Сергей Андреевич Орлов стоял возле окна. Его угловатая фигура за время войны, за долгий период послевоенной службы, посвященной подготовке и обучению молодых кадров военному ремеслу, сохранила ту особую стать, присущую военным людям. «Где же теперь эти молодые кадры? - покачиваясь на выцветшем линолеуме, пробормотал себе под нос Орлов, - почему ни разу не пришли проведать старика?» Слабые ноги едва слушалась, скрипя, как несмазанные пружины, болью отдаваясь в суставах. Навалившись всем телом на костыль, Орлов, прищурив водянистые глаза, всмотрелся в родной двор.

 

Березы, терпеливо ожидавшие тепла, теперь заслуженно купались в весенних солнечных лучах. Зелёная листва, обласканная лёгким ветром, слегка шуршала. По пустынной улице, рассекавшей двор на две части, шла женщина. Шляпа с широкими полями умело скрывала черты её лица. Подобные шляпы светлых тонов особо важны в душную погоду, но всё равно не спасают от жажды. Покачивая на ходу коляску с ребёнком, закрытым от жгучего солнца тёмной тканью, она остановилась возле подъезда Сергея Андреевича, и достала из сетки бутылку с водой. Сделав несколько медленных и глубоких глотков, женщина продолжила путь.

 

Следя за ленивыми движениями женщины, Сергей Андреевич вспомнил свою молодость. Как бывало раньше он возил свою любимую дочку на коляске, пока та не уснёт или не запросится домой. Она всегда была послушной девочкой и даже в минуты недовольства держалась чинно, не давая волю эмоциям, обязательно переходящим в слёзы. Он всегда поражался её уму и холодному расчёту, а это очень ценное качество для гражданина нашей страны, и всегда гордился тем, что дал ей достойное воспитание. Иначе сейчас бы Орлов смотрел в окно не квартиры, а дома престарелых.

 

Несмотря на тёплые отношения внутри семьи, Сергей Андреевич чувствовал себя узником, запертым в четырёх стенах. «Эко чудо. По молодости ремнём домой не загонишь, а на склоне лет выбраться из этой «крепости» не представляется возможным, но стараться надо». Орлов постоянно делал расчёт на положительный исход, но всегда проигрывал. Иногда один лестничный пролёт отделял его от заветного свежего воздуха, иногда больше. Прошло две недели с тех пор, как дочка помогла выйти на улицу в последний раз, но тогда у неё был отпуск, а сейчас как-то не до отца. За это время Сергей Андреевич сильно истосковался по сирени, по людям, вечно спешащим по своим делам. Только сегодня был особенный день, и сделала его таким та женщина, задержавшаяся утолить жажду возле подъезда. Именно возле его подъезда, а не возле соседнего, и в этом знаке был особый стимул для старика.

 

В подъезда снова воняло тухлятиной. «Наверно, засорился мусоропровод. Вечно туда кидают, что попало, - закрывая дрожащей рукой входную дверь, прошипел Сергей Андреевич, - значит мусоропровод сделали, чтобы постоянно не ходить к мусорному баку, а построить лифт ума не хватило!» Ухватившись за перилу, он начал постепенно спускаться вниз. В большом окне лестничной площадки, по которой, шваркая стёртыми ботинками, шёл Орлов, зияла большая дыра. Ещё вчера её не было. Кто угодно мог обманывать себя словами: не пришла уборщица что ещё рано и она просто не успела убрать битое стекло, но только не Орлов. Он прекрасно знал, что кусочки стекла никто убирать не будет, и они, как минимум, ещё дня 3 проваляются здесь, пока кто-то не порежется. Громкий стук костыля о высокие ступеньки, проектировщик здания явно постарался «угодить» пенсионерам, отзывался протяжным эхом в пустом подъезде. Преодолев ещё один лестничный пролёт, Сергей Андреевич обратил внимание на потолок, почерневший от спичек, сгоревших на нём, но комментировать не стал. Было не до этого. Ноги отказывались идти вперёд, а сердце готово вот вот выпрыгнуть из груди. Уже не хотелось никакой улицы и никакого свежего воздуха. Закрыв глаза, Орлов прислонился к стенке, перевести дыхание.

 

Неожиданно кодовая дверь громко хлопнула и через несколько секунд перед ним возникла девушка Аня из первой квартиры. Сергей Андреевич сильно обрадовался тому факту, что от куста сирени его отделяет четыре ступеньки и кодовая дверь, которую в темноте надо ещё повозиться открыть так, как какой-то «умник» разбил лампочку.

