Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: Просто о жизниАвтор: Шурупов Юрий Александрович
Объем: 28308 [ символов ]
Без вины виноватые
Дверь КПП исправительно-трудовой колонии № 259/14 громко хлопнула, отскочила и ещё раз попыталась обратить на себя внимание только что вышедшего через неё человека. Но человек не услышал этих хлопков, хотя остановился тут же, рядом, лишь спустившись по трём бетонным ступеням на засыпанную мелким гравием землю. Сентябрьское полуденное солнце приветливо коснулось его свежевыбритого лица с прихотливо оставленной щёткой побитых сединой смоляных усов. Высокий, худощавый, десять лет назад, наверное, даже красивый, он сохранил военную выправку, хотя тяжесть поваленного за минувшие годы леса заметно чувствовали его широкие плечи. Дверь снова громко хлопнула, и на этот раз человек невольно обернулся на звук.
 
-Сергей Петрович, как же так? Даже не зашли попрощаться, - запыхавшаяся молодая женщина в белом медицинском халате остановилась в шаге от удивлённого её появлением человека. В руках – объёмистый пакет с каким-то ярким рисунком. Не броско большие и очень выразительные серые глаза были наполнены не столько укоризной, сколько затаившейся нежностью, даже любовью. – А я вам приготовила вот,.. – женщина нерешительно протянула человеку пакет, – в дорогу. Вы же сейчас уезжаете?
 
Человек уловил в голосе женщины теплившуюся надежду на отрицательный ответ или хотя бы неуверенность в желании уезжать тотчас. Сердце его сжалось от вдруг нахлынувшей волны безотчётной радости, как всякий раз, когда он встречал на зоне эту славную фельдшерицу. Встречи были нечастыми – если радикулит прихватит или привязавшаяся в последние годы к желудку язва даст о себе знать. Но всякий раз во время таких вынужденных встреч бывший военный моряк Сергей Петрович Рогов замечал особое отношение к себе со стороны Марии Абрамовны Крейн, которая заведовала лагерным лазаретом – «больничкой». Вначале он не придавал этому значения, но вскоре понял, что Мария неравнодушна к нему. Как человек волевой, закалённый морем и судьбой, он решил не давать почвы для развития этого опасного чувства у женщины, которая ему тоже симпатизировала, но которой он уже ничего не мог дать для счастливой жизни. «Она молодая, красивая, а что я? Разжалованный капраз, зэк, больной человек без имени и положения, отработанный шлак… Зачем я ей? - не раз начинал размышлять Рогов после очередного возвращения в барак из «больнички». - Я не вправе ответить ей взаимностью. Нет, нет и ещё раз – нет! Если даже и полюбила – переживёт. Это всё легче, чем держать меня камнем на своей шее. Любовь погубит нас обоих, а я не хочу, чтобы кто-то ещё погиб по моей вине. С меня хватит! Хватить тридцати девяти душ, загубленных морской пучиной, и вот уже десять лет неотступно следующих за мной. Я сойду с ума, случить ещё одна беда…»
 
-Мария Абрамовна…Машенька, ну, зачем же всё это? Мы с вами вчера распрощались. Спасибо за одежду. Мне больше ничего не надо… Что в этом пакете? Сухой паёк? Ну, что же, не откажусь, - Рогов старался как можно мягче, с улыбкой остановить порыв влюблённой женщины. – Большущее вам спасибо. Как только определюсь с пристанищем, сразу вам напишу. Хорошо?
 
-Плохо, Серёженька, плохо! – Мария впервые так назвала Рогова. Она подскочила к нему и, вскинув руки на его плечи, крепко поцеловала. – Останься, Серёженька! Я прошу тебя – останься! Я люблю тебя, сухаря… Люблю!
 
