Сразу после средней школы я пошёл учиться в Военное авиационное училище. Как–то само собой кончилось детство. Размеренная вольная жизнь юноши в семье и вдруг курсантская казарма, жёсткие временные и коммунальные рамки. Подъём, обязательная зарядка, построение, приём пищи, учёба, самоподготовка, минуты отдыха – всё регламентировано по месту, времени и характеру поведения. Никаких отклонений от заданного «Режимом дня» в действиях и в направлении своего собственного развития. А ведь это самые продуктивные годы жизни. Всё, что приобретено в этом возрасте, ляжет в фундамент твоего бытия поведения, вектора твоего развития.

Но почему-то меня, и моих многих сокурсников, эта строгая регламентация моего развития не тяготила. Наоборот, она мне нравилась. Неужели, думал я, я превращаюсь в солдафона, в человека с жёстко заданной программой поведения. Обучение нашего набора проходило по ускоренной программе, в разгаре была «холодная война», нужно было усвоить многое, приобрести навыки, которые бы позволили не только быть профессионалами, но и обезопасить работу и жизнь в авиации. И этот жёсткий режим дня, как говорят, обязаловка, как ничто иное подходила для интенсивной учёбы и становления тех специалистов, которых Родина торопилась из нас сделать.

Многие не перенесли такого перелома в поведении и в требованиях момента. «Косили», кто как мог: кто заваливал вступительные экзамены, кто начинал бузить, чтобы отчислили за поведение, а кто ставил вопрос ребром и заявлял о категорическом нежелании продолжать учёбу. Мол, ошибся в выборе профессии. И со всеми кропотливо работали, убеждали, вскрывали суть заблуждений и укрепляли в вере в конечную цель пребывании здесь, в кузнице военных авиаторов.

Меня учёба захватила. Я не чувствовал ограничений ни в быту, ни в волеизъявлении. Жёсткое регламентирование повседневья только помогало мне, организовывая и ускоряя взросление. Хотя внутреннего взросления своего «я» не чувствовал. Не ощущаю его и сейчас, спустя десятилетия. Всё время хочется учиться, узнавать, испытывать, видеть и ощущать больше, больше и больше. Это не жадность. По крайней мере, жадность не телесная, но душевная, это ненасытность познания и тяга к горизонту. Ты идёшь, бежишь к нему, а он всё так же недосягаем.

Почему мы стремимся поехать для отдыха в южные экзотические страны? Там тепло, пальмы, необычные растения, пейзажи и явления природы, ласковое море. Экзотика зовёт. Познал её в одном месте и тянет к другому, к новым впечатлениям и приключениям.

Экзотика влекла меня всегда. Я и службу-то выбрал на Кавказе. Потом, когда Кавказ стал чем-то привычным, как говорят, «приелось», пошёл работать в Полярную Авиацию. И хотя я всегда боялся холода, тяга к экзотике пересилила. Прошёл по северам от Мурманска до Уэлена и заскучал. Напросился в Морскую Авиацию. Экзотика! Менял места службы. Балтика, Камчатка. Экзотика! Волею судьбы, но и конечно настойчивого желания экзотики оказался на Командном Пункте Морской Авиации в Москве. Масштабы, интересные люди, вершины власти и бытия. Горизонты расширились, но и желание экзотики тоже. Пошёл на Воздушный Пункт Управления Главнокомандующего Военно-Морским

 

Флотом: полёты над всей страной, познание удалённых мест и сокровенных тайн Управления и бытия страны. Экзотика!

Мы говорим: людей ведёт по жизни мечта. А мечта – это ведь и есть тяга к экзотике, к необычности, к новизне.

Счастливы те, кто находит экзотику в повседневности. Жизнь сама, в сущности – экзотика.