 

Здравствуйте, Сергей Андреевич! Решили прогуляться? - с лёгкой издёвкой спросила молодая девушка с чёрными густыми волосами и хитрыми глазами бусинками, осмотревшая Орлова уже несколько раз с ног до головы.

Да вот, стараюсь.

Как вы себя чувствуете? - не обращая внимания на так и не прозвучавшие в ответ слова приветствия, продолжила разговор тридцатилетняя девушка.

Как обычно, - Сергей Андреевич хотел как можно скорей отделаться от этой назойливой прилипалы.

Может вам помочь спуститься?

Нет! Сам как-нибудь доберусь, - ответил старик и внимательно посмотрел в хитрые карие глаза.

Девушке стало не по себе от этого сверлящего взгляда, и она поспешно опустила глаза.

Тогда до свиданья, Сергей Андреевич! - протараторила Аня, скрывшись за массивной железной дверью.

 

«Может она наконец-то почувствовала свою вину? - размышлял Сергей Андреевич, ища на ощупь кнопку, чтобы открыть кодовую дверь. - Хотя люди, прячущиеся за такими неприступными дверями всегда не чисты на руку, им есть что скрывать, а о совести тем более уже говорить не приходится».

 

А чувствовать свою вину перед стариком девушке, действительно, было за что. Вот уже на протяжении четырёх лет между ними шла открытая конфронтация. Она началась с переезда Ани в их подъезд. Молодая девушка на отрез отказывалась обменяться с Орловыми квартирой, не понимая, что Сергею Андреевичу тяжело спускаться вниз с пятого этажа. Сначала к девушке ходила дочь Люба, потом к ней присоединился её муж Игорь, а в выходные дни приезжала внучка Света, предлагавшая войти в их тяжёлое положение, но девушка так и не сжалилась над стариком. Даже родственники из Питера, приезжавшие недавно погостить у Орловых, хотели этот, по их словам, пустяк разрешить телефонным звонком, но девушка не брала трубку. Возможно, она думала, что вечно будет молодой и никогда не постареет, что время над ней не властно. Хотя бессердечные поступки имеют привычку возвращаться к людям в самый неподходящий момент.

 

В минуты отчаяния родные Орлова подумывали обратиться в суд, но понимали, что данный иск ни к какому результату не приведёт, к тому же девушка была «непростая», и решение суда в случае чего легко могло перейти на её сторону. Конечно, можно было бы рассматривать в целях обмена ещё две квартиры на первом этаже, но там жили такие же старые люди, как Сергей Андреевич, поэтому смысл терялся. Так и общаются до сих пор Сергей Андреевич с Аней, сталкиваясь на лестничной площадке, — девушка засыпает дежурными вопросами, а старик пытается не замечать её присутствия, в глубине души веря, что она хорошая девушка и рано или поздно обязательно одумается, приняв правильное решение.

 

Погода, ожидавшая ветерана войны за дверью подъезда, не совпала с погодой, увиденной им в окно из кухни. Создаваемая зелёной листвой слабая иллюзия ветерка рассеялась, когда Сергей Андреевич сделал пару неуверенных шагов к скамейке. «Да уж печёт по-царски, но всё то лучше, чем сидеть, как в заточении в пустой квартире», - пробубнил старик, стряхивая рукой шелуху от семечек и песок, возникший из ниоткуда, со скамейки. Чудный аромат от пышных ветвей сирени, росших прямо за скамейкой, путал мысли и не давал сосредоточиться на чём-то важном. «Я ведь, буквально, несколько минут назад хотел обдумать что-то серьёзное, а теперь вот забыл. Старость не радость. Эхх», - глубоко вздохнул Сергей Андреевич, сильнее натягивая белую кепку со значком в виде красной звезды на лоб. Тишина, сладкий запах сирени, лёгкая прохлада плавно погружали старика в сон. Уже на самых подступах к первым сновидениям, которые ему не снились более пять лет, старик услышал знакомый женский голос, звучавший откуда-то из глубины, и медленно открыл глаза.

 

Из-за угла соседнего дома вышла женщина в ярком жёлтом платье, с двумя пакетами на перевес, уверенным шагом направляясь к нему. Когда женщина подошла поближе, он узнал в ней свою любимую дочку Любу и уже не злился, что она вырвала его из сна... если только самую малость.

 

Пап, ну чего ты выперся в самую жару на улицу? Захотел схлопотать солнечный удар? - начала причитать женщина в ярком платье, доставая ключи из пакета.

Привет, дочка! - улыбнулся старик, - пойми, ну не могу я сидеть дома, когда на улице такая замечательная погода, не могу!

