«Пропала девочка…», «Пропал мальчик…» - эти слова, уже ставшие привычными, равнодушно звучат с экранов каждый день. С казенных черно-белых ориентировок на нас смотрят глаза детей, для большинства которых эта «фотография» станет последней…

 

Избитое литературное словосочетание – «В небе с протяжным треском разорвалось гигантское полотнище. Раскаты грома отдалились, и на грешную землю обрушилась лавина дождя…»

 

Но именно так все и выглядело. Егор не спеша шел по залитой водой улице, выводящей к входу в городской парк. Несмотря на то, что он, как говорится, до ниточки промок, настроение было отличное. Впрочем, к данной истории это отношения не имеет. Проходя мимо одной из скамеек, он был удивлен, увидев в такую непогоду сидящую под дождем девушку. Даже не девушку - практически девочку. Лет, может, пятнадцати, не более. А обратил он на нее внимание, потому что, несмотря на уже почти переставший идти дождь, ее лицо оставалось мокрым. «Да она же плачет», - понял Егор.

Он впервые видел, чтобы плакали ТАК. Без всхлипываний, шмыганья носом, не прибегая к помощи носового платка. Просто по лицу девчонки быстро-быстро катились крупные капли слез, а она при этом молча сидела и смотрела куда-то вдаль.

 

Ну мало ли на свете плачущих молодых девчонок? Да сколько угодно! В таком возрасте любая маленькая неприятность, включая некстати выскочивший перед свиданием прыщик, кажется неразрешимой проблемой и причиной для вселенской скорби. Но эта девочка плакала как-то не так, даже сложно подобрать нужное слово, не увидав воочию. Может быть, за время своих блужданий по тайге Егор в достаточной мере понял, что такое одиночество. Именно ОДИНОЧЕСТВО. Безнадежное, не выставленное напоказ, а идущее изнутри, от сердца.

Немного прошагав вперед, Егор все же не смог выкинуть из головы беззащитно распахнутые глаза этого еще, в сущности, ребенка. Эти глаза так невидяще смотрели куда-то вдаль, что он понял - для таких слез должна быть веская причина. Поэтому, решительно развернувшись, подошел к скамейке и присел рядом с девушкой. Намокнуть он уже не боялся. Та, казалось, не обратила на это внимания и продолжала тихонько сидеть и смотреть прямо перед собой.

 

- Ну, может, скажешь, что у тебя стряслось-то? Меня, кстати, Егором зовут. Я здесь проездом, вечером самолет. Может, поделишься, и я чем-то тебе помогу, а уеду - увезу твой секрет с собой, не бойся, - он не хотел показаться навязчивым, но спросил и ждал ответа.

Девушка, повернув к Егору голову, несколько минут внимательно смотрела на него. Слезы перестали катиться по ее щекам, а глаза почему-то вдруг стали наливаться яростью и злобой. «Во, встрял, - подумал Егор. - Тут, похоже, что-то серьезное у девчонки».

- Что, мужичок, потрахаться решил? На свежачок тянет? Ну, а че?! Давай. Сколько дашь?

Егор, признаться, слегка оторопел.

- Слушай, не надо со мной так. Я же просто спросил, не люблю я, когда девочки плачут, вот и все. У самого, наверное, дочкам уже столько. Извини, я не хотел тебя обидеть, думал, просто, может, помогу чем. Пойду я, удачи тебе.

- Дочкам, говоришь, наверное, по стольку?! Хороший же ты папашка, если даже возраста их не знаешь. Впрочем, все вы такие, только и можете, что делать детей, а вот потом…

- Нифигассе, предъява. Да ты, малек, и жизни-то еще не знаешь, а уже с претензиями. Видать, с родителями поругалась, ну, так это бывает, не переживай. Утрясется.

Девочка продолжала пристально смотреть на Егора.

- Поругалась с родителями? Ага, типа таво, иди-ка, дядька, подобру-поздорову. Чем ты поможешь-то? Разве вот, нет ли у тебя немного денег? Пирожок и кофе купить. Замерзла я, ты не подумай, я не попрошайка.

 

Егор знал, что дальше по аллейке находится небольшое летнее кафе. Несколько столиков под тентом, и четыре в самом помещении, он иногда бывал там, и ему понравилась домашняя атмосфера заведения.

- Пирожок, говоришь? Ну, годится. Это мы легко, вставай, пошли.

Девочка на удивление послушно встала, и они вместе неспешно добрались до кафе. По дороге не разговаривали, девчонка искоса смотрела на Егора и думала, наверное, о чем-то.

В уютном небольшом зале кафе все столики были свободны. Чистенькие, аккуратно заправленные скатерти создавали атмосферу тишины и спокойствия. В маленьких вазочках стояли свежие цветы. «Как дома, прям, вот тут можно попробовать и поговорить», - подумал Егор. За одним из столиков, подперев подбородок ладонью, скучающе сидела немолодая официантка. Выбрав место в дальнем уголке, Егор слегка распахнул легкую ширму. Теперь они с девочкой сидели как в закутке, отгороженные от посторонних глаз легкой непрозрачной тканью.

