Перед битвой. А. Золотов Фрагмент из книги «Прерванный бой». Князь собрал всех, кто отвечал за оборону крепости и лесного поселка. Афанасий доложил, что все дружины укомплектованы, оружия в достатке. Все готово к отражению ворога. — Василко Олегович, у меня просто беда! Бабы меня забьют, как медведя! Требуют, окаянные, оружие, — Данила Савич обвел присутствующих взглядом, ища поддержки. — Старый ты стал, Савич! Управиться не можешь! — шутки посыпались со всех сторон. Князь поднял руку, и все мгновенно стихли. — Хорошо, что люди рвутся в бой. Женщины могут греть воду и смолу в котлах, и носить на стены. — Все мы подготовили, но их так много, орут, просят оружие. Верховодит ими, моя жена, — растерянность не сходила с лица Савича. — Приготовьте места для раненых и задействуйте их там. Научите тушить пожары. — Горе мне с ними! — Савич, охая сел на свое место. — Нам бы такое горе! — смех опять вспыхнул в зале. Еремей, не привыкший говорить о тайнах при людях, вопросительно взглянул на князя. — По крепости все готово? — В этом все в порядке, а по лесной деревне, не все хорошо. Всем мест не хватает, очень много прибыло народу, — Еремей виновато опустил голову, — хорошо, что многие не пожелали переехать туда на время осады. Землянки там рыть нельзя, под ногами вода, кругом болота. — Стройте всем миром срубы. — Этим и занимаемся. — Завалы, засеки готовы? — Все готово. — Лучники обучены? — Терентий день и ночь их гоняет, все будет хорошо. — Добро! — князь взглянул на Звягу. — Чем порадуешь? — В руках Саин-хана находятся князь Юрий Владимирович и его помощники. Они выехали туда, с посольством, без согласования с нами, поэтому сведений о том, что с ними происходит, у нас нет. — Это плохо! Очень плохо! Можно ожидать предательства? — Они мало знают, но исключить такую возможность я не могу. — С казаками связались? — Они готовы выступить по первому зову. — Лесная дружина готова? — Терентий и его сын Дмитрий готовы. — Кто там командует, понять не могу? — князь недовольно сдвинул брови. — Войсками — Дмитрий, лучниками — Терентий. — Дмитрий молод, справиться ли? — Он нам помогал, когда был мальцом, и думаю, что лучше командира не найти. — Василко Олегович, он сообразительнее нас! Он, можно сказать, спас посольство, когда нашел место для наблюдения за лагерем монголов, а затем увидел выходящую конницу Менгу, — высказал свое мнение Фома. — Я знаю, что умен и решителен, но горяч. — Холодные, мало на, что способны, — философски заметил Фома. Когда все разошлись, князь спросил у Фомы: — Как у нас с казной? — Туго, Василко Олегович, туго. — Что мы можем, в данное время? — Денег хватит только на оплату войск. *** Тревожное время, заполненное неизвестностью, заставляет оглянуться и вспомнить былое, посетовать на то, что оно так быстро пролетело. Пелагея ждала мужа. Прошло много лет, а помнится все, как будто это было вчера…. Данила Савич болел. Его недуг продолжался уже длительное время. Он отлеживался дома, забросив дела воеводские. Князь Василко заехал к воеводе, чтобы подбодрить его и узнать, как он себя чувствует. За разговорами спустился тихий зимний вечер, пришло время прощаться. С пожеланиями скорейшего выздоровления, Василко направился к выходу. Ефроснья рассыпалась в благодарностях: — Спаси Христос, тебя, князь, за то, что не забываешь наше семейство, беспокоишься за здоровье нашего хозяина. — Все под Богом ходим! Но забота человеческая о ближних нужна. Надеюсь, что мой приезд прибавит сил Савичу, и он скоро поправиться. Всего хорошего вам. Князь шагнул к двери, а Ефросинья мягко, но властно подтолкнула дочь. — Пелагея проводит тебя, князь, до ворот. Вечер плавно переходил в ночь. Пошел снег. Он неслышно, ложился на головы и плечи, таял на ресницах и губах. Василко и Пелагея вышли за ворота, погода располагала к прогулке, расставаться не хотелось, но разговор начать никто не решался. Они шли, молча, прислушиваясь к стуку своих сердец, которые неумолимо тянулись друг к другу. Свет луны пробился сквозь тучи, в ее лучах, падающие снежинки, неспешно кружась, устремлялись вниз, покрывая белоснежным покрывалом землю, дома, деревья. Мечты Пелагеи неожиданно стали сбываться, радость стремилась наружу, толкала к действию. Она как могла, сдерживала себя, но руки сами собой стали ловить снежинки. Она рядом с Василко. Пусть, ненадолго, но все, же рядом. Пелагея вспомнила слова своей бабушки и поведала их Василко: — Люди говорят, что в некоторые снежинки, Бог положил счастье! Если отыскать снежинку с ним, то оно никогда не уйдет. Их летит так много, что найти заветную снежинку непросто. Как определить, с какой снежинкой летит милость Божья, где она спряталось? Василко, лови, может нам повезет. — Я тебе помогу, только лови самые большие. Но большие снежинки, почему-то увертывались, заставляя их, со смехом бегать за ними. Они столкнулись и повалились в снег, а с лапы сосны сорвался целый ком снега и упал, на головы князя и его спутницы. Пелагея лежала затаив дыхание, а он осторожно снял снег с ее лица. Тело девушка напряглось в ожидании. Он чувствовал, как вздыбилась ее грудь, как колотится ее сердце. Красота Пелагеи сковала его сознание, связала волю, затмила все, чем он жил раньше. Снегурка взглянула на князя широко раскрытыми, ждущими глазами, которым отказать невозможно…. В тот день, когда девушки заставили своих обидчиков бегать нагишом вокруг бани, Василко, впервые неумело и торопливо поцеловал Пелагею. Она уже мечтала о свадьбе, но появилась Анна. Василко стал принадлежать ей. Сегодня, Господь дал им второй шанс, вложил в руки девушки снежинку, которая повела ее к счастью. Свадьба катилась по городу семь летних дней. Сваха Василиса сорвала голос, потчуя гостей, а у свата Фомы, рука устала разливать по чашам вино…. Тревожные мысли о войне прервали воспоминания Пелагеи, но прошлое не хотело отпускать ее. Улыбнулась, когда вспомнила, что отказывалась раздеться перед омовением в реке. Утренний туман поднимался над гладью воды. Солнце, едва показавшееся из-за горизонта, красило его в розовый цвет, суля мир и согласие. Природа замерла в ожидании таинства. Василко поднял ее на руки и внес в сказочный мир. Потом они часто ходили к реке, чтобы еще и еще раз пережить минуты единения и счастья. Отец Тихон, венчая их в еще недостроенном храме, надел на нее золотой венец княжны. Затем родился сын Всеволод, а потом дочь Ольга. Завтра будет битва. Сердце сжалось. Ее дети в опасности. Им грозит смерть. Она видела, как сын тайно точил меч. Она знала, что ее первенец будет биться рядом с отцом. “Господи, спаси и сохрани детей моих от гибели и страданий! Помоги воинству нашему одолеть окаянного ворога”, — молитва просилась из ее встревоженного сердца. Она встала с заморской кровати, опустилась на колени перед образами. Молилась Богу и Пресвятой Богородице о спасении детей, мужа и его подданных. Слезы катились и катились по ее щекам, молитвы исходили из ее души, ей казалось, что она летит за ними к небесам. Василко нашел жену, лежащей у образов, всю в слезах. Как тогда на реке, взял на руки, и отнес в постель. Ощущение опасности и тревоги обострилось, уснуть не удалось до самого утра, возможно, это последняя ночь…. — Ранним утром никто не спал. Народ собрался перед возвышением, чтобы перед битвой выслушать князя и пойти за его мечом. — Народ мой! Беда пришла к нам, ворог осадил наш город! Предстоит кровопролитный бой за жизнь наших детей, за нашу свободу. Многие не доживут до победы, но победа будет на нашей стороне. Мы многим жертвовали, чтобы стать сильными и уверенными в том, что кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет. Наши мечи наточены, ни душой, ни телом мы не дрогнем! Мы победим! Мы, с Божьей помощью, готовы отразить любой натиск врага. Отец Тихон сделал шаг вперед и поднял над головой икону Божьей Матери. — Православные! Бог не допустит нашего поражения. Пресвятая Троица и Пресвятая Богородица защитят нас от нехристей. Помолимся Богу, совершим крестный ход. Воины и миряне, крестясь, опустились на колени перед ликом Божьей Матери и ее Сыном. Пошел слабый снег, будто Господь посылал силы и благословение защитникам города. После молитвы, Тихон перекрестил воинство и двинулся на стены. *** Перед штурмом Саин-хан решил допросить пленных. Первым привели князя Юрия. Его бросили к ногам хана и бека. Избитый, в кровоподтеках, он встал и гордо расправил плечи. Саин-хан смотрел на престарелого князя, будто целился в него. Голос звучал презрительно и брезгливо: — Хочешь, я сделаю тебя удельным князем? Я отрублю голову Василко за ослушание. Его голову будут возить по городу на копье. Твоя мечта, наконец, осуществится — Василко настоящий воин. Он заставит тебя, как побитую собаку, бежать прочь, покрывая пометом свои следы. Подачка из твоих поганых рук мне не нужна. Вам меня не сломить! Я не боюсь смерти, и даже буду ей рад! — Есть кое-что пострашнее смерти! — подавив ярость, возразил хан. — Я уже ничего не боюсь. — Даже если мы сообщим твоим собратьям, что ты пытался убить князя Василко? Глаза старого человека на миг остановились, он сгорбился, стал ниже ростом. — Кто тебе поверит? — Мне, конечно, не поверят, а ему обязательно! — ярость хана превратилась в издевку. Ведун вышел из тени и снял башлык. Князь отшатнулся, он узнал вора, но быстро овладел собой, во взгляде его не было страха, он каялся перед самим собой: — Был убийцей, стал, предателем. Как же я ошибся. Твое место на колу, — князь Юрий плюнул в сторону Ведуна. — Это ты платил деньги за убийство князя! Это твое место на колу! — Мне все равно, жизнь и честь загублены. Больше вы не услышите от меня ни одного слова. — Нам все скажут другие! — оскалился Касыд и шепнул что-то хану. Юрия Владимировича подтащили к стене, бросили в снег. Около, него остался только Ведун, который с видом господина наслаждался тем, что он вершит судьбу князя. Поодаль, любуясь зрелищем, с видом властителей, стояли бек и хан. — Смотрите! Смотрите на этого человека. Он когда–то был князем, теперь убийца. Это он хотел убить Василко! — Ведун хохотал. Помните на празднике урожая!? Помните? На стене появился Гаврила. Его бас остановил словоблудство. — Ведун, я тебя, еще не повесил! Ты думаешь, что тебе повезло? Я тебя посажу на кол. — Не надейся, Гаврила, ваша крепость будет разрушена. Ты будешь мною обезглавлен! Я отрежу твою голову, даже если тебя убьют в бою. Ведун плюнул на лежащего князя Юрия и ушел к своим хозяевам. Юрий Владимирович пополз к воротам крепости. Кровавый след алел на нетронутом снегу. Прикрываясь щитами, сплетенными из гибких ветвей вербы, русские воины унесли князя в крепость. Князь Василко молча стоял около смертного ложе истерзанного дяди. Собравшись с силами, едва слышным голосом, князь Юрий обратился к нему. — Великий князь, выслушай меня, пожалей мои седины. Я не ошибся! Ты действительно Великий князь. Ты спасешь народ, это по силам только Великим! — Я слушаю тебя, дядя. — Все, что сказал этот прохвост, правда. Я не смог смирить свою гордыню и поддался искушению. Бог оградил меня от душегубства, а тебя и твой народ от смерти и страданий. Я знаю, что ты победишь, жаль, что я не доживу до такой радости. Прежде, чем я предстану перед Богом, я прошу у тебя прощения. — Что было, то быльем поросло! Я простил тебя, дядя! Только у меня есть просьба и ты ее должен выполнить. — Разве я могу выполнить ее? — Постарайся дожить до нашей победы! Старик плакал и кивал в знак согласия. Успокоившись, попросил позвать к нему сына и священника. По знаку князя вошли Савелий и отец Тихон. Василко со священником отошли, давая возможность отцу и сыну поговорить наедине. — Тату, что ты наделал? Не быть мне удельным князем, народ не примет! — Савелий не удержался от упрека. — Не укоряй меня, сын! — старый князь с трудом поднял веки. — Меня изнутри съели зависть и гордыня. Они затмили мой разум. И, Слава Богу, что я не погубил наш народ. Сейчас он под надежной защитой. Старик закрыл глаза, собираясь с силами. Ты сейчас хочешь пойти по тому же пути. Смирись и навсегда откажись от трона. Возьми меч и иди на стену рядовым воином. Ты искупишь мою вину. Иначе не будет моей душе покоя. Савелий хотел, что–то сказать, но слабым протестующим жестом руки отец, не дал ему вымолвить даже слова. — У меня времени нет! Сейчас ты поклянешься мне и Богу, что никогда не посмеешь претендовать на трон. Клянись и целуй крест. Слабеющей рукой он подозвал Тихона и Василко Олеговича. Савелий стал на колени и попросил меч. — Я клянусь перед Богом и Великим князем и своим отцом в том, что никогда не пойду против нашего народа и никогда не стану стремиться занять трон. Примите меня в защитники города, я пойду на стены простым воином. Князь подал ему меч. Савелий целовал оружие и крест. Князь Юрий перекрестил сына и шепотом напутствовал его: — Живи по совести, сын, — потом обратил свой взгляд к образам. - Прости меня, Боже! Прости меня, князь! Простите меня, люди православные…. *** В то морозное утро, солнце неспешно поднималось над горизонтом. В небе ни облачка. Они не мешали смотреть солнцу на безумие людей. Войска Касыда готовы броситься на штурм. Утренняя молитва скоро закончится, прозвучит сигнал начать штурм. Войска сойдутся в смертельной схватке. Лица русичей сосредоточены и решительны, руки сжимают оружие. Штурм начался. Тысячи воинов, пришедшие из далеких степей, подбадривая себя воинствующими криками, бросились к стенам. Они шли на смерть ради добычи. Русичи перекрестившись, обнимались. — Прощай, сын! — Прощай, отец! — Прощай, друг! — Прощай, брат! — Прощай, кум! — Прощайте, люди православные! Умрем, но защитим Веру и Честь нашу! Защитим землю русскую и детей наших! — С Б-о-г-о-м! |