Сейчас эта замечательная погода перевалила за 30 градусов. Пойдём домой обедать.

А ты чего так рано пришла?

Почему рано, как обычно в час дня пришла на обед. Странный ты, - женщина улыбнулась и захлопнула кодовую дверь.

 

Всю дорогу до квартиры старик недоумевал. «Как так обед? Когда я закрывал квартиру была половина одиннадцатого. Это ж сколько я, старый хрыч, плёлся до кодовой двери? Неужели два часа? Быть не может! Хотя в моём возрасте надо быть помягче в выражениях. Ещё прилипчивая Аня со своими вопросами — допросами отняла добрых минут пятнадцать. То, на то и выходит полтора часа не меньше. Ну ты старый даёшь!» Сергей Андреевич улыбнулся и зашёл в квартиру.

 

Запах свежесваренного горохового супа не заставил себя долго ждать. Правда от него в последнее время в желудке начиналась настоящая революция со взрывами и стрельбой, но жаловаться не приходилось. У дочки зарплата маленькая, на Игоря тоже особо рассчитывать не стоило. Ещё и внучка Света с дочкой Кариной вдвоём без мужа, им нужно помогать. Он прекрасно всё это знал, поэтому, не создавая лишнего шума, сидел и ел.

 

Любаш, дай хлебушка!

 

Он любил её так называть. Люба в детстве была девчонкой крупкой, заметной отсюда и Любаша. Даже если захочешь, по-другому не назовёшь. Женщина сразу же вспомнила детство и, серьёзно нахмурив брови, подала Сергею Андреевичу хлеба.

 

Как на работе? - поинтересовался Орлов.

На работе пока всё в порядке, а вот у Светы проблемы.

Как проблемы?

 

Сергей Андреевич наивно полагал, что главной проблемой было устроить ребенка в детский сад. Для этого ещё беременной Света стала в очередь на детский сад, чтобы в будущем не было проблем. Он думал, раз этот тяжёлый этап пройден, значит впереди будет безоблачное будущее. Разумеется до школы, по его мнению, не должно быть сложностей.

 

А вот так, - бросив мокрое полотенце на свободную табуретку, Люба налила себе супа и села напротив, - мало того, что эти умные воспитательницы сами по своему усмотрению сокращают часы работы садика, ставя в тупик родителей, так теперь эта реформа.

Какая реформа? - потупился Сергей Андреевич, продолжая хлебать суп, кусок хлеба в него уже не лез.

Реформа образования. Теперь платить в месяц придётся по 4 тысячи рублей, платными станут присмотр за детьми, обучение, а ещё на ремонт сдай, - женщина начала загибать пальцы, перечисляя расходы, - практически все бесплатные функции садика полностью лягут на плечи родителей.

И что теперь делать? - Орлов был в полной растерянности. Ему, как человеку, выросшему в советское время, было дико слышать подобные слова от своей дочери.

Время есть, реформа вступит в силу в сентябре, а дальше нам придётся совсем худо.

 

Сергей Андреевич, прекрасно зная свою дочку, что через несколько минут она расплачется прямо за столом, пытался искать какие-то слова утешения, но вместо это его накрыла чёрная волна мрачных мыслей. Мыслей о том, что он является большой обузой для своих родных.

 

Ладно, пора бежать на работу, а то опоздаю, - смахнув с глаз несколько слезинок, сказала Люба и ушла.

 

Старик не слышал, что ответила дочка, как и не услышал, что замок на входной двери защёлкнулся. Он перенёсся в мир пенсионеров, где веками решается вопрос: «Как не обременять своим присутствием любимых людей?». Только ответа на этот вопрос не было все догадки спутались в один бессвязный клубок усталости, и Сергей Андреевич погрузился в сон.

 

Ему снилась родная деревня в Дятьковском районе. Их небольшой уютный и светлый дом. Пшеничное поле, не имеющее конца, только усечённое с одного края глубоким озером. Ему снова 10 лет. В широкой чистой рубахе он выбегает радостный из дома и бежит навстречу ветру. Золотые колосья спелой ржи с нежностью принимают мальчика. Сзади, как с другой планеты, доносится заботливый мамин голос: «Серёженька, далеко не убегай. Играй рядом!» Только Серёжа её не слышит. Ему сейчас так хорошо, что хочется обнять весь мир. Он свободен, как птица, и мчится навстречу своей мечте, своим самым заветным желаниям. Невозмутимое озеро наблюдает за мальчиком, осознавая чего он хочет. Серёжа снимает на ходу рубаху и прыгает в прохладную воду. Разгоняя рыбок под водой, он всплывает на поверхность и широко улыбается. Лазурное чистое небо затягивают тучи, затягивает грубый мужской голос, такой знакомый, но совершенно не вписывающийся в Серёжино детство. Подобно раскатам грома, он навязчиво звучит то совсем рядом, то далеко за озером. Серёжа начинает замерзать, стуча от холода зубами.