- Ну вот! Может, все же не пирожок, а?

Подошедшая в это время женщина протянула им меню и, скользнув неодобрительным взглядом по Егору, сказала:

- Выбирайте!

Он протянул одну книжку девочке, а сам, не глядя, сказал:

- Мне шашлык и салат, и еще сто пятьдесят «Арарата», знаю, у вас был хороший. Потом кофе двойной, без сахара. Ты что будешь? - обратился он к спутнице.

- Если можно, мне то же самое, только кофе с сахаром и пирожное, - неуверенно улыбнулась девочка.

- Что то же, и коньяк? - возмущенно спросила официантка.

Егор посмотрел на бледное и до сих пор заплаканное лицо девушки и кивнул.

- Да, и коньяк! Тогда 300, и поживее, скорость оплачивается!

Женщина возмущенно фыркнула и отошла. Вернулась, правда, быстро. Принесла графинчик с коньяком, салат и фрукты.

- Детям до 21-го года вообще-то спиртное мы не отпускаем, - сквозь зубы процедила она.

- Нормально все, мать. Это мне, успокойся, иди, скажи повару, чтобы шашлык чуть с кровью, - негромко ответил Егор, потом повернулся к девочке: - Ну что, тебе действительно налить глоточек? Промокла ты изрядно, думаю, не повредит. Кстати, если помнишь, меня Егором зовут, можно на «ты», мы вроде как случайно познакомились. - Он выжидательно посмотрел ей в лицо.

 

Только сейчас Егор обратил внимание на то, что девочка была очень красива. Причем заметно это было не сразу. Матовая кожа, глубокие ярко-синие глаза, и волосы - густая грива черных как смоль волос, припухшие, как у взрослой, красиво очерченные губы. Все это производило впечатление, но вот только глаза… Выражение глаз было совсем не детским. Даже не строгим, скорее, каким-то усталым и пустым. Такие глаза бывают у взрослых одиноких женщин, которые уже не верят в то, что в их жизни еще что-то изменится. Просто живут и все. Живут, не надеясь на перемены. Таких женских глаз Егор в своей жизни повидал достаточно, чтобы понять, что у девочки действительно что-то случилось.

Она снова очень внимательно смотрела прямо в его глаза. Так, как будто пыталась что-то решить для себя. Потом все же ответила:

- Надя я. Надеждой назвали, видимо, в насмешку.

- Ну почему же? Хорошее русское имя! Надежда мне, например, нравится больше, чем Лолы и Виолетты!

- К хорошему имени еще бы и жизнь хорошую, дяденька, - печально усмехнулась она. - А что меня в детдоме могло ждать хорошего? Даже с таким обнадеживающим именем? Что ты вообще об этом знаешь? Егор, говоришь? Ну, пусть будет Егор, мне-то без разницы.

- Паспорт показать? - желая как-то смягчить разговор, спросил мужчина.

- Да что мне с твоим паспортом, в ЗАГС, что ли? Егор, так Егор. - Она глазами указала на графинчик: - Можно мне немного? Правда, что-то озябла я. Да и вообще, напиться бы. Говорят, помогает!

Девушка снова замолчала, вопросительно и странно глядя на него.

- Ну, а для чего мы его заказали-то? Конечно, можно, - Егор плеснул в ее рюмку граммов пятьдесят и себе налил тоже. - Ну что, за знакомство? Давай, Надюшка, до дна, и салатик или яблочко. А я пока покурю, - Егор придвинул к себе пепельницу и закурил сигарету, старательно выдыхая дым в сторону.

Девушка выпила и сразу же налегла на салат, видно было, что она просто голодна. Но ела неторопливо и не жадно. Спустя минутку ее тарелочка с салатом опустела, и Егор молча придвинул ей свою. Смущенно улыбнувшись, Надя уже не спеша продолжала есть. Со временем она разговорилась. Сначала это были односложные фразы, общие слова, но постепенно Егор с ужасом и удивлением узнавал такое…

 

Как рассказывала девушка, она не знала своих родителей, узнавать мир ей пришлось в детском доме, в одном из небольших городов края. «Детдом как детдом», - так она ответила на вопрос о том, как там. Просто другой жизни дети, которые попадали туда совсем маленькими, и не знали. В этом отношении им, наверное, повезло больше, чем тем, которые еще помнили жизнь пусть не с самыми лучшими, но родителями. Кстати, именно они, бывшие «домашние», как называла их Надя, и были самыми злобными и агрессивными. В общем, жизнь была не сахар, но Егор и сам как-то понимал это, были у него в свое время несколько знакомых сирот.