Рогов попытался отстранить от себя Марию, но она так крепко вцепилась в его куртку, что освободиться, не причинив женщине боли, было невозможно. Чтобы успокоить её, он свободной от чемоданчика с вещами и пакета с продуктами рукой несколько раз провёл по мягким, рассыпавшимся каштановым волосам, легонько похлопал по плечу…
 
-Маша, Мария Абрамовна, нельзя же так. Успокойтесь, пожалуйста. Я вас тоже успел полюбить как первостатейного доктора, просто как милого, доброго человека. Вы увлеклись, Машенька. Это пройдёт. А меня ждёт семья… Сыну теперь уже пятнадцать лет… Целый парнище!
 
-Какая семья, Серёженька? - Мария отпрянула от Рогова и пристально посмотрела на него заплаканными глазами. – За столько-то лет ни одного письма! И сын… Он же… Ты сам знаешь… Его нет, давно нет, Серёженька. Прости меня, но это правда. Ты врёшь себе. И мне тоже…Тебе будет плохо без меня, я знаю. Я приеду… Серёженька, я найду тебя! – не оборачиваясь, Мария скрылась за дверью КПП. В руках Рогова остался её шарф, который она сдёрнула с шеи, вытирая слёзы. Он помогал ей и не успел вернуть эту голубую полоску шёлка.
 
Поздно вечером того же дня Сергей Петрович Рогов попутками добрался до Екатеринбурга и взял билет на ближайший московский поезд. Устроившись на верхней боковой полке плацкартного вагона, он долго не мог уснуть, и только под утро забылся чуткой, тревожной дрёмой, так и не сумев пока до конца осознать, что он теперь не зэк № 185, а вольный человек.
 
Когда Рогов открыл глаза, шторки на окнах были подняты, и в вагон сочился ещё несмелый утренний свет. Колёса вагона продолжали мерно отсчитывать стыки рельсов между Екатеринбургом и Москвой. Запахло свежими огурцами и жареным мясом, откуда-то потянуло давно забытым ароматом растворимого кофе: пассажиры готовились к завтраку. Раздразнённый аппетит напомнил Сергею Петровичу, что он вторые сутки ничего не ел. Посмотрел вниз – полка под ним была свободной, значит, подняв из неё столик, можно было спокойно перекусить. Привычным пружинистым движением, как при побудке в бараке, Рогов скинул своё жилистое и хорошо отдохнувшее тело на пол вагона. Поздоровался с попутчиками в большом купе-отсеке напротив. Умылся, привёл себя в порядок, отрыл столик, посидел несколько минут, с любопытством глядя в окно и, наконец, достал пакет, который передала ему Марина. Пахнуло домашней умиротворённостью, сотворённой незримыми женскими руками.
 
Пакет был заполнен свёртками и свёрточками со всевозможной снедью. Две бутылки пива «Седой Урал» дополняли и без того богатый дорожный набор. На дне пакета лежала предусмотрительно завёрнутая в газету книга. С детства страстный охотник до чтения, Рогов бережно открыл её. Это была пьеса Островского «Без вины виноватые». Хорошо знакомое название всё-таки не позволило Сергею Петровичу восстановить в памяти содержание пьесы. Забыв о еде, стал бегло просматривать книгу, чтобы вспомнить хотя бы действующих лиц. Вдруг между страниц он обнаружил вдвое свёрнутый листок из школьной тетради в клеточку. Развернул, и в руки выпала небольшая цветная фотография, с которой на него смотрела смеющаяся Мария с мальчиком лет шести на руках. На листке крупными буквами было написано всего четыре слова: «Серёженька, вот моя правда!», а под жирной чертой – адрес Марии.
 
Рогов долго всматривался в фотографию, настолько долго, что лицо Марии куда-то исчезло, а вместо него ясно проступил миловидный облик белокурой молодой женщины – Настёны, как любил он называть жену, Анастасию Игоревну Рогову. И на руках у неё тоже был мальчик, с рождения не держащуюся головку которого нежно подпирала материнская рука… Стряхнув мимолётное наваждение, Сергей Петрович перевернув фотографию: «Дорогому моему моряку, капитану первого ранга С.П.Рогову на добрую память о Марии Крейн» было выведено каллиграфическим подчерком. А ещё в раскрытой книге лежал не сразу обративший на себя внимание Рогова тщательно свёрнутый конвертом листок из всё той же школьной тетради. Сергей Петрович машинально вскрыл его… и к горлу подступил непрошенный комок, сразу пересохло во рту: на столик высыпались купюры разного достоинства – пятьсот рублей…
 
