Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: Просто о жизниАвтор: Гурген Ханджян
Объем: 19431 [ символов ]
Танец Айкуи
Тугое дупло близкого дерева напоминает срамное место женщины. Дерево вожделеет. Смешно. Хотя почему бы и нет? Как знать, может, это чья-то не получившая в телесной жизни удовлетворения душа воплотилась в дереве и в неуемной страсти открылась наружу дуплом?
 
Издали деревья на противоположном склоне сливаются друг с другом и выглядят цветовыми пятнами — зелеными, желто-зелеными, красно-желтыми. И серого цвета провалами — на месте вырубленных. Через середину склон сверху вниз пробороздил глубокий разрыв —длинная иссиня-черная щель, окаймленная кучами огненно-рыжего камня. Гора тоже вожделеет? Рядом с щелью — поваленная мачта электропередачи, напоминающая огромную, завалившуюся на бок ворону. И опять — зеленые, желто-зеленые, красно-желтые пятна и серые прогалины. Внизу — стальная лента речки, на утесе у речки — церковь, своей компактной суровостью нарушающая многоцветье склона. Розовые стены, вытянутый конус купола, узкий сводчатый вход, сползающая к шоссе извилистая тропа... Все, хватит, для холста этого вполне достаточно. Сероватые пятна можно закрасить, поваленную мачту вообще не стоит изображать, можно «не увидеть» и заасфальтированное шоссе. Можно. Но церковь... О, церковь!.. Утренние тени ложатся по эту сторону, вечерние — по ту. Написать утром — одно, днем — другое, вечером или ночью — совсем иное. Когда бы ни начал писать, одинаковости не будет: за время, пока ткнешь и отведешь кисть, церковь меняется, она уже другая. О эта церковь, это чудо!..
 
Плевать. Да и к тому же что нового может сказать она утром, днем, вечером или ночью — даже если окажется она изображенной по-разному? Самообман, бессмысленные и бесплодные ухищрения, рукоблудие. О великая скука!..
 
С отвращением выброшенная в сторону кисть, поваленный ударом ноги подрамник, сминаемая спиной трава, глаза, прикрытые от солнца веками, которые немедленно превращаются в экран, на котором игриво пляшут ярко-зеленые, красные, розовые, черные точки... Цвета, цвета, цвета... От них нет спасу даже при закрытых глазах. Звуки тоже краски: шелест крон — желто-зеленый, скрип ствола — коричневый или серый, плеск речки — стальной, жужжание пчелы — черно-желтый, шорох дальних кустов...
 
Шелест дальних кустов пока бесцветен... Что там за зверь? Только бы не большой и агрессивный. Вот он уже шелестит травой совсем рядом... Пес. Большой, но вроде бы не агрессивный. Ищет что-то. Нашел, принес. Кисть. Умный пес... Но кто тебя просил, чего ты суешь морду в дела, которые тебя не касаются?
 
— А как же, — донеслось издали, — вот какой умный пес наш Чало! — Маленький старичок похож на гриб, только что выросший на замшелом пне. — Нашу церковь рисуешь? — Он снял форменную фуражку с большим козырьком, почесал густую середину на голове и водрузил фуражку обратно, однако сходство с грибом было уже безвозвратно утеряно.
 
Пес подошел ближе и стал обнюхивать джинсовую штанину.
 
— Не укусит?
 
— Да нет, не бойся. А ты что, уже собираешься?
 
— Да.
 
— Уж нарисовал бы как следует, а то разве можно узнать нашу церковь в такой пестрой каше?
 
— Поздно уже, завтра приду. Или вообще уже не приду.
 
— Мысленно будешь рисовать?
 
— Да, мысленно.
 
— Да нет, лениться не стоит, лучше приходи и нарисуй как следует. Художники у нас часто бывают, но тебя я что-то не видел.
 
— И я тебя тоже.
 
— Ну раз я тебя не видел, то, ясное дело, и ты меня видеть не мог. Послушай, чего тебе сейчас переться в город, останься сегодня у меня, а утром придешь и закончишь свою работу. Знаешь, как она светится при утреннем свете, какими красками переливается, проклятая!.. Ох, прости, Господи, брякнешь иногда, сам не соображая, прости уж грешного...
 
— А грех-то ведь велик, так что одним «прости» не отделаешься.
 
— Э, неужели Господь не понял, что не со зла я сказал, а опять же с любовью? Бог велик, он все знает и понимает.
 
— Ну, тогда, значит, ты прощен.
 
