«Именно в тот момент, когда слово зависает в воздухе, происходит самое важное, и наиболее значимым оказывается сказанное в дверях».

(Анн Шутценбергер)

 

«Тот, чьи губы хранят молчание, выбалтывает кончиками пальцев».

(Зигмунд Фрейд)

 

«У царя Мидаса – ослиные уши!»

(Тростник, выросший на месте похороненной тайны)

 

«В семье дети и собаки всегда знают всё, особенно то, о чём не говорят».

(Франсуаза Дольто)

 

Предисловие

 

Однажды я вошла в переулок. В тот самый, где когда-то родилась. И в тот же самый, где теперь жила Она. Перефразируя Лондона – большая (в смысле значимости для меня) хозяйка маленького дома. Она дала мне свои тетради и – «благословила, сходя во гроб».

Правда, сначала я этого совсем не поняла. Просто взяла подарок и унесла с собой. И решила, что в этом и состоит моё приобретение.

Но потом вдруг о т к р ы л о с ь, что я овладела ч е м - т о ещё – гораздо более важным, нежели чужие рукописные дневники. Тем, без чего нет и не может быть писателя – не ф и к с а т о р а событий (это, при некотором, конечно, усилии и усердии, может любой), а п е р е д а в а т е л я духа и о с м ы с л и т е л я глубины.

Как ни странно, я вынесла из Дома в переулке свою аутентичность.

И мне показалось важным написать об этом. Но непосредственным поводом послужил ненароком подслушанный разговор.

- Перемены в моей жизни, - говорил один человек другому, - начались после того, как я понял: несчастность связана не столько с биографией, сколько с тем, к а к и м и словами я ее себе (да и другим!) рассказываю! -

Когда я это услышала, то сразу поняла, что мне надо немедленно переписать свою биографию. В том смысле, что просто рассказать ее по-другому.

Для начала я решила проникнуть в тайны своей родословной. Это оказалось делом совсем не таким уж занятным, как думалось, а, наоборот, очень даже серьезным. Фигуры предков вдруг начали «проступать», «проявляться» на карте моей судьбы. Хорошо это или плохо? Что они передали мне? Какой «билет» вручили? Тот ли «багаж» запаковали, с которым можно уверенно шествовать по жизненной дороге? И вообще – нужен ли мне этот «багаж»? Не заключает ли он в себе некую заданность, предопределенность, фатальность? Насколько он – необходим, и насколько – опасен? Где граница между родом - сильным, прочно укорененным деревом, и отдельной личностью – ответвившейся от этого мощного ствола? Полностью ли она свободна в выборе или связана родовыми путами?

Исторический контекст, как я выяснила в ходе расследования, здесь совсем ни при чем! К нашей внутренней, глубинной сущности он имеет ну разве что очень косвенное отношение. Как фон, как пейзаж, в интерьере которого разворачивается действо. Если бы можно было убрать одну декорацию, свернув ее, предположим, в рулон, как свертывают обои, и развернуть, раскинуть другую – разве изменилось бы при этом содержание души человеческой? Разве меньше стало бы страданий, метаний, горестей и радостей, сомнений и внутренней борьбы? Разве перестал бы человек мучиться, бояться, любить, умирать? Нет, и еще раз нет! Другой разговор, что можно некоторые сомнения разрешать более мирным путем, а некоторые страдания – значительно ослабить. Как говорится, обойтись без «уголовщины», без тех кровавых жертв и тотальных разрушений, которые я наблюдаю сплошь и рядом на примерах собственной жизни и жизни моих близких.

В большинстве своем все мои подруги – с не очень счастливой женской судьбой. Одна – без всяких на то четких мотиваций – уклоняется от объятий. Другая – обнимает, но, как правило, до смерти. Третья – не знает, кого обнимать. Четвертая – знает, кого, но не знает, как. Пятая – ищет объятий, но не находит. Шестая – находит, но всегда не то, что искала…

Мы увлекаемся внешними смыслами, отдаляясь от себя, от своего внутреннего, настоящего «я», которое лишь частично определяется происхождением и воспитанием. В каждом из нас есть нечто большее, некая глубина, о существовании которой мы точно знаем. И мы всю жизнь тоскуем по этой глубине, не умея нащупать путей, к ней ведущих.