Пересадка в Москве на поезд до Мурманска заняла почти целый день. Рогов спустился в метро и, доехав до станции «Охотный ряд», решил побродить около Кремля. В мавзолей не хотелось – пасмурность осеннего дня и без того не располагала к приподнятости настроения. Прошёлся по Васильевскому спуску до Кремлёвской набережной, полюбовался великолепием храма Василия Блаженного, неспешно пересёк Красную площадь, остановился перед Казанским собором. Хотел войти, но не решился – со школьной скамьи вбитый в сознание стержень атеизма всё ещё был крепок, хотя с некоторых пор ещё на зоне Рогова временами охватывало с трудом одолеваемое желание войти в лагерную церквушку, лес на сруб которой готовила его бригада, упасть на колени перед иконами и долго-долго не вставать в покаянной молитве. Миновав Воскресенские ворота, вновь в нерешительности постоял перед Иверской часовней… Вечный огонь в Александровском саду всколыхнул память. Перед глазами поплыли страшные предсмертные мгновения экипажа вверенной ему подводной лодки. Рогов машинально сунул руку в карман, где обычно лежал у него комок носового платка, но вместо него извлёк голубой шарф Марины… Не стесняясь толпившихся вокруг людей, Сергей Петрович приложил его к глазам.
 
Мурманск встретил Рогова такой же хмурой, как и в Москве, погодой. Вдобавок было ветрено и дождливо. Но как нельзя кстати оправдала себя народная мудрость, что нет худа без добра: именно в этот день отчаливал теплоход до Островного. Это официальное гражданское название родного гарнизона Рогов категорически не воспринимал, как и большинство моряков Гремихи.
 
Дорожа каждой копейкой, Рогов удовольствовался местом в каюте на нижней палубе. «Пятнадцать часов – не срок, тем более, в ночь. Пересплю, какая разница где…» Поднявшись на борт теплохода, Сергей Петрович полной грудью вдохнул знакомый морской воздух, улыбнулся. Пристально, оценивающе огляделся. С удовлетворением отметил, что «Клавдия Еланская» выглядела вполне прилично, несмотря на свой преклонный возраст. Было время, теплоход исправно трудился в Баренцевом и Белом морях, ничего не стоило для него дойти до берегов Земли Франца-Иосифа, доставить туристов на Соловецкие острова, а шахтёров – на Шпицберген. С годами «Клавдия Еланская» притомилась, и когда Рогов ещё служил в Гремихе, уже тогда её оставили обслуживать только побережье Кольского полуострова. И на том спасибо старушке!
 
Как снаружи, так и внутри теплоход радовал глаз пассажира. Рогов быстро нашёл номер своей каюты, с каким-то внутренним трепетом открыл дверь. Чисто. Уютно. Лёгкий запах дезодоранта после недавно проведённой приборки. Никого. Рогов занял место у иллюминатора, но ложиться не стал. Он с удовольствием расслабился, вытянул ноги и, подсунув под спину подушку, прикрыл глаза. Дорожная усталость вскоре взяла своё. Незаметно для себя Сергей Петрович задремал. Когда он очнулся, теплоход уже шёл, ровно, чуть заметно покачиваясь. Рядом кто-то громко кашлянул, явно намеренно. В мягком электрическом свете Рогов разглядел мужчину примерно его возраста, может быть немного постарше. Добродушная улыбка во всё скуластое, обветренное лицо, светящиеся радостью широко расставленные карие глаза. В пелене дремоты Сергей Петрович не сразу узнал сидящего напротив его попутчика. А тот, увидев, что Рогов проснулся, не выдержал:
 
-Петрович… Ну, здравствуй! Не узнаёшь?
 
Сон как рукой сняло. Оба мужчины одновременно вскочили на ноги и молча, крепко обнялись.
 
