.

Волк повернул голову и увидел знахарку, сидевшую на высоком пороге дома и вытиравшую пот с лица.

-Если бы не твой дурацкий порог, я был бы уже далеко отсюда. Я могу ходить.

Знахарка удивленно глянула на варяга, но возражать не стала, помогла ему подняться и, поддерживая, довела до кровати.

 

- Хуух…. Наконец-то добрались, аж вспотел весь, - глубоко выдохнул Волк. - Но сил вроде как начинает прибавляться.

- Странно, воин, что ты вообще пошел. Утром рана была открыта и кровоточила. А сейчас я не вижу на повязке следов свежей крови. Так быстро зажить не могло. Давай посмотрим, что у тебя там?

- Смотри на здоровье, - согласился Волк. - Только я смотреть не буду, а то от вида собственной крови сразу теряю память. Чужая, мне хоть бы хны, даже когда ручьем течет.

 

Знахарка поставила рядом с ним глубокую глиняную миску с заваренными в ней ароматными травами, в которой лежала заготовленная свежая повязка. Воин отвернулся, когда она принялась аккуратно снимать старую, наложенную через всю грудь и спину и заканчивающуюся у левого плеча. Волк щурился и прикрывал глаза, ожидая резкой боли. Но боли он так и не почувствовал, а вскоре испачканная запекшейся кровью тряпка упала к его ногам. Открыв глаза, первое, что он увидел, это удивленный взгляд своего лекаря, направленный на его плечо.

 

Волк ничего не понял и осторожно скосил глаза влево, где по его расчетам и должна была находиться рана. От изумления он вскрикнул. На месте раны осталось только небольшое, величиной с земляной орех углубление, затянутое молодой кожей. На минуту они оба замерли

 

- Ого! – сказала знахарка. - Я многое видела на своем веку, но чтобы такая рана заживала за полдня - первый раз.

- Ничего нет, только рубец, - подумал Волк вслух, с опаской трогая то место, где его пронзила стрела, и, ощутив острый приступ голода, предложил: - Давай, уважаемая, на радостях что-нибудь съедим.

Она в ответ кивнула, продолжая оставаться в глубокой задумчивости. Жробейн гораздо уверенней дошел до входной двери, переступил через злосчастный порог. Знахарка пристально смотрела вслед карими немигающими глазами.

Выйдя во двор дома, обнесенного, как оказалось, забором из связанных ивовых прутьев и закрепленных на вбитые в землю, грубо обтесанные деревянные колья, Волк огляделся. Слева стояла нехитрая выгородка из ивняка, в которой копошилась и кудахтала домашняя птица.

 

Перед ней - грубое деревянное корыто, на одну треть наполненное водой. Справа - аккуратно сложенный сухой валежник для очага. Волк открыл калитку, сделанную тоже из ивовых прутьев, и вышел в сосновый лес, который окружал дом, образуя искусственную поляну. Легкий верховой ветер едва покачивал кроны высоких сосен.

 

Где-то рядом послышался плеск воды. Волк пошел на этот звук и обнаружил ручеек, стекающий с каменистого пригорка в ложбину, образующую небольшое озерцо. Вода в нем была чиста и прозрачна настолько, что сквозь нее просматривалось дно с гранитными валунами, поросшими желто-зелеными водорослями. Жробейн посмотрел на свое отражение и вошел в воду.

Вода была прохладной и приятно обволокла тело варяга. Сделав еще несколько шагов в глубину, он поплыл к впадающему в озеро ручейку, осторожно работая руками. Плавать Волк очень любил. Вода всегда его успокаивала. Хотя где-то внутри он и побаивался голубой бездны морей и рек, понимая всю ничтожность человека перед этой стихией, но всегда старался быть с нею рядом. Проплыв совсем немного, Волк оказался рядом с ручейком, стекавшим водопадом с высоты, образованной грядой гранитных камней.

 

Он нашел опору - большой плоский камень, скользкий от водорослей, - и встал под струи обжигающей воды. В самом ручье она была гораздо холодней. Вернувшись, он стряхнул воду с длинных русых волос и пригладил их руками.

Знахарка, посмотрев на мокрого и по пояс голого Жробейна, произнесла:

- Иди в дом, там все чистое приготовлено. Как все сделаешь, позовешь, а то еда уже на столе, только тебя и жду.

Волк переоделся в простые холщевые штаны и такую же рубаху, присел на дубовую лавку за накрытым столом и позвал хозяйку.

Она села напротив варяга.

- Бери, что видишь, все на столе, не стесняйся.

 

Волк и не стеснялся. Вдыхая запах жареного мяса, заворачивая его в тонкую необычную лепешку, он только сейчас понял, как проголодался за все это время. Хозяйка налила в деревянные кружки какого-то незнакомого напитка. Жидкость приятно обожгла гортань и язык, голова слегка закружилась.

