Ночь. Ветер гонит упавшую листву. Она еще зеленая. Переворачиваясь в воздухе как перекати-поле, она скрывается в зеленой траве. Природа! Как ее описывали классики литературы прошлых веков: высокие склоны или горные хребты, березовые рощи и родники… Да, вот они видны сквозь мглу. Деревья. Все их многообразие можно увидеть, когда глаза начинают привыкать к темноте. Можно много чего разглядеть в ночном лесу. Если захотеть. Или например послушать шум воды. Где-то далеко водопад. Днем его не слышно: стрекотанье насекомых заглушает далекие звуки. Сейчас ночь. Все спят. Но желающие послушать шум водопада еще не скоро пойдут на покой…

Тихий плеск воды протекающей неподалеку реки успокаивает. Мягкая трава окутывает ноги. Тело расслабляется. Ночное небо зажигает все свои звезды.

Валера долго лежал и смотрел в небо. Да, действительно, ночью можно ощутить полную гармонию с окружающим миром. И действительно ничего не нужно. Мысли разные приходят на ум. Многие тут же исчезают, некоторые остаются. "Жить хорошо!", - вспомнил он знаменитую фразу и сам себе улыбнулся.

Глядя в прозрачную чистую воду, решил, что неплохо было бы искупаться. Он тут же разделся и с разбегу нырнул в темную воду. До берега пошли большие круги. Вынырнул он метров через семь – восемь. Прохладная вода охватывала все его тело. Он еще раз ушел под воду с головой, вынырнул и поплыл к берегу. Дрожа от холода, уселся у костра, который еще не успел полностью потухнуть. Угли уже прогорели, но все еще испускали тепло. Можно было бы запечь картошки, но ночью она ни к чему. Полуголодный он подсох у костра и пошел спать. Лежа возле Марины, он ощущал ее теплое дыхание. Приятно… Они уже два месяца вместе. Он тихонько, чтоб не разбудить, прикоснулся к ее губам, закрыл глаза и всякие мысли понеслись перед глазами. Они будут жить вместе. Он в этом уверен. Он ее не бросит. Зачем? Ведь он ее любит…

Ни шороха. Только в траве иногда стрекотали кузнечики…

Утро. Свежая трава как бы дает энергию ногам, если просыпаешься рано и выходишь из палатки босиком. Но Валера спал аж до обеда. Когда он проснулся, купание в реке было в самом разгаре. Спустя пару минут, он присоединился к отдыхающим, но долго купаться не смог. Голодный желудок дал знать о себе. Вернувшись к палатке, разжег костер: надо что-нибудь приготовить. Пока рылся в своем рюкзаке, большинство купающихся решили присоединиться к нему, и когда он вышел из палатки на свет божий, возле костра уже было много желающих перехватить что-нибудь на халяву. Стоя в одних плавках и держа в руках завтрак туриста, представлявший собой обычную тушенку, он задумался. Но долго думать ему не дали. Один шутник буквально подпрыгнул к нему, выхватил обе банки, и со словами «сейчас поедим» попытался скрыться в одной из палаток. Валера не заставил себя долго ждать. Он подпрыгнул на месте от неожиданности и кинулся за шутником в его сторону. Оба скрылись в соседней палатке, пошумели там немного и вылезли. Довольные и примиренные.

Тушенку пришлось делить на всех…

 

Год спустя. Май месяц. Серый смотрел на Витьку наглыми глазами. Витька в свою очередь пытался подавить Серегу своим взглядом. Кто кого. Так продолжалось пару минут. Наконец Серый не выдержал:

- Да пошел ты! – и отвернувшись пошел прочь. Связываться с этим новеньким ему не хотелось. Проучить бы его, но ему на это наплевать, пусть другие с ним маются. Пройдя несколько метров, он обернулся. Витька видел его ехидную ухмылку, но продолжал смотреть на него в упор. "Никогда не оглядывайся назад", - подумал он ему вслед. Его скулы сжались. Серый уже отвернулся и уходил. Витькины мышцы напряглись. Пара секунд и он сбил Серегу с ног. Что было дальше, Сергей не помнил. Очнулся он поздно в каком-то подвале. Он еще живой?…

Ночью город красив. Вывески и витрины переливаются разными цветами. Машин намного меньше, чем днем, и от этого город кажется просторней. Можно слушать тишину. Или уехать в центр. Там есть всякие клубы, а значит музыка, танцы… Там весело и хорошо. Можно отдохнуть. Но и днем город тоже красив. По-своему. В нем есть очень интересные места: знаменитые и не очень, тихие и шумные, с новыми красивыми высотками и глухими переулками. И каждый в этом городе находит что-то свое.