-Сашка, ты ли это? Ну, как здесь не поверишь, что Бог есть? Вот это да! Вот так встреча! Сашка, дорогой, как я рад видеть тебя! Сашка…Ты ли это?
 
-Так точно, товарищ командир. Капитан третьего ранга в запасе и бывший замполит Покровский в полном вашем распоряжении!
 
От души рассмеялись. Ночь без сна, но ни слова о причине и тяготах десяти минувших лет разлуки.
 
…Как всегда, а особенно осенней порой, Иоканьга, а это всё одно – Островной-Гремиха встретила пассажиров теплохода хмурым туманным утром с неизменной сырой взвесью в воздухе. И конечно, ветром. Сильный, напористый, он дует здесь всегда. По мнению ученых, причиной тому является столкновение у мыса Святой Нос тёплого подводного течения Баренцева моря и холодного – Белого моря. Так оно или нет, но острословы назвали эти места Страной летающих собак. Не согласиться с ними трудно.
 
На автобусе быстро добрались до дома, где жил Александр Ильич Покровский с женой Ольгой Фёдоровной. Или доживали вместе с Гремихой, как он сам с горькой усмешкой заявил другу. В этом же доме была и квартира Рогова. Они вместе получали ордера, вместе праздновали новоселье, переходя с весёлой гурьбой сослуживцев от одного стола к другому. Но что стало с домом? Обшарпанные стены, многие окна тройного остекления почему-то выбиты и заделаны первым, подвернувшимся под руку, материалом… Рогов невольно остановился, не веря своим глазам.
 
-Пошли, Петрович… Чего остолбенел, - Покровский взял Сергея Петровича под руку и потянул в подъезд. - Пошли, и не то увидишь… А сейчас с дороги – за стол! Посидим… Мы ведь ни о чём с тобой ещё толком и не поговорили. А Ольга-то моя как обрадуется! Пошли, пошли…
 
Удручающее впечатление от заброшенности дома рассеяло добродушие и искренняя радость жены Покровского. На звонок Ольга Фёдоровна привычно открыла дверь. Ничего не подозревая, она спокойно впустила мужа с двумя внушительными сумками мурманских покупок… И тут на пороге появился Рогов. Испуганно отпрянув, Ольга Фёдоровна впилась глазами в приветливо улыбающегося ей человека. Изумлённая женщина всплеснула руками и не сумела сдержать слёз.
 
-Серёжа! Живой!
 
-Как видите, Ольга Фёдоровна, - бодрящим голосом ответил Рогов и наклонился, чтобы поцеловать застывшую в оцепенении «капитаншу» как в обиходе он когда-то называл жену своего замполита.
 
Оправившись от неожиданности встречи, Ольга Фёдоровна взяла дорогого гостя в оборот.
 
-Раздевайся, Серёжа, проходи…Не поверишь, как я рада за тебя! Вернулся… Живой… Вот тапочки Шурины, надевай… Пол у нас холодный. А ему я носки сейчас тёплые дам. Шура, где ты запропастился? Помоги Сергею…
 
Покровский поспешно вышел из кухни, куда он занёс сумки с покупками.
 
-Кому здесь помощь нужна? Тебе что ли, дорогуша? Петровичу? Так он не барышня, сам управится со своей одёжкой, - Александр Ильич тоже не скрывал радости встречи с Роговым. – Иди, Петрович, умойся, да проходи в комнату. Сейчас сообразим чего-нибудь на скорую руку.
 
В комнате, отделённой от спальни в белый цвет выкрашенной дверью, не было ничего лишнего. Пока хозяева хлопотали на кухне, Рогов спокойно осмотрелся, подошёл к каждому находившемуся в комнате предмету, зачем-то всякий раз поглаживая их рукой. Остановился перед фотографией молодого моряка в лейтенантских погонах, висевшей в овальной рамке над диваном. Стоял долго, думая о чём-то…
 
-Это Вовка, - раздался голос Покровского, аккуратно поставившего на стол большой, расписанный под хохлому, поднос с закусками. – Помнишь его?
 