 

- Ты заедай, заедай, напиток-то он крепкий, но полезный, на целебных травах настоянный.

Волк ел молча, внимательно рассматривая хозяйку дома. Одета она была в длинный, почти до пят, цветной балахон из дорогого шелка. Такой материал он видел в Византии, у купцов с востока - мусульман. Стоил он дорого, потому что привозили его из далекой страны, и, как говорили купцы, над производством нитей для этой ткани трудились тысячи червяков. Варяг тогда, посмеявшись, не поверил.

 

Босые ноги знахарки были обуты в греческие сандалии из телячьей кожи. Длинные черные с проседью волосы обрамляли крупное лицо. Выразительные добрые карие глаза насмешливо наблюдали за жадно поглощающим пищу варягом. На шее у нее Волк приметил большой серебряный крест с распятием. «Такие кресты носят только христиане, - подумал он. - И знахарка явно - одна из них».

 

Трапеза подходила к концу. Жробейн чувствовал приятную истому во всем теле. Его начало клонить в сон, но он понимал, что послеобеденный сон - это самое удобное время застать воина врасплох. Да и момент очень уж удачный выдался поговорить со знахаркой по душам. Слишком много накопилось вопросов, а ответы на них могли многое разъяснить и поменять в его жизни.

 

Жробейн это почувствовал тем внутренним чутьем, которое не раз выручало его в трудных ситуациях. Варяг внутренне встрепенулся, победив послеобеденную дрему, и задал первый вопрос:

-Как называть себя позволишь, хозяюшка? А то столько дней у тебя живу, а имени твоего не знаю. Ты про меня вроде все ведаешь. И звать меня как, и откуда я. А я в неведении маюсь, просвети недалекого.

Варяг поднял хитрые глаза и с удивлением заметил, что его собеседница просто захлебывается от беззвучного смеха, глядя на хитрившего варяга.

 

Обладая природной быстротой мышления, Жробейн сразу сообразил, что знахарка если не читает его мысли, но каким-то непостижимым образом просчитывает его на два-три хода вперед, поэтому отбросил все уловки.

- Ладно, тетушка, - определить возраст сидевшей перед ним женщины он так и не смог, а посему подобрал самое необидное, с его точки зрения, обращение. - Выкладывай все начистоту, я очень хочу понять, что же все-таки со мной произошло и почему все так, а не иначе: зажившая буквально на глазах рана и странные сны, твой дом и этот лес с озером. Ты спасла мне жизнь. Не знаю, как и отблагодарить тебя.

 

Знахарка, вдоволь насмеявшись и поняв, что собеседник отбросил свои опасения и уже готов к доверительной беседе, налила в две одинаковые, похожие на пиалы глиняные чаши душистый горячий отвар, выставила горшочек золотистого меда и, положив деревянные ложки на стол, сказала:

- Зови меня Софьей. Тетушкой Софьей.

 

Зачерпнув из кувшина мед, она окунула его в горячий отвар и стала неспешно помешивать. Варяг последовал ее примеру. Выпив отвар, Волк почувствовал, как приятное спокойное тепло разлилось по всему телу. Воздух заполнился душистым ароматом, дышать стало легче. И через несколько секунд он понял, что накопившиеся в нем усталость, раздражение и все то плохое, что было вызвано последними событиями, куда-то улетучились. И за столом перед знахаркой сидел прежний, полный сил варяжский воин – Волк, вольный дружинник князя Киевского Владимира.

 

Словно почувствовав в нем все эти перемены, знахарка продолжила:

- Благодарить надо не меня, Жробейн, а Господа нашего. Это он, услышав твой призыв, позволил мне найти тебя и дал мне силы дотащить до дома. А там уже только воля Его позволила ране твоей зажить так быстро. Лекарства мои помогают, но на чудеса они не способны. Так что Бог бережет тебя, варяг.

 

А насчет врагов своих не беспокойся. Мало кто знает про это место, а если кто и знает, сам без моей воли и божьей помощи найти не сможет. Защищено оно от глаз людских. Днями будешь по лесу бродить, рядом пройдешь, а домик мой не увидишь. Проверено это уже не раз.

 

Благодарность мне твоя, воин, приятна, но не нужна. За добрые дела не жди благодарности. Дела добрые самому Богу угодны. И потому для тебя нужны много более, чем для других. Добро и зло на небе и на земле несмываемым письмом пишутся, а затем к сотворившему их возвращаются рано или поздно. На чашах весов они постоянно, мера их ведет счет деяний жизни нашей земной. По ним и суд нам будет.

 

- А кто же судить нас будет, тетушка Софья. Бог? После смерти? - перебил вопросом знахарку Жробейн.

