Крупные мохнатые снежинки роились в свете фонарей, ложились ровным слоем на подоконник, засыпали улицу. К утру грозили вырасти сугробы… Саша Васильева стояла у кухонного окна и задумчиво наблюдала, как город поспешно наряжается к новогодним праздникам.

А вообще хорошая зима выдалась – морозная, снежная. Не то, что в прошлом году. И в позапрошлом, и в поза-позапрошлом. Да и вообще, сколько зим Саша успела запомнить за свои неполные тринадцать лет – столько было слякоти грязи и сырости. Бывали, конечно, и снег, и мороз, и даже иногда одновременно – но, увы, совсем-совсем нечасто. А уж новогодние праздники, повинуясь закону подлости, «радовали» первосортной слякотью, а то и вовсе нешуточным дождиком. Но этот год – исключение, так и мама говорит. По словам мамы, во времена ее детства все зимы были такие, как эта, а выпавший в декабре снег непременно долеживал до марта. Может, конечно, мама и преувеличивает. Она на такое в принципе способна.

Из духовки донесся приятный запах пирога. Замечательно, а елку еще неделю назад нарядили, значит, Новый год обещает быть как в кино – со снегом, елкой, пирогом и подарками.

 

Хорошо, наверное, маме было в детстве. Лыжи, коньки, огромные снежные горы… В памяти Саши резво всплыл утренний разговор с подружкой Альбиной. Точнее, это был монолог Альбины, доказывавшей, что у «предков» не было ни компов, ни видео, ни даже нормального телевидения, а стало быть, жизнь их была полный отстой, и одевались они отстойно, и музыку слушали отстойную, и мыслили соответственно тоже отстойно. Вот потому они сейчас такие зануды и моралисты, что в молодости не знали никакой радости, а, наверное, целыми днями скучали. Да, примерно такой смысл имела речь Альбины, состоявшая в основном из возгласов и междометий.

 

Саша ничего не ответила Альбине, хоть и не была с ней согласна. Она просто не созрела тогда еще для достойного ответа. Но целый вечер был посвящен размышлениям. Безусловно, в прошлом веке люди тоже и радовались, и развлекались, и Новый год праздновали, причем наверняка не хуже, чем сейчас. Саша попыталась представить себе новый… да хотя бы 1949 год – как его праздновали? Война закончилась, а вот разруха – вряд ли…

 

Неожиданно перед глазами девочки предстала очень четкая картина: маленькая комнатка общежития, четыре узких койки, аккуратно застеленных покрывалами. Топится в углу небольшая печка, а посередине накрыт праздничный стол, маленький и небогатый, с еловой веточкой, вставленной в бутылку. Единственное, что успевает запомнить Саша – дымящуюся отварную картошку, кокетливо украшенную тонкими, прозрачными ломтиками соленого огурца. А еще в комнате две молоденьких девушки, не намного старше Саши. На них длинные юбки, простые вязаные кофты, у одной на голове теплый, обернутый вокруг шеи платок, из-под которого выбивается светлая прядь. Голова второй непокрыта; у этой второй черные косы и явно восточные черты лица. Девушки еще суетятся вокруг стола, подшучивают друг над дружкой, хихикают. В комнату входит третья, годами постарше, и с веселой улыбкой ставит у печки ведро угля, после чего захлопывает за собой дверь и снимает с головы старенький платок, под которым обнаруживается высокая прическа.

 

- Ну что, пора и к столу? – спрашивает она, ополаскивая руки под навесным рукомойником. Ее тон больше бы подошел радушной хозяйке богатого пиршества.

 

- Подождите! – говорит вдруг Саша. – Я сейчас за шоколадом сбегаю.

- Ну, беги, только быстренько, - кивает старшая. – Может, все-таки мне с тобой пойти?

Но Саша небрежно мотает головой и выскальзывает за облупленную дверь в темный коридор.

