Семен подкинул в костер валежник и с прищуром посмотрел на насмешника. Белобрысый Степан, словно не замечая укоризненного взгляда «батяни», продолжал шутить над санитарами:

– У них какое главное оружие? Шприц, братцы! Он покажет издали наступающему фрицу вот такенную иголку. – Солдат воодушевленно разводил руки на всю ширь и заразительно смеялся, приговаривая. – И тот отдаст Богу душу от страха. А наше стрелковое дело уже потом собирать пачками да складывать вдоль траншеи. Тут и ротный писарь подоспеет, на учет взять: сколько Семен завалил в бою гансов.

– Зачем так говоришь? Зачем обижаешь хорошего человека? Как без врача был бы я вчера. Зуб болел, жить не давал, а Семен выдрал, и хорошо стало. Вот глянь! Плохой ты человек, Степан! – молодой казах Аким разинул щербатый рот, потыкал пальцем в расщелину между зубами, затем покачал недовольно головой и демонстративно отвернулся.

– Да не обращай внимания, Акимушка, на балаболку. И не врач я, а санинструктор по должности. Степка перед боем ссыт по ляжкам, вот и травит всякую ерунду, скрывает страх на людях.

– Кто ссыт, москаль?

– Ты, хохол, ссышь!

– Ага, трусишь, солдат? – черноглазый Аким повернулся к Степану и усмехнулся. Его глаза, узкие и без того, стали похожи на щелки вражеских амбразур на задубелом коричневым от казахстанского загара лице.

– Ты-то придержи язык, чурбан! А то!

– Что то? – Семен резко поднялся с чурбачка во весь немалый рост. В глазах взрослого мужчины читалась досада и злость.

– А ничего! – вдруг сбавил тон коренастый Степан. – Раз боевой такой, и шел бы в стрелки или разведчики, а не санитары. Мы завтра вперед пойдем под пулями с винтовками наперерез, и ты за нашими спинами с санитарной сумкой на боку.

– Это посмотреть нужно: кто впереди, а кто сзади побежит, – Семен Борисенко досадливо сплюнул, выкатил из костра печенный картофель и пригласил бойцов. – Налетай, братцы, на картошечку, лучше, чем лаяться попусту.

– И то верно, нашли время, – миролюбиво сказал белорус Трофим, подхватил горячий почерневший клубень и, перекидывая его из ладони в ладонь, добавил:

– У всех завтра бой, а у некоторых – первый. Там видно будет: кто – герой, а кто – так, пуговка на кальсонах.

Семен Борисенко поднял воротник шинели и выглянул из траншеи. Погода с утра совсем испортилась, дождь пока не лил, но видимости никакой от влажной дымки. Завтра 25 ноября 1941 года сто первая отдельная стрелковая бригада, сформированная в Казахстане, пойдет в наступление. Бойцам поставлена задача: выбить фашистов с первой и второй линий немецкой обороны и закрепиться. Огнем поддержать наступление основных войск.

Неслышно подошел пулеметчик Гумар, тоже посмотрел в затуманенную даль, затем спросил:

– Чего он тебя москалем зовет, ты же Борисенко.

Казах Гумар Тастемиров – доброволец, командир взвода, хорошо говорил по-русски. В бригаде половина бойцов молодые казахи, и все записались добровольно на фронт.

– Русский, я родился на Калининской земле, севернее отсюда под городом Андреаполь есть деревня Пивовар. Может, слышал, ты же учителем работал?

– Я литературу преподавал, не географию, извини, не слышал. А как ты к нам попал? До Казахстана тебе не рукой подать, будет.

– Плотник я хороший, братец. Перед войной калымил с бригадой у вас, топором рубил дома и что придется. И аккурат в первый день войны лесина мне на ногу упала, поломала, окаянная, ногу в двух местах.

– То-то смотрю, прихрамываешь малость.

– Не так срослась, из-за хроматы не хотели в армию брать. Мало того, что в возрасте уже, сказали, да еще и колченогий. Еле уговорил, чтобы хоть в обоз взяли. Да вот повезло малость, уломал военкома, теперь не в тылу, а хоть в санитарах хожу, но на передовой. Стыдно среди баб ошиваться утешителем, когда всех мужиков подчистую забрали на войну. Ладно, нужно подремать часик-другой, завтра, полагаю, не сладко придется.

С утра подул резкий юго-западный ветер, который принес вместо дождя сильный снегопад. Густые хлопья снега мельтешили перед глазами так, что дальше метра ничего не разглядеть.

На следующий день рота красноармейцев вытянулась вдоль траншеи, готовилась к атаке. Бойцы прислушивались к артиллерийской канонаде, которая из-за погоды началась на два часа позже, чем планировали.