 

"Каждый человек – это отдельный мир; независимый от внешнего мира", - подумал Витька. Он оградил себя от него. Или его от себя? Вопрос! Все равно, что «быть или не быть». Сколько раз ему говорили, чтобы он не поддавался другим и не подчинял им свое "Я". Да, нельзя ни поддаваться, ни подчинятся. Он много раз это видел, слышал, и вот теперь ощутил себя реально независимым. Неважно каким образом. Он добился своей цели. Он стал такой же как все:

 

Безумство чувств диких переполняет

Душу бесчувственную, как снегопад.

Листья тополя опадают;

Но разве я должен быть этому рад?

 

Прощать я не буду. За что и кого бы?

Я гнев свой оставлю на этой земле.

Что было бы с ним, вряд ли кто вспомнит.

А я не смогу его забрать насовсем.

 

И рифма – не рифма, и чуства – не чуства;

Спросил бы любого, за что же я зол;

Я вам процитирую тексты отдушин,

Ведь нет здесь причины, здесь есть только…

 

 

Да, он уже это где-то читал; или слышал. Может это и слишком, но это отчасти про него. Без сомнений. Да, он сейчас злой. Не трогайте его, и, мол, все будет хорошо.

 

Каждый человек – это отдельный мир. Валера был знаком и с Витькой и с Сергеем. Но ожидать от них такого поступка он не мог. Не могли они так поступить друг с другом. Да, он познакомил их друг с другом, но каждого он знал раньше почти как себя. И в каждом он был уверен. У него был "отдельный мир" и с Сергеем и с Витькой. А еще с Мариной. Вся жизнь состояла из «отдельных миров». Правда, никто из друзей так и не сказал, что же между ними произошло. Отмолчались да разошлись. Неужели он ошибся в своих друзьях? Вот, например, идет он сейчас по улице и смотрит по сторонам. Идет женщина с ребенком. Мальчику лет пять от силы, а орёт как двухлетний. Вот у этого мальчугана сейчас свой «отдельный мир». И у женщины свой. И никак они не могут «договориться», хотя на самом деле мать и ребенок – это единое целое. И мать вполне может понять мальчика. Но она просто не хочет. И получается два "отдельных мирка".

Валера начал кое-что понимать. Раньше он воспринимал этот мир, как кучу отдельных маленьких миров, а теперь до него дошло, что эти миры объединяет один общий мир. Да, и Сергей, и Витька, и сам Валера с Мариной – как составляющие одного большого мира. И женщина с мальчиком, и девушка идущая навстречу, и мужчина с другой стороны дороги, тот длинноногий в шляпе; на него даже смешно смотреть, потому что у него такое умное выражение лица; наверное, думает о чём-то. Да, и он тоже в этом большом мире. А отдельные миры такие разные! Умный мир он уже заметил; а вот идут два пухленьких близнеца.

Да, конечно, у каждого в этом мире существует свой мирок. А как же еще?! Но почему тогда Валера стал в последнее время посторонним наблюдателем? Почему он видит как эти мирки отсоединяются друг от друга, а другие нет? Ведь допустим вчера он стал невольным свидетелем ссоры одной молодой пары. Стояли разговаривали, потом слово за слово и в конце концов поругались и разошлись. А Валера просто стоял рядом. И ему стало от этого грустно. Неужели такое бывает? Да, бывает… Валера не стал вспоминать все подобные ситуации, которые он видел за прошедшие полгода – их было настолько много, что все они просто не укладывались в голове. Но и отойти от них он не мог. Они были всюду. Они были везде. Валера представил, как вдруг может случиться: один ссорится с другим, второй ссорится с третьим, и так по цепочке, и в конце окажется, что все друг с другом перессорились. А мириться не хотят. И получится мир, в котором будет куча миров. Именно куча, потому что разгребать ее будет некому. Там будет каждый сам за себя, и взрослый и малый, и дед и малыш: девяносто- и двухлетний. А что может сделать двухлетний? Да, жуткую картину он себе нарисовал. А может все не так уж плохо? Скорее он попадает в такие места, где постоянно что-то случается? Вот это вопросик он себе задал.