-Как не помнить… Где он теперь?
 
-У нас здесь, в Гаджиево служит. Уже старлей!
 
-Молодец! Счастливые вы с капитаншей.
 
-Пока грех жаловаться. А если бы ещё Гремиху нашу не пустили по миру, тогда вообще – полная чаша. Ну, да ладно! Давай-ка, Петрович, присаживайся к столу. Соловья баснями не кормят…
 
-Присесть-то я присяду, и с удовольствием, заметь. Только вот где же Ольга Фёдоровна?
 
-Я здесь, Серёжа, - услышав Сергея Петровича, ответила из кухни Покровская и, как всегда проворно, несмотря на возрастную полноту, вошла в комнату. – Вы тут без меня разбирайтесь. У вас свои разговоры, мужские. А я пока вам ещё чего-нибудь сварганю. Так что давай, Шура, ухаживай за нашим гостеньком. Приятного аппетита!
 
-…Да что вспоминать, Саша, - Рогов придавил в пепельнице сгоревшую до фильтра сигарету и снова закурил. – Ты же помнишь, как мы с тобой доказывали командиру дивизии, что лодка к походу не готова. Ну, и что? Им, главное, надо было всё быстрее, быстрее… Доложить, отрапортовать, язычком лизнуть, где надо и у кого надо. Тебя отстранили от боевой службы, объявив чуть ли не психопатом и не понимающим политические задачи командования, а меня пинками вытолкнули в океан с перетасованным за две недели до начала плавания экипажем. Шесть мичманов заменили матросами… Экономисты хреновы! Вместо тебя прислали дуболома штабного, совершенно не знающего ни экипажа, ни матчасти. С такой вот командой и отдал швартовы. Приказ – есть приказ… И ведь чувствовал, Саша, нутром чувствовал, что быть беде. Одно только утешало: от судьбы не уйдёшь. Оно и верно, такова, видать, наша с тобой судьба – оказаться без вины виноватыми.
 
Помолчали. Покровский ещё раз наполнил рюмки. Рогов непрерывно курил, его смуглое лицо было хмурым, желваки над слегка порозовевшими скулами непрерывно ходили от тягостных воспоминаний, но впервые за десять лет ему вдруг захотелось сполна излить свою душу. Тем более, что перед ним сидел старый верный товарищ.
 
-Ведь что обидно… Больше месяца ситуация была штатная. Без проблем всплывали по ночам, погружались на заданные глубины, проводили скоростные манёвры, отследили три цели. Связь с берегом оставалась устойчивой. Я уж успокоился, только замполит раздражал своей бестолковостью. И вдруг – на тебе… В тот день уже приготовился передать вахту старпому, как из кормового отсека сообщили о возгорании в рубке гидроакустиков. Сразу объявляю аварийную тревогу. Из дверей рубки валит густой дым. Что делать? Сам знаешь, главное – не допустить паники. Вызываю замполита, а он, сволота, уже спит. Плюнул, отдал команду на всплытие. Наши ребята из первого экипажа не растерялись: включили ВПЛ, огонь сбили, но сильное задымление не позволяло находиться в центральном посту. Приказал всем бывшим рядом офицерам выйти на мостик через рубочный люк.
 
-А как же связь с личным составом?
 
-Никак! Глотка моя поддерживала связь. Но не это самое страшное. Только мы всплыли под перископ, перепуганный Вася Назаренко сообщил, что от короткого замыкания кабеля в седьмом отсеке вспыхнули баллоны регенерации. А ведь это кислород! От поднявшейся температуры прорвало маслопровод системы смазки турбогенераторов… Я понял, что ещё несколько минут и откажет вся энергосистема. Но реакторы! Их нужно срочно погасить. Как сейчас вижу наших управленцев, – Рогов надолго замолчал, подперев голову рукой с горящей сигаретой.
 