За это время снежный заряд не рассеялся и артиллеристы открыли стрельбу по первой линии обороны врага вслепую.

Для Семена был тоже первый бой, переживал. Он приложил руку к земле бруствера и почувствовал от разрывов снарядов дрожь, которая докатывалась даже сюда.

– Жарко фрицам там, поди, приходится, – сказал Степан, стоящий рядом с санинструктором.

– Да уж я бы не хотел угодить под такой ливень, – поддержал разговор Борисенко, почувствовав, что солдат хочет поговорить по душам.

– Ты прости, дядя Семен, за вчерашнее. Не со зла я сорвался, а только боюсь я этой земли, как черт ладана.

– Что так, паря?

– Здесь лежат уже два моих брата-близнеца. В июле этого года, когда наша армия попала в окружение здесь, оба полегли от снаряда вражеского танка. Они вмести на службу попали еще до войны, одним махом накрыло их прямым попаданием в окопе.

– Не мучь себя, парень, сегодня отомстишь врагу.

– Дай Бог! – Степан перекрестился и добавил. – Я не боюсь умереть, но мать жалко. Я теперь остался один у нее, не хочется огорчать.

– Ничего, обойдется, ты верь, Степа.

– Спасибо на добром слове, Семен Иванович.

– Вот и ладно, а дядей меня не кличь больше. Какой я тебе дядя, мне всего тридцать два года стукнуло, тебе восемнадцать.

Вдруг наступила звенящая тишина. Бойцы замерли, ожидая команды в атаку. Но ее не последовало, а через десять минут советские артиллеристы продолжили обработку огнем фашистских укреплений.

– Умно! – сказал громко Семен. – Фрицы вернулись в траншеи, а их снова приложили по маковкам.

Через двадцать минут красноармейцев подняли в наступление, а артиллеристы перенесли обстрел вглубь вражеской обороны.

– Ура! Ура! – кричали бойцы и выпрыгивали из траншеи.

– Держись неподалеку! – крикнул Семен санитару Абаю, который запетлял затравленным зайцем, не понимая, куда бежать. – Кто упадет, тому окажешь помощь.

На удивление командования, немцы встретили плотным огнем атаковавшие ряды советских войск, будто не было артиллерийской обработки переднего края. Причем первый эшелон обороны врага уходил на вторую линию под прикрытием групп своих автоматчиков, которые поливали железом ряды бегущих красноармейцев.

– Живы, гады! – зло проворчал Семен, перевязывая первого раненного бойца-казаха. Волнение у мужчины прошло, он зорко высматривал, кому требовалась срочная помощь.

– Как ты? – спросил он стонущего Акима, которому перебило обе руки. – Ноги целы, может, доберешься сам до санбата? А я дальше побегу.

Солдат кивнул, и Семен кинулся к следующему упавшему красноармейцу. Тот был без сознания, пуля угодила в голову. Спасла каска, но рана оказалась глубокой. Семен перевязал парня, не обращая внимания на частые пули, которые пчелками жужжали рядом.

Раненных бойцов перевязывать, лежа на сырой, раскисшей земле было не просто, по подняться даже на колени, не было никакой возможности. Все пространство простреливалось пулеметом противника. Любое движение вызывало фонтаны пуль вокруг.

Борисенко взвалил раненного бойца на плащ-палатку и принялся вытягивать его с передовой. Снегопад прекратился, но густая дымка у земли осталась, помогала укрываться от прицельного огня.

На помощь подоспели санитары с носилками, и Семен, передав им раненного, бросился назад. На пути к передовым частям перевязал десять красноармейцев, которые могли самостоятельно передвигаться.

Тут и там лежали навзничь или лицом в землю многочисленные солдаты, которым уже не требовалась помощь санитаров.

– Прямо, как долина смерти! – выругался Семен, подбегая к стонущему красноармейцу. – Базар? И в тебя угодило тебя, братец?

Боец держался за развороченный осколком живот. Сквозь окровавленные пальцы виднелись внутренности. Санинструктор опустился на колени:

– Потерпи! Сейчас помогу тебе, перевяжу.

– Не надо, Семен! Ты скажи, – казах потерял сознание и зашептал без памяти, – аке-шеше, аке-шеше… Затем затих, глядя в небо.

– Отмучился, сердечный, – вздохнул огорченно Борисенко, закрыл Базару глаза и направился дальше.

И сразу же Семен наткнулся на Трофима, который был жив, но без сознания. Снова повалил снег, закрывая белесым бельмом, изгрызенное поле. Семен Иванович перевязал белоруса, взвалил его на плечи и понес подальше от передовой.

Бесчувственное обмякшее тело солдата на спине казалось тяжелее ста килограммового мешка. Ноги Семена скользили, и он старался не упасть в грязь, покачиваясь, тащил раненого солдата дальше.