- Да, Бог - это высший суд над человеком. Но Бог любит всех одинаково, и каждый раз дает своим детям шанс исправить сделанные ими ошибки. И чем неразумнее его дитя, тем больше у него шансов к исправлению. Но с тебя, меня и таких, как мы, спрос гораздо строже будет. Ибо для суть ведающих, чьи глаза открыты, спрос не за ошибки, а за подлость, учиненную вдвойне, а то и втройне, потому что ведаем, что творим.

 

И нет для человека судьи более беспощадного и справедливого, чем он сам. И нет наказания страшней, чем от собственной совести наказание, убежать от которого невозможно, так как бегство от самого себя невозможно, -ответила она на вопрос.

- А что же, если Бог все ведает, он не подскажет человеку, не вразумит, не даст по голове, чтобы одумался, исправился?

- По голове, говоришь, дать? Это можно, конечно. Да толку немного будет. Ведь сам подумай, силой только подчинить и заставить можно, но любить и понимать - никогда, хотя, наверное, бывают и исключения, - ответила Софья на его следующий вопрос.

 

Жробейн задумался: «А тетушка-то права. Сколько раз он сам задавал себе эти же вопросы? Сколько раз круто менял свою жизнь, в поисках не столько лучшей доли, богатства и славы, а лишь в целях найти ответы. И с каждым разом он убеждался в одном, что либо нет на этой земле правды, либо он, Волк, не там ее ищет.

 

Богатство, нажитое грабежами, не радовало. Воинская слава, омытая кровью невинных людей, которые тысячами гибли в результате грабительских набегов на чужие земли, когда ради устрашения и наживы, а иногда и просто потехи ради, победители не щадили никого, вырезая всех, даже детей и стариков. Да, он служил и выполнял приказ, делал то же, что и все, но слабая это отговорка для собственной совести. Пытался забыть, залить все вином, не получилось. И со временем стал понимать, что кто бы ни отдал тебе приказ, ты всегда сам в ответе за содеянное тобой. А теперь еще знахарка то же говорит. Она права, от себя бежать некуда».

 

Вот почему последние пять лет он не нанимался ни к кому на воинскую службу. И даже с другом своим князем Киевским поддерживал достаточно независимые отношения и от прямых предложений поступить к нему в дружину уклонялся. Хотя в свое время оказал ему немалую услугу, поддержав со своим северным отрядом его борьбу за Киевский стол.

- Так как же жить дальше, тетушка Софья? Как раньше жил уже не живу, а как по-другому - не знаю. В чем найти опору?

- Ответ мой для тебя, воин, один, - молвила, указав на иконы за горящей масляной лампадкой, Софья. - Путь твой тоже один. К вере Христовой лежит он. И нет у тебя другого.

- Но примет ли меня Господь, ведь столько зла за плечами. Я не могу воскресить убитых, вернуть все вспять, и нет другой жизни у меня, - промолвил Волк.

 

-Ты воин, Жробейн, твой путь - это путь воина. Но ради чего обнажал ты свой меч? Ради кого убивал? Ответь себе сам честно на эти вопросы, подумай и пойми, наконец, что твое предназначение - не бессмысленное убийство ради славы и богатства, а защита. Защищать можно только своих родных и близких, свою землю, свой народ, веру. И только тогда ты почувствуешь правду в делах своих. А для этого нужно обрести то, чего у тебя нет сейчас. Это - твоя твердая почва под ногами. Без нее не найдешь ты себе покоя, как ни ищи. Но все это уже скоро будет у тебя, - сказала знахарка, вставая из-за стола и давая понять, что на сегодня их разговор окончен, но спустя некоторое время добавила:

- Тебе есть над чем думать, ночь впереди долгая. Уйдешь к своим под стены Херсонеса завтра вечером. Так будет надежнее.

 

Волк, улегшись на кровати, задумчиво изучал дощатый потолок. Солнце уже окончательно зашло за горизонт. Знахарка зажгла толстую свечу и по комнате забегали блики от ее пламени.

 

Глава 9 Греческая вылазка.

 

Наступил девяностый день осады. Ранним утром по улицам города пронеслась охрана Стратига, сопровождая его в направлении западных ворот. Там, между внутренней и внешней оборонительной стеной, центурион Иоанн уже построил воинов, с которыми завтра ему суждено было совершить вылазку и ударить по позициям русских варваров. А сегодня стратиг принимал у центуриона доклад о готовности отряда. Как и договаривались, отряд сформировали в основном из городского ополчения и усилили опытными бойцами, прибывшими с центурионом из Константинополя.

 

Стратиг миновал ворота внутренней стены и сразу оказался перед строем греческих солдат. Их доспехи поблескивали в лучах солнца. Раздалась команда центуриона. Солдаты замерли в строю. Отдав рапорт о готовности отряда, Иоанн занял свое место, слева в стороне от командира.

 

Стратигу достаточно было пристальным взглядом скользнуть по шеренгам солдат, чтобы понять, что перед ним стоят новобранцы, и только изредка его глаза натыкались на ветерана.