-Успокойся, Петрович. Представляю я эту картину, чего уж там…И знаю, сгорели. Говорили, шестеро их было…
 
-Шестеро, - Сергей Петрович повлажневшими глазами посмотрел на друга. – И ведь добровольно пошли с Засохиным глушить эту адову машину. Успели… С ними как-то удалось установить связь, до конца я их слышал и они меня. А чем поможешь? Всё кричали: «Жарко, жарко нам, братишки!» Потом замолчали…
 
-Ну, а седьмой отсек. Там-то что было?
 
-Когда всплыли, все силы бросили на седьмой отсек. Никто уже не обращал внимание, что лодка фактически полумёртвая – без хода, без электричества, без связи. Лишь бы удержать её на плаву в бушующем крупной волной океане. Огонь к этому времени разыгрался ещё больше. Раскалилась переборка с восьмым отсеком. Один за другим стали погибать люди от угарного газа и ожогов. Спасатели, кого находили, стаскивали в надстройку, прикрывая одеялами. Задохнулись радисты, они оставались на месте, пока не получили подтверждение с базы. А твой коллега, паскудник, вместо того, чтобы помогать мне работать с людьми, бросился спасать свои манатки. Так с саквояжем в руках и притащили его в надстройку. Не дна бы ему ни покрышки!.. У тебя, Саша, чай есть? – неожиданно спросил Рогов. – Покрепче только да погорячей.
 
-А я о чае-то и не позаботился, Петрович. Не озадачил свою дорогушу. Думал, водочкой обойдёмся, - рассмеялся Покровский, желая разрядить напряжённую атмосферу воспоминаний. – Но это не вопрос с нынешней техникой. Пять минут подождёшь?
 
-Десять лет ждал, а пять минут как-нибудь переживу, - хотя и через силу, но тоже улыбнулся Сергей Петрович. – Тогда уж дослушай, прорвало меня что-то сегодня…
 
-Вот и хорошо, что прорвало. Столько лет всё в себе держал. Твоя-то Настасья как уехала с этим каплеем… уж, и позабыл его фамилию, я сразу понял, каково тебе будет за проволокой. Ты хоть мои-то письма получал?
 
-Получал, спасибо вам с Иваном. Живой он, нет? Последние два года от него не было ни одной весточки.
 
-Умер твой старпом, Петрович. Как раз два года назад и схоронили мы его. Как у нас началась здесь заваруха с сокращениями да выводом плавсостава, Иван сильно переживал. А сердчишко-то после вашей аварии у него серьёзно пошаливало. Вот и не выдержало. Земля ему пухом. О!.. Закипел наш самовар. Сейчас заварю. Покрепче, говоришь?
 
-Покрепче, Саша, покрепче. У нас на зоне одна отрада была – чай крутой да горячий. За день наломасаешься в тайге, так чаёк в придачу к заработанной пайке ах, как хорошо.
 
-Чифирил что ли?
 
-Нет, мне посылки с чаем никто не присылал, а перед охранниками за свои же копейки унижаться не по мне.
 
-Но где-то же и ты брал заварку, - не унимался Покровский, расставляя на столе чашки и лукаво поглядывая на Сергея Петровича.
 
-Мир не без добрых людей, Саша, - ушёл от ответа Рогов. - Ну-ка, попробуем твой продукт…
 
Чай получился хороший, ароматный. У запасливой Ольги Фёдоровны оказалось чудесное варенье из морошки и клюквы, а пышные, присыпанные сахарной пудрой булочки, которые она успела напечь, пока друзья разговаривали, были настоящим приветом из детства.
 
-На чём я остановился? – Рогов допил вторую чашку и с удовольствием откинулся на спинку стула.
 
