18 апреля (уже) 1973 г.. Сегодня был такой насыщенный день!.. Получил командировочное. Подкинул Дергачёву идею - расшевелить Макарову Лену из отдела защиты, чтобы она работала на иммунитет. В принципе договорились, что если она расшевелится - что маловероятно, - то её заберём от Добрецова в селекцию и, таким образом, состряпаем лабораторию иммунитета:

- Я буду с головнёй заниматься, а Лену нацелим на корневые гнили. Ведь у нас потери от них гораздо больше, чем от всех головнёвых вместе взятых.

- Вы присмотритесь к ней, - ответил на мой энтузиазм мудрый директор.

Но потом, с кем только ни говорил: - «Что она за человек, как работник?», - Кира, Дайнеко, Линёв, Жукова, Замяткин… все в один голос - не пойдёт, не потянет она, так как лентяюга и погрязла в своей лени на 200 %. Да и сам кое-какие претензии имею к ней. Одним словом, как бы не повесить себе ярмо на шею. А если подобрать выпускника, как советует Жукова, то здесь много и «за» и «против», и первое – напервое - надо получить принципиальное согласие Дергачёва, а его, видимо, не будет; я это чувствую, т.к. мы много раз уже крутились с ним вокруг этого вопроса. Да и что можно выудить хорошего в этом разнесчас- тном Красноярском СХИ?! Воронежский, Тимирязевка, Ленинградский - это фирмы в Союзе, а Красноярский… Единственная надежда на подсказку Ведрова, может, где-то там и «завалялся» талантливый человечек…

Разговорились с Замяткиным Ф. Е. - реалистичный мужик, я и раньше подозревал, а теперь говорю, что Фёдор Елисеевич молодец: все наши проблемы видит, и корни их, и прочее. Много мы переговорили, и опять защемило сердце - уезжать! пока не засосало! удирать из этой нищеты, научной, духовной и материальной… А после, уже с Дергачёвым, так было хорошо, опять чувствовал, что стою у колыбели чего-то нового для НИИ. Линёвы всё «советуют» уезжать, и даже «колыбелью» от них не отшутишься:

- Вон, Кира Игнатьевна начинала свою лабораторию физиологии растений с одного стула, - пытался я заехать с тыла. - Ну и что, жалеете теперь?

- Да как тебе сказать… - Кириллова тряхнула своей головкой, как обычно поправив при этом причёску. - Это захватывает - делать лабораторию своими руками. Но вот сейчас думаю, и кое о чём жалею, кое-что надо было не так сделать.

- Что, например? Не приезжать сюда?

- Скорей всего надо было ещё года три поучиться в Европе, уже после защиты диссертации, а потом приехать.

- Ну а если эти три года пройдут у меня в Европе, то потом можно ведь и не выбраться сюда? там будет задел уже большой, и бросать его…

- Да оно так и получится, и у меня так бы получилось. Что тут говорить, - Кира глубоко вздохнула и весело рассмеялась. - Свобода, Володя! свобода! Потому за ней из-за Камня на восток и тянутся сюда многие…

Склонив голову, она задумалась, подводя, видимо, черту под нашими дебатами. Резюме, которым Кира обычно подводит эту черту, как всегда лаконично:

- Нечего тебе тут делать, Вовка. Уезжай ты отсюда.

Новость: Вершинин приехал из московской командировки с «побитой мордой», как радостно хихикала Зоя Михайловна - огромный шрам на лбу, правда зашит аккуратно. Говорят, опять запил в командировке, и даже темплан института не довёз до Министерства (вернее - не донёс, т.к. в Москве его всё же видели). А в Красноярске его поймала дочь и отправила сюда, так он ещё где-то четыре дня скитался. Говорят, что с ним это обычная история, раза три – четыре в год так бывает. И даже когда ездил защищаться в Воронеж, то оставил свою диссертацию на прилавке в каком-то кабаке. По приезду из очередной командировки в институт идут гуськом отношения из отделений милиции Союза - уплатить «за душ», «анализы» и тому подобное. Вот какие дела; и он у нас заправляет н а у к о й ! Блин, обалдеть можно в этой Солянке!.. Да, а на фронте он был политруком в штрафбате… И друзья они закадычные, фронтовые с моим любимцем, танкистом Ракшой Евгением Игоревичем…

