Вот, припомнила школу, и заснуть не могу... Вертелась, вертелась, решила ещё повспоминать.

1964 "хрущёвский" год. Я с рюкзаком за спиной "топаю" по просёлочной пыльной дороге со станции Пильшино до одноимённой деревни. Всего 45 минут нормального хода. От Брянска до станции тоже не более часа пригородным поездом. Почти рядом с домом.

Можно каждый выходной повидаться с матерью, братом и сёстрами, сходить в баню, библиотеку, кино, даже драмтеатр; в общем - вот тебе все доступные блага цивилизации. Скажите, что человеку надо? Распределили (обеспечили рабочее место), школа хоть и сельская, восьмилетка, но новая, многокомплектная (в параллелях - по 2-3 класса). Кайф!

Моя подруга, проработавшая много лет директором примерно такой же школы в Орловской области, говорит, что сегодня в её школе осталась небольшая горсточка детей - человек шестнадцать... А финансирование собираются планировать по количеству учащихся!!!

Меня определили на квартиру к бабе Сюне (может быть - Аксинья?). Угол за занавеской,

где стол с моими тетрадками и книжками, коечка, на которой - доски (чтобы не было остеохондроза!). Рядышком - полугодовалая внучка Олюшка, в подвешенной на крюк люльке. Мне доверяли качать зыбку, когда хозяйка была на ферме, а старенькая бабушка не могла слезть с печки. Олюшку "подкинула" дочка бабы Сюни, Валентина, по деревенскому прозвищу - Кыпка. Кыпка работала вместе с мужем Колюшкой на Брянском автозаводе, они

ожидали квартиру и жили в общежитии. Это, собственно, судьба всех жителей подгородчины. Селяне практически поголовно перекочевали в город. Когда же в девяностые производство остановилось, искали заработки на рынке или в Москве (сколько из неё вернулись живыми, никто не знает...).

Вообще, мы жили дружно. Я привозила из города (мама получала по карточкам и делилась со мной) пшено, редко - манку (давали только дошкольникам), кой-какие жиры, запаха которых я трудом выносила. Картошка и капуста у бабы Сюни были свои, хлеб она тоже пекла в печке (в село практически не завозили).

Так мы и питались. Каждый день были "капуста" (щи с тем комбижиром, из маминых припасов), на второе - похлёбка. Хозяйка шутила:"суп кандей из тридцати мудей". Я долго разгадывала, что сие означает... Мяса, естественно, в нём не было, но заправляли молоком. И так прошли осень и зима.

Но не всё было так однообразно. Время от времени хозяйка готовилась к встрече дочки и зятя. Процесс подготовки, т.е. выгонки самогона, я с точностью не запомнила, но не забуду запаха браги (фу, какая гадость), ни снятия пробы:"Во, гляди, Ленушка, чистый, как слеза, хоть пригуби", ни того, как бутыли с самогоном прятали под мою койку (очень хотелось их разбить). Потом приезжали долгожданные гости. Колюшка напивался и начинал гонять и жену, и тёщу. Олюшка кричала в крик, я её успокаивала. (Не приведи бог такого мужа!) К утру он трезвел, плакал и просил прощения.

Были и другие развлечения. Накануне Рождества баба Сюня привела соседку Клаву,

работавшую в школе уборщицей, молодую женщину, и давай уговаривать меня походить по деревне с колядками. "А если узнают школьники? Прохода не будет, задразнят..."

Но мне выдали тулуп, вывернутый наизнанку, под него подсунули надутого резинового крокодильчика. Я соорудила маску на лицо, надела огромные мужские валенки. Поскольку

мне почти ничего не было видно, меня водили под руки с двух сторон, били по пузу палкой, и я хриплым низким голосом выкрикивала колядки. Ох, и тормошили же меня, поворачивали к свету, но так и не узнали. В узком кругу (а знали моё настоящее лицо только баба Сюня и Клава), я имела бешеный успех. А пацаны, как ни крутились, как ни срывали маску, так и остались в недоумении. Вот так-то, детишки-шалунишки, знай наших!

Учителя - не люди, что ли?

Вообще-то я строгого маминого воспитания, а мама в молодые годы была учителем. И взгляд, который мне достался от неё по-наследству, бывает жуть какой серьёзный. Моя младшая сестрёнка, которой "повезло" попасть ко мне в девятом классе (это я уже работала математиком после института), и которой я по-родственному "лепила" троечки,

много позже мне говорила:"Ну и взгляд у тебя. Даже если и знаешь урок, всё равно растеряешься". "Ладно, Маш, не всегда же я такая вредная",- отбивалась я. Честное слово,и раньше, и сейчас даже, бываю очень и очень не сурьёзная...

Однажды муж Клавдии (жили они через дом от бабы Сюни) заводил свой мотоцикл "Ковровец". Легковых машин в то время в селе ни у кого не было, а вот мотоциклы у самых

самостоятельных - состоятельных водились.

Может быть мужику захотелось пококетничать с молоденькой училкой, не знаю, но только

он сам предложил мне прокатиться по деревне.

"Так я же не умею",- растерялась я.

"А на велике?"

"На велике - всегда пожалуйста".

"И на мотоцикле не трудно, нужно только..." И стал показывать, как заводить, чего подкручивать, как переключать скорости, как тормозить... Клава стояла рядом и неодобрительно поглядывала на мужа. Я уже и сама хотела отказаться, но вот какой-то

бес подтолкнул меня к этому чуду техники. Села, вспомнив наставления, и понеслась по деревне.

С ума сошедшие куры вылетали из-под колёс, я судорожно сжимала руль, боясь их раздавить; тут сбоку выбежал дурной поросёнок, я шарахнулась от него, чуть не упала вместе с мотоциклом. Когда, сделав круг, я подъехала к соседу, за мной нёсся клубок деревенских собак, лаявших так, будто в деревне объявилась банда воров. Руки и ноги мои тряслись, лица на мне, точно, не было, коль хозяин не стал меня ругать, а только устало спросил, почему я не переключила скорость, и ехала на первой всю дорогу. "Могла запороть мотор",- тихо сказал он, чтобы не слышала жена.

"А вот это уже не игрушки", - всхлипывала я, добравшись до своего уголка. Зарплата моя по тем временам была не то чтобы очень, и на чужой мотоцикл пришлось бы работать долго и упорно. Но, слава богу, обошлось. И даже народ вокруг, кажется, не очень смеялся. У каждого были свои дела...