— А как же! Так что теперь пойдешь со мной? У меня там водка хорошая, виноградная, хороший овечий мацун...
 
— Далеко это?
 
— Да нет, рядом, как раз за тем холмом. Тихим шагом полчаса ходу. Ну что, пошли? — Старик встал. Потрепанная форма лесника была явно велика ему.
 
У идущих рядом старика и пса была одинаковая походка. Не зря говорят, что собаки в конце концов становятся похожими на своих хозяев. Хотя не исключено, что это совсем не так. Но эти двое действительно были очень похожи. Шли-шли и вдруг насторожились — почуяли что-то. Шлеп-шлеп! — протопали сапоги. Тук-тук-тук-тук! — простучали лапы. Шлеп-шлеп, тук-тук-тук-тук! — они уже за тропинкой, в кустах. Пес вышел из кустов, огляделся, снял с плеча ружье и снова скрылся в кустах. Старик высунул из-за дерева кудлатую башку, принюхался и опять исчез. Шлеп-шлеп, тук-тук-тук-тук! «Опять деревья рубят, проклятые!..» — пробормотал пес, снял шляпу и смущенно почесал голову. Старик обнюхал землю, недовольно фыркнул и сел рядом с хозяином. «Вот попадетесь мне в руки, мать вашу!.. Пошли!»
 
Стрекот сорок, беспокойно качнувшиеся от легкого ветерка кроны и ароматы, ароматы, ароматы... Запах. Зловоние. Хруст стекла под ногами, скрежет жести. Шлеп-шлеп, тук-тук-тук-тук...
 
— Ну вот, нажрались, налакались, а мусор по всему лесу раскидали, мать их... Из ваших это, городские — только они такие штучки-дрючки пьют!.. — От сильного удара баночка кока-колы описала в воздухе красную дугу и беззвучно пропала в кустах. — Ну ведь скажи на милость, если уж решили попировать, то делайте это по-людски, а ветки зачем ломать-обдирать, а этот мусор, а огонь?.. Эге-гей! — вдруг закричал лесничий, и, странное дело, в этом его крике было больше тоски, чем ярости. «Эге-е-й!» — прокатилось по склону эхо.
 
Густая черно-синяя темень медленно поднималась по стволам, постепенно затопляя кроны. Проснулись цикады. Где-то за деревьями послышались звуки поспешного бегства, пыхтение, какой-то прерывистый звук, похожий на смех. Шерсть на месте обкорнанных ушей старика настороженно вздрогнула, он принюхался и, повернувшись, бросил на хозяина вопросительный взгляд. Пес снял шляпу, почесал голову и хитровато улыбнулся. Шлеп-шлеп, тук-тук-тук-тук! — путь продолжался.
 
Склон обошли. Тропа резко пошла наверх, потом выпрямились. Два старика — или два пса — побежали вперед. «Вот и пришли», —произнес один из двоих. Заскрежетали забранные сеткой железные ворота.
 
— А где село?
 
— Это дом лесничего, а лесничий — это я. Других домов поблизости нет. А село внизу. Видишь те далекие огоньки? Не видишь? Ну как раз там...
 
Двор представлял собой такой же лес, обнесенный легкой оградой. В глубине — домик с белеными стенами и просторной деревянной верандой. Перед домом стоял длинный низкий стол, чуть поодаль — сложенный из грубых валунов очаг, на котором кипел большой закопченный котел. Над котлом склонился тонкий силуэт.
 
— Айкуи джан, накрой на стол, мы есть хотим. Гость наш из города, художник, нашу церковь рисует, на ночь у нас останется.
 
В траве с кудахтаньем метнулись прочь куры, а возглавлял их бегство большой петух. Айкуи повернулась к удиравшему с гордым видом петуху. Огонь очага осветил снизу ее лицо, отбросив тени вверх, отчего лицо девушки обрело необычное выражение. Хотя нет, тут не только тени были виноваты — лицо девушки было вообще странным, и улыбка, которой она провожала петуха, — тоже. Это была улыбка инфантильного, безумного — кривая, полная напряженного и нескрываемого инстинктивного любопытства.
 
— Внучка моя, — вполголоса объяснил старик. — С детства привязалась к лесу, в селе жить не хочет, все время убегает ко мне. Учиться тоже не любит, бросила на середине. А вот лес лучше меня знает, все в нем понимает, начиная от деревьев и кустов и кончая всякими живыми тварями. Видел бы ты, как она по камням и скалам лазает, как в речке плавает, рыбу ловит!.. Никакого страха не ведает, сукина дочь!
 