-Петрович, а надо ли продолжать? – Покровский, умиротворённый тоже двумя чашками чая, вопросительно посмотрел в глаза другу. - И без того на душе тяжело. Давай пройдёмся по Гремихе – ахнешь. Ни один гарнизон подводников на Северном флоте не пострадал так сильно от проклятущей перестройки и всего последующего бардака, как Островной. Ладно, из тебя сделали без вины виноватого, назначили крайним за халатность начальства. Но чем Гремиха-то провинилась? Ведь ты знаешь – от одного её упоминания у забугорных адмиралом задницы потели. И как надругались, как надругались над нашим гарнизоном супостаты! – Покровский сокрушённо покачал головой. - А на лодке, Петрович, ты всё сделал, что от тебя зависело. И сделал грамотно, как надо. Никто из спасшихся тогда ребят тебя никогда ни в чём не упрекал. Старпома своего сам в суде слышал, жалко только, судьи не вняли его свидетельствам… Выполняли установку сверху, чего уж там говорить. Так что, давай-ка лучше пройдёмся по нашему ветерку. Не забыл, как он у нас буянит? Утром на пирсе почувствовал его приветствие?
 
Рогов задумался о чём-то, потом резко поднялся на ноги. В комнату вошла Ольга Фёдоровна, удивлённо вскинула брови:
 
-Куда это вы собрались по такой непогоди? Не сидится вам в тепле. Сергей, надеюсь, ночевать ты у нас будешь?
 
-Если позволите, Ольга Фёдоровна, - с улыбкой ответил Рогов, всегда с большим уважением относившийся к этой настоящей, верной жене моряка.
 
-Ради Бога, ради Бога! Мы с Шурой будем только рады.
 
-На том тогда и порешили. Спасибо за угощение. Булочки были превосходные, об остальном я уже и не говорю. Ну, что, Саша, пошли, пройдёмся по нашей Гремихе-горемыхе. Только сначала давай заглянем в мою квартиру. Сам понимаешь…
 
-Конечно, заглянем. Она в целости и сохранности. Мы с Ольгой приглядываем за ней. Наська когда сбегала со своим хахалем, - Покровский не скрывал пренебрежительного отношения к бывшей жене друга, - оставила нам ключ… Вот он, забери.
 
Сергей Петрович бережно зажал в руке холодный кусочек металла, способный вернуть его в прошлое. Подхватив свой чемоданчик, он молча вышел на лестничную площадку. Следом поспешил Покровский. Поднялись на четвёртый этаж. Дверь квартиры Роговых была цела, только прикрывавший её коричневый дерматин, набитый сразу после новоселья умелыми руками Сергея Петровича, покрылся пылью. Короткий, не поддающийся никакой смазки скрип. Небольшая прихожая, выводящая в детскую, гостиную и кухню. Приторный, застоявшийся воздух. Кругом плотный серый слой пыли, по углам, на стенах – жирная, обвисшая паутина. Окна целые. Мебель не тронута: жена ничего не взяла с собой. Прошли в спальню. Кровать, прикрытая газетами, туалетный столик. На нём – почти выцветшая фотография в застеклённой изящной рамке, собственноручно сделанной и подаренной Рогову в день рождения погибшим десять лет назад мичманом Пигловым. Под пылью едва просматривались счастливо улыбающиеся морской офицер и симпатичная, с белокурыми волнистыми волосами до плеч молодая женщина. Шкаф с повседневным и парадным обмундированием, чёрным гражданским костюмом, несколько рубашек, фуражка с окантованным золочёными ветвями козырьком на верхней полке… Женского не было ничего. «Хорошо, что тряпьё своё забрала, - мелькнуло в голове Рогова. – Духу своего продажного не оставила». Взгляд его снова упал на фотографию. Сергей Петрович взял её в руки, сдул пыль и, держа перед собой, вернулся в гостиную. Поставив рамку на стол, заваленный каким-то барахлом, он сел, жестом пригласил Покровского на стул, стоящий по другую сторону стола.
 
-Саша, а где она захоронила Костюшку?
 
От неожиданно раздавшегося после долгого, тягостного молчания глухого голоса в пустой квартире Покровскому стало не по себе. Он не посмел посмотреть в глаза другу, боясь увидеть в них безысходное отчаяние. Сосредоточенно вычерчивая пальцем на пыльной крышке стола какие-то фигуры, Александр Ильич тихо ответил:
 
-Недели через две как тебя забрали, она увезла Костика в Мурманск. То ли на лечение она там его оставила, то ли сдала в дом инвалидов – точно не знаю. А потом был слух, что мальчонка умер. Самой её в это время в Гремихе уже не было…
 
Рогов уронил голову на руки, и снова в квартире зависла холодящая душу тишина. Вдруг он выпрямился на стуле, как-то нехорошо улыбнулся, сверкнув глазами в сторону стоящей перед ним фотографии.
 
