6

 

- Леший, ты чё уснул?- Лысый легонько пнул меня по ноге.

Легонько это для него, но он попал мне прямо по косточке с внешней стороны щиколотки, и я зашипел от боли. Но зато этот внешний удар нейтрализовал последствия внутреннего и вывел меня из ступора, в который я сам себя ввёл. Я же говорил, что Лысый мне пригодится. Он всегда мне помогает, даже когда об этом не подозревает. Какой-нибудь репликой, сказанной именно в тот момент, когда мне это надо, поддержкой, когда я в чём-то сомневаюсь, или, как сейчас, небольшим тычком, приводя меня в чувства.

Я мотнул головой, потом опустил руку за борт и, зачерпнув прохладной речной воды, плеснул себе в лицо.

- Видали, как мощно он думает, аж вспотел,- то ли с сарказмом, то ли с гордостью сказал Лысый.

- А я думаю, что Алексей просто всё понял,- спокойно возразил ему Вениамин Андреевич.

Понять-то я, может быть, и понял, вот только что делать с этим я не представлял. Мне нужно было время, что бы досконально всё обдумать и решить, что предпринять дальше, а сейчас мои мозги к этому были не готовы.

- Лёша, тебе что, плохо?- Маша сжала мою руку прохладной ладошкой и пыталась заглянуть мне в глаза.

В обморок я, конечно же, падать не собирался, но сердечко бухало, и озноб прошибал, потому что если та мысль, повергшая меня в нокдаун, была правдой, то наше положение было не просто опасным. Мы буквально ходили по самому краю бездонной пропасти, имя которой смерть. И к этой яме, не имеющей выхода, нас подтолкнул не дипломат с чужими долларами, а человек, помогающий нам, или делающий вид что помогает. Но больше этой пропасти я боялся другого, а именно того, что мои раны, полученные ночью на дороге, так быстро зажили. То, что раньше казалось чудом, сейчас обернулось проклятием и название этому проклятию - ОБОРОТЕНЬ.

Именно это слово горело на моём внутреннем табло.

Я перевёл свой, надеюсь не очень безумный, взгляд с беспокойного и от этого ещё более прекрасного лица Маши на спокойную, неприятную рожу Вениамина Андреевича и спросил, с трудом справляясь с сухостью во рту:

- Значит я тоже?

- Мне казалось, что вы поймёте это намного раньше,- в упор глядя на меня ответил тот.

- И что мне делать?

- Что-либо изменить уже невозможно. Поздно.

- Это всё, что вы можете сказать?

- Ну почему же,- Вениамин Андреевич пожал плечами,- Просто я считаю, что здесь не очень подходящее место и общество для такого разговора.

- Эй!- Лысый зло переводил взгляд с одного на другого,- А ну кончай шифровать! Объясните, мать вашу!

Не обращая на него внимания, я продолжил свои расспросы:

- И как это?

- Не смертельно,- усмехнулся Вениамин Андреевич,- И даже очень не смертельно, смею вас заверить.

- Для кого?

- Для вас конечно.

- А для них?

Вениамин Андреевич посмотрел на моих друзей, и я заметил в его взгляде то, что и боялся увидеть, а именно безразличие. Их судьба его не волновала. Он смотрел на них, если не как на добычу, то уж точно как на пустое место.

И тут я, неожиданно для самого себя, опустил руку под банку, на которой сидел, нащупал пистолет, поднял его и направил в голову Вениамину Андреевичу.

На лице того не дрогнул ни один мускул. Не меняя позы, он сидел под дулами моего пистолета и Вовкиного автомата и спокойно смотрел прямо мне в лицо.

- Лёша, ты что?- Маша отпустила мою левую руку и отодвинулась к противоположному борту и этим движением перекрыла Лысому линию огня.

Лысый тут же стал вставать на ноги, что бы, не дай бог, не задеть её, если вдруг придётся стрелять. Лодка чуть покачнулась.

В следующий миг Вениамин Андреевич резко подался влево, одновременно прячась от моего пистолета за Ольгу, всё это время, молча сидевшую между нами, и ещё больше раскачивая лодку. Одной рукой он толкнул Ольгу на меня, да так сильно, что девушка, как пушинка, слетела с банки и с криком упала мне на руки. Стараясь поймать её так, чтобы не угодить пистолетом ей в голову я услышал громкий всплеск, которому предшествовала отчаянная ругань, и понял что Лысый, не удержав равновесия, плюхнулся за борт вместе с автоматом.

Как можно деликатнее, но в то же время как можно быстрее я отодвинул Ольгу в сторону и тут же получил тяжелейший удар в ухо, как кувалдой долбанули. В голове, точно в колоколе, загудело так громко, что перекрыло все внешние звуки. Затем и изображение пропало от того что наш бравый капитан заехал мне в лоб. Но соображать я пока мог и довольно не плохо. Наугад, в полной темноте, я выкинул левую ногу вперёд и почувствовал, как она врезалась в колено Вениамина Андреевича. Он повалился на меня, успев двумя руками садануть мне в грудь. Тут уж и дыхание спёрло, но стало возвращаться зрение.

Лучше бы я остался слепым.

Несколько мгновений я думал, что это резкость ещё не до конца восстановилась, но потом понял - глаза мне не врут, и буквально застыл от ужаса.

Схватив меня за горло, Вениамин Андреевич наклонился надо мной, только человеческого в его лице с каждой секундой оставалось всё меньше и меньше. Овал головы из вертикального постепенно становился продольным, из-за того что челюсти и нос выдвигались вперёд. В полуоткрытом рту, который становился всё шире, удлинялись и заострялись зубы, превращаясь в два ряда заточенных резцов, четыре из них, по два сверху и снизу, росли быстрее других, оформляясь в клыки, в глубине, уже пасти, а не рта, пульсировал толстый розовый язык. Ноздри стали шире и тоньше, кончик носа потемнел и покрылся маленькими капельками влаги. Уши заострились к верху и поднялись почти на самое темечко. Они просвечивали на ярком солнце, и я видел, как по тонким венам толчками бежит кровь, но через секунду они потемнели, покрывшись волосами, которые густо и быстро росли по всей морде. Скоро кожу уже совсем не было видно из-за густой грубой шерсти. Большие, круглые, непроницаемо-чёрные зрачки зло вперились в меня, вызывая чувство дежа-вю. Руки на моём горле тоже менялись. Я, конечно, этого не видел, но ощущал, как растущие когти царапают мою кожу, а сами ладони грубеют и давят всё сильнее и сильнее. Рукава пиджака сначала надулись, а потом с громким треском лопнули по шву, открывая покрытые шерстью лапы.

По большому счёту он мог меня и не душить, я и так задыхался от ужаса и совершенно ничего не соображал. Я не видел и не слышал, как вынырнувший Лысый, стоя по грудь в воде, кричал оцепеневшим от страха девчонкам, что бы они пригнулись, но те, видимо, тоже, как и я ничего не слышали, а видели только разворачивающийся перед ними кошмар. Понимая, что от девчонок ничего не добиться, Вовка, с трудом вытаскивая ноги из ила и погружаясь всё глубже, продвинулся к корме и, тщательно прицелившись, нажал на спусковой крючок.

Вот выстрел я услышал. Только для меня он прозвучал так, как будто у меня над ухом самолёт преодолел сверхзвуковой барьер. Пуля попала Вениа... То есть оборотню в пасть, искрошила несколько зубов и почти оторвала толстый язык. Чудовище зарычало, отпустило мою шею и стало поворачиваться в сторону Вовки. Лысый выстрелил ещё два раза, но пули, с громкими шлепками впивающиеся в тело оборотня, казалось, не причиняют тому никакого вреда. Монстр только вздрагивал и рычал ещё громче. Четвёртым выстрелом Вовка попал ему в голову, точно между глаз. Я видел, как череп сзади раскрылся, словно бутон тюльпана, и из дыры вылетели осколки кости и куски мозга. Рык тут же прекратился, оборотень, какую-то пару секунд ещё постоял, а потом медленно опрокинулся за борт. Его туша тут же всплыла на поверхность, и Лысый всадил в неё ещё три пули, каждым выстрелом отталкивая его подальше от лодки. Труп выплыл из заливчика и, подхваченный течением, поплыл вниз по реке.