 

Картинка перед глазами исчезла, и Саша тряхнула головой, прогоняя остатки наваждения. Да уж, буйная у нее фантазия, ничего не скажешь. Должно быть, когда-то в раннем детстве насмотрелась советских фильмов, вот и лезут картинки такие в голову. Да еще и с ее участием! Честное слово, Саша и в мыслях не имела вмешивааться в ситуацию, а уж тем более думать о каком-то шоколаде. Само собой получилось, вот уж глупости!

 

А тем временем мама вынимала пирог из духовки:

 

- Хорошо пропекся, вот и славно! Не стыдно будет и на стол поставить. Пойдем завтра праздновать к тете Алле.

 

Это была хорошая новость для Саши. Она любила ходить в гости к своей двоюродной тете Алле, а уж в такой праздник там соберется неплохая компания, будет интересно и весело, иначе у тети Аллы просто не бывает! И девочка с приятным предвкушением стала думать о завтрашнем дне.

Однако представшая в воображении картинка не давала покоя. Если сразу Саша сочла ее плодом своей фантазии, то чем больше думала о ней, тем больше сомневалась в этом. Вообще-то ее интересовало, как отмечали когда-то праздники в семье, в квартире, а вовсе не в какой-то общаге! К тому же кто идет за шоколадом так поздно, вряд ли тогда существовали круглосуточные магазины, это все бред и глупости, меньше телевизора смотреть надо…

 

Девочка резко поднялась со стула: ну зачем она сейчас, спрашивается, врет сама себе? А, зачем? Себе врут те, кто морально не готов к правде. А правда… Правда в том, что эти три незнакомых девушки теперь уже кажутся Саше ее подругами,верными, настоящими подругами, с которыми она сто лет знакома! Она не может назвать их имен, но уверена, что прошла с ними огонь и воду…

 

Блажь, конечно, но сколько Саша ни твердила себе, что это лишь проделки фантазии, а все больше ловила себя на мысли, что ей так хочется в ту наверняка очень снежную зиму, к той печке и небогатому столу, к трем своим незнакомым подругам.

С такими смутными мыслями, обзывая саму себя сумасшедшей, Саша и отправилась спать.

 

Утро последнего дня в году началось для нее со звонкой телефонной трели:

- Алло, Сашка! – раздался в трубке жизнерадостный голос Иры, Сашиной подруги еще с детского сада. – У меня крутая новость! Вечером собираемся гулять у Маринки, у нее предки отчаливают на всю ночь к родакам, так что хата полностью наша! Будут все – Карина, Ксюта, Малая, Альбус, мальчиков можно пригласить…

 

Ирка еще трещала в трубку, а Саша мысленно переводила: Альбус – это Альбина, а Малая – надо полагать, Вика. Или Лера…

 

- Желаю вам хорошо отпраздновать, - суховато ответила в трубку Саша.

 

- Это в смысле – тебя не будет? – опешила Ирка.

 

- Да, не будет. Новый год, как известно, – праздник семейный, и мы всей семьей идем в гости к тете…

Саша поняла, что дальше ее не слушают. На том конце провода Ира объясняла кому-то: «Офигеть! Ее не будет! Она с предками куда-то катит…» Было слышно, как чей-то голос ответил: «Да она вечно с прибабахами!» И пренебрежительное Альбинино: «Фу, отстой!» И только после этого понеслись короткие гудки.

 

Не сказать, чтобы Саша расстроилась. Ее подруги надолго не обижаются. Потом встретятся и будут общаться, как ни в чем не бывало. А вообще у них свои интересы, свои тайны, связанные с модой и мальчиками и совершенно неинтересные Саше. Так что быть для них отстоем – не трагедия.

 

Тем более, что Сашу сегодня одолевали совсем другие мысли. А вдруг то, что она вчера себе вообразила, когда-то происходило на самом деле? А почему бы и нет - сценка была вполне реалистичной.

 

Так размышляя, она помогала маме готовить оливье, убирала квартиру, развешивала оставшиеся гирлянды. А когда начало смеркаться, мама с доброй улыбкой объявила:

- Ну все, друзья-приятели, собираемся в гости!

 

- Ур-ра! – по-детски отреагировал папа.

 

А Саша неожиданно для себя самой заявила:

 

- Извини, мама, но… Мы тут решили отпраздновать Новый год с подружками у Марины. Можно?

 

Мама с папой переглянулись:

 

- Вот и дождались – выросла дочка! – засмеялся папа. – Свои интересы, своя компания.

- Ну что ж, - ответила мама. – Думаю, можно и разрешить. Только…

 

Дальнейшие минут десять Саше пришлось выслушивать советы, напутствия, предостережения… А когда родители, пожелав ей счастливо отпраздновать, уехали в гости, девочка заперла за ними дверь.

 

- Вот, - сказала она наряженной елке. – Будем мы с тобой вдвоем праздновать.

 

Зазвонил телефон. Саша не стала поднимать трубку. Наверняка это подружки. Пусть думают, что она уехала с родителями в гости. Впрочем, телефон издал только три звонка, после чего звонивший потерял терпение и бросил трубку. Точно, подружки.

 

А теперь…

 

Саша не представляла своих дальнейших действий, лишь смутно догадываясь, зачем она сегодня так поступила. Немного поразмыслив, она набрала воду в ванну. Потому что гениальные идеи посещали в ванной не только Архимеда. Саша давным-давно заметила: ответы на сложные задачи и просто хорошие идеи приходили ей в голову именно тогда, когда она нежилась в ванне, даже ни о чем таком не думая. Причем нужна была именно ванна, а не торопливый, поспешный душ, хороший только для предстоящей беготни.

 

И теперь…

 

Девочка выбралась из воды, не вытираясь, натянула на себя одежду, подошла к окну. Выпавший вчера снег искрился в свете фонарей, уже совсем стемнело. То, что со вчерашнего дня пыталось достучаться до ее сознания, теперь нашло дорогу.

 

Значит, теперь и она найдет дорогу.

 

Шапка, куртка, сапоги… Ключ в замке двери. Полутемная лестница.

 

По свежему хрустящему снежку Саша направилась к автобусной остановке. По дороге завернула в магазинчик и купила большую, граммов в триста весом, шоколадку с фундуком. Для чего – сама еще не знала. Наверное, потому, что любила фундук.

 

Автобус подошел на удивление быстро. Он был полупустым, а немногочисленные пассажиры, все сплошь нарядные, везли торты и подарки в ярких пакетах и коробках. Саша плюхнулась на свободное место у окна и уставилась в сияющую новогодними огнями ночь. Она знала, на какой остановке ей предстояло выйти, а дальше… Дальше подсказать дорогу должно это новое чутье, пробудившееся сегодня.

 

Мелькали за окном деревья, знакомые с детства кварталы, по которым она любила гулять с подружками, а чаще одна. И неожиданно нахлынуло чувство счастья. Саша не могла объяснить, чем оно вызвано, а просто любовалась огнями и тихо радовалась.

 

Вот и ее остановка. Площадь Свободы, так она называется. И является пересечением трех дорог, не считая всяких мелких. Когда-то Саша приезжала сюда с мамой по каким-то взрослым делам, но это было довольно давно, и теперь она мало что здесь помнила. Но это неважно, важно не думать, совершенно не думать о дороге, а предоставить выбор маршрута интуиции.

 

Вот сюда. Саша уверенно, словно всю жизнь здесь ходила, зашагала вдоль ряда старых частных домиков. Вскоре слева появились из темноты две двухэтажных «сталинки», а за ними виднелись другие такие же. Тут в памяти Саши всплыл давний разговор с мамой, когда они несколько лет назад шли мимо этих зданий, только с другой стороны. Мама тогда говорила, что это общежития горного техникума, возвышавшегося чуть поодаль. Да, это были общежития, и девочка внутренне напряглась, ожидая, к какому из них ей предстоит свернуть.

 

Между тем справа ряд одноэтажных домиков сменился парой однотипных пятиэтажек-хрущевок. И Саша поняла: свернуть надо именно здесь, между ними. В голове мелькнуло, что раньше на месте этих громадин были совсем другие дома, и вообще все по-другому. Хорошо, что хоть дорога осталась на прежнем месте, и вот здесь нужно срезать угол.

 

Двор пятиэтажки был темен, и только свет из окон немного разгонял этот мрак. В другой раз Саша ни за что не пришла бы сюда одна – мало ли хулиганов? Но сегодня…

 

Где-то здесь должна быть дорожка наискосок через двор. Да вот она, уже протоптана между свежими сугробами.

 

Дорожка вела под навесными газовыми трубами («Да не было их тут!») и ныряла куда-то за заросли. Осторожно, чтобы не зацепиться, Саша обошла их. Куда она идет, интересно?

 

Кустарник кончился. Вот оно. Прямо перед Сашей возникло еще одно общежитие, ей было хорошо видно табличку. Это общежитие походило на предыдущие – такая же сталинка в два этажа и с двумя подъездами… То есть нет, ошибочка, подъезд здесь один. Второй явно когда-то был, от него остались ступеньки крыльца, такие же, как у первого, но вместо двери красовалось старое деревянное окно такого же формата, как и все остальные в этом здании.

 

Саша засмотрелась на эти окна. Некоторые из них светились, в них были видны еловые ветки и переливались разноцветные гирлянды…

 

Слезы подступили к глазам Саши. Все знакомое, все родное!

Ноги сами повели ее к подъезду… то есть к тому бесполезному теперь крыльцу, где вместо двери было окно. «Был вход – теперь окно. Глухое, даже форточки нет, не войти, не войти никак», - промелькнуло в голове у Саши.

- Ну вот и я, девочки, - тихо сказала она вслух. Череда странных видений пронеслась у нее в голове – удивительных, до боли знакомых, и все заканчивались одинаково – темный коридор, мрак. Что-то страшное, но что – Саша ни разу не успела понять.

 

- Да, да. Да. Все это так, - пробормотала она. – Но я все же принесла шоколада.

Девочка вынула из сумочки большую плитку, не удержавшись, отломила от нее уголок, где было побольше фундука, и съела, а остальное аккуратно положила на развернутой фольге на стол… то есть не на стол, а на широкий подоконник.

За стеклом было темно, только виднелись блесточки дождика, висевшего на стене. Саша покосилась на открытую дверь второго... то есть единственного теперь подъезда. Рядом с ним стояла машина, пустая, но с освещенным салоном. Еще не хватало, чтобы ее здесь кто-нибудь заметил!

 

Девочка спрыгнула с крыльца и уверено зашагала к автобусной остановке. Но не дворами, а освещенными улицами, хоть так было и дальше. Больше ей ничего не грезилось, загадочное чувство оставило ее, но Саша понимала – не зря все было, нет, не зря!

 

А красота какая вокруг! Окна домов сияли гирляндами, огромная наряженная елка посреди площади Свободы манила россыпью тысяч мельчайших белых огней, в морозном небе горели крупные звезды…

 

Оказавшись дома, Саша задумалась. Только семь вечера – она еще успеет хоть в гости к тете, хоть к подружкам не вечеринку, куда захочет. А не хотелось никуда. Хотелось стоять вот так у окна рядом с наряженной елкой, на которой Саша уже успела включить гирлянды. Смотреть в окно на салюты и думать, думать. О странном приключении, которое – в этом она была уверена – вовсе не было плодом фантазии. О жизни как таковой, - как она все же прекрасна, настоящая живая жизнь, как хорошо что... что она есть! Некоторым кажется плохой, ну да все познается в сравнении...

 

Саша так никуда и не пошла. Налюбовавшись салютами, девочка прилегла на диван – так лучше думается! – и вскоре уже спала крепким сном.

В какой-то момент, на границе сна и яви, ей послышались тихие слова: «Все будет хорошо. И спасибо тебе.»

 

Девочка не успела удивиться, потому что сразу же провалилась в сон, - девочка Саша неполных тринадцати лет от роду, в будущем – доктор историко-археологических наук Александра Васильева-Терн…

А за окном снова начинался снегопад.

 

Утром первого января в женском общежитии номер один раньше всех поднялась старенькая сторожиха баба Зина. Толкнула под бок свою соседку, недавно устроившуюся сюда уборщицу Наташку:

- Вставай, нечего разлеживаться!

- Праздник же…

- Праздник не праздник, а снег откидать надо. Вишь сколько навалило!

 

Женщины быстро откидали снег от входа, а потом баба Зина, подслеповато прищурившись, уставилась в сторону окна, заменившего дверь второго подъезда.

 

- Что там, баб Зин? – повернулась в ту сторону и Наташка. Старуха, не ответив, поспешила туда и вскоре вернулась, неся в руках большую надломленную с одной стороны шоколадку.

- А это нам дед Мороз гостинец принес! – улыбнулась она. – Иди, Наташ, ставь чайник.

- Но откуда этот шоколад? – недоверчиво спросила та. – Кто его здесь оставил и зачем? И можно ли его есть?

- Кто оставил, не знаю, а есть можно, не беспокойся. Не отравлено, уж поверь.

Женщины отнесли лопаты в каморку и пошли пить чай.

 

Если бы Саша когда-нибудь порасспросила бабу Зину, то старая сторожиха, по паспорту Фазина Исметовна Юсупова, могла бы рассказать ей много интересного.

 

- Да уж, был тут переполох когда-то, - сказала бы она. – Полвека назад было, а то и больше, но точно года не скажу. Мы с девчонками тогда учились, наверху в комнате жили. А близенько в частном секторе – его снесли уж давно, вон там был, где пятиэтажки теперь – проживала одна лихая семейка, что приторговывала разными вещами втихаря. Продуктами, тряпками. Говорили – краденое продают, ну да точно никто не знал. У них что хошь достать можно было, и приходи хоть днем, хоть ночью, были бы денежки, то все тебе будет. Вот и мы, девчонки, порой туда заглядывали. Так вот, говорю, был праздник, и хотели мы, чтоб сладкое непременно на столе стояло, шоколад чтоб был. Нечасто мы в те годы сладким баловались. А денег – под расчет, как назло, ни копейки лишней. Вот одна девочка из нашей комнаты – эх, жаль мне ее, а имени вспомнить не могу, - обратилась туда, дайте, мол, в долг, мы все отдадим через время. Там можно было иногда так договориться. А ей и ответили – приди, мол, попозже, вечерком, тогда и будет тебе шоколад, дадим в долг, так и быть. А пока нету. Ну, она и пошла вечерком. Как вышла – так больше ее никто и не видел. Только весной в овраге нашли... И никто ничего, как водится, не знал, так и не раскрыли это дело. А потом наша начальница в том же году распорядилась вторую дверь замуровать и окно на ее месте вставить, да чтоб обязательно без форточки было. Зачем оно ей понадобилось – теперь уже не спросишь, нет ее, начальницы-то, давно. И подружек моих нет. Одну болезнь тяжелая в могилу свела, на фронтах полученная, другую – несчастный случай на заводе. А я вот до пенсии доработала, да чтоб не скучать, детям и внукам не надоедать, устроилась сюда сторожихой, тут и живу.

А шоколад с тех пор каждый раз в новый год тут находят. Кто его приносит – ни разу не видели. Еще до меня сторожиха тут работала – так говорила, не было такого года, чтоб без шоколада. Она его ела, не опасалась, и я теперь ем спокойно. Вкусный.

 

Так бы она и рассказала. Но только не довелось Саше в жизни ни разу с бабой Зиной встретиться. Каждая сохранила свой осколок тайны. Свой кусочек шоколада.