 

Десятое июня. К соседнему дому подъехали две пожарные машины. А из окна на втором этаже уже валил густой едкий дым. Две девчонки-подростки выскочили из подъезда. Они с третьего этажа. Будешь тут спокойным, как же. Возле подъезда собралось много народу, подтянулись даже из соседних домов. Одни говорят, что там обитали бомжи, другие, что наркоманы, кто-то даже обмолвился, что это теракт. Это здесь-то теракт? В этом глухом районе? Не, скорей обычная человеческая беспечность. Это уже сам Валера подумал. Да, конечно, живи там хоть бомж, хоть министр, а если тебе лень дотянуться до пепельницы, то ты болван.

Эта квартира горела уже пятый раз за месяц. Жуть. Чему там гореть?

Вот это работа пожарным. Выезжают сюда как к себе домой, если не чаще. Позавчера по телевизору показывали их статистику. Четыреста пожаров в месяц!

Валера включил телевизор. Сейчас семь вечера. Вот как раз и послушаем сводку за прошедшие дни. Голос за кадром начал говорить цифры. Валера чиркнул их на бумажку, выключил телевизор, и посмотрел в листок. Затем выглянул в окно и приплюсовал еще один пожар. С минуту он смотрел в листок, затем скомкал его и бросил в коробку для мусора. Хватит себя загружать. Он набрал номер Марины:

- Валик, это ты? – услышал он знакомый голос.

- Привет! – и улыбнулся в трубку.

- Ты придешь сегодня?

- Да, я собираюсь. Пойдем в парк?

- Пошли. – и, не прощаясь, оба положили трубки.

Через минуту Валера выскочил на улицу. Пройдя остановку, увидел Марину: она ждала его на улице. Он приблизился к ней и поцеловал в губы. Они смотрели друг другу в глаза и улыбались. Валера чуть хмыкнул сквозь улыбку, и сделав довольную физиономию, обнял Марину за талию. Они пошли в сторону парка.

Сергей стоял на страже магазина. Он – охранник. Валера кивнул Сергею, но останавливаться не стал. С ним была его любимая девушка…

 

Тринадцатое июня. Толстяк зазывал к магазину всех подряд. Валера с Мариной смотрели на него и смеялись. В магазине сегодня распродажа пива «Толстяк», вот он и старается. Но у него неплохо получается. Как он смешно махает руками. Маленький толстенький мужичок с двумя банками пива в каждой руке.

После дня независимости это было уже слишком. Конечно, 12 июня – это не день рождения и не новый год, но пива было ничуть не меньше. Оказывается и от него тоже можно устать. Конечно же праздник не ограничивался одним пивом, было много интересного и веселого. …Они долго стояли в обнимку. Часа два. Потом ходили гуляли. Расстались уже поздно вечером.

Валера был очень даже заинтересован в последних сводках. Он даже сам не понимал почему, но уже целый месяц включал новости в одно и то же время. Он слушал криминальную хронику. Цифры его ужасали, но сам он еще ни разу не был замешан ни в одну из перечисленных историю. Вообще-то он был не единственным, кого интересовал этот вопрос.

Четырнадцатое июня. Радио трещало во всю глотку. Вокруг стоял непонятный шум. Это были не первые подземные толчки за прошедшую ночь. Сейчас уже утро и ситуация стала немного проясняться. Это то, что называется землетрясением. Трудно сказать, что все ходило ходуном, сила была небольшой, но этого было достаточно, чтобы устроить панику. За всю историю города это были первые толчки. И естественно все хватали, что попадет под руку и выбегали на улицу, и без того заполненную многочисленными жителями. Но даже на улице было трудно дышать. Было душно и жарко. На удивление жителям, ничто не падало, не разрушалось, за редким исключением (это был дырявый фанерный домик, построенный детьми на развилке старого тополя). Стояло все, даже торговый центр на главной площади.

До обеда стоял шум. Потом все стихло, но желающих оказаться в четырех стенках оказалось немного. Заходили-выходили только по необходимости. Вскоре волна тревоги улеглась и город окунулся в обыденную спокойную жизнь. На сутки…

 

23 июня. Раннее утро. Первый толчок был зафиксирован на юго-западе города. Уже неделю город жил как на вулкане, или как во время внезапно наступившей войны, из которой кто смог уже выехал, а оставшиеся надеялись и верили на быстрое ее завершение. Происходящее напоминало бомбардировки в блокадном Ленинграде, единственное отличие было в том, что во время толчков начиналась беготня из одного конца города в другой. Никто никуда не прятался. Спали по очереди, радиоприемники круглосуточно были включены, а для неимеющих были вывешены на столбах улитки громкой связи.