— Сколько ей лет?
 
— Да где-то около восемнадцати. Ты, наверное, заметил уже, что она немножко... того... с детства еще. Но уж очень душевная эта сукина дочь, очень! Эх!..
 
Айкуи догадывалась, наверное, что речь идет о ней, поэтому улыбка на ее лице стала еще более кривой и напряженной. Фигура у нее была сухощавой и мальчишеской, а вот лицо контрастировало с телом — оно было круглым и полным, с почти незаметным подбородком, нос прямой, короткий и мясистый, рот маленький, губы выпуклые, глаза круглые, чуть навыкате, густые каштановые волосы мелкими кудряшками спадали на плечи, в них кое-где запутались сухие листья и травинки, лба под волосами не было видно, но, судя по всему, он не был высоким. Лицо это было знакомым. Но откуда?..
 
— Быстрей, Айкуи, мы есть хотим!
 
Мятое, доходившее почти до голых ступней сероватое платье девушки было местами порвано.
 
— Пойдем умоемся, пока она на стол накроет.
 
Движения накрывавшей стол к ужину Айкуи были четкими, ни намека на женскую грацию, но и не суетливыми: котел она принесла на стол легко, без усилий, напряжения или тревоги, хотя взялась за горячие ручки голыми руками, а тарелки на льняную скатерть легли плавно и точно.
 
— Водку забыла, Айко.
 
На лице Айкуи вновь появилась кривая улыбка. Она метнулась в дом и тут же вышла с бутылкой, заткнутой пробкой из старой газеты. Одна нога, показалось, была короче другой... а может, просто походка у нее была такой неровной — на одну сторону. Она плавно уместила бутылку посреди стола — то было движение человека, отлично ощущающего предметы и отношения между ними. Ощущающего, но не осознающего. Пальцы у девушки были сильные, кривоватые, ногти короткие, вросшие в мясо — это могло быть следствием того, что она грызет их.
 
— Приступим к делу — возгласил старик, поднимая бутылку. —Долгой жизни и здравия всем!
 
Водка была крепкой, обжигающей горло, но приятной. Айкуи выпила спокойно, не моргнув и глазом, потом вдруг закашлялась и, согнувшись, сплюнула в траву.
 
— Рыбу возьми, — сказал старик, со стуком ставя на стол пустой стакан. — Речная рыба, Айкуи наловила.
 
Ужин пошел своим чередом: жареная рыба, лаваш, опять водка, вареная рыба, зелень, водка, вареная курица, завернутые в лаваш сыр с зеленым луком, водка. Айко не отставала от мужиков и пила наравне с ними, не обращая внимания на косые взгляды деда; впрочем, взгляды эти были рассчитаны скорее на гостя.
 
Двор вдруг наполнился звоном колокольчика.
 
— Коза, — вскинулся старик, — сейчас в огород залезет! Айко, Чало, скорей!..
 
Айко уже бежала, размахивая невесть откуда взявшейся палкой и что-то бессвязно крича. Кинулся и пес. Вдвоем они погнали перепуганную козу, и вскоре за домом смолкли последние звуки колокольчика, лай пса и «гу-гу-гу!» Айкуи. Странное дело: коза тоже ужасно смахивала на старика, хотя на собаку совершенно не походила.
 
— Смахни эту дрянь с рукава, а то укусит.
 
То была зеленоватая блестящая букашка, крепко вцепившаяся в рукав сорочки и медленно поводившая усиками.
 
— Эти не кусаются.
 
— Это раньше они не кусались, а теперь жвакают за милую душу, я тебе точно говорю! — Старик ловко, но осторожно снял букашку, крепко держа ее за спинку.
 
— Так не бывает!
 
— Еще как бывает! Погляди вон, разве бывают такие длинные и несуразные усы? А рыло какое... у-у-у, совсем как клюв у филина! Погляди... — Старик поднес букашку поближе. — А уж воняет она!..
 
— Ну так выкинь, чего держишь?
 
— Не, раздавлю. — Он кинул букашку на землю, надавил каблуком и вдруг недоуменно поднял голову: — Надо же, исчезла! И куда только делась, проклятая?
 
Айкуи вернулась. На голове у нее был небрежно сплетенный из сухой травы и листьев венок, в руках — давешняя сучковатая палка. Садиться не стала — встала поодаль и криво улыбалась то деду, то гостю.
 
