Самолёт, снижаясь на вираже при подлёте к аэропорту Кеннеди, резко накренился, и внизу замелькали красные крыши домиков, утопающих в зелени, и выстроенных, словно на картинке, правильными рядами.

 

Мои соседи по креслам, бизнесмены с Украины, типа "новые русские", прильнули к иллюминатору.

- Оце i е одноповерхова Америка, про яку хтось писав? Павло! А подивись-ко туди! Ось де хмарочоси! Це що там, батьку? - обратился один из них.

- Там как раз и есть Манхеттен. А "Одноэтажную Америку", которую написали Ильф с Петровым, вы читали?

- Батьку! Нам читати нема коли. Ми бiзнесмени, ми ж i рахувати ледве поспiваем.

 

- Ну, слава богу, - подумал я, - что полёт заканчивается. Ребята конечно они хорошие, но слишком заводные и весёлые, поэтому поспать мне, сидящему с ними рядом, как и всем пассажирам нашего салона так и не удалось.

Все восемь часов полёта эти два бизнесмена расспрашивали меня о Нью Йорке, о гостиницах и ресторанах, машинах и девочках. В общем обо всём, что могло интересовать молодых жизнерадостных здоровых парней при деньгах, неплохо владеющих английским и впервые летящих в Америку. Все восемь часов они громко острили и сыпали украинско-еврейские анекдоты, веселя пассажиров и бортпроводниц, и угощали соседей, откуда-то появившейся горилкой и украинским отличным салом с чёрным хлебом.

Правда два хасида, сидящих неподалёку и, по-видимому, не понимающих ни слова по-русски, не дожидаясь столь некошерного угощения, перешли в другой салон.

 

Наконец самолёт приземлился, медленно подрулил к терминалу и, спустя минут десять, пассажиры потянулись на выход. После долгого хождения по подземным тоннелям, мы наконец вышли в зал паспортного контроля. Встретил я своих украинских друзей уже около конвейера выдачи багажа. Лента транспортёра закрутилась и пассажиры начали разбирать чемоданы.

 

Между ними вышагивал огромный чёрный полицейский с юркой маленькой, но такой же чёрной, таксой на поводке. Собака старательно обнюхивала каждый снятый с транспортёра чемодан.

Вдруг она замерла у чемодана Павла. Полицейский насторожился:

 

- Сэр! Что у вас там? Наркотики, мясо?

 

Павло, впервые встретившийся с живым американским полицейским, что-то непонимающе забормотал. И, как бы ища моей поддержки, сказал по-украински:

- Якi наркотики, яке м'ясо! Вин що здурiв разом iз своею собакою?

 

- Нет у меня ни наркоты, ни мяса, - наконец выдал он полицейскому.

 

У таможенного контроля заставили открыть чемодан.

Прямо сверху, лежал аккуратно завёрнутый в перевязанную кальку толстый кусок сала.

 

- А это что у вас, сэр? Разве не мясо?, - спросил язвительно гигант, понюхав сало.

 

- Мясо мы конфискуем, но вам придётся ещё заплатить штраф 50 долларов, за нарушение таможенных правил, - вынес свой вердикт, стоящий тут же, таможенник, и начал заполнять квитанцию.

 

- Какое ж это мясо? Это ж сало!, - заупрямился Павло, - зовите начальника!

 

Пока таможенник звонил куда-то и осматривал чемоданы других пассажиров из образовавшейся очереди, Павло со своим другом развернули злополучный шматок сала и, отрезая аккуратные куски, уплетали их так, будто не ели уже неделю.

Увидев, среди пассажиров, стоящих в очереди на досмотр знакомых по полёту, Павло добродушно угощал:

 

- Мужики! Виручайте, не отдавати ж iм наше сало?!

 

Кое-кто на ходу смаковал эти тонюсенькие квадратные кусочки чёрного хлеба с толстым вкусным салом поверх. Вся очередь одобрительно улыбаясь посматривала на бизнесменов, и только хасиды отвернулись, не замечали происходящего.

 

Спустя минут десять, когда появившийся начальник вместе с таможенником подошли к Павлу и начали рыться в чемодане, от сала оставалась только обрезанная свиная шкурка.

В шоковом состоянии, они поочерёдно, с недоверием поглядывали то на сытые краснощёкие лоснящиеся лица двух бизнесменов, то на содержимое открытого чемодана.

 

Свиную шкурку выбросили, а штраф всё-таки Павлу вручили.

- Да разве ж это мясо?. Это же шкурка! - попытался он им возразить

 

- А у нас и шкурка - мясо! - заключила таможня.

 

- За таку шкурку п'ятдесят доларiв! - всё возмущался Павло.

Но штраф оплатил - а куда деться?