Перед концом работы Кира организовала у нас в кабинете небольшую «пьяночку» - по грамульке спирта, а по какому поводу, так и не сказали нам с Линёвым женщины. Ну, это их проблемы, женские секреты, туда лучше не соваться, а то такого можешь обнаружить… По себе знаю. Кирилловой К. И. за пятьдесят, маленькая, худенькая, с заплетающимися ножками - блокадница, - всегда подкупает своим оптимизмом и прямолинейностью в суждениях, и если надо что-то сложное разрулить, лучше её советов не найти. На 25 лет старше Линёва, своего мужа, однако этот дуэт смотрится гармонично. Александр Фёдорович её, плотно скроенный розовощёкий балагур и весельчак, заядлый охотник, рыбак и таёжник всегда неподражаем с гитарой. Весь институт знает его куплеты, где звучит любимый всеми нами, мужиками, припев: - «У меня для этой самой штуки – штуки – штуки - штуки есть своя законная жена!». У них сын, Кирилл, школьничек ещё, у Киры, кроме того, дочка с внучкой в Ленинграде. Ему за тридцать, тоже ленинградец, и тоже физиолог, но пока не защитился, и что-то не чувствуется, чтобы он к этому стремился. Гармония их объясняется, видимо, тем особым тёплым чувством, с которым он всегда относится к ней, когда уговаривает вспыльчивую супругу: - «Кирочка, Кирочка, не волнуйся!..». Она к нему тоже: - «Саша сказал, Саша сделал…». Вот такие пироги.

В пятницу обмывали Суриновскую «Медаль за трудовую доблесть», которую он получил за свой сорт ярового ячменя Красноярский 1. Это и об этом сорте пели пират с цыганками на новогоднем вечере:

 

Красноярский 1 не уходит с полей,

И гордится им Сурин, как невестой своей.

Он с каждого поля считает доход -

Миллионы рублей к нам в копилку кладёт.

 

И действительно, Николай Александрович, куда бы ни приехали мы, в колхоз – совхоз, на сортоучасток или опытную станцию, завидя свой сорт, сразу громко начинает считать нам, сколько же прибыли принесёт это поле. После работы сидел до 11-ти с журналом и прочими предкомандировочными делами. Пришёл домой - а письма нет… и Юрка съел всю картошку. Вот сел за перевод статьи по наследованию устойчивости, да что-то записался. Опять начал курить. А эти работы по наследованию, индийские Agrawal, Rao и Jain, канадская Caldwell и Compton, американские Heyne и Hansing, Tingey и Tolman, португальская Ribeiro открывают мне глаза на совершенно новый, незнаемый у нас в Союзе мир. Сделаны они были в 30-х - 60-х годах. И влетают они мне, конечно, в копеечку, т. к. параллельно сдал их копии в Красноярский СХИ на кафедру инъяза. Даже Галке Мелешиной отдал португальца, потому что у неё испанский с Воронежского университета. И она быстрее найдёт мне переводчика в Москве, чем я здесь, в Красноярске, где даже испанцев нет.

Всё-таки кое-что перевёл, благо идёт легко. Во рту как кошки… Два часа ночи. Спать!

19 апреля (уже). С работы ушёл во втором часу ночи. Вроде как вырисовывается мой «отчёт» перед ВИРом. Весь день убил на выуживание рас головни. Но ещё столько недодумано!.. а завтра ехать. И столько методических неувязок! Корень всех моих фитопатологических грехов - работал без повторностей. Особенно это ощутимо в коллекциях и тест - сортах. А в общем - то ничего картинка вылупляется.

С Дергачёвым договорились Макарову не трогать, а попытать счастья среди аспирантов ВИРа или пятикурсников Ленинградского СХИ.

Думаю кое - что ещё состирнуть. С переводами не успел. Придётся или в Москве, или в Воронеже доделать, в зависимости от того, как меня примет моя (?) художница. Думал, что хоть дома ждёт меня её письмо - тю-тю! Неужели ЧП?..

А если предложат очную аспирантуру? - И хорошо бы, и жалко бросать всё. Жалко. У меня уже руки в крови своих экспериментов, своих цифр, своих идей тутышних.

Если я когда сдохну, то сдохну и от недосыпа.