Его друг все организовал правильно: не отделил бывалых от новичков, тем самым сделал свой отряд более управляемым и жизнеспособным, насколько в данном случае это вообще было возможно.

 

Стратиг подъехал на коне ближе к строю и, повысив голос, обратился к солдатам:

- Защитники Херсонеса! К вам обращаюсь я, патрикий Андроник Калокир. Беззаконные варвары-руссы, не знающие культуры и веры, тщетно уже три месяца пытаются захватить наш город. Это им не удалось до сих пор и не удастся впредь. А все потому, что мощь нашей великой империи безгранична, сила ее Базивлевсов неисчислима, и по их решению мы завтра на рассвете нанесем варварам первый свой сокрушительный удар, от которого они не скоро опомнятся.

 

Воины, вам выпала великая честь быть в первых рядах тех, кто под предводительством нашего Базивлевса Константина, спешащего к нам на выручку, положит начало освобождению родного города. В бой вас поведет лучший центурион. Всем, кто проявит бесстрашие и храбрость, будет выплачено дополнительно из казны города по десять золотых носим. Будьте стойки в бою, не посрамите своего командира. Да пребудет с вами Бог. Все храмы Херсонеса уже молятся о победе вашего оружия. Слава Базивлевсам!

 

- Слава!Слава!Слава! - прокричали нестройно и как-то понуро новобранцы. Они явно не понимали, ради чего их оторвали от ремесел и семей и через неделю непрерывной муштры бросают в бой за крепостные стены.

Лица ветеранов, реально осознающих всю опасность завтрашней вылазки,

были суровы и серьезны.

 

Стратиг подозвал к себе центуриона и, нагнувшись к нему, прошептал:

- Запри их в казармах, в город не пускай, разбегутся, не отыщем и через месяц. Вина дай только перед выступлением, а то со страху заранее напьются и до ворот не дойдут.

Андроник перевел взгляд на солдат и громко сказал:

- Завтра трудный день, воины. Вы славно потрудились, приобрели опыт настоящих солдат империи. А теперь отдыхайте до утра.

 

Стратиг спешился и подозвал центуриона. Они пошли вдоль крепостной стены, беседуя друг с другом.

- Не хотел бы я, друг, чтобы ты командовал этим отрядом. Предчувствие у меня нехорошее.

-Не пойду я, тогда варвары всех перебьют, а так может кто-то и спасется.

- Наверное, ты прав. Одно прошу, поймешь, что все кончено, выводи людей и уходи сам. Я поддержу тебя со стен. Три сотни конников будут наготове у ворот в случае если прорвете кольцо варваров. А там одному Богу ведомо, может возьмем их кагана в плен, или убьем, тогда русские сами разбегутся из-под наших стен. В общем, я желаю тебе , центурион, остаться в живых, - закончил речь стратиг, пожимая руку Иоанну.

 

Иоанн еще немного постоял в задумчивости, а затем решительно зашагал по направлению к лестнице, ведущей на вершину наружной крепостной стены. Расположившись между бойниц, он пристально вглядывался в пространство за стенами, планируя предстоящее наступление.

 

Ночь вступила в свои права, и Херсонес погрузился во тьму. Казалось, что сегодня даже огни, зажигаемые на стенах осажденного города, горели в своих жаровнях как-то не очень охотно. Ко второй половине ночи, со стороны, могло показаться, что город совсем уснул. И этот ночной покой нарушали лишь перекликающиеся между собой часовые. Сонную тишину, уже ближе к утру, потревожили скрип поворачиваемых блоков, которыми защитники приводили в готовность катапульты, стук подошв по мостовым, да приглушенный топот конских копыт.

 

Всю ночь караулы на стенах не менялись, а только усиливались. Под самое утро греки начали тушить горящие угли, понемногу подливая в жаровни воды, так что стороннему наблюдателю могло показаться, что огонь в них гаснет сам по себе. И уже совсем скоро жаровни погасли, погрузив стены в предрассветный сумрак. И только горящие костры русских слабо прорезали темноту снаружи крепости. Беззвучно были открыты, загодя смазанные жиром, наружные ворота, и из них ровным строем, стараясь не бряцать металлом доспехов, вышел отряд, выстраиваясь у крепостной стены в старую добрую греческую фалангу.

 

Фаланга, ощетинившись частоколом копий, ускоренным шагом , пытаясь сохранять свой строй, двинулась в сторону горящих костров. Скорость ее движения постепенно нарастала, и уже у позиции варваров она перешла на бег, поражая выставленными перед собой копьями все на своем пути. Ее встретила, сомкнув щиты, передовая русская застава. Раздался треск копий и на миг движение фаланги остановилось. Но учитывая явный перевес в численности нападавших, они все же медленно начали продвигаться вперед, тесня варваров вглубь их лагеря. Воевода Даниил, разбуженный шумом на заставе, подскочил, распихал спящего рядом дружинника, и со словами «Вставай, друже , бегом беги, подымай всех. Греки из города на нас полезли. Я к передовой. Там всех встречать и буду» он, подхватив щит и тяжелое копье, бегом рванул в сторону заставы.