— Глянь, какой мусор на голову напялила, сукина дочь! Дура она, дура!.. — тихонько засмеялся старик, потом вдруг резко и неожиданно загрустил, отвернулся и тайком смахнул слезу.
 
А Айко продолжала стоять. Этот поворот головы, венок на голове, палка в руках... Ну, конечно, это же Флора, знаменитая рембрандтовская Флора, только с безумным взглядом, в оборванном мятом платье, вместо жезла — корявая голая палка, а венок — из сена. Но сходство потрясало.
 
— Айкуи, позволишь нарисовать тебя?
 
Глаза ее округлились еще больше, улыбка застыла, нервно дернулась щека... Не поняла?
 
— Я серьезно, Айкуи, хочешь, нарисую тебя? Утром найдем в лесу подходящее место...
 
Айкуи захохотала — отбросила палку и неудержимо захохотала. Старик лесничий опешил на миг, потом тоже рассмеялся.
 
— Наивный ты человек, — сказал он, — разве Айко хоть минуту может усидеть спокойно, чтобы ты мог ее нарисовать?
 
— Будем делать перерывы...
 
— Ничего не выйдет! Ты ее мысленно нарисуй — сейчас наглядись как следует, чтобы запомнить, потом нарисуешь мысленно.
 
— Мне нужен хотя бы легкий набросок...
 
— Ну что скажешь, девка? — обратился к внучке старик, но, увидев, что та вновь залилась смехом, констатировал: — Да нет, ничего не выйдет. Давай бери стакан, выпьем.
 
— Не много ли будет?
 
— Не оставлять же початую бутылку!
 
Водка уже не обжигала, а только легонько щекотала. Айко села. Язычок лампы заплясал в бездумных глазах. Под столом... Что это под столом?.. Нога Айкуи? Да, нога Айкуи — сухощавая, но теплая и полная жизни. Коснулась случайно? Однако не отводит. Устремленный на лампу, но не видящий ее взгляд напряжен, по лицу бегут тени. Старый лесничий пытливо смотрит на внучку — старый сатир, похожий на свою козу, на своего пса, на петуха, на морщинистый старый тутовник. Нога у Айкуи теплая, но мускулистая и твердая. Дышит тяжело. Может, от выпитой водки? Старый сатир трет покрасневшие глаза и вдруг начинает петь, кулаками отбивая по столешнице такт. Стаканы и тарелки заплясали на столе, пустая бутылка опасно кренится, но все же не падает, куриные косточки подпрыгивают, перекрещиваются, разъединяются и снова перекрещиваются, рыбья голова подмигивает то одним, то другим глазом. Слова песни невозможно понять, мелодия тоже незнакома. Айко начинает подпевать, производя какие-то гнусавые звуки, голова ее ритмически покачивается, руки взмывают, она медленно встает с места, движения ее становятся все более смелыми... Танцует Айкуи — отрешившись, самозабвенно, но движениями ее словно бы руководят откуда-то извне, издалека, подергивая некие незримые нити. На фоне темного леса покачивается, извивается ее мальчишеское гибкое тело, подрагивают под платьем маленькие, тугие, острые груди, поднимаются и опускаются руки, сгибаются-разгибаются, сгибаются-разгибаются ноги, волосы хлещут по порозовевшему лицу, темными полосами рассекая его, глаза закрыты, рот открыт... Что это за танец, откуда он?
 
Закончилась песнь сатира. Медленно замирает танец. С губы Айко свисает тугая нить слюны, но она этого не замечает, тело ее все еще вздрагивает, трепещет, не полностью освободившись от магии ритма. Голова старика с осоловелыми глазами устало клонится к плечу.
 
— Поздно уже, не пора ли лечь? — выдавливает он.
 
— Я лягу на веранде.
 
— Боюсь, холодно будет — ночами уже подмораживает.
 
— Не замерзну.
 
— Айко джан, гость хочет снаружи лечь, дай ему одеяло потеплее.
 
И опять не понять, услышала ли Айко: напряженная улыбка никак не напоминала отклик, скорее она отражала внутреннее смятение. Айко собирала со стола, и движения ее были по-прежнему четкими и энергичными, словно она и не пила вовсе, не бегала за преступницей козой, не танцевала. А старик лесничий смаковал холодный тан и время от времени дружески подмигивал — пытался, наверное, сохранить и продлить атмосферу интимности и веселья.
 
Айко уже перенесла всю свою энергию на веранду, это — говорило о том, что она все-таки услышала наказ деда постелить гостю снаружи.
 