- Давай, давай, - кричали монтеры линий электропередачи, или, - подымай, подымай, - когда падал очередной столб и его необходимо было поднять за считанные минуты.

Второй толчок произошел почти сразу, спустя две минуты.

- Вадим, Вадим, спускайся, - кричал женский голос в толпе. Полный грузный мужчина выглянул в распахнутое окно на втором этаже:

- Саша, подожди меня, я уже иду…, - он хотел сказать что-то еще, но сверху пролетел невыдержавший нагрузки кондиционерный блок, мужчина тут же исчез из окна и спустя несколько секунд появился в двери подъезда. Он тяжело дышал, лоб и шея были мокрые, видимо он только что поставил мировой рекорд по прыжкам с лестницы.

Дальнейшее происходило как в предыдущие дни. Огромной волной жители хлынули в восточную часть города. Топот, крики, плач смешались в одно целое… Город наполнился гулким воем… он перемещался с юго-запада на восток. Восток проснулся от гула и тоже выплеснул наружу. Подземное колыханье пошло на восток… Или топот принес его с собой…

Гул увеличился вдвое и волна жителей направилась на северо-восток. Северо-восток уже не спал – утро уже кончилось и наступил ярко-солнечный безоблачный день… Толчки исчезли и город спокойно вздохнул. Перевалило за полдень и каждый занялся своим делом.

 

Валера нашел Марину у себя дома. Она была изрядно вымотана, или истоптана, точно сказать было трудно. Она сидела на диване, опершись локтями в колени и подбородком в ладони, и глядела в одну точку. При виде Валеры она опустила голову на запястья. Он подошел и сел рядом, обнял ее за плечи, она тяжело беззвучно вздохнула:

- Валик, я устала, - сказала она тихо, почти шепотом. Он крепче прижал ее к себе и обнял обеими руками.

- Ты слышишь? – она подняла голову и он увидел, что она плачет. Валера нежно поцеловал ее в губы, глаза его виновато забегали, он не знал что ей сказать. Марина встала, освободившись от его рук, отошла на шаг и повернулась к нему лицом. Оно было мокрое. Марина терпеливо облизнула соленые от слез губы. Валера тоже встал. Глаза были грустные. Ему было жаль Марину.

- Я уеду к бабушке в Пензу, - сказала Марина и они обнялись, - мы все уедем. Ты если хочешь, можешь тоже с нами поехать.

- Езжай, - его губы дрожали, но он старался держаться, - езжай, я здесь побуду. Как все образуется, я обязательно дам тебе знать.

- Ты с ума сошел? – Марина смотрела ему прямо в глаза.

- Вася набирает бригаду добровольцев, - Валера сделал короткую паузу, - хочет старый город посмотреть. Подлатаем…

Марина кивнула головой. Они понимали друг друга без слов.

- Хорошо… А мы сегодня уезжаем, - она дотронулась до его груди и обняла за шею, облизнула еще раз соленые губы и прислонилась к нему. Валера обнял ее и поцеловал, сильно-сильно.

 

24 июня. 5 часов утра. Милицейский уазик, подпрыгивая на каждой кочке, двигался к старому городу. Он был забит добровольцами до отказа. Изнутри его слышалось хоровое пение. У ребят был веселый настрой. Изредка кто-то из них выкрикивал "стой" и, выскочив из машины, скрывался в густой траве. Возвратившемуся давали подзатыльник и ехали дальше. К шести они были уже на месте.

…Серый стоял посреди площади, засунув руки в брюки; с не очень довольной физиономией он озирал местность. Грязи, пыли в три ладони, запустенье, тишина… как после нашествия саранчи; но если вымести сор и залатать дырки, то здесь вполне можно было бы жить. Когда он был маленьким, этот район относился к городу; уже потом, будучи подростком он вместе с родителями переехал в новый город, точнее в новый район, а этот оставили в покое. То, что он видел, и то, где он жил сейчас, на самом деле являлось единым целым, просто политика поделила город на две части и в целях "экономии" разрушать его не стала. Он вернулся к уазику.

- Полный порядок, - сказал он Васе. Вася утвердительно кивнул и повернулся к следующему.

- У меня тоже, - сказал Валера. Они пожали друг другу руки и разошлись. Уже потом, Валера услышал обрывок фразы, Вася говорил по внутреннему милицейскому телефону:

-…да, везите материал…

Да, они построят здесь новый город!