 

Русский лагерь постепенно оживал. Воевода приводил отряды в боевой порядок и отправлял навстречу грекам. Однако ромейская фаланга неумолимо продвигалась к центру лагеря осаждающих, прокладывая себе дорогу частоколом остро заточенных копий. «Ага, спереди ее не взять», - смекнул Даниил. И тут же свистнув, скомандовал:

- Первая и вторая сотни справа заходи, вторая и третья слева, лучники - назад, бей гадов с боков.

 

Русские, быстро перегруппировавшись, насели на ромейское построение с новой силой. Фаланга, вынужденная отбиваться от варваров с флангов, остановилась.

А те, в свою очередь, придя в себя ото сна и внезапности нападения, стали обстреливать фалангу из луков, нанося значительный урон грекам. Центурион Иоанн, находясь в центре плотного строя , увидел, что его воинам грозит окружение. И руководствуясь планом сражения, скомандовал:

- Фаланга, построение «проход». Передовой отряд за мной.

 

Греческий строй разделился на две части, развернув копья в сторону нападающих с флангов варваров, образовав широкий проход внутри русского лагеря. А бывалые воины во главе с центурионом с обнаженными мечами кинулись в бой, добивая остатки передовой русской заставы.

 

Стратиг Андроник, наблюдавший за ходом боя с самого начала, во главе конницы ринулся через открытые ворота в проделанную фалангой брешь. Путь к лагерю Владимира был открыт. Осталось лишь добраться до него, смять охрану и пленить незадачливого князя, а затем, прикрываясь им как щитом от русских стрел, вернуться в город. И неужели настанет конец проклятой осаде? Эти мысли мгновенно пронеслись в голове Калокира, мчащегося в первых рядах имперской отборной тяжелой конницы. Он успел заметить, как она мимоходом выкосила остатки русских на своем пути, как центурион Иоанн добивает очередного варвара. И он крикнул ему на полном скаку:

- Иоанн, держись!

 

Его отряд уже разворачивалась для атаки на лагерь Владимира, вдали был виден большой княжеский шатер. Стратиг пришпорил коня. Перед шатром плечом к плечу стояли несколько десятков русских воинов, с тяжелыми большими щитами, выставив вперед копья и уперев их древками в землю. Мгновение - и лава конницы, поглотила горстку храбрецов, защищавших своего князя. Рассвет огласило истошное ржание наткнувшихся на копья лошадей и предсмертные крики всадников. Варвары же умирали молча. Через несколько минут все было закончено. Стратиг соскочил с коня и в сопровождении нескольких воинов кинулся к шатру.

 

Утренний свет проник за плотный полог и осветил княжеское походное ложе, застеленное шкурами диких зверей, и большой пень, на котором лежала раскрытая книга в кожаном переплете, инкрустированном серебром, с такой же серебряной застежкой. Стратиг подошел к пню. Брови на его лице приподнялись от удивления. Это было Евангелие в греческом переводе.

К стратигу подскочил центурион конного отряда.

 

- Мы обыскали все вокруг, их конунга здесь нет. Нашли только вот его, - И из-за спины центуриона греческий всадник вытолкнул мальчика лет тринадцати, в белой рубахе и таких же портах. - Сонного взяли, убежать хотел, пытался за меч схватиться. Варварский звереныш!

Стратиг посмотрел на пленника и спросил:

- Где твой конуг, где Владимир? Ты понимаешь меня?

Отрок, криво усмехаясь, в одно мгновение правой рукой сложил пальцы в кукиш, а левой метнул в стратига резким движением тесак, незаметно для всех остальных вынутый им из складок широкой рубахи. Нож со звоном отскочил от своевременно подставленного конником щита.

 

- Уходим! - коротко бросил стратиг, и греки устремились туда, где фаланга из последних сил держала проход обратно в крепость.

На поляне у княжеского шатра, стоя на коленях, умирал русский отрок, срубленный, как пшеничный колосок. В его мертвеющих голубых глазах отражался восход летнего таврического солнца, по белой холщевой рубахе расплывалось большое кровавое пятно.

 

Андроник в первых рядах врезался в гущу сражения, прорубая себе дорогу мечом. У самого начала «коридора» он заметил Иоанна, отбивающегося от трех варваров, рядом с ним бились еще около десяти его воинов - все, что осталось от сотни ветеранов центуриона. Стратиг на полном скаку достал мечом одного из нападавших и крикнул:

- Бросай все, отходи вместе со мной я возьму тебя на седло.

 

Иоанн, пытаясь перекричать шум битвы, указал мечом в северном направлении.