– Оставь, Семен, здесь тихо уже. Я дождусь санитаров с носилками, а ты возвращайся, помоги другим, – в ухо зашептал раненный солдат.

– В себя пришел? – Семен выискал сухой островок и уложил Трофим. – Тяжелый ты, мужик, как откормленный хлебом кабан. Мне легче трех казахов допереть, чем одного бульбаша. Чем кормили дома, что вымахал с оглоблю?

– Сам же сказал, что бульбаш, значит, с картошки по-вашему.

– Ладно, лежи, не болтай зря, я побежал дальше, бой не кончился. Вон санитары спешат к тебе.

Наступление войск продвигалось медленнее, чем планировалось. Немцам удалось усилить вторую линию оборону, а первую еще не сдали, местами упорно сопротивлялись.

Стрелковая бригада, неся огромные потери, все же освободила от фашистов первые укрепленные линии, засела в них, ожидая конно-механизированную группу поддержки, которая должна прорваться на западный берег реки Вазура, чтобы обеспечить успех наступления.

Командиры воинской части не догадывались, какой хаос творится в их тылах. Дороги в двух километрах от них были забиты воинскими частями, танками, обозами тылов. Все эта масса людей, техники, лошадей и повозок не управлялась. Многокилометровой пробкой стояла на месте. Над ними стервятниками кружили вражеские самолеты, поливали свинцом, дробили бомбами. Кроме того досаждали артиллерийские и минометные обстрелы.

Конно-механизированная группа, не разобравшись, с лету завязла в бестолковой толчее, несла потери, но не могла сдвинуться с места, плотнее забила затычку в горлышко большака.

Бригада пыталась наступать дальше, но каждый раз возвращалась назад. Семен Борисенко метался между наступающими бойцами, оказывал помощь раненным, оттаскивал беспомощных бойцов в тыл. Он потерял счет дням, часам, минутам.

За неделю боев санинструктор перевязал шестьдесят восемь раненых красноармейцев, тридцать восемь на себе вытащил из-под вражеского огня. Он вынес взводного Гумара, видел смерть Абая. Семен все запомнит, чтобы рассказать потом наследникам, как ковали победу предки. Если, конечно, останется жив сам.

А пока зафиксировал в памяти тридцать восьмого спасенного солдата. Им оказался Степан, которому пробило грудь огнем пулемета. Семен лежал рядом с ним в воронке, когда командир роты поднял залегших бойцов на вражеское укрепление. Вдруг застучал швейной машинкой тяжелый пулемет. Лейтенант рухнул подрезанным снопом на землю, солдаты снова занервничали и залегли. Степан бросками зашел сбоку. Но кто-то опередил и метнул гранату с расстояния. Раздался взрыв, белорус уткнулся в землю, отброшенный взрывной волной. Пулемет замолчал, и рота рванулась вперед, Семен следом рванулся к Степану.

Вдруг станковый пулемет ожил, стал плеваться частым огнем по цепи. Один солдат упал, другой вскинул руки и повалился, третий-четвертый. Семен Иванович хорошо видел, как Семен встал и с гранатой в руке кинулся на немецкий расчет.

Пулеметчик заметил и стал разворачивать оружие навстречу красноармейцу.

– Куда же ты, паря? – успел подумать санинструктор Борисенко.

Степан метнул гранату одновременно с пулеметной очередью врага. Он успел уничтожить пулемет, спас не один десяток воинов, но сильно пострадал сам.

Семен перевязал парня и доставил на плечах до санбата. Он нес бойца из последних сил и все время твердил сквозь невольные слезы:

– Держись, Степа, не забывай, что ты остался один у матери.

Санинструктор одновременно молил Бога, чтобы оставил парня женщине. Ведь она отдала уже двоих войне, а последнего сына нельзя жертвовать, несправедливо, не по-божески.

Когда раненого бойца подхватили подбежавшие медсестры, Семен Борисенко отошел в сторону, дождался, когда красноармейца затащат в операционную, и повалился без чувств на землю. У него не было сил держаться на ногах от усталости.

Уже на следующий день Семен вернулся в свою стрелковую бригаду, которая поредела численностью бойцов наполовину и перешла к обороне на занятых позициях, дожидаясь, когда командование наведет порядок в тылу.

Семена Ивановича за мужество, выносливость и героизм наградили орденом «Красной Звезды».

Операция командования «Марс», спланированная начатая 25 июня Г.К. Жуковым, завершилась в феврале-марте 1943 года. Немецкие войска покинули Ржевский рубеж и отошли на подготовленную заранее Вяземскую линию обороны.

А огромное поле боя, на котором остались лежать четырнадцать тысяч человек в народе назвали «Долиной смерти».