 

Август. Середина месяца. Реконструкция старого города в новый подошла к своей завершающей стадии. Почему он был сделан так быстро, до сих пор оставалось загадкой даже для самих рабочих. Но он был готов. Конечно, в большинстве своем были залатаны дыры, но на фоне древнекаменных построек красовался новый театр на одной из больших улиц. Также были построены пара высоток и школа.

Валера. Все это время он жил в родном городе, разделяя участь всех его жителей. На реконструкцию Вася его почему-то не взял, а он так надеялся на него, даже ради этого остался. Пару раз он писал Марине в Пензу, но письма эти были несодержательны. Ему не хотелось сильно огорчать Марину – она и без того уже была сильно расстроена, а расписывать ежедневные пробежки до полудня ему не хотелось. Но в последнее время он уже собирался ехать к ней: уже чувствовалась физическая усталость и внутренняя моральная разбитость. Для него до сих пор было загадкой: "почему правительство или подобные органы не занимаются эвакуацией людей"? Ведь большинство не могло никуда деться просто физически, многим нужна была посторонняя помощь. Это он – Валера может пойти пешком куда глаза глядят, ему терять нечего, а некоторые боятся. Вот на днях он соберется и пойдет. В Пензу. Пешком.

 

Этот день Валера запомнил, как ему показалось, на всю оставшуюся жизнь. Громкоговорящие улитки огласились ранним утром. Знакомый голос коротко, но достаточно содержательно высказался примерно так:

- Граждане! Товарищи! – далее следовала тихая ругань с самим собой на тему "что же это я такой..", - Город открыт! – короткая пауза, - Вы слышите?! А я пошел!!! – вторая пауза, - Товарищи! Нам город построили! Просыпайтесь! Слышите?! Все, все! Просыпайтесь! Просыпайтесь!!!

Валера проснулся от необычного шума. Привычные подземные толчки, сопровождались непривычным людским возгласом, громким и возвышенным, удивленным и стрекочущим без умолку одновременно. Валера выскочил на улицу, даже не выглянув в окно, и сразу же оказался подхвачен людской волной, которую волной трудно было назвать, скорее толпой, сметающей все на своем пути, что оказывалось барьером. Сопротивляться было бесполезно, и Валера полтора часа послушно бежал в этой толпе, как малек в своей стае рыб.

Оказавшись в старом городе, многие разбрелись по райончикам; но город был намного меньше родного, поэтому на улицах по прежнему было многолюдно. Здесь Валера вздохнул свободно. Никто уже не толкался, не пихался, не кричал, ходили тихо, и городок вел себя тихо. Он встретил жителей спокойно. Хотя сейчас Валере это не имело никакого принципиального значения. Если бы не толпа, он бы с удовольствием остался в родном городе, хотя сам не понимал этого желания и удовольствия.

Он пошел по одной из главных улиц, по пути встретил Сергея и они пошли вместе.

Дома и домики тянулись ровно в ряд. Улица была удивительно красивой, сама по себе. Невысокие двух- и трехэтажные домики были покрашены свежей краской, к счастью несоветской. Вдоль них росли яблоньки, не успевшие полностью себя изжить, и украшающие теперь одну из лучших улиц города. Все вокруг было как в сказке красивым. И ощущение было таким приятным, что казалось, ничто не нарушит создавшийся покой. Воздух был свеж. Дышалось легко, и прибежавшие жители теперь занимали места получше. Казалось, что им теперь ничто не угрожает. Так оно и было. Ребята свернули в переулок и длинный ряд яблонь сменился высокими тополями. Но они ничуть не усугубляли внешний вид улицы. Наоборот, здесь чувствовалась другая, но не мрачная атмосфера.

- О, это же моя школа! – воскликнул Валера, он был прав, это действительно его школа, только переделанная строителями. Они даже вывеску оставили прежнюю, только подкрасили ее чуть-чуть.

- А здесь я жил. здесь был мой дом, - сказал Сергей.

Да, действительно, там, куда он показал рукой действительно раньше стоял его дом. Только тот был синий деревянный и двухэтажный, а этот трехэтажный. Оказывается сверху построили еще один этаж и перекрасили в желтый цвет. Но дом был до сих пор узнаваем. Школа. Вот она их любимая школа, в которую они не любили ходить; сейчас бы туда, да с каким удовольствием!