А ведь порой достаточно просто отойти от мысленных стереотипов. Например, осознать, что мы – не только дети своих родителей, своей страны, своего времени. Мы – не только «хорошие матери», «верные подруги», «добрые соседи», «грамотные специалисты своего дела», «порядочные люди», «наследники славной династии». Каждый из нас воплощает в себе множество субличностей, определенное содержание и сочетание которых и составляет нашу неповторимость. Нашу уникальную, ни на чью не похожую, жизненную историю. До какого-то момента она может совпадать (по отдельным параметрам!) с так называемыми «общечеловеческими», или «родовыми», или «партийными» ценностями, но по мере взросления – как при разрывании пуповины, которое происходит неизбежно, иначе не была бы возможной сама жизнь! – история становится все более обособленной. И только находясь в этом обособленном состоянии, я бы сказала – самостоянии, человек обретает себя. И тогда он готов к отношениям – и со своим прошлым, и с настоящим, и с будущим. Причем, независимо от того, царского он рода или произошел от кого попроще, богат или не очень, в браке или одинок, красив или обыкновенен, талантлив или бездарен. В противном же случае он обречен на то, чтобы быть марионеткой в руках прошлого: прошлых поколений, прошлого социального строя, прошлых понятий и «преданий старины глубокой», собственного прошлого, наконец. Все это полезно знать, но, как говорил апостол, ничему нельзя позволять обладать нами!

А знание всегда означает приближение. Контакт. Знакомство. В данном контексте – знакомство с самим собой. Из чего я «слеплен»? Что составляет мою сущность? Как это влияет на мою жизнь, мою волю, мои желания, мои поступки, мои мысли и чувства? Хорошо ли мне от такого положения вещей? Можно ли его изменить?

А главное - нужно ли?

 

P.S. Имена и фамилии действующих лиц мною умышленно изменены – многие из них (или их потомки) еще живы, и, возможно, не хотели бы быть узнанными.

Некоторые факты также не отличаются документальной точностью. Я же предупредила, что биографию свою – подкорректировала! Чтоб, как говорится, лучше было, наглядней, поучительней. Да и к тому же, это все-таки литературное произведение, а не листок по учету кадров!

Кто же усмотрит в моей слегка вольной интерпретации событий какую-то обиду для себя, тому отвечу словами любимой и очень уважаемой мною Дины Рубиной: «Писатель – человек тяжелый, необходительный. Работает – искры сыплются. Правда ведь – не в буквализме, а в подлинности ощущений. И надо быть готовым, что от тебя могут отвернуться даже близкие, не говоря уже о дальних. Страх писателя грозит потерей квалификации!»

 

P.P.S. Я обозначила жанр книги, как роман-пересечение. В нем ведь именно п е р е с е к л и с ь две судьбы. Две линии, которые прежде были параллельны и которые соединил переулок. Я знала Хозяйку дома еще в детстве. Потом – долгое время не помнила, что мы были знакомы. А через много лет – вспомнила и пришла. И записала всю Её жизнь, которую Ей очень хотелось кому-то передать. А что б этот «кто-то» передал другим. Что я и делаю, потому что клятвенно обещала. И потому, что эта жизнь вобрала в себя в е с ь XX век – в буквальном смысле слова, от начала до конца, от первого года до последнего. А это, признаюсь, мой любимый век! И потому, что с Её рассказов и дневников, с этих вечеров за чаем и разговоров о смыслах всего сущего началось моё в р е м я п е р е м е н. И, наконец, потому еще, что передо мной в эти несколько «переулочных» лет был человек, уже «сделанный», г о т о в ы й, сформированный той судьбой, которая ему выпала и которую он осмыслил. Налицо, так сказать, причины и следствия. Сделала мать посыл Ей, пятилетней: «Ты не умрёшь, не бойся!», и Она не могла умереть целый век, пока, наконец, сама не устала. Одно слово, фраза, брошенная вскользь, взгляд, улыбка, вовремя поданная рука Родителя – все это потом становится нами. Разве не интересно проследить э т а п ы – и Её, и мои?

С уважением к будущему читателю - Автор.