Сумасшедший день выписки из роддома подходил к концу. Только теперь Кира начинала понимать, что ей придется нелегко – малыш весит почти четыре кило, а у нее проблемы с послеоперационным рубцом и каждое пеленание – практически подвиг. Она не сможет доставать ребенка из низкой кроватки и снова укладывать его туда, поэтому пусть хоть месяц маленький поспит в коляске. И еще: она за все тринадцать дней его жизни ни разу не слышала, ни плача, ни крика. Как только ребенок кряхтел и ворочался, она немедленно его пеленала, кормила и баюкала. «Господи, у него, наверное, что-то с голосовыми связками, он немой» – буквально пронзила ее страшная догадка, и женщина с выражением ужаса на лице произнесла:

- Леша, ребенок немой.

- Как не твой, а чей? – откликнулся муж. Новость была шокирующей...

- Ты ничего не понял. Он мой, но он немой.

- Кира, что ты несешь?! Опомнись. Чей это ребенок и где ты его взяла?

- Я его родила, но он немой – Кира уже подвывала и была

практически готова рыдать в голос.

- Спокойно. Только не реви. Ты можешь медленно и внятно объяснить: чей это ребенок?

- Это наш ребенок... Я его родила... мы его привезли из роддома, но он

не плачет и не кричит. У него, наверное, что-то с голосовыми связками – медленно произнесла Кира, и по ее щекам покатились слезы. Она подумала, что зря все это затеяла. Леша ее абсолютно не понимает. Конечно, он сам еще мальчик, а она навязала ему ребенка, до которого кроме нее теперь никому нет дела. Ребеночек, ее маленький сыночек, скорее всего, болен... Что она наделала? Зачем ей нужен был второй брак?... Какой из Лешки отец?... Теперь у нее трое детей!

- Ну, слава Богу, разобрались, – спокойно резюмировал Леша – я все понял. Ты устала, ложись «под стеночку», а я – на краешек дивана. До кормления еще час, поспим.

- Но мне вставать его кормить и я не хочу тебя беспокоить. Ложись у стенки ты.

- Тоже мне беспокойство – поменять пеленки родному сыну! Марш спать немедленно – Алексей легонько подтолкнул Киру к дивану – ты спи, я загляну в детскую, посмотрю как там наш старшенький и приду.

Кира, устроившись «у стенки», мгновенно уснула, но материнский сон чуткий и минут через сорок она услышала шорох в коляске. Алексей тоже не спал. Он покрепче обнял жену.

- Пусти меня, маленький проснулся.

- Не пущу – ответил муж и добавил – ты хочешь услышать как он кричит?

- Что?

- Тебе важно узнать – умеет ли он кричать и плакать?

- Да-а…

- Тогда лежи.

И они оба замерли в ожидании.

Возня в коляске активизировалась. Малыш минут семь ворочался и кряхтел. Вот взлетела вверх, освободившаяся от пеленок нога, затем появилась рука.

- Он распеленутый, пусти, я подойду – взмолилась Кира.

- Лежать!… Я сказал – лежать – твердо заявил Алексей и для

надежности придавил ее плечо своим плечом к дивану. Кира смирилась.

Малыш еще несколько раз взмахнул то одной ножкой, то другой и раздался звонкий, просто оглушительный рев – это, находящийся в коляске, Алексеевич настоятельно требовал родительского внимания.

– Слышишь. Он не кряхтит, а орет. Вот это альт! – хохоча, поднимался с дивана Алексей.

– Это драматический тенор – подхватила Кира, и ушла в ванную готовить грудь к кормлению будущего Ленского, без голоса которого не будет премьеры «Евгения Онегина» в их далеко не столичном театре...

 

Зима 2009