Серый отделился от Валеры и быстрым шагом направился в сторону школы. Валера постоял немного поодаль и тоже двинулся в ту сторону. Заходить он не стал. Здесь было очень много людей, и все они очень оживленно о чем-то беседовали. Никто не скрывал свою радость. Здесь было довольно-таки шумно и весело. Валера смотрел вверх на третий этаж: там кто-то выглядывал из окна. Видимо он уже ничего не боялся. Он кричал внизу стоящим, чтобы они поднимались. Но Валера не собирался подниматься, ему и здесь было хорошо. Его внимание привлек козырек, его край был обложен какими-то большими камнями. Это были декоративные камни, своего рода евроотделка; они не выпирали, но что-то в них было странное. По крайней мере, так Валере показалось.

Он пригляделся. Бордюр. Нет, это был не кирпич и не шлакоблок. Он был выложен большими кусками гранита; настолько большими, что казалось, его просто некогда было разрубить на мелкие кусочки, дабы аккуратно выложить; хотя если представить, насколько быстро город был починен, то действительно, рубить гранит было некогда. Они составляли некий узор, абстрактный и в то же время не имеющий никакого смысла… хотя какой смысл может быть в рисунке бордюра… и вообще в бордюре как таковом… Мысль пронеслась незаметно, но Валера продолжал смотреть вверх; в никуда. Сергей отделился от рядом стоящих и направился к крыльцу. У Валеры закружилась голова и он перестал понимать происходящее, в то время как один из кусков гранита дал трещину и свалился рядом, на ступеньки. Поднялся шум. Это был знакомый шум, его Валера слышал в последнее время каждое утро. Кажется кого-то задавило, и этот кто-то очень сильно напоминал Сергея. А голова кружилась, и Валере казалось, что он вот-вот упадет. Рядом кричали, где-то что-то падало, а он стоял, пытаясь удержать равновесие; его шатало, и он не понимал, что с ним происходит… изображение пропадало, как в испорченном телевизоре… и опять появлялось… он стоял… с закрытыми глазами…

Все построенное было разрушено в считанные минуты. В живых не было никого, не было вообще никого, только во дворе школы был Сергей, точнее он не был живой. Сейчас Валере было легче, но вспомнив о друге, ему стало нехорошо. Он стоял еще минут 10, собрался с мыслями, и пошел смотреть, что случилось. Похоже, он пропустил самое интересное. Город был хуже, чем до реставрации. Пыль и развалины представляли единое целое. Куски стен преграждали дорогу, всюду валялись чьи-то вещи, и было удивительно тихо. Медленно, уставшими шагами, Валера направился в родной городок. Шел он часа два – два с половиной. Здесь чувствовалось оживление. Видимо горожане уже и здесь очухались. Было за полдень, и подземные толчки уже практически исчезли. Оглядываясь по сторонам, Валера двигался к родному дому. Шел он медленно, его уже шатало от усталости, а вокруг него шла жизнь, кто-то куда-то собирался, кто-то уже уезжал, навсегда, кто-то суетливо бегал в поисках подходящего места для укрытия. Нет, он отсюда уже никуда не уедет. И ему все равно, даже если его завалит чем-нибудь тяжелым. Город был изрядно порушен; кем и зачем? Зачем был порушен старый город, отреставрированный народными умельцами? И именно в момент заселения? Зачем куда-то убегать, если "злой рок" все равно побежит за тобой? Нет, Валера его встретит лицом к лицу! Лично. Ему было удивительно хорошо, хотя ноги уже ощущали новые колебания. Или убежать? Да, убежать. Он еще хочет жить! А за ним побежит нечто, и он его не увидит; никогда. Его бросало в дрожь, воздух был спертым, и было трудно дышать. Что же делать? Он закрыл глаза. Чувствовал, как кружится голова, но открывать глаза не стал.

Жизнь – прекрасная штука, когда ее не видишь; а ощущаешь. Вот она неизвестность. Валера стоял и ждал. Сейчас все закончится; навсегда. Он это чувствовал. Может быть, Оно уйдет к другим, может просто кончится, ведь все рано или поздно кончается, или умрет, если есть начало – будет и конец, правда, когда он будет, никто не знает, но то, что будет это точно. И все всегда заканчивается, потому что все когда-то начинается. Однажды появился мир, и однажды его не станет; и пропадут все его мирки, независимо от их величин и значимости. В этом мире все равны… когда конец чувствуется… хм…