-Что же ты натворила, сука! – хриплый, натужный вопль, вырвавшийся из сильного мужского горла заставил Покровского вздрогнуть. Он не успел произнести и слова в утешение другу, как по полу брызгами разлетелось стекло злобно брошенной рамки.
 
В порыве бешенства Рогов подскочил к выпавшей фотографии и с остервенением стал затаптывать её ногами. Не успокоившись, поднял, ещё раз посмотрел и мгновенно порвал на мелкие куски, разлетевшиеся по комнате. Тяжело дыша, Сергей Петрович вернулся на место, до хруста в суставах сжал пальцы в кулак и так ударил им по столу, что часть разбросанных по нему вещей упала на пол. Взглянув на Покровского всё ещё нервно блестящими глазами, почти шёпотом проговорил:
 
-Вот теперь, Саша, всё… Ты иди к себе. Скажи Ольге Фёдоровне, чтобы не ждала меня ночевать. Я останусь здесь… Дома… А по Гремихе завтра пройдёмся. Тяжело мне, Саша. Не обижайся…
 
Покровский не нашёлся, что сказать и тихо прикрыл за собой дверь. Оставшись один, Сергей Петрович подошёл к окну, закурил. Вечерело. Заклинившая створка не захотела открыться. Через протёртую ладонью дугу его взору открылась ещё больше сдавившая сердце картина. Покровский был прав – Гремиха умирала. Могли ли когда-нибудь они, молодые, наполненные светлой гордостью за свой могучий гарнизон моряки, предположить, что всего через несколько лет их прославленную Гремиху постигнет такая горькая участь. За что это постыдное унижение? За что? Десять лет Рогов задавался этим проклятым вопросом, и снова – он, и снова без ответа… Гремиху превратили в морской могильник, а оставшихся ей верными моряков зачислили в похоронное бюро Северного флота. За что? Вокруг клокочет жизнь – на воде и под водой, на земле и в небе, а Гремиха довольствуется лишь воспоминаниями о прежней, тоже наполненной радостью надежд и счастьем жизни.
 
Рогов не замечал скупо катившихся по его впалым щекам слёз. Он всё смотрел и смотрел в окно ничего невидящими глазами, и лишь его острый слух улавливал надрывный плач бакланов, приносимый с моря не стихающими порывами ветра…
 
Утром следующего дня Покровский поднялся на четвёртый этаж. Слегка толкнул дверь в квартиру Рогова, оказавшуюся незапертой. Её знакомый скрип насторожил. Войдя в коридор, Александр Ильич громко окликнул друга. Тишина. Уже не на шутку испугавшись, он быстро прошёл в гостиную. Никого. Комната прибрана, на столе рамка с фотографией и синий шёлковый шарф. Бросился к двери в спальню, но перед самым его носом она вдруг открылась. Покровский замер: ему навстречу в парадном мундире с четырьмя полосками наградных планок на груди, в форменной фуражке вышел улыбающийся капитан первого ранга Рогов.
 
-Ну, ты даёшь, Петрович, - сглотнул волнение Покровский. – Так и заикой сделать можно. – Отошёл, с гордостью посмотрел на друга. – Хорош капраз! Ничего не скажешь… Молодчина!
 
-Имею право, Саша. Ведь суд не лишил меня ни звания, ни наград. Так что пошли, пройдёмся по гарнизону. Умирать, так с музыкой!
 
-Брось глупости языком молоть, командир. Нам с тобой ещё жить да жить… Твой? – Покровский мотнул головой в сторону вставленной в разбитую накануне рамку фотографию женщины с мальчиком на руках.
 
-Будет мой, Саша!
Copyright: Шурупов Юрий Александрович, 2012
Свидетельство о публикации №280381
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 19.04.2012 09:50

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта