- Валька, открой! Открой, слышь! Долго ждать-то?

 

Робкое поскребывание по оконному стеклу. И снова:

 

- Ва-а-альк! Ну, Валентина Петровна! Ну, будь ты человеком!

 

Валька нехотя просыпается и какое-то время лежит в полудреме, прислушиваясь к возне за окном.

 

- Чтоб вы подавились проклятые! Когда ж вы ее уже напьетесь!

 

Валька вздыхает, сползает с высокой жаркой перины, шлепая босыми ногами, выходит в коридорчик, где в кладовой за банками с огурцами и помидорами, аккуратно расставлены с десяток поллитровых бутылок из-под водки, пива. В бутылках - самогон. Пройдоха Валька безбожно разбавляет продукт водой, а чтоб клиента побыстрей забирало, настаивает самогонку на табаке и карбиде. Но Валькина клиентура, хотя и догадывается, что дело нечисто, однако отказаться от гремучего Валькиного зелья не может. Внутренний огонь не дает, опять же отпускает свою бормотуху Валька несравненно дешевле других. И не только деньгами берет, а и тряпьем не брезгует, вещичками разными, золотыми цацками. Вот и тянутся мужички со всей округи к заветному домику в балочке. Стучат в крайнее окошко далеко заполночь. Знают, Валька хоть и поворчит, а не даст пропасть пылающей похмельем душе. Любит Валька деньги, больше покоя своего любит, даже больше мужской ласки.

 

Валька берет крайнюю поллитровку и возвращается в комнату. Не включая света, приоткрывает створку окошка.

 

- Деньги! - бросает она темной фигуре за окном.

 

Смачно, с подвывом зевнув, Валька включает маленький фонарик, свет падает на щетинистое опухшее лицо страдальца.

 

- Витек? Давно тебя не видала. Говорят, в больнице лежал?

 

- Было дело. С того света вытянули эскулапы. Так что еще поживем, еще попьем, Валюха! Надо бы отметить мое возвращение.

 

- Халявы не будет. Ты же знаешь, я в долг не даю, - равнодушно говорит Валька и снова зевает.

 

- Обижаешь! Вот! Держи!

 

В Валькину ладонь ложится колечко. Она долго рассматривает его, высвечивая фонариком пробу, примеряет, вертит рукой и так и эдак.

 

- Никак обручальное? - спрашивает она, протягивая бутылку Витьке.

 

- Не твоя печаль!

 

- И то верно! - Валька закрывает окно, гасит фонарик и заваливается спать. Засыпая, она еще слышит как по крыльцу, по листьям сирени за окном рассыпаются первые капли дождя.

 

Она просыпается, услышав свое имя. Чей-то голос протяжно зовет ее. Вальке грезится продолжение сна, и в этом сне ее зовут настойчиво и властно. Но даже во сне Валька знает, что откликаться нельзя - плохая примета. И она молчит, прислушиваясь, как сонная тишина наполняется звуками. Плотный шорох за окном - это дождь. Вот рыкнул и заурчал холодильник в коридоре. Валька шевельнулась, и кровать под ней тягуче запела, заскрипела. Значит, не сон. Кровать-то взаправду скрипит. Открыв глаза, Валька размышляет, приснился ей голос или в самом деле кто-то звал ее. И тут опять донеслось из-за окна:

 

- Валюха! Валюха! - снова Витьку нанесло.

 

Валька соскакивает с постели, кляня свою злосчастную долю. Ну, ни днем, ни ночью нет покоя от этих алкашей. Она сердито топает босыми пятками, распахивает окно. В душную комнату врывается свежий запах дождя и умытой зелени. На улице не просто дождь, - ливень. Мокрая фигура под окном тычет ей в руки какую-то картонку. Вроде в рамочке, как показалось Вальке наощупь. Фотографию что ль принес? На память дарить? Причем картон уже промок. Что за ерунда?

 

- Витька, паразит! Ты чего приволок? - ворчит Валька, хлопая по столу в поисках фонарика. Находит, включает. Острый луч выхватывает из темноты суровое лицо в белой бородке, церковно-славянскую вязь букв, золотистый нимб над седой головой. Батюшки! Да это ж икона! Ну, удумал! Мгновенно рассвирепев, Валька толкает икону назад в окошко.

 

- Провались ты пропадом! Забирай ее и вали отсюда! Я сказала халявы не будет!

 

- Да, какая ж халява, Валечка, она тридцатку стоит. Ей Богу! Моя кобра вчера из церквы принесла. Этот, как его! Ну, святой! Николай Угодник!

 

Витька приплясывает и аж приседает от нетерпения и жгучего желания во что бы то ни стало уговорить Вальку.

 

- И что мне с ним делать?! Олух ты царя небесного!

 

- На стенку повесишь, молиться будешь!

 

- Вот ты вешай и молись! А мне такого добра не надо!

 

Валька неуступчиво выталкивает икону за окно, Витька пытается втолкнуть ее обратно. Они сопят и ругаются вполголоса. А дождь припускает все сильнее. Струйки воды забиваются в комнату, Валька ежится от холода. Потом, чертыхнувшись, достает из-под стола полбутылки настойки самогона на курином помете. Этой настойкой Валька растирает поясницу, чтоб радикулит не хватал. Витька довольно урчит и тут же, запрокинув бутылку, пьет настойку из горла.

 

Валька тихо смеется:

 

- Во как приспичило! Ну, поправляй здоровье-то, поправляй! Там тебе, милок, и выпивка, и закуска в одном флаконе.

 

Витек, видимо, добрался до "закуски". Отшвырнув бутылку, он тихо матерится, плюется, утирается рукавом и вдруг падает, как подстреленный, под окном.

 

"Господи! мне только жмура еще не хватало!" Она высовывается из окна, включает фонарик. Витек лежит на боку, свернувшись в клубок, как младенец в материнском чреве. Дождевые струйки сбегают по небритому лицу. Мокрый пиджак в неярком свете фонарика бликует, как лакированный. Валька прислушивается, затаив дыхание. Шум дождя словно гасит все звуки. Но вот до Вальки доносится негромкий храп. Заснул заррраза! Ну ничего, пусть его! Быстрее протрезвеет. Икона, изрядно промокшая, лежит на подоконнике. Валька отодвигает ее в сторону, закрывает окно и снова ныряет в постель, пытается заснуть.

 

Ей снится море. Синие волны с белыми кудрявыми барашками, как в детском мультике, бегут одна за другой. По волнам плывет лодочка, а в ней седой старичок с белой бородой. Он машет Вальке рукой, мол плыви, плыви сюда, деточка. Лицо у него строгое, но доброе. Валька оглядывается увидеть, какую деточку зовет старичок. Но никого вокруг нет, и она понимает, что старик в лодке зовет ее, Вальку. И еще она обнаруживает с удивлением, что чудесным образом превратилась во сне в маленькую шестилетнюю девочку. Вот и платье на ней то самое, белое в красных и желтых горохах. Как раз в этом платье Валька прыгнула в копанку спасать котенка. А там глубина три метра. И пошла Валька камнем на дно. Плавать-то она не умела. И до сих пор не умеет. А после копанки и вовсе воды боится панически.

 

Хорошо, сосед тогда услышал ее крик, перемахнул через сетку, нырнул следом и вытащил и Вальку, и котенка. Валька перепугалась до смерти, нахлебалась грязной воды, и ее долго рвало на новое платье в веселых горохах. Мать нарвала крапивы и отстегала дочь этим букетом. Плачущая Валька с котенком спряталась от материнского гнева в лопухах за сараем. Горели обожженные крапивой ноги. Но котенок благодарно тыкался мокрой мордахой в ее ладонь, к боли она почти притерпелась, жаль, конечно, запачкалось платье. Но котенок жив! И Валька чувствует себя почти счастливой. Она даже вспомнила, как его звали: Барсик!

 

И вдруг ледяная морская волна захлестывает ее с головой. И нет уже лодочки с белобородым старцем, нет котенка по имени Барсик, а из мутной воды наплывает на Вальку небритое страшное лицо Витька. Вместо глаз темные ямищи, разинутый рот разорван безмолвным криком. Перепуганная Валька почему-то кричит Витьку :Брысь!" - как котенку и захлебывается в мучительном кашле.