— А-ах, пошли спать! — зевнул, вставая, лесничий. — Накройся как следует, чтобы не простыть. Спокойной ночи.
 
— Спокойной ночи.
 
Странное чувство нереальности порождало все это — мягкая теплая постель на веранде, пахнущая сухими цветами, резные деревянные балясины, огромные звезды в чернильном небе, далекий лай шакала, близкий треск цикад, посапывание и храп старика за открытым окном комнаты, тихий скрип двери... Скрип двери? Да, и еще мягкое шлепанье босых ног, шорох подола, тень у изголовья...
 
— Айко?..
 
Вместо ответа — теплая, мягкая, дрожащая ладошка, закрывшая рот. Под широкой ночной сорочкой — сдерживаемое прерывистое дыхание. Угол одеяла откидывается, и Айко проскальзывает в постель. Тело у нее худощавое, волосатое, но нисколько не неприятное — отнюдь. Оно даже желанно, но в то же время и внушает страх. Голова со струящимися волосами наложилась на полную луну, наполовину закрыв ее. Вторая половина белым нимбом окаймила голову Айко. Она приникает к нему с грудным, похожим на кошачье, мурлыканием, тело напрягается и расслабляется, напрягается и расслабляется, нервные пальцы шарят по телу — лихорадочно, беспорядочно, причиняя боль, глаза молят, требуют...
 
Мстительный укус, стон разочарования, и Айко выскальзывает из постели. На рдеющем лице — презрение и ярость, глаза закатываются, словно у большой рыбы, вытащенной из воды и оглушенной дубиной. Судорожно вздымающаяся грудь, кажется, вот-вот разорвется...
 
Она сорвала с головы мятый, взъерошенный венок из сухих цветов и трав и яростно отбросила прочь, потом со свирепым рычанием низринулась во двор. Ночная тишина взорвалась разнородным шумом — с грохотом развалилась поленница, обрушив под веранду поток дров, с жалобным воем кинулся прочь пес, дурным голосом под аккомпанемент колокольчика заорала коза, в панике и ужасе высыпали во двор куры, от воинственного вопля Айко с шумом и трепыханием взмыли в воздух, пролетели сколько-то, снова шлепнулись на землю и рванули прочь...
 
Через двор проплывает белая ночнушка, скользит вдоль лестницы, затем по веренде и исчезает в темном провале двери. И тут же из окна вздувается белый парус занавески, но сразу опадает и всасывается внутрь.
 
И вновь становятся слышны далекий лай шакалов, стрекотание цикад, безмятежное похрапывание старика лесничего за открытым окном... Старик лесничий...
 
... Старый лесничий облачен в красный балахон палача. Держа в руках топор с изогнутым лезвием, стоит в полной готовности возле громадной колоды. Из лесных зарослей появляется и подплывает ближе Айкуи — в роскошном златотканом наряде рембрандтовской Флоры, с красиво уложенными под красочным венком из свежих цветов волосами. Она яростно поводит глазами, бьет о землю узорным жезлом и кричит. А кроваво-красный палач, покорный приказу, бьет топором по пустой плахе — бах, бах, бах!..
 
— Ну что, проснулся? Разбудили тебя, уж извини. Доброе утро! — И старик лесничий продолжает колоть дрова — бах, бах, бах!
 
— Доброе утро.
 
— Одевайся и спускайся вниз, сейчас Айкуи вернется и покормит нас. Ни свет ни заря сбежала в лес, и невод с собой прихватила — рыбу половить. Только вот зачем она поленницу развалила и бедняге петуху голову свернула?.. Утром гляжу — он без головы в траве валяется. Опять, наверное, взбесилась сучка... Ты давай умывайся, глядишь, пока умоешься, вернется уже.
 
— У меня нет привычи есть по утрам.
 
— Ну и ну!.. А когда же ты ешь?
 
— В полдень. Ну, я пошел.
 
— Куда это так спозаранку?
 
— Спешу.
 
— У церкви будешь?
 
— Нет, дела у меня в городе, еле успею к автобусу.
 
— Там в кувшине свежий тан, хотя бы тану попей.
 
— Спасибо, не хочется. Ну, до свидания.
 
— И тебе счастливо добраться. Эй, хреновину свою забыл... Ох, виноват, ты уж прости...
 
Гость взял оставленный на веранде подрамник и торопливо кинулся со двора.
Copyright: Гурген Ханджян, 2004
Свидетельство о публикации №31010
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 28.10.2004 11:42

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта