Вкус славы Цирк... Битком набитый амфитеатр, смешение запахов: французских духов из первых рядов и крепко-просоленного потом белья с галерки - объединены в единую, разбавленную адреналином, атмосферу циркового пространства. Ограниченного по верху куполом, и перечеркнутого на большой высоте туго натянутым тросом. По которому грациозно скользит канатоходец с першем-балансиром в руках. Вот, остановившись посередине пролета, он принимается раскачивать трос, ритмично отталкиваясь от него ступнями ног, обутых в спецобувь. Сейчас будет сальто... нет, супер-сальто, какого еще не видели людишки-муравьи, копошащиеся на откидных креслах там, внизу, под его ногами. Они разменяли секторы атмосферы цирка на билеты и контрамарки. И вместе с билетами как бы приобрели бонус - скрытую надежду на нечто экстраординарное… то, чего по технике безопасности не должно случиться... Но снизойдет, наконец, её величество Слава на уставшие от бесконечных тренировок плечи циркового акробата! А значит, сегодня он сполна почувствует вкус её: вздымающий на недосягаемую высоту, сладостный до дрожи, всеобъемлющий и такой загадочно- притягательный... Жужжание зеленой мухи, слетевшей с сэндвича у застывшего в предвкушение рта, здесь и сейчас слышнее гула иных вертолетных пропеллеров на ином полигоне. - Есть лонжа...нет лонжи...есть...нет. Раздражающий до ярости шепот зрителя из средних рядов, отчаянно вжимающего в свои глазницы окуляры театрального бинокля... - До-ннн!!!- басовый гитарный звук оборванной струны-троса электрическим разрядом бьет по напряженным до предела нервам зрителей. - Нет лонжи! И вкус славы соленый. А цвет - алый... Хай, мэны и герлы ...Осторожно крадусь вдоль периметра дома. Угол… ещё один… есть! В прыжке дотянувшись до нижней металлической ступеньки пожарной лестницы, отчаянно карабкаюсь наверх - до самого выхода на крышу многоэтажки. Под разудалый хохот столпившихся на тротуаре зевак, вой-мат разъярённых оперов внизу и грохот выстрелов из табельного оружия – в никуда, то есть в белый свет, как в копеечку. Всё это уже позади, за углом моего дома и в моей квартире…. Ага, выкуси теперь майор, старший группы захвата. Срочно сажай своих церберов на диету, куда им тягаться с настоящим паркурщиком. Ползу, ползу, ползу… По крутому скользкому скату крыши, заталкивая обратно вывалившийся из кармана куртки мобильник. Ползу строго по прямой - к лазу на чердак, чернеющему впереди непредсказуемой пустотой проёма. Мог бы и прыжками, и перекатами, но... потенциальные снайперы на крышах соседних домов, конечно же, не дремлют. Деревянная дверца лаза оторвана и валяется тут же, сбоку маленького мезонинчика. Их всего шесть на всю крышу, по числу подъездов дома. В какой из них побегут на перехват опера? Естественно, в самый ближний к лестнице. А мы вновь обойдем… стоп, времени в обрез. Не успеть. А-а, была не была! Отчаянно прыгаю, ныряю - кульбит с откатом в ближний, без дверцы. Падаю удачно, на керамзит, а не поперечную балку. Перекат, вскакиваю на ноги, оглядываюсь. Так и есть – поленились наши российские строители разбить пространство чердака на секции, сделали одну сплошную мансарду – хоть в футбол играй, если бы не стропила. Собственно, я знал это и раньше – не одну сигарету выкурил здесь с пацанами когда-то тайком от родителей. Ведь это мой дом… вспомнилось. Рву на себя крышку люка, спрыгиваю на площадку у лифта… тревожное гудение поднимающейся кабины… а по лестнице, где-то внизу – дружный перестук омоновских «говнодавов»… Всё, влип кролик, западня захлопнулась! «Безвыходных положений не бывает». Выбегаю в коридор - нате вам! металлическая дверь одной из квартир чуть приоткрыта. К мусоропроводу хозяин потопал? Почему не захлопнул? Да ну, понятно, самый распоследний двадцать первый этаж, сюда только Господь, небось, да и то изредка заглядывает. Внутри все радостно кипит-ликует: уйду, по балконам уйду, я для этого много и долго учился, иначе какой же я тогда паркурщик? Хоть и бывший, м-да...Мне бы только землицы-асфальта теперь коснуться – и вот она, победа! Шагнуть навстречу толпе, объять всю её своей радушной – от уха до уха, улыбкой, сказать: - Хай, мэны и гёрлы! Ну вот, я сделал всё, что мог… Пробегая комнаты, слышу в одной из них придушенный женский вскрик. Заглянуть – всего-то на пару секунд, больше в запасе, увы, нет. …Наверное, Господь тоже иногда забывает, за всеми своими делами, о последних этажах зданий и нас в них, грешных. В спальне на кровати – распятая по простыне девчонка. Сикушка лет пятнадцати с небольшим. Одежда и нижнее белье - клочками по полу. Первый, который ко мне лицом, держит ее за руки, одновременно пытаясь забить раскрытый в крике девчоночий рот ладонью, как кляпом. Второй, со спущенными до колен джинсами – ко мне спиной. И отчаянно-дикий, затравленный взгляд этой малолетки – бритвой по глазам, душе, до самого ее дна. - Помогите! Они дверь вскрыли … Все ясно, как Божий день! Хотя – где он, а где мы… С наскока, изо всей дури носком ботинка мочу этого, что спиной, строго по основанию копчика… удар страшный, испытанный, обездвиживающий… надолго. Разворачиваюсь ко второму… Ну откуда бы взяться этому охотничьему ножу с зазубринами по тыльной стороне лезвия? Да ещё кровосточной канавкой посередине – отчётливо видна в неярком свете из окна… Словно раскаленный прут в печени – не очень больно. Только внезапно зачесалось под лопатками и оттуда стали расти большие…нет, большущие крылья... как лебединые. И окно вдруг распахнулось во всю ширину. И высота для полёта вполне приличная… Сейчас взмою – над ОМОНом, толпой… полечу туда, до встающего на дыбы чёрного- пречёрного, почему-то, горизонта. Но напоследок сделаю всё же прощальный круг над всем этим безбожным обществом внизу. Чтобы улыбнуться им. И крикнуть копошащимся: - Хай, мэны и гёрлы! Ну вот, я сделал всё, что мог… P.S. Проводив глазами автомобиль «Скорой», майор вполне ожидаемо облегчил душу отчаянным матерком – вполголоса, не засвечиваясь перед толпой зевак, ОМОНом и налетевшими вмиг репортерами. - Слышь, старлей, дай огоньку!- он вытянул «трубочкой» губы с зажатой в них сигаретой навстречу пламени поднесенной зажигалки судмедэксперта.- Представляешь, пацану двадцать три всего, работает у меня в спецгруппе без году неделя, а как сдал нормативы, а? Перевыполнил по времени и график, и суперграфик. Еще бы - из паркурщиков бывших, по собственному желанию - к нам... А ведь мы за этими маньяками три года ходили, как кот за мышью – ни единой тебе зацепочки,- добавил вместе с дымом не в тему. - Я вот все понимаю!- взорвался старлей.- Его паркур бывший, нормативы эти ваши нынешние, пальба холостыми… но какого он хрена полез на нож… сзади ведь группа омоновцев ломилась? Мог бы и подождать, ведь это же просто учения. - Не мог, видать, подождать, - вздохнул майор, выстрелив окурком сигареты в урну. – Здесь другое. А что он там, кстати, бормотал, когда его сквозь толпу на носилках катили? - Мне уже доложили - что-то вроде: «хай, мэны и гёрлы». - Выживет если – дурь уличную из него выбью окончательно. - Этот-то? Даже не сомневайся. Мужичок с ноготок Сказать, что у нас на Кубани суровые зимы – значит, навлечь на себя справедливую критику со стороны работников метеорологической службы. Слякотные – да. Промозглые, с пронизывающим насквозь студеным ветерком – в большинстве случаев. Но уж никак не суровые. Однако настоящие северяне не выживают у нас именно по причине этого самого студено-слякотного климата – самая настоящая правда. В один из таких вот проблематичных зимних деньков сидел я с удочкой в компании еще нескольких рыбаков на берегу речушки, которую мы прозвали Незамерзайкой. Это за то, что даже в десятиградусные морозы в одном из ее закутков, заросшим по берегу высоченными ивами, образовывались свободные ото льда участки – из-за мощных родников, бьющих из-под слоя ила. Да плюс еще шапка сплетенных ивовых ветвей вверху, перекрывающая доступ холодного воздуха… В общем, карась выходил на эти проплешины пожировать на свободе, да глотнуть свежего воздуха – вот тут-то мы его и прихватывали на короткие пятиметровые удилища с тонюсенькой чувствительной оснасткой. Неплохой карасик – с ладошку каждый. А что такое зимой карась для настоящего рыбака… об этом знает только настоящий рыбак. Сидим мы, значит, радуемся неплохому клеву, чертыхаясь каждый раз, как только приходит время менять мотыля – на холоде попасть малюсеньким крючком в эту тоненькую извивающуюся гадость, а тем более под ее головку, сложнее, чем верблюда пропихнуть в игольное ушко со всеми вытекающими отсюда последствиями. И под это вот жизнерадостное настроение прибывает к нам на берег пополнение. В виде семьи, состоящей из молодых родителей и их отрока – маленького карапузика лет четырех – пяти. Родители кликали его Игнатом. Расположилось семейство метрах в десяти-двенадцати от нас – основной массы, благо мест на берегу хватало. И расположилось основательно: молодой папаша, с уже наметившимся пивным брюшком, достал из принесенного рюкзака вышеозначенный продукт в количестве двух стеклянных бутылок и осторожно поставил их на примороженную землю возле большого камня. А на камень выложил газету с нарезанной на ней таранью. Мамочка между тем разматывала такие же, как у нас, удочки… Игнат, оставшись не у дел, послонялся по берегу, попутно шуганув короткой палкой местного котяру, на запах тарани неосторожно высунувшего морду из зарослей высохшего бурьяна неподалеку от их бивуака , затем вразвалочку приблизился ко мне и с интересом стал следить за процессом перекачивания очередного карася из речки в стоящее рядом ведро с водой. Когда ему и это занятие наскучило, Игнат задал вполне уместный, по его разумению, в подобных случаях вопрос: - Ну как лыбка, клюваиця? Я обернулся к нему, улыбнувшись как можно радушнее – чтоб не испугать ненароком пацана: - Это, друг мой, жареный петух кое-куда клюется, а рыба просто клюет. Понял? - Понял, клюваиця,- согласился Игнат, тут же потеряв ко мне всякий интерес. И так же вразвалочку пошел дальше по берегу, каждому из рыбаков задавая этот же вопрос. Те выкручивались, как могли, сочиняя на ходу различные варианты одинакового, по сути, ответа. Потом Игнат затих. А я с интересом уставился на поплавок, дергающийся от поклевки. - Пл-люх!- крупный камень-голыш шлепнулся в воду где-то за метр от меня. В отместку, из-за внезапно полученного стресса, я чуть не чебурахнулся в воду вслед за камнем. Поплавок, естественно, тут же успокоился. - Ах ты, гад!- я в ярости обернулся, думая, что это очередная «шалость» кого-нибудь из друзей – Игнат стоял рядом , с изумлением вытаращившись на расходящиеся по воде круги. - Я лыбку колмлю,- объяснил он мне свои террористические действа.- Папа колмит и я колмлю. Стобы клювалася. Я посмотрел – точно, его папа щедро сыпал в воду размоченный комбикорм, по ходу вожделенно оглядываясь на две стекляшки германского пива. Мама уже устроилась на берегу с заброшенной удочкой. А кто ж за вашим сынком следить будет, уважаемые родители? Я лично в няньки не набивался! Подобрав среди оголенных корней ивы подходящий, по комплекции и возможностям Игната голыш, я с дьявольской ухмылкой вложил его в ручку мужичка-с-ноготок. - Знаешь, я здесь уже достаточно накормил рыбок, а вот у твоей мамы они не клюваются… Через пару минут, услыхав отчаянные вопли обрызганной с ног до головы мамочки, я понял, что добился своего – на ребенка обратили внимание. - А ну, марш к рюкзаку и не отходи от него ни на шаг,- приказал сыну папашка. - Ты наказан, понял? - Понял,- согласился с ним Игнат. И затих, устроившись прямо на рюкзаке. Тем временем его родители, набрав в ведро воды, отошли от него метров на восемь дальше по берегу, пробуя выловить карася в разных местах промоин. Наконец, видимо, найдя уловистое местечко, тоже затихли. - Кись-кись-кись,- услыхал я вдруг за спиной. И, повернувшись на звук, понял, что опоздаю уже что-либо предпринять. Рыжий котяра, который не столь давно схлопотал по морде палкой от Игната, теперь с упоением дожирал остатки тарани из его же рук. В такой ситуации воспитанным людям полагается просто промолчать. Что я и сделал. - Игнат, иди сюда!- его папашка с ликованием размахивал над головой только что выловленным карасем приличных размеров. - Я зе наказан,- пролепетало бедное дитя, глотая подступившие вмиг слезы. - Уже прощен!- завопил папашка.- Видишь ведерко с водичкой рядом с собой? - Визу,- вновь согласился Игнат. - Молодец. Я нашел тебе работу: будешь брать рыбку у меня и мамы и бросать ее в водичку. Хорошо? - Холосо,- и на это был согласен Игнат. Дальше уже нам, рыбакам, было неинтересно, и мы вновь занялись своими карасями. И, как оказалось буквально через час, совершенно напрасно. Услышав через некоторое время вновь плеск воды неподалеку от себя, я обернулся на звук – кого же на этот раз «кормит» Игнат. Оказалось, не кого, а что. Речку кормил Игнат. Только что пойманной рыбой. Его родители настолько увлеклись частыми поклевками, что уже не давали сыну в руки пойманных карасей, а просто бросали их в траву на берегу. Игнат подбирал их и… аккуратно опускал в речку неподалеку от меня . Что в таких ситуациях делают воспитанные люди? Правильно – я отвернулся, сделав вид, что ничего не видел. А Игнат все носил и носил рыбу… - Та-а-ак, теперь можно и пивка попить,- папаша с хрустом потянулся, предвкушая пиво с воблой.- Да заодно посмотрю, сколько мы там натаскали карася – не меньше полведра должно быть. Как я понимал его состояние при виде пустого ведра лишь с водичкой в нем! - Где караси?- напустился папаша на Игната, едва отойдя от шока. - Я в воду опускал,- честно признался тот, глядя на него невинными глазенками. Ветви ив дрогнули от вселенского хохота, раздавшегося над рекой. И я догадался, что не в одиночестве наблюдал всю семейную драму, разыгравшуюся под боком у нас. И здесь папаша совершил еще большую оплошность, в растерянности задав сыну ненужный уже вопрос: - А вобла куда делась? - Лыбок поколмил и кисю поколмил,- все так же невозмутимо объяснил Игнат. Тут у нас и удочки из рук выпали от хохота… - Ты пивка, пивка глотни,- икая со смеху, посоветовал кто-то из рыбаков.- Должно полегчать, по себе знаю. - Некогда пиво распивать,- зло отрезал папаша, отступая к реке и прихватывая с собой ведро с водой.- Нужно наверстывать улов, чего уж там. После глотну . Сиди на рюкзаке и больше ни шагу отсюда!- приказал он сыну. - Ты снова наказан. - За сто?- задал вполне резонный вопрос Игнат, готовясь зареветь в полный голос.- Ты зе сказал – в водицьку… - Все, замри!- цыкнул на него папаша. И побежал к матери – доложиться. Игнат насупился, сел на рюкзак, машинально взял в руки одну из бутылок с германским пивом, так же машинально легонько стукнул ею о другую… - Цок, цок, цок!- разнеслось по берегу. Папаша на бегу оглянулся и ведро вывалилось из его руки, разлившись по мерзлой земле темным пятном. - Стой, стой, брось бутылку сейчас же!- взвыл он отчаянно, во всю силу своих легких. Игнат с испугом взглянул на метнувшегося к нему родителя, и поспешно бросил в сторону зажатую было в руке бутылку. И почти тотчас же раздался звон битого стекла - по закону подлости обе германские посудины нашли друг друга и разлетелись вдребезги, заливая мерзлую траву обильной пеной… Вы знаете, что такое юморная истерия у рыбаков? Это когда удочки валятся из обессилевших внезапно рук, дружное ржание нескольких десятков здоровых глоток смешивается с диким карканьем обалдевших ворон, мирно спавших до этого на ветках близрастущих дерев, а караси с выпученными глазами ломятся прочь от берега, ставшего вдруг слишком шумным… а значит, опасным. Все, на сегодня рыбалка окончена… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
