...Из меня вышло самое важное и

главное - романтика юности и воинский дух...

 

«Господи, куда бы спрятаться от всей этой дури? Опять эти дурацкие политзанятия. А потом: «Ать-два! Aть-два! Левой! Левой! Ать-два! Правой! Правой! Ать-два!» Даже в курилке не спрячешься. Здесь солдаты несут такую ахинею, что уши вянут. В сортир пойдёшь, только устроишься над очком, а тут команда: «Лейтенант Зелепукин, на выход! К командиру роты! И так до рвоты каждый день, триста шестьдесят пять дней в году…» – размышлял лейтенант, сидя в курилке третьей роты, прикрыв глаза.

 

Мысли улетали так далеко, что он не услышал команды к построению, и лишь лупнул глазами от резкого вскрика командира роты:

- Лейтенант Зелепукин, вы что, глухой?

- Никак нет, товарищ капитан.

- Почему же вы не в строю? Или вас не касается команда командира?

- Я не услышал команды.

- Все услышали, а вы нет. Вы что, игнорируете командира?

- Никого я не игнорирую. А не услышал команду, потому что задумался.

- Как это - задумался? Вы разве не знаете, что в армии думать не положено?

- Человек - существо думающее, - отвечает лейтенант.

- Так то человек, а мы - военные. Вы что, разницы не понимаете? Чему вас в училище, Зелепукин, учили?

- Беспрекословно выполнять приказы командиров.

- Ну вот, оказывается, помните. И чтобы я больше не слышал вашего «задумался». Командир взвода личным примером должен вдохновлять подчинённых, а не задумываться. Вам всё ясно?

 

Лейтенант Зелепукин согласно закивал головой.

- Вы что, лошадь? Как надо отвечать на замечание старшего начальника? – зазвенел голос командира.

- Так точно, товарищ капитан, ясно – не задумываться и по-лошадинному не кивать!

Солдаты, сержанты и офицеры роты захихикали. Ротный приказал:

- После занятий прочистите уши и зайдите ко мне, а сейчас встаньте в строй.

- Ну вот, опять начнёт мозги компостировать: «В вашем взводе бардак. Иванов нажрался и наблевал Петрову под подушку, у Сидорова ни одной пуговицы на матне, а у Федякина на шинели хлястика нет… А как я из кожи вон лез, чтобы стать офицером и членом партии!» – с презрением и тоской подумал лейтенант и встал в строй.

 

Дни, как тягучая патока, текут по замкнутому кругу. От завтрака до обеда всякие занятия, а после обеда то читка приказов, то партийное собрание, то офицерское. Из расположения роты ни шагу! Занимайся с личным составом и жди! – Вдруг из штаба батальона какая-нибудь команда поступит! «Каку» может и не придумают, а ты закаляй волю в тягомотине ожидания. И какой же радостный миг, когда разрешено покинуть расположение части! Как пробки из бутылок, вылетают сверхсрочники и офицеры из своих подразделений, галопируя к воротам КПП. Бегут, как угорелые, хватануть по кружечке пивка с товарищами по оружию, а там, как получится, прежде чем в расположение семьи или общаги податься. У семейных тыл прикрыт – у них жена на хозяйстве с детьми, можно и не спешить домой, а холостякам вообще спешить некуда. Утолив жажду, холостяки «раскрутятся», говорят же, что свинья грязи всегда найдёт. Почему бы и не утопить в хмельном веселье тяготы и лишения?! Правда, утром голова

трещит, но то, как говорят старшие офицеры, трудно только первые двадцать пять лет, а потом будет легче. Тренировки – залог успеха против трещания головы.

Спросите, и любой армейский кадр скажет вам, что достиг высоких званий благодаря постоянным тренировкам с товарищами по оружию, а обмывать каждую звёздочку в водочке – это как контрольная проверка на пригодность к повышению в чине.

И, если ты, «принимая на грудь», ещё и задумываешься, как лейтенант Зелепукин, - дальше Ваньки взводного тебе не светит.

 

И он это понял. И улетучилась из него романтика блистательного офицера, армейский быт стал поперёк горла, он как бы перестал быть, а только существовать в войсковом организме, как аппендикс или гемморой, обеспеченный воинским довольствием. Залепукин стал всё чаще и чаще задумываться, как и на этом партийном собрании, на котором разбиралось личное дело капитана Пузанова, жена которого в примерочной магазина напялила на себя три пары трусов, два бюстгалтера, юбку и платье, а её застукали при выходе.

- Пузанов, вы член партии, а ваша жена - воровка. Как так можно? – вопрошает замполит.

- Она крала, она пусть и отвечает, – пытается защититься капитан.

- Она не член, а вы член партии. С вас, как с члена, и спрос. Ответственность за политико-воспитательную работу в семье с вас никто не снимал. У вас трое детей и, если вы не прекратите воровство, то чего хорошего ждать от них?

 

«А я то тут причём? – думает коммунист Зелепукин. – И почему Пузанова только чехвостят? Почему никто коммуниста Мудяника не спрашивает за политико-воспитательную работу в семье, а его жена каждый день по магазинам шляется и ковры на горбу таскает домой навиду у всех? Да пошли они все!» – в сердцах вздохнул лейтенант и в думках так увлёкся, что и не заметил, как сжав кулаки, начал их крутить между собою. И так, и этак крутит, но что-то, видимо, не получается, и он вновь крутит кулаки один вокруг другого. А собрание шло, как обычно: закончили персональное дело Пузанова, ему обьявили выговор без занесения в учётную карточку, перешли к делу коммуниста Зелепукина, но тот так увлёкся, что и не обратил на это внимания. Партийные коллеги, видя чем занимается Зелепукин, начали хихикать.

Замполит зачитывает:

- Коммунистом Зелепукиным запущена боевая и политическая подготовка личного состава взвода. Халатное отношение к своим служебным обязанностям привело к снижению дисциплины личного состава взвода и другим негативным проявлениям.

Никто замполита уже не слушал. Все взоры коммунистов были обращены на Зелепукина. А тот всё крутил и крутил кулаки.

- Коммунист Зелепукин, чем это вы занимаетесь? – спрашивает замполит.

- Вас что, не интересует ваша дальнейшая судьба?

Тот молча продолжает возню двух кулаков.

- Вас спрашивают, лейтенант Зелепукин! - раздался голос комбата.

- Чем это вы занимаетесь, когда рассматривается ваше персональное дело? Или вам это до лампочки? Чем забита ваша голова?

- Голова забита, а чем - не скажу! - отвечает лейтенант.

- Как это вы не скажете?

- Это мой личный интерес и к службе никакого отношения не имеет.

- Какие могут быть в армии личные интересы? Вы на службе находитесь. Все ваши мысли должны быть направлены на улучшение боевой и политической подготовки, - строго сказал комбат, - А вы тут кулаки крутите. О чём вы думаете, Зелепукин? Говорите!

- Это у меня очень личное.

- В армейском коллективе ничего личного быть не может. Так что отвечайте и не выделывайтесь перед товарищами по партии и службе. Я вам приказываю!

- Да я вот думаю, как это ёжики сношаются, товарищ майор? – признался лейтенант, крутя кулаки один вокруг другого.

Хохот офицеров-коммунистов долго не покидал собрание. Теперь, при встрече с ним, все улыбались и говорили: - Классный парень, ёжиков спаривает!