Они собирались большой толпой, человек в тридцать, раз в месяц, в трехкомнатной квартире художников Борисовых Олега и Ольги на окраине Бродягино, почти нового района Ярославля. Пили чай, смешанный из разных трав, ели какие-то пирожки и печенюшки, которые сами же с собою и приносили. Разговоры разговаривали все о духовном, о чем же еще, если собрание, в основном, состояло из скульпторов, журналистов, артистов и прочих творческих личностей?! Потом, они садились в машины, забирались как-то, хотя машин было мало, а народу много и ехали-ехали, под громкие напевы русских народных песен, остальные они не признавали, ехали на озеро Любви, что на Среднем поселке. Там, в любую погоду они купались. Перед тем разжигался костер и огромный Олег Борисов, плечистый, ростовитый мужичина таскал на своих плечах бревна, остальные люди, конечно, тоже что-то натаскивали, но Олег больше всех. В простынях, похожие на ангелов, они нагревались возле кострища докрасна и потом поодиночке ныряли в озеро голышом, и снова оборачивались в простыни, и снова грелись возле огня. Пекли, конечно же, картошку и пили все тот же травяной чай, но уже с примесью дыма. Большой закоптелый чайник подвешивался над костром и в него же, прямо в кипящую воду, засыпалась гремучая смесь из листиков смородины, из мяты, из прочей духовитой травы. Часто в их безмятежную компанию вторгался какой-нибудь случайный рыбак или даже пьяный турист приехавший на берег озера отдохнуть, а значит напиться. Случайных, радушно угощали чаем и печеной картошкой, пьяных не слушали и как-то незаметно для пьяниц разбредались, кто куда. Все они, когда-то тоже пили, но затем у каждого возник вопрос. А зачем?.. Постепенно отказались от алкоголизма и уже вид, а тем более запах выпившего для них, для всех становился просто непереносим. Все, на что они отваживались, называлось, обычно кофе и не более того, и то, одну-две чашечки в день и хватит...

Еще, безмятежные любили танцевать. Они собирались в выходные на набережной, где играл духовой оркестр. Здесь, в толпе старушек и стариков тоскующих по своей молодости, когда со всех площадок, отовсюду, доносилась живая музыка, кружились они в вальсах, отплясывали танго и прочие не хитрые танцы. Случалось им объединяться как-то, кто как мог и в отпускное время, где-то летом проплыть на теплоходе от Ярославля до Нижнего Новгорода. И вся компания, затаив дыхание, сидела на носу корабля и глядела, глядела, глядела на проплывающие мимо берега, поросшие лесом и деревнями. А рано утром, когда все спали, они выходили смотреть шлюзы. Удивительное зрелище обшарпанных грязных стен поросших зеленью и еще какой-то дрянью, когда корабль опускался, все это, естественно, и было видно.

В Плесе они подолгу стояли перед одною церковью и молча наблюдали за окошком в самом куполе, и было им в диковинку, что рядом с этою церковью, православной, стоит старообрядческая...

В Нижнем они весь день сидели на самом верху Чкаловской лестницы и наблюдали за людьми едва-едва переставляющими ноги уже почти смертельно-усталыми перед такою огромною, не знамо сколько ступеней высотою. С самого верха люди внизу представлялись им мурашами. Потом, они бродили-бродили по городу и уезжали, накормив в Нижнем всех голубей, бродячих собак, кошек и бомжей, обратно, в родной Ярославль, уезжали на каком-нибудь поезде, все чаще своем же, ярославском, курсирующем из Нижнего в Ярик и обратно, и вся компания сразу же укладывалась спать, невзирая ни на что, в поезде им было не интересно.

Когда в их братстве кто-то заболевал или попадал в больницу. Они все, стоически, заболевшего выхаживали и случалось, прорывались даже со своею заботою в реанимацию, и когда один из них умер, хилый, чаще всего и болеющий художник-оформитель Лешенька. Они не дали его родственникам тратить деньги, а собрали сами и на похороны, и на памятник. И тут, стоя на кладбище горевали и плакали, но не по Лешеньке они ревели, а по себе. Вдруг, все они осознали, что тоже умрут и эта мысль привела их в полное отчаяние. Отсутствие же Лешеньки они осознали только, когда в очередное чаепитие налили чаю в его любимую маленькую чашечку с листиками и розочками, протянули: «На, Лешенька!» И тут, действительно поняли, что его больше нет в этом мире. Как странно, его нет и нельзя поговорить, обнять, попеть вместе с ним песен, где же Лешенька, где же ты теперь?! Тело валяется в земле, а сам ты где-то бродишь, в каких мирах, какие дали рассматриваешь?! Представить невозможно!..

Так они и жили все вместе, и каждый по отдельности, но общей какой-то семьею, с простыми даже наивными отношениями, так и живут, беззаботно, спокойно, самодостаточно, аки святые, аки святые...