 

Его разбудил грубый мужской голос, принадлежавший Игорю. Сергей Андреевич не мог сообразить, как он оказался в кресле. Возможно, уже в сонном состоянии ему помог муж Любы, пришедший с работы, перейти в зал. Только он понимал, как старику тяжело подниматься с кровати или дивана, а из кресла всё то лучше. Из комнаты, разделяемой с залом крохотным туалетом, доносились обрывки разговора.

 

Как обстоят дела с квартирой? - спросил Игорь.

Никак. Про новую квартиру теперь можно забыть. Напрасно мы всё это затеяли, - отвечала грустным голосом Люба.

Как забыть?

Согласно законодательству каждый член семьи должен быть прописан на 10 кв.м жилплощади.

 

В комнате кто-то быстро передвигался по линолеума. Сергей Андреевич прекрасно знал, что эти шаги принадлежали Игорю. Быстрая ходьба помогла ему лучше думать.

 

То есть получается, - начал Игорь, - даже если мы пропишем всех родственников в квартире всё равно на каждого будет приходиться по 10,5 кв.м

Об этом я и говорю.

 

Орлов знал на какую тему они затеяли разговор и, чтобы не вникать в подробности, включил телевизор. Большой красивый вертолёт, вальяжно подлетающий к Кремлю, озарил пыльный экран. Картинка сменилась, и молодая ведущая сообщила, что теперь президент Российской Федерации будет летать на вертолёте, тем самым глава государства «решит» проблему бесконечных пробок. «Вертолёт у президента появился, а кареты скорой помощи как стояли в пробках, так и будут стоять», - подумал Сергей Андреевич. Ему вспомнились слова Марьи Ивановны, жившей в доме напротив: «Запомни, что ты, старый хрыч, никому не нужен не правительству, не президенту. Это раньше врачи быстро поднимались по лестнице, зная, что их ждёт тяжело больной человек, чтобы оказать ему первую медицинскую помощь, а сейчас скорая помощь останавливается только возле подъезда и то, часа через два после вызова, пока в пробке постоит, и если в течение короткого времени никто не выходит на улицу, то она едет на следующий вызов». Старик не любил в Марье Ивановне это качество говорить правду прямо в лицо без лишних реверансов, но она часто оказывалась права, а с этим трудно посмотреть. Сергей Андреевич тяжело вздохнул в посмотрел на часы. Они показывали 10 вечера. Телевизор зарябил, и изображение исчезло с экрана. В такую же ситуацию он попал 9 мая, когда хотел посмотреть парад военной техники на Красной площади, но картинка пропала, и телевизор уже никто не смог настроить. На Красной площади собрались зарубежные гости, ветераны войны, получившие специальные пропуска, а про Сергея Андреевича Орлова забыли. В комнате продолжался жаркий разговор между дочкой Любой и её мужем Игорем:

 

Если квартиру нам не выделят, всегда же есть возможность обменяться, - не терял надежду Игорь.

Год назад мы могли это сделать, а теперь уже нельзя.

Но ведь Надежда Петровна хорошая женщина. Помнишь она много раз приходила к нам в гости, интересовалась здоровьем Сергея Андреевича?

Женщина то она хорошая, только законодательство изменить нельзя, те льготы, которые были доступны при советской власти, теперь кажутся несбыточной роскошью.

 

Игорь хотел найти соломинку, чтобы поспешно зацепиться за неё, но соломинки не было. Мысли не лезли в голову. Он словно провалился в бездну безысходности.

 

Наш закон, как каменная стена, - продолжала Люба, когда у неё заканчивались идеи и весомые аргументы, помогавшие выпутаться из сложных ситуаций, дочка Орлова начинала насыщать свою речь ненужными образами и сравнениями, как это она делала и сейчас. - Можно на протяжении многих лет биться в неё, даже разбиться в лепёшку, но ничего, ровным счётом не изменится.

 

Её слова закончились слезами. Сколько раз Сергей Андреевич слышал, как плачет единственная дочка, но никак не мог ей помочь. И снова раздумья привели к мысли, что он является непосильным грузом, который тащат на себе изо дня в день его родные.

 

Зажился я на этом свете, - произнёс 88 — летний ветеран войны.