- Поздно, нам уже все равно не поможешь, а ты спасайся сам и выводи конницу, торопись, а то можешь и не успеть.

Андроник повернул голову и увидел клубы пыли, которые приближались к месту сражения с северной стороны крепости.

- Прощай, центурион, все в руках божьих.

Стратиг, пустив коня в галоп, двинулся в проход по направлению к крепостным воротам.

 

Перед его глазами как в тумане проплывали спины солдат, отбивающихся от все сильнее наседавших русичей. Повернув голову, он рассмотрел в приближающихся клубах пыли силуэты варварских всадников, направляющихся на перехват его конницы. Ворота крепости были еще закрыты, когда конь стратига миновал коридор, все еще удерживаемый фалангой, и во весь опор ринулся к ним. Со стен заметили мчащихся к городу всадников и стали открывать ворота. А когда до них оставалось не более ста локтей, стратиг услышал свист стрел. Это варвары начали обстрел крепостных стен и спасающейся бегством греческой конницы. Били они точно и умело, прямо с седла и на полном скаку.

 

Прижавшись к шее своего коня, Андроник через несколько секунд влетел в открытый проем западных ворот. За ним - около двух десятков воинов. Все, что осталось от трех сотен отборной тяжелой конницы греков. Ворота за всадниками с треском захлопнулись, заскрипели задвигаемые на петлях засовы. Конь под стратигом с хрипом начал заваливаться на бок. Андроник быстро выдернул ногу из стремени и, спрыгнув с загнанного коня, устремился на крепостную стену. Осторожно, опасаясь шальной стрелы, он выглянул в проем бойницы.

 

Перед ним предстала полная картина завершающегося сражения. Русская конница на всем скаку врезалась в проход и ударила по спинам греков. Фаланга, лишенная возможности маневрировать, окруженная со всех сторон, доживала последние минуты.

Стратиг снял шлем, вытер рукой вспотевший лоб, подозвал офицера «огнеметателей» и отдал приказ, не глядя ему в глаза:

- Заряжай катапульты греческим огнем. Поджарьте варваров, немедленно. Пожилой воин, так же не глядя на стратига, спросил :

- Но там же еще идет бой, под огонь могут попасть и наши люди? – Выполнять! -рявкнул стратиг, а потом уже более спокойно добавил: - Там за стенами уже все кончено, облегчи их позор и страдания.

 

Через некоторое время в воздухе засвистели ядра катапульт. Ударяясь о землю и выплескивая из себя фонтаны огня, они образовали сплошной огненный ковер. Раздались крики сгорающих заживо раненых - греков и русских. Запах горящего человеческого мяса распространился по степи и достиг крепостных стен. Почувствовав его, стратиг Херсонеса Андроник понял, что с этой минуты ему из города живым не уйти.

 

Он бросил усталое тело в седло и медленно двинулся в сторону центра, безучастный ко всему происходящему. Полностью отдавшийся своим мыслям, он не слышал возмущенных криков горожан, разгоняемых его охраной, которая, следуя по пятам, абсолютно не представляла, куда он направляется.

Спросить же у своего мрачного командира о конечной цели их поездки они не решались. О ней знал только сам византийский патрикий , стратиг Херсонеса Андроник Калокир.

 

Глава 10 Неправильные варвары.

 

В ночь после чудесного исцеления Волк долго не мог уснуть. За один день он получил ответы на все вопросы, которые уже несколько лет не давали ему жить спокойно. «А тетушка-то не проста, ох и не проста. На одни вопросы ответила, а других еще больше появилось. Направление показала, а что в той стороне неведомой ожидает, умолчала.

 

Вот так всегда на Руси, - продолжать размышлять Волк. - Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что. Не жизнь, а сказка сплошная. Все ходят друг за другом, носят, сами не зная что. Ну да ладно, основное понятно, а завтра целый день впереди для разговоров. Нужно выспаться.

 

Дорога до Корсуни неблизкая. Конному-то день пути всего, да где же взять того коня? Мой, небось, у кого-то под седлом уже бегает. Так что топать и топать мне до Корсуни дня три, это точно. Может, куплю коня по дороге, если попадется, а на что? Денег я своих пока нигде не видал, хотя уходил из Киева с полным кошелем греческих золотых носим. Для тетушки Софьи это целое состояние, наверное. И спрашивать о них не с руки как-то, обидится еще.

 

Так что придется тебе, Волчьи лапы, предстать перед князем Киевским во всей красе - без коня и без денег. Но хоть голова на плечах осталась, а это уже не мало».

Свеча, уронив последние капли жира в бронзовый подсвечник и напоследок моргнув догорающим фитильком, погасла. Дом погрузился в сумрак, и Волк наконец-то уснул.

 

Утром он проснулся от грохота и звона. Приоткрыв глаза, увидел, что его спасительница, убирая в избе, двигает медные кувшины, составляет в стопки многочисленную глиняную и деревянную посуду. Дощатый пол в доме был выметен и начисто вымыт.

Хозяйка, по всей видимости, уже заканчивала наводить порядок, и пробуждение Волка пришлось на его последние штрихи. Варяг с удовольствием потянулся, прислушиваясь к ощущениям в своем теле. «Как приятно встать с утра, когда у тебя ничего не болит, а ты свеж и бодр», - подумал он и, резко выбросив вперед ноги, вскочил с кровати.

 

-Доброго здоровья, хозяйка, - сказал Волк по-русски.

И с удивлением услышал ответ на том же языке:

-И тебе, варяг, не хворать.

Хозяйка перешла на греческий и проворчала:

- А ты все-таки прыгай поосторожнее, рана только вчера зажила, не забывай. Иди-ка, садись за стол. Завтрак для тебя не хитрый, но полезный.

Волк приподнял белое полотенце, которым был накрыт сыром с хлебом. Перекусив и запив холодным молоком, он обратился к хозяйке:

- Тетушка Софья, ты же христианка?

Получив утвердительный кивок в ответ, задал следующий вопрос:

- Расскажи о вере своей и как и зачем ты живешь в этой глуши, далеко от людей, от города?

-Все хочешь знать и сразу? - ответила вопросом на вопрос хозяйка дома. -

Ладно, раз хочешь знать, тогда слушай. Разговор наш долгий будет, - начала рассказ знахарка. - Родилась я в Македонии, в семье простых крестьян. Македония на тот момент, как и сейчас, - Византийская провинция, давшая начало знаменитой Македонской династии ромейских императоров.

 

И была бы я и дальше крестьянкой, если бы троюродный дядя моей матери не стал императором Василием I и основателем правящей по сей день греко-армянской династии. Наши императоры Василий и Константин – его прямые потомки. И жили бы мы со своей семьей небогато, и возможно счастливо, если бы не решил Василий все свое семейство перевести к себе поближе, в Константинополь.

 

А сделал ли он это от чистого сердца, заботясь о благе родственников, или для того, чтобы никто не болтал о его нецарском происхождении - это одному Богу ведомо и самому базивлевсу, упокой господь его душу. А родственников у него оказалось немало. И вся эта толпа малограмотных и неотесанных крестьян и ремесленников очутилась в столице.

 

И каждый из них, кто был мужского пола, получил государственную должность, а семьи их - осыпаны благодеяниями щедрого и великодушного императора и допущены ко двору. Многие заняли ключевые посты в церкви и в управлении империей.

Но как сам понимаешь, толку от этого было мало. Хитрая, жадная малограмотная родня Василия первым делом постаралась отстранить от управления империей и церковью самых работоспособных и талантливых, которые мешали им оголтело воровать и без зазрения совести залезать в государственную казну. Бессовестно обкрадывая собственный народ, они быстро забыли о своем происхождении, погрязли в роскоши и разврате. Всех, кто сопротивлялся этому, интригами и ложными доносами ослепляли, высылали за пределы столицы, а некоторых даже казнили.

 

Наконец, многочисленная наша родня прочно укоренилась на своих местах, получила доступ к огромным богатствам и, жадно набивая себе карманы казенным золотом, начала безжалостную борьбу между собой за положение при императорском дворе. Самое печальное то, что и Византийскую церковь участь сия не миновала.

 

А что же Базивлес Василий? Хотя он был далеко не ангел, но окружив себя бездарными малограмотными интриганами, которые с легкостью заваливали каждое порученное им дело, превращая любое доброе начинание императора в средство собственного обогащения, и тем самым губя его на корню, вынужден был многими вопросами, в основном военными, заниматься сам. Это позволило хоть армию содержать в каком-то порядке и отражать нападения на имперских рубежах.

Империя трещала по швам, народ страдал и бедствовал. Базивлевс разрывался на части со своим войском по границам, где ему приходилось отражать нападения соседей. В самой Византии вспыхивали восстания недовольных граждан, организованные бывшей знатью, выжитой из столицы семейкой императора.

 

К концу жизни Василий возможно и осознал свою ошибку, но изменить ничего уже не мог. И неведомо до сих пор, как он умер: сам или помог кто из родни, чтобы себе расчистить место на троне. Империю лихорадило, то и дело в провинциях вспыхивали недовольства и бунты. Наместники сменяли друг друга, приводя к власти бездарных родственников и приближенных.

Так рождалась и становилась Македонская династия, которая правит до сих пор. Как выстояло государство, мне до сих пор непонятно. Наверное, только духовные устои христианской церкви сдерживали ее от развала. Только церковь и вера в Христа на протяжении этих долгих лет скрепляет имперские народы.

 

Поэтому и вдвойне вредно для государства, когда священник души паствы своей лечит грязными руками и нечистой душой, заботясь о кармане своем и прихотях земных сиюминутных, тем самым паству свою от веры отвращая. Хотя вера здесь причем? Она чиста и непорочна, как младенец. А в церкви служит кто? Человек. Слаб он, грешен, как губка впитывает он пороки общества. Но есть одна надежда, что вера Христова свойство такое имеет: всю гниль и грязь от себя оттолкнуть, заблудших на путь истинный направить. Церковь поэтому и жить будет, что очистить сама себя сможет.

 

Великое добро и справедливость в заветах и в ученье своем она несет. Потому злу, лжи и прочей мерзости людской в ней и рядом с ней места нет, и никогда не будет. Империя, как и все до нее существовавшие, погибнет. Не будет стоять государство, созданное на рабстве, крови и несчастье своих граждан. Такое государство рано или поздно обречено. Очиститься Византия, как церковь, не сможет. Государству, забывшему свое предназначение и заповеди Христа, нет места в истории. Да и на его пороге стоят молодые, жадные к жизни и знаниям племена, такие как Русь.

 

И потому я говорю с тобой, варяг, что вижу будущее твое и твоей страны, которое скрыто еще от тебя, и князю, другу твоему, неведомо. Ты - человек, душой далекий от власти и денег, а потому - свободный по своему духу. А поэтому и веру себе выберешь сам, и власть имущие, ум имея, тебя слушать будут. Понимать так до конца и не поймут, как любого из нас суть ведающих, но слушать тебя князь Киевский Владимир и уважать за мнение твое бескорыстное и особое будет, это точно. Русь станет христианской. И, поверь мне, уже скоро. Великое государство на ее месте стоять будет в веках, хотя и бед переживет немало.

 

Многие народы, даже с верой иной, в государстве том жить смогут, благодаря доброй душе людей русских и терпимости веры Христовой. . Основа Руси - это чистая душа ее народа с верой Христовой святой воедино соединенная. И пока основа эта жива,никакие силы народ ваш не согнут и ни один враг вас не повергнет. И как бы ни было вам трудно, Бог вас будет хранить, северный народ, а вы собою сохраните и убережете многих. В этом ваше предназначение, варяг, и твое - тоже.

И если хватит широты души и ума, возьмите самое хорошее, что есть в Византии – веру, а золото, омытое в крови людской, оставьте нетронутым, ибо не принесет оно счастья ни вам, ни детям вашим.И если сложится так, как я это вижу, то суждено вам быть первыми варварами в истории мира, которые пришли с мечом, чтобы наполнить душу народа, а не его карманы. И за это Бог воздаст вам во многом.

 

А потому и ответ на не заданный вопрос твой, Волк. Иди, Византия обречена, заберите и сохраните веру святую. И ты сам ее обретешь, а следом семью и Родину. В этом - смысл твоей жизни. Без этого свобода твоя пуста и никчемна. Служение отчизне, забота о семье, защита веры своей - высшее предназначение воина. И только на Руси ты воплотишь все это в жизнь, и при этом сам сможешь оставаться свободным. А сейчас собирайся, самое время тебе идти. Князь, поди, уже заждался. Без тебя песня не сложится, не взять ему Корсуни. Помни, воин, вера в учение Господа нашего - залог совести и воли твоей ".

Жробейн, приладив к поясу оружие, закинув за спину лук, подошел к знахарке, сидевшей за столом, и произнес:

- Благодарю тебя, тетушка, за заботу, кров и жизнь мою, тобою спасенную. За мысли твои вдвойне признателен. А я пошел, до Корсуни путь не близок. Поспеть бы дня за два.

-Постой, воин, не все свое еще забрал, - она протянула туго набитый кожаный кошель, смотря хитрыми глазами на варяга.

- Твой, небось? Затем, взяв его за руку, привела на поляну, выгороженную бревнами, где мирно пасся его конь, уже оседланный и готовый следовать в путь со своим хозяином. Видя замешательство варяга, знахарка с доброй улыбкой вытащила из-за спины сверток.

-А вот и мой подарок тебе, варяг.

 

Жробейн развернул холст, и в его руках оказалась старая книга в потертом кожаном переплете, инкрустированном золотом, на золотой застежке красовался большой голубой камень. На глаза варяга навернулись слезы – это было греческое Евангелие.

- Век тебя буду помнить, тетушка. Доведется ли свидеться? Но слова твои до смерти в голове моей отпечатаны.

Знахарка указала рукой в направлении знакомого варягу ручья.

- Корсунь там, город найдешь быстро, но будь осторожен.

Она перекрестила вскочившего на коня Жробейна и, прощально махнув рукой, пошла в дом.

 

Волк тронул коня. Тот легко перескочил через изгородь и исчез в лесу.

А в это время Софья стояла на коленях перед иконами с негасимой лампадой и молилась на одном ей понятном, родном языке за него и всех русских, которым суждено было нести веру Христову сквозь века.