 

Она открывает глаза, пытается встать и уходит под воду. И это уже не сон. Черная непроглядная тьма вокруг наполнена ледяной водой. Валька судорожно тычет во все стороны руками, натыкается на что-то скользкое верткое и это так страшно, что она взвизгивает, и снова давится водой. Какие-то обломки чего-то непонятного попадаются ей под руки, размокшая бумага. Валька отпихивает их. Она пытается встать на ноги, но сильный поток сносит ее к стене, ударяет о шкаф. На какой-то миг Валька погружается в воду с головой, но тут же выныривает, отчаянно колотя руками и ногами. Она кричит, грязная вонючая вода снова накрывает ее с головой, Валька хлебает воду, и ее тут же выворачивает в остром приступе рвоты. Вода прибывает, и Валька, цепляясь за дверцу шкафа, поднимается вместе с водой. Наконец она вползает на шкаф. Голова упирается в потолок, и Валька с ужасом понимает, что еще чуть-чуть - и она утонет, захлебнется.

Смертный ужас охватывает ее, она зовет на помощь. Ее крик переходит в отчаянный визг.

 

Валька полулежит на шкафу, опираясь на руки, и всем телом чувствует, как вода охватывает бока, заливает спину, подбирается к шее. Изогнувшись так, что лицом она почти упирается в потолок, Валька судорожно дышит, хватая воздух широко раскрытым ртом. И снова визжит, пока визг не переходит в хрип. Она сорвала голос, и теперь никто не услышит и не придет к ней на помощь. Дом Вальки чуть в отдалении от других , да еще в самой низинке.

 

Вот она смертушка и пришла. Валька закоченела и почти не чувствует тела. Руки, ноги онемели, шею свело. Либо сейчас ее затопит прибывающая вода, либо она просто упадет со шкафа и утонет. "Господи, спаси меня грешную!" - хрипит она, повторяя и повторя эти слова, как заведенная. Других молитв она не знает, и теперь, в эти последние секунды жизни, остро жалеет об этом своем незнании. Она вдруг вспоминает, что на окошке осталась лежать икона, которую принес Витька. Кажется, Николая Угодника. Слезы застилают глаза, она плачет навзрыд и хрипит, уже не веря в спасение: "Батюшка Николай! Батюшка Николай! Батюшка!"

 

Говорят, перед смертью видит человек всю свою жизнь, проносится она перед ним, как в немом кино на ускоренных кадрах. Брехня! Валька никаких кадров не видела, только небритая, опухшая физиономия Витька с провалами вместо глаз маячила перед ее внутренним взором. И никак не отвязывалась. И Валька вдруг поняла, словно откуда-то со стороны пришло к ней это знание: утоп Витек. Где же ему пьяному, да сонному спастись! Потому и явился ей, словно укор. Мол, что ж ты, Валюха, со мной сделала! Это ж ты меня сгубила своей бормотухой.

 

"Да разве ж я думала, Господи! - бормочет Валька. Вода подобралась к самому подбородку и вот-вот накроет ее с головой. - Да если б мне только выбраться отсюда, да я бы больше ни в жизнь! Эту проклятую пьянючку! Да никогда! Да прости ж ты меня, Господи, дуру бестолковую!

 

Валька всхлипывает, беззвучные рыдания сотрясают ее тело. Она вдруг вспомнила, как соседка Лидка кричала на всю улицу: "Стерва ты, Валька! Я тебя спалю! Что ж ты делаешь, подлюка!" А что она сделала? Разве ж ее вина, что и Лидкин муж, а теперь и сын к ней, Вальке, заглядывают. Она им пьянючку насильно в рот не заливала. Все бабы на улицу высыпали и никто, никто! за Вальку не вступился. Конечно, одинокую женщину каждый обидеть может. А разве ж только она виновата, что их мужики водку пьют? Небось от хороших жен не пили бы! А Валька что? Она ж их не зовет - сами идут! А потом ее же и срамят. И так Вальке стало жалко себя, так обидно! Ну, не сложилось у ней женское счастье: ни мужа, ни детей, а жить-то надо как-то. Вот она и живет... Никого не жалеет? А кто ее пожалел?

 

Время словно замерло. Валька не знает, сколько прошло: несколько минут или несколько часов. В какой-то момент руки отказываются держать ее, и она, отупев от холода и страха падает на шкаф. Все равно! Помирать, так помирать! И только через время понимает, что вода отступила, и уже не надо тянуться лицом к потолку, чтобы не захлебнуться. Валька облегченно плачет. У нее нет сил шевелиться, она просто лежит на шкафу, радуясь передышке, а слезы текут и текут, не прекращаясь. Сколько она так лежит, не знает.

 

Когда чернильную темь ночи размыл рассвет, Варька увидела заполненную водой комнату. Вода отступила, но не ушла. Она остановилась на уровне шкафа. Пустой чемодан, с которым Валька ездила на курорт, и дожидавшийся очередной поездки на шкафу, теперь плавает в центре комнаты, покачиваясь, как корабль. Кровать с периной скрыты толщей воды, и Валька горько вздыхает, ей жаль перины. Какие-то бумаги, конверты, щепки, обрывки травы еще какой-то непонятный мусор болтается в воде.

 

Валька вдруг вспоминает, что в тайничке под половицей в металлической коробке из-под чая у нее лежали деньги - 50 тысяч. Припрятанные на черный день. Целы ли денежки? По рублику, по копеечке собирала. Легко ли с алкашами валандаться, каждый день жизнью рисковать! Теперь, когда неминуемая смерть вроде отступила, Валька остро жалеет свое имущество. Вспоминает, сколько отрезов лежало в шкафу. И куда теперь их девать? Только на мусорку. А шуба! Вдруг пронзила ее ужасная мысль. Шуба-то совсем новая, и зимы не проходила. Дорогая шуба-то. Ай-ай-ай! Валька хрипло стонет, на глаза наворачиваются слезы. Она вспоминает, как ездила за шубой в краевой центр, долго примерялась, приценивалась и, наконец, купила. Богатую, длинную. Как у барыни. Валька скулит от жалости.

 

Дом вроде выстоял. Хороший дом. С высокими потолками, как в городской квартире. Ничего, стены просушит, полы поменяет, деньги на ремонт вытребует в сельсовете. Так Валька именует по привычке поселковую администрацию. Пусть только попробуют отказать, она до губернатора дойдет. Да что там губернатор! Она до президента дойдет! Но свое получит! Сколько раз она просила укрепить дамбу над балочкой. Дожди ее подмывали, подмывали - и размыли. Вальку и раньше подтапливало во время дождей, но не сильно. Вода заливала подвал, мелкой лужей стояла во дворе. А такой большой воды Валька и не припомнит. А все-таки фартовая она! Ведь и плавает, как утюг, а спаслась! Вот такая она ловкая, ни в огне не горит, ни в воде не тонет. Впервые за всю эту ужасную ночь губы Вальки трогает слабая улыбка. Живому - живое! Неет, она еще повоюет. Ее цепкий ум снова прокручивает уже привычные картинки. Ничего! Вот сойдет вода, заделает Валька не одну, а две фляги браги или даже три. И вернет свои денежки, все до копеечки вернет. На ее век алкашей хватит. И шубу купит! Главное что? Главное - жива! Жива осталась!

 

Шея затекла, Валька осторожно поворачивает голову к стене и вздрагивает от неожиданности. Прямо напротив ее лица, прислонившись к стене, стоит икона. Седой старец строго и вроде как с укором глядит на Вальку. Ей становится не по себе. Она никак не может понять, каким образом икона попала на шкаф. Предположим, водой ее смыло с подоконника и потоком же занесло на шкаф. А потом, когда вода сошла, икона должна была лежать. Лежать на шкафу! А она стоит! И кто же это ее поставил, к стеночке прислонил? И что еще более странно - икона должна была размокнуть. Она ж картонная! Валька хорошо помнит, как оставила за ненадобностью икону на подоконнике. И всю ночь она плавала в воде, раз ее на шкаф занесло. Плавала! В воде! А стоит сухая, как только что из магазина. Да не! Ерунда! Сказки! Просто она, Валька, устала, вот и мерещится черт знает что!

 

Валька попыталась повернуться и лечь поудобней. Закоченевшие ноги отказывались повиноваться. Валька попробовала согнуть их, икроножные мышцы свело мгновенной судорогой. Жгучая боль пронзила ее. Она резко изогнулась, пытаясь дотянуться до ног и растереть их. От движения ее грузного тела стенки шкафа заскрипели и вдруг неожиданно разъехались. Скрюченная болью, Валька соскользнула с верхней полки и рухнула в воду, взметнув фонтан брызг. Корчась от жгучей боли в ногах, она еще пыталась всплыть на поверхность, отчаянно взбалтывая руками мутную воду. Но почему-то уплыла под стол. Она и там до последнего, пока хватало дыхания, билась за жизнь, несколько раз пыталась всплыть, но каждый раз почему-то упиралась головой в крышку стола.

 

Там, под столом, ее и нашли к вечеру, когда вода ушла. Вытаращенные удивленно мертвые глаза, широко разинутый рот. И чужое обручальное колечко на распухшем пальце...