Все это можно было как-то понять и оправдать, не как в кино и добрых книжках. Конечно, редкость большая - хорошие «воспиталки», «мамочки», опять же со слов Нади. Да и сами такие женщины не задерживались надолго на этой работе, и не нужны они были сплоченному коллективу, зарабатывающему себе на жизнь на этих обездоленных детях. Тоже горькая правда, и отнюдь не тайна для большинства.

В процессе рассказа Надя еще раз жестом попросила налить, и Егор молча плеснул ей добавки. Даже женщина-официант, сидевшая неподалеку от них и, очевидно, слышавшая часть их разговора, с одобрением кивнула головой.

 

Но вот потом, потом разговор неожиданно повернулся так, что Егор взмахом ладони приказал девочке замолчать. Встал и спросил у официантки, где здесь телефон. Та молча показала на маленькую полочку у входа в кухню, на которой стоял аппарат. Егор звонил товарищу. Тот жил здесь, в краевом центре, и Егор знал, что у него есть квартира в микрорайоне Северный, вот ключи от этой самой квартиры он и попросил завезти ему сюда, в кафе. Потом позвонил еще одному знакомому (хорошо, что были они у него всегда, такие нужные приятели), и тот без вопросов взялся разрешить проблему с авиабилетом. Вернувшись за столик, он улыбнулся девушке:

- Ну что, Надюшка, покушали, пойдем?

- Куда? - видно было, что она испугалась.

- Договорим в другом месте, ты не бойся, пожалуйста, не бойся. Ну, хочешь, я дам тебе пистолет?

- Пистоле-е-ет? Настоящий прямо, что ли? - и так это вышло у нее по-детски, что Егор улыбнулся.

- Взаправдашний, не боись, солдат ребенка не обидит. Ну что, пойдем?

Женщина неодобрительно покосилась на них, но промолчала. Расплатившись, Егор с новой знакомой так же неторопливо пошли к выходу из парка.

 

Друзья не подвели, и спустя сорок минут они уже были в холостяцкой «двушке» Виталия. Надя с удивлением оглядывала квартиру. Надо сказать, что для тех годов все было сделано на уровне и даже чуть «сверх». Хорошая аппаратура, кожаная мягкая мебель, огромный светлый палас во весь зал. Очевидно, для девочки все это было в диковинку, и она снова настороженным, перепуганным зверьком стала коситься на Егора. Заметив это, тот молча, без улыбки, вытянул из-под ремня брюк тяжелый, потертый до белого блеска пистолет и положил его на стоящую у входа тумбочку.

- Ну вот, как обещал, только смотри, если что, он заряжен.

Девушка завороженно глядела на оружие. Потом, несмело дотронувшись до него кончиками пальцев, внезапно в голос разрыдалась. Егор не понял, что послужило причиной столь неожиданных слез, поэтому просто стоял и молчал. А Надя сквозь судорожные всхлипы отрывисто бросала:

- Вот мне бы его, тогда бы, жаль, не умею я, но Борю бы этого… Скотина, тварь, Борис Евгеньевич, как же, урод плешивый…

Егор прошел в комнату, сел на удобный диван и закурил. Через некоторое время к нему присоединилась слегка успокоившаяся, но все еще хлюпающая носом Надя. Вот тут Егор и услыхал, пожалуй, самую страшную изо всех слышанных им за его непростую жизнь историй…

 

Надя, немного успокоившись, принялась рассказывать. Говорила она трудно, поначалу надолго замолкая, и все время вглядывалась в лицо Егора, как будто пытаясь прочесть там ответ - стоит ли продолжать. Егор же, крепко сцепив пальцы рук в замок, внимательно слушал. Про то, как нелегко было детям там выживать, именно выживать, а не жить, Надя рассказала еще там, в кафе. Именно эта бесхитростная и горькая детская правда так его зацепила. Но все эти нападки более взрослых и наглых воспитанников, голодные дни и бессонные ночи, когда желудок настойчиво просил хоть кусочек чего-нибудь съестного, и маленькая девочка сосала пуговицу от пальто, чтобы обмануть невыносимое чувство голода, все это не шло ни в какое сравнение с тем, что Егор слышал теперь.

Когда Наде исполнилось семь лет, она была уже, можно сказать, опытной «детдомовкой», поэтому, как ни странно, но жизнь у нее налаживалась, к тому же в этом году она должна была пойти в школу. Детдомовских отдавали с семи лет, где-то там у них в районе тогда была школа-интернат, и ребята из детского дома пять дней в неделю жили там. Они рассказывали, что и кормят там лучше, и игрушки есть, и наказания не такие суровые, как в детдоме. Поэтому в школу хотели все, в том числе и маленькая девочка Надя. И все бы, наверное, сложилось у нее, как у сотен тысяч других воспитанниц подобных заведений, но…

 

Но однажды летом ее вызвали со двора, где они в это время обычно играли в свои игры. Девочки наряжали потрепанных кукол, а мальчишки, как всегда, гоняли в «войнушку», и тут воспитательница позвала Надю за собой. Она привела девочку в кабинет директрисы Анны Матвеевны, ее детдомовцы изрядно побаивались, так как она была очень вспыльчивой женщиной и в запале нередко хлестала провинившихся воспитанников по щекам. Это было очень больно, рука у директрисы была тяжелой. Надя недоуменно вспоминала, что она могла натворить такого. В кабинете, рядом с Аннушкой (так ее называли обитатели дома) сидел какой-то лысоватый мужчина, он внимательно посмотрел на вошедшую девочку и, повернувшись, кивнул головой:

- Да, именно эта девочка.

