В школьные годы я дружил с одним одноклассником. Связывала нас очень распространенная среди молодежи в те годы любовь к западной музыке. Потом была армия, после службы я поступил в университет, уехал из родного города и пути наши разошлись. Мимолетно видел я его пару раз, когда приезжал навестить родителей, но настоящего разговора не получилось.

Прошли еще годы и у меня началась заграничная жизнь. В один из моих приездов домой, стояли мы с отцом на балконе. На скамейке у подъезда, опустив голову, сидел мужчина. «Помнишь его?» - спросил меня отец. - «Он сейчас много пьет. Говорят, у него с головой не все в порядке. Хочешь с ним поговорить?»

Я внутренне содрогнулся. Поговорить? О чем? Что я могу сказать человеку, давно ставшему мне чужим? Да и как говорить с ним, если он и вправду того?.. И я остался на балконе...

О смерти отца я узнал в субботу вечером. И, остатив жену как сумеет объясняться с моим работодателем, я сорвался в Россию... На третий день после похорон вечером я вышел из дома купить хлеба. И перед хлебным ларьком увидел его. Он тоже заметил меня и сразу бросился ко мне. Мы обнялись. Он поседел, но седина странным образом красила его. Но самое удивительное: его лицо почти не изменилось с тех пор, как я в последний раз говорил с ним. «Игорь, я лечился», - он назвал одно известное в наших краях заведение, - «Они говорят, что у меня шизофрения и я не могу работать». «Я теперь - пенсионер», - он улыбнулся и протянул мне навстречу свои крепкие руки.

«Я недано пересматривал пластинки», - он назвал английскую группу, чьи песни мы оба с упоением слушали во времена юности нашей, - «и вдруг увидел на фотографии - себя. Я там в центре стою. Точно - я, один в один. На трех первых альбомах моя фотография, а на четвертом уже не я, другое лицо. Значит, я умер?»

Он замолчал, задумчиво качнул головой и вдруг его лицо вновь расцвело улыбкой. «Я хорошо помню Лондон, район, где мы жили... Тогда мы были англичанами, почему мы теперь русские? Не понимаю...»

Я молча слушал, не зная, что ответить ему.

«Игорь, я вот не понимаю, для чего война? Зачем люди воют друг с другом?» Переход был столь неожидан, что не сразу нашелся с ответом, а когда слова все же пришли, то все какие-то бледные до банальности. Он тут же перебил меня: «Игорь, но все это никому не нужно. Потому что все дороже - Любовь». За разговором мы медленно шли к нашему дому, когда он произнес эти слова, я внезапно остановился, словно наткнулся на невидимую стену. Никогда прежде я не слышал от него ничего подобного.

«Смерть... Игорь, я не понимаю, что такое смерть... » - продолжал он, не замечая моего смятения -«Зачем мы цепляемся за деньги, за вещи, если все равно умрем, а вся эта дрянь останется здесь?»

«Мне, Игорь, вообще ничего не надо , хоть все из дому вынеси и выбрось», - он как-то застенчиво улыбнулся - «Я только бухать люблю».

Мы стояли у подъезда. Он все говорил и говорил, а я лишь изредка втискивал в поток его речи ответные реплики, неуклюжие и ненужные.. Дома меня ждала мама, но я все мог отойти от него: уж если мне нечего сказать ему, нужно хотя бы выслушать. Не для него, для себя самого.

Уже стемнело, когда я попрощался с ним. «Да-да, я тоже пойду домой», - кивнул он и ласково посмотрел на меня. Я уже открыл входную дверь, когда он остановил меня вопросом: «Игорь, как ты думаешь, когда мы умрем, узнаем мы наконец, для чего были здесь?»