Директриса, поманив Надю пальцем, сказала:

- Вот, познакомьтесь. Надя, это очень хороший человек, Борис Евгеньевич Моисеев, он видел тебя несколько раз, своих детишек у них нет, и он хочет тебя удочерить. Ты понимаешь, что это такое?

Еще бы девочка не знала! Конечно, было уже в их детдоме несколько случаев, когда мальчиков или девочек забирали в семьи. Все очень завидовали таким счастливчикам, ведь они теперь будут жить просто ДОМА, без приставки «дет».

 

Аннушка в этот день отпустила Надю познакомиться с Борисом Евгеньевичем, как она сама сказала, поближе. Жил этот дяденька в краевом центре, а сюда приехал именно выбрать себе ребенка, и выбор его пал на Надю. Они почти весь день гуляли по городу, дядя Боря (так он велел ей себя называть) купил девочке нарядное платьице, новую куклу и сводил ее в кино, потом даже угостил мороженым в летнем кафе. Проводив Надю вечером до ворот детдома, он сказал, что все уже решено, осталось немного подождать, пока оформят документы.

- Ты же согласна жить в семье? - спросил он у нее.

Девочка, крепко прижимая к груди подаренную куклу, кивнула головой:

- Конечно.

Конечно же, она хотела ходить в красивых платьях, есть мороженое и смотреть кино. Правда, куклу она все же отдала обратно дяде Боре, сказав, что большие девочки все равно ее отберут, пусть она лучше побудет там, дома.

 

Борис Евгеньевич не обманул, и спустя две недели они с ним уже ехали в поезде к новому месту жительства Надюшки. Квартира была в большом красивом доме, просторная, трехкомнатная. Борис Евгеньевич сказал, что его жена, новая Надина мама, пока находится в отъезде, и они поживут вдвоем.

- Мы ведь справимся, правда? Ты у меня вон какая уже большая девочка, - ласково говорил он, поглаживая Надю по спине.

- Конечно, дядя Боря, я и посуду мыть умею, и убираю за собой всегда, вы не переживайте, я буду во всем, во всем вам помогать, вот увидите.

- Помогать, говоришь? Это хорошо, мне нужна помощница. Ну, а теперь давай мы с тобой помоемся и переоденемся. Все твое это детдомовское мы выкинем, я купил новое, раздевайся и иди в ванную, я сейчас все принесу, - с этими словами он проводил девочку в ванную комнату, открыл воду и продолжал стоять и смотреть на нее. - Ну что же ты? Раздевайся.

Надя неуверенно стянула с себя старенькое платье и осталась стоять в маечке, трусиках и чулочках.

- Все, все снимай с себя, чего ты стесняешься? Не надо меня стесняться, мы же теперь одна семья и должны доверять друг другу. Вот смотри, я же тебя не стесняюсь, давай купаться вместе, как папа с дочкой.

- А что, дядя Боря, папы с дочками купаются? - удивленно спросила девочка.

- Конечно, это же семья, - и Борис Евгеньевич быстро скинул с себя одежду.

 

Не сказать, что вид обнаженного мужчины сильно удивил детдомовского ребенка. У них в бане порой, чтобы быстрее всех помыть, девочек вместе с мальчиками отправляли в помывочное отделение, и Надя уже все знала о том, что, как и где устроено у мальчиков и девочек. Поэтому вид нависшего живота и всего остального мужского естества ее не сильно удивил и шокировал, тем более новый папа сказал, что так и должно быть в семье. Девочка быстренько сняла с себя все остальное и с помощью Бориса Евгеньевича погрузилась в ванну, которая уже была наполнена ароматно пахнущей водой. Такого девочка еще не видела. Пока она наслаждалась новыми для себя ощущениями, дядя Боря быстренько мыл ее худенькое тело. Его мягкие и скользкие руки приятно щекотали тело девочки, и она уже сама понимала, что мыться вместе с папой - это хорошо. Неожиданно Надя почувствовала, что намыленный палец дяди Бори пытается протиснуться туда, «куда нельзя», это она тоже узнала там, в детдоме. Девочка крепко сжала ноги, а дядя Боря ласково сказал:

- Ну что ты, глупенькая, я просто хотел и там помыть, чисто должно быть везде.

- Не надо там, я сама, - и девочка решительно отвернулась, - там все девочки сами моют.

 

Именно с этого момента и начался в жизни Нади кошмар. Как оказалось впоследствии, никакой реальной жены у Бориса Евгеньевича, бывшего работника административной номенклатуры, никогда и не было. Он был фиктивно расписан с какой-то женщиной, но после оформления регистрации брака больше с ней не встречался, это было ему необходимо для оправдания получения квартиры в престижном районе. Сам «дядя» Боря был, как сейчас говорят, извращенцем, его возбуждали только молоденькие девочки, причем с каждым годом все моложе, и желание это он поначалу удовлетворял с недорогими вокзальными проститутками-малолетками. Потом, как рассказывала уже познавшая все Надежда, он нашел какую-то женщину с двенадцатилетней дочерью, обе уже были законченными алкоголичками, и он использовал эту их страсть в своих целях. Когда же в стране начался развал, то он, как бывший работник «аппарата», сразу же понял, что в этой «мутной водичке» вполне может удовлетворять свои желания без особого риска. Поэтому он через знакомых оформил необходимые документы, и так получилось, что его выбор пал на Надю.

 

Я не буду передавать весь тот кошмар, который Егору уже спокойно рассказывала эта маленькая (даже не знаю, как и сказать), получается, что женщина. Скажу только, что во время рассказа, уловив недоверчивый взгляд Егора, Надя встала с дивана и, быстро расстегнув кофточку, обнажила грудь. Надо сказать, уже совершенно не детскую, красивую, налитую, но всю обезображенную мелкими шрамами.

- Вот, смотри, да не отворачивайся, сама знаю, что страшная, но это он, дядя Боря, кусал меня до крови, тушил об меня сигареты. «Папка» мой, «заботливый и нежный», мы же были «семья», - горько усмехнулась она.

 

Рассказ продолжался долго, за это время Егор практически ополовинил еще одну бутылку коньяка. Надя тоже немного выпила, она раскраснелась и стала более решительной в словах и выражениях. Выяснилось, что «заботливый» дядя Боря и в школу ее не отдавал учиться, прикрываясь какой-то купленной справкой от врачей. Надя якобы училась на дому, ну а что это была за школа, Егор уже понял. Девочка была настолько измучена и запугана, что боялась всего. Но как-то раз какой-то дяденька из очередной комиссии все же разглядел что-то в перепуганном ребенке и сумел вызвать ее на откровенность. Надя поверила ему и призналась лишь в том, что дядя Боря бьет ее и не пускает гулять.

Тут Надежда уже сама налила себе коньяк и, залпом выпив, поведала, что закончилось все это тем, что тот «добрый» дяденька из районо выпил на кухне вместе с дядей Борей, и ей пришлось ублажать уже двух распаленных взрослых мужчин. Это было особенно больно и ужасно, и в дальнейшем тот самый дяденька изредка заходил к ним и делал с Надеждой все, что придет ему в голову, а дядя Боря с улыбкой наблюдал за этим, сам присоединяясь в конце.

Потом, буквально на днях, Надя узнала, что ее дядя Боря при помощи того, второго дяденьки берет из детдома новую семилетнюю девочку, и когда вчера они ее привезли, то Надя, пользуясь суматохой и тем, что они были заняты новой воспитанницей, сумела сбежать. Города она не знала совершенно, знакомых у нее, понятно, не было, ночь она переночевала на железнодорожном вокзале и теперь просто не знала, куда ей идти. Возвращаться к дяде Боре не хотела, но у нее не было ничего, совершенно никаких документов и вещей. Все это Егор узнал, сидя с девушкой на квартире друга, которая, по странной прихоти судьбы, и была предназначена для тайных любовных утех.

 

Несколько минут он сидел молча. Девушка, тоже выговорившись и почувствовав себя лучше оттого, что ее выслушали, тихонько сидела в уголке дивана.

- Ну а сама-то, Надя, чего ты хочешь? - наконец спросил у нее Егор.

- Да что я могу хотеть? Жить я хочу, хоть немножко, хоть капельку, просто пожить, чтобы забыть эти семь лет, чтобы… Да не знаю я, дядя Егор. - Она впервые назвала его дядей, Егора это неприятно царапнуло. Поняв это, девушка продолжила: - Да не такой ты «дяденька», как все они. Просто нужно же мне как-то вас называть?

Егор отметил, что девочка перешла на «вы», но промолчал.

- Ладно, девочка, это не главный вопрос, вот что нам делать - это да. Может, давай я тебя отвезу в милицию, напишешь заявление, и пусть они сами разбираются с этим дядей Борей, а мы заберем твои документы, какие есть, и будем думать, что дальше.

- Вам же лететь, дядя Егор, как же вы со мной-то будете? А вы, кстати, откуда?

- Ой, Надюшка, это сложный вопрос, вообще-то я теперь живу в Магадане, до этого - на Чукотке, Камчатке. Работа у меня такая.

- Ага, - улыбнулась девушка, - и пистолеты настоящие там дают. Бандит вы, наверное, я поняла, но не боюсь вас.

- Ну, бандит не бандит, это пока дело пятое. У нас с тобой немножко другие проблемы, давай будем решать их поступательно. В милицию нам идти, думаю, действительно не с руки, да и волокита это. Тем более, судя по твоему рассказу, Боря этот тот еще «жук». Давай по-другому: говори мне адрес, где вы жили, а я буду думать. Скорее всего, мы и без милиции сможем забрать твои документы и вещи.

- Да ведь не знаю я адреса, - виновато улыбнулась девушка, - я за эти годы только с ним и только по необходимости выходила. Вот такое он мне устроил «кино». На балконе только воздухом и дышала. Сколько раз вниз спрыгнуть хотела, только и останавливало, что умом понимала – третий этаж, можно и не разбиться насмерть, а просто покалечиться, потому и жива. Да и боюсь я смерти, дядя Егор, вены вскрыть пробовала, не могу я сама себя резать, не поднимается рука, трусиха я, наверное. Так-то знаю дом, двор, подъезд могу показать, этаж третий, квартира 12, направо, трехкомнатная.

- Ладно, Надя, сейчас решим мы этот вопрос. - Егор снова засел за телефон. Сделав несколько звонков, он сказал: - Ну, а теперь подождем немного, я думаю, ты уже куришь, по глазам вижу, кури, - и он выложил на столик пачку сигарет.

Девушка не очень умело прикурила, поперхнувшись табачным дымом, сказала:

- Курила немножко, так-то он не давал, он вообще жадный, гад. Только когда уже совсем сильно на него накатывало, тогда он меня и пить заставлял, и курить, а потом мучил, долго мучил…

- Все, Надя, давай как-то вот так, это все было, понимаешь? Было и прошло. Начнем-ка мы с тобой новый отсчет времени. Кстати, у меня на Камчатке есть знакомая женщина, вот у нее была дочка примерно как ты возрастом, но она погибла, с мальчишками на море пошла и под лед провалились. А женщина хорошая, она под Петропавловском, что на Камчатке, живет, в Елизово, это аэропорт у них, и работает там главным диспетчером, ее в поселке многие любят и уважают. Давай-ка я ей прямо сейчас позвоню, хочешь? Между прочим, мне кажется, хорошая идея, Вера сможет тебе помочь и документы сделает. Думай, я ей тогда прям сейчас и позвоню, спрошу.

- Да я не знаю, дядя Егор, как я буду все говорить-то, стыдно ведь, да и зачем я ей такая.

- А тебе пока и не надо говорить, я скажу. Скажу, что ты сиротой осталась, дочка друзей. Да и сам я с тобой полечу, там, на месте, и разберемся, решай.

- Со мной? А как же ваши дела?

- Дела потерпят, это недолго, тут лету два часа, успею я. Думай, Надюша, думай, Вера хорошая тетка. Если согласится, тебе будет с ней как в настоящей семье. Я имею в виду… - он поперхнулся.

- Да понимаю я, о чем вы, понимаю. Телевизор-то я смотрела, и читать, и писать, и считать умею. Правда, читать люблю, тем и спасалась. И верю я вам, верю, звоните этой тетеньке, мне выбирать-то и не из чего, - она вдруг улыбнулась.

Теперь стало видно, что это действительно просто девочка четырнадцати лет, в сущности, еще ребенок.

 

Егор позвонил своей знакомой, та разахалась, распричиталась и строго-настрого приказала привезти бедняжку к ней. Сказала, что прямо сейчас в Хабаровск позвонит, в аэропорт, тамошнему главному диспетчеру, Егору нужно будет только подойти к нему с девочкой, и их посадят в самолет. Она обо всем договорится, билетов покупать не надо. И в Елизово их встретит сама, прямо в самолете, чтобы пограничники не пристали, что без вызова и пропуска летит ребенок. В общем, удивительная женщина не оставила Егору и Наде никакого выбора. Завтра на самолет, а она уже тесто на пироги ставит. Положив трубку, Егор рассмеялся.

- Ну, вот и все, Наденька, ждут тебя. Видишь, как порой в жизни случается, теперь будем проблему с твоим «папочкой» решать. Ты не против, если я его обратно возьму? – кивнул он на пистолет.

Надя снова улыбнулась.

- Конечно, что вы спрашиваете? Это же ваш. А вы что, дядю Борю хотите... – она закусила губу и, не мигая, уставилась на Егора.

Егор не ответил, так как в это время зазвонил телефон. Выслушав говорившего и бросив короткое «идем», он повернулся к девочке и сказал:

- Ну что, Надя, поехали, покажешь, где живет тот самый «добрый» дядя Боря. Куда ехать-то?

- Да это недалеко от вокзала, я вам покажу, там вверх по улице.

 

Выйдя из подъезда, Егор сразу увидел две стоящие рядом машины. Из первой ему помахали рукой.

- Подожди пока здесь, - он подошел к махавшему ему рукой водителю, коротко о чем-то переговорил с ним, и махнул Наде, - поехали.

Усевшись рядом с водителем, девочка, как могла, объяснила, куда ехать.

- Знаю, - кивнул тот головой. - Девятиэтажка-«кирпичик».

Надя удивленно глянула на него:

- Ну да, дом девятиэтажный, а почему кирпичик?

- Да потому, что не панельный, - улыбнулся водила, и они поехали.

До нужного дома добрались быстро. Егор, выйдя из машины, дождался подошедших к нему трех молодых звероватого вида ребят, с ними к нему подошел и его друг Виталик.

- Что там, Егор? - спросил он.

- Да тут такой тухляк, братан, долго рассказывать. В двух словах: надо у штемпа одного документы девчонки забрать. Ну и, думаю, поучить его жить. У него в квартире может быть еще одна маленькая девочка, поэтому нам надо аккуратнее.

- Да ну, стремно это, Егор, ты что, при детях я не пишусь, - пробурчал один их костоломов.

- Ты слушай сюда, писарь, что тебе люди говорят. Этот типок насилует маленьких девочек, вот ту, что сидит в машине, он семь лет мучил. А теперь нового ребенка привез.

- Да ты че, брателло, реально? Во, бля… У меня сестренке 11 лет, и что, такой вот пидор… Другой базар, пошли… Да я его, суку…

- Тихо, Бобон, - сказал Виталий, - слушайте Егора, и чтоб без пены. - Он обернулся к Егору: - Ну что?

- Сейчас, - тот подошел к машине и спросил у Нади: - Сможешь с нами пойти, чтоб он двери открыл? Ты не бойся, просто позвонишь и скажешь, что ты вернулась. Дальше мы сами.

Девочка заметно побледнела, но взглянув на суровые лица ребят, сказала:

- Конечно, у него же там глазок. Пошли.

 

Они гуськом вошли в подъезд. Надя позвонила, за дверью раздался шорох. Ребята прижались к стене по обеим сторонам двери. Из квартиры раздался голос:

- Надька, ты, что ли, курва, вернулась?

- Да, дядя Боря, впусти, я устала, я есть хочу.

- Сейчас накормлю, до отвала накормлю.

Замок лязгнул, и здоровущий Бобон со всей дури врезал по двери ногой. Раздался удар и громкий рев. Ворвавшись в квартиру, они увидели толстенького невысокого мужичка с маленькими глазками, который обеими руками зажимал расплющенный ударом тяжелой двери нос. Взяв за шиворот спортивного костюма, Егор проволок его на кухню. Тот отчаянно подвывал, ничего не понимая, но ужасно труся.

- Так ты и есть Боря? Да? Надя у тебя жила?

- Ну да, - испуганно пролепетал он.

- Так, документы, вещи ее где?

- А вы кто?

- Мы родственники ее, из Саратова приехали, - широко улыбнулся Бобон.

В это время из комнаты в коридор вышла маленькая худенькая девочка, которая судорожно всхлипывала, глядя на неожиданно появившихся в квартире людей. Девочка была абсолютно голой, всю правую половину ее лица заливал багровый синяк.

 

- Кто тебя так, это он? - спросила Надя.

Девочка молча кивнула. И тут уже Егор, не сдерживаясь, с ноги ударил мужика в пах. Тот судорожно втянул в себя воздух, закатил глаза и, зажав руки между коленей, упал возле кухонного стола, вздрагивая, стуча ногами и как-то по-животному подвывая.

- Ну, девочек-то ты точно теперь не испортишь, - улыбнулся Егор.

- Что же ты не кричала-то, почему не звала никого? - спросил ребенка один из парней.

- А вы хоть сами-то знаете, как это, когда бесполезно кричать? Бесполезно звать на помощь. Никто не придет, - опередила ее Надя. И вдруг замолчала…

 

Она не плакала. Она не могла больше плакать. Сил на слезы уже просто не осталось, их не было, как не было и самих слез. Только она одна среди всех этих больших и взрослых людей знала, каково это, когда страх и ужас забирают всю тебя, когда комок в горле, когда помощи ждать неоткуда и не от кого. Да и какой она будет, та помощь? Никто и никогда не помогал ей за всю ее еще такую недолгую, но уже такую недетскую жизнь. Надя смотрела на синяк на лице малышки и отчетливо помнила эту знакомую боль. Она знала эту боль слишком близко. Помнила, каково это, когда тяжелая рука хлещет по щекам за то, что сжавшееся детское тело не выполняет требований похотливого мужика. Надя смотрела на эту маленькую голую девочку, и в ее голове словно пронеслись все те годы, в течение которых она сама испытывала на себе все, что совсем недавно впервые пережил этот ребенок. Когда не остается ничего, кроме как терпеть. Когда нет выбора. Когда жизнь - это существование от одного насилия до другого. Когда остается только ждать. В страхе ждать, когда рука лысоватого дяди Бори снова погладит по спине и все повторится вновь…

 

- Надя, ты знаешь, где твои документы? - голос Егора вернул Надю в реальность.

- Наверное, в его комнате, в столе, он все там вроде держит, - быстро ответила она.

Егор с Надей прошли через проходную комнату. Выдвинув ящик стола, Егор увидел небольшую пачку денег и черную кожаную папку с бумагами. Открыв ее, убедился, что там лежат все нужные документы, включая медицинские справки не только на Надю, но и на маленькую девочку, которую, как оказалось, звали Вероника. Выйдя на кухню, он спросил у парней:

- Как с девочкой быть? Оставлять нельзя, надо что-то решать. Может, в милицию подкинуть? Но неизвестно, что она там расскажет, кроха ведь еще.

И тут Бобон неожиданно сказал:

- Со мной поедет. Мы с мамкой и сестрой живем, как-нибудь выкрутимся. Одевайся, маленькая.

Девочка молча и серьезно взглянула на этого громилу и, кивнув головой, отправилась в комнату.

- Так, все, уходим. Надя, вот документы. Бери Веронику и идите в машину. Мы тут еще кое-что у Бори спросим.

Девочки вышли, мужчины остались. Боря по-прежнему лежал на полу, сжавшись в комок. Но очевидно было, что он уже в сознании и все слышит, просто делает вид, что еще в обмороке.

- Ну что, мужик, как с тобой далее-то? - пнул его носком туфли Егор. - Что за сестренку с тобой сделать нужно, как ты думаешь?

- Мужики, да вы что, мужики, я же не знал, нет, ну вы сами поймите, они же детдомовские. Давай договоримся, я вам денег дам, немного, но у меня есть. Забирайте их, я больше не буду, ну, не буду, мужики, бес попутал, - уже другим, каким-то противным писклявым голосом заканючил Боря. Его маленькие бесцветные глазки заискивающе метались, перебегая с одного сурового лица на другое, одутловатые щеки побледнели и неприятно тряслись.

- Да деньги-то у тебя мы и сами возьмем, - поощрительно улыбнулся один из бойцов. - Говори, где?

- В коридоре под обувной полкой коробка стоит, там…

- Смотри, какой ты мутный, клевая нычка, - усмехнулся парень. Выйдя в коридор, он крикнул оттуда: - Есть, не фуфло гонит, немного, но нам пойдет.

- С Вероникой-то успел что? - задумчиво спросил Егор.

- Да вы что, мужики, ну разок, только один разок, она же еще непривычная, ну вы сами попробуйте, вам понравится.

 

Лицо Бобона перекосила судорога отвращения. Он в недоумении глянул на Егора.

- Ну да, - кивнул тот головой, - кинь эту падаль в ванную, закрой его там, валим отсюда. - Он уже понял, что будет.

Бобон потащил за руки отчаянно упирающегося ногами Борю в ванную комнату. Дверь захлопнулась, но все отчетливо услышали треск ломающегося позвонка и бульканье воздуха, выходившего из тела. Было слышно, как то, что недавно было Борисом, глухо шмякнулось на пол. Бобон молча прикрыл за собой дверь и буркнул:

- Если что - я сам отвечу. Гнида жить не должна.

 

Все тихо вышли из квартиры, не забыв закрыть за собой дверь на замок. На их счастье, ни в подъезде, ни возле дома никого не оказалось, и все, рассевшись по машинам, быстро уехали прочь.

- Куда вас? - спросил Виталий. - Обратно?

- Подожди, останови у переговорного, нам все равно мимо ехать, - сказал Егор.

Выйдя из машины, он заказал переговоры.

- Верунчик. а сегодня мы сможем улететь? - спросил он, когда женщина подняла трубку.

- А что случилось, Егор?

- Да нет, Вер, все нормально. Просто, если есть возможность. Что нам здесь ночевать-то? Да и мне в Магадан спешить надо.

- Хорошо, Егор, через четыре часа самолет на Анадырь, через нас летит. Езжайте прямо в порт, я позвоню.

Вернувшись в машину, Егор отобрал из папки Надины документы и, вернув остальное Виталию, сказал:

- Отдашь Бобону. И еще, «волына» моя пусть пока у тебя побудет.

Передав ему пистолет и папку, Егор откинулся на сиденье и сказал:

- Погнали в аэропорт.

Слыша эти слова, на заднем сиденье несмело улыбалась Надя. Глядя в окно на проносившиеся мимо дома, девочка мечтала о том, что